* * *
— Прекрасно… Просто прекрасно гвардия исполняет свою работу! — сказал Уолдмур, будто б плюнув, смотря на Нивелин с нескрываемой неприязнью. — Простите? — Нив растерянно моргнула, не понимая, что и когда она сделала казначею, чтобы заслужить такой тон. — Что простить? — резко спросил Уолдмур. — Что вы читать не умеете? Или считать? Или ни того, ни другого?! — прихрамывая, он двинулся на нее. — В задании черным по белому написано: к пяти часам! А сейчас почти шесть! — Но я… — Гвардейцы… Порядочность и добросовестность для вас просто слова! — Уолдрур с напором продолжал, не давая Нив сказать и слова. — Про пунктуальность и сроки помните только когда забираете оклад! Задержишь вам зарплату хоть на минуту, и тут же возмущенно вопите! Никакого уважения… — Послушайте… — Нивелин отчаянно пыталась объясниться сквозь непрекращаемый поток брани. — Еще и перебиваете! — раздраженно рявкнул Уолдмур. — Не гвардия, а балаган! Принесли мне лепестки? — он подошел к Нив вплотную, вырвал у нее сумку и нетерпеливо развязал ленточку. — Святые корни мальгалы! Вы издеваетесь?! — крикнул казначей, едва заглянув внутрь. — Я просил лепестки роз! Лепестки! Точно не умеете читать… — Послушайте! — Нивелив вслед за казначеем перешла на повышенные тона, пытаясь вставить хоть слово в свою защиту. — Ваше задание даже в штаб не доставили! — она вытащила из кармана квиток и показала Уолдмуру пустой бланк, — видите, даже отметки гвардии нет! Меня попросили помочь, и я… — Что, совестно даже промах признать? — зло сказал казначей, сверкнув алыми глазами. — Идите уже! Не стойте над душой! Нивелин развернулась и стремительно пошла прочь. Ее нещадно колотило от обиды и несправедливости — она всего-то взялась помочь, а в результате получила за все грехи гвардии. Ее остановил звон и стук. Нив обернулась, и увидела, что Уолдмур, видимо споткнувшись о неровную доску, упал. Его пенсне слетело с носа, прокатилось по мосту и, чудом уцелев, остановилось у ног Нивелин. Она замерла, сжимая кулаки от досады. Ей хотелось только хмыкнуть, плюнуть на все и уйти после того, как казначей отчитал ее ни за что ни про что. Но Нив пересилила себя. Она подняла пенсне, подошла к Уолдмуру и протянула упавшую вещь. Казначей даже не поблагодарил, выхватил пенсне у нее из рук и, нацепив его на нос, стал тяжело подниматься. Нивелин, пересилив себя в очередной раз, помогла ему встать. — Простите меня, — сказал Уолдмур слабым и срывающимся голосом. — Извините, — он достал из кармана платок и промакнул лицо. — Я не со зла. Мне очень жаль, что я накричал на Вас, — казначей прокашлялся, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Не обижайтесь на меня, пожалуйста. — Все… в порядке, — сказала Нивелин, снова сбитая с толку такой резкой переменой тона. — Сегодня просто такой день… — проговорил Уолдмур, открыв сумку. — Это очень для меня важно. А гвардия… будто бы каждый раз пытается все испортить. Мне кажется, что они… насмехаются над моим горем. Нивелин поджала губы и опустилась на колени напротив казначея, помогая ему разорвать срезанные бутоны лиловых роз на лепестки, которые Уолдмур аккуратно брал и кидал вниз, в бегущую реку. — Сегодня… день памяти у одной девушки, — казначей тяжело вздохнул. — Вы знаете… Она была самой доброй, самой нежной и самой светлой из всех, кто когда-либо появлялся в гвардиях. Она помогала беженцам, нуждающимся в защите, и всем сердцем хотела помочь изменить этот мир к лучшему. Сердце кольнуло от чужой боли, и Нивелин сочувственно улыбнулась. — Прошло уже столько лет… — Уолдмур замер, уставившись взглядом полным ностальгии куда-то вдаль, — а мне все иногда кажется, что Сонеко сейчас забежит ко мне, радостно улыбаясь, чтобы рассказать свой очередной сон… «Сонеко…» Что-то холодное, темное схватило за горло. Нивелин оставила бутоны и схватилась рукой за грудь, потому что в какую-то секунду ей действительно стало больно и тяжело дышать. «Спроси их, что они сделали с Сонеко», — пульсировал в голове голос. — Что произошло? — спросила Нивелин прежде, чем подумала, уместно ли будет спрашивать… но Уолдмур отвел взгляд и вздохнул. — Простите мое любопытство, — она тут же поспешила извиниться. — Я не хотела. — Все… хорошо, — заверил ее казначей. — Произошло… Не знаю, поймете ли Вы… Ведь Вы здесь совсем недолго, и еще не знаете всех тонкостей этого мира. Вам, наверное, объясняли, что гвардии — оплот защиты Элдарии и весь этот прочий пафос… Но едва ли Вы на самом деле понимаете, сколько сил уходит на поддержание хрупкого баланса… и на какие жертвы подчас приходится идти, чтобы уберечь сердце Элдарии от посягательств… особенно, когда врагом оказывает тот, кого следовало бы считать защитником. Картинка внезапно сложилась в голове Нивелин. — Восстание, поднятое Воинствующей Луной… — проговорила она. — Вы читали Хроники… — вздохнул Уолдмур, — да, так там сказано — про бунтовщицу, которую назвали самым страшным кошмаром Элдарии. И нагнетание о том, что восход Воинствующей Луны это катастрофа, хуже конца света. — Он хмыкнул и махнул рукой. — Важно одно: баланс нарушился, Вы понимаете? А это требовало мер… Требовало жертвы. — Жертвы… в каком смысле? — переспросила Нивелин, подумав, что могла понять слова казначея дословно и превратно. — Не делайте такие глаза, — ответил Уолдмур. — Если хотите понять — прочтите книги по истории Элдарии. Этот мир создали на жертвоприношении. На жертвоприношении он и держится. В этом нет ничего особенного, это закон. Ничего особенного… Непроизвольно Нивелин поежилась. Ничего особенного в жертвоприношении — как у древних людей, приносивших человеческие жертвы языческим идолам, чтобы получить благословение. Лекция Лиса о том, что волшебные существа остались ближе к законам природы и древним традициям сейчас приобрела какой-то второй угрожающий смысл. Они могли остаться верны и старым ритуалам… и кровожадным божествам. — Сонеко была… она подошла больше всего, — продолжил Уолдмур, кинув в реку очередную охапку лепестков. — Избранная самим Оракулом. Глашатай… Идеальная жертва. — Вы знаете… — неуверенно сказала Нив, — я читала, что последним глашатаем Оракула был…эльф Амон, и он трагически погиб во время мятежа Воинствующей Луны. — И где это написано? В Хрониках? — Уолдмур горько усмехнулся. — Я в то время был архивистом Эль, я тогда писал эти хроники. И переписал. По приказу… Вы считаете, что я выживший из ума старик… — сказал Уоддмур, видя ее полный удивления и страха взгляд. — Не верите — проверьте. Часть страниц хроник врезаны. Но… ничего уже не поделаешь, — казначей грустно опустил голову. — Не подумайте, я не осуждаю гвардии за то, что они сделали. Не имею права. Нет-нет. Это было очень важно для нашего мира, мира, очень важно. Я… — он перевел взгляд на реку, — мне тяжело принять, что они стерли всю историю Сонеко. Каждое упоминание, будто бы и не было ее. Будто бы ее жертва ничего не значила. Предатели и лицемеры. Врут на каждом шагу. Простите… — добавил он, будто бы опомнившись. — Мне жаль… — только и смогла сказать Нив. — Простите, что я говорю это Вам, — продолжил Уолдмур. — Просто… я вижу, Вы не такая. У вас незамутненное предрассудками сердце. Вы очень искренне переживаете, и я чувствую в Вас сочувствие, а мне сейчас это важно. Очень важно. Ведь Сонеко не просто стерли со страниц истории… Ее хотят стереть из моей памяти. Из памяти всех. Сделали ей фальшивую могилу, — он небрежно махнул рукой куда-то в сторону надгробий в роще. — Сделали вид, что она просто умерла. Но могила пустая. После ритуала ее тело поглотила бездна разлома, — последняя охапка лепестков полетела в реку. — А у меня… у меня осталась только призрачная память. На этом мосту мы попрощались с ней, — казначей наспех смахнул слезу рукавом камзола. — А розы… Сонеко их очень любила. Они единственные напоминают мне о ней… — Но Лейфтан, — Нив внезапно вспомнила, как он говорил о своей сестре, как о живой, и ее сердце болезненно сжалась. — Теперь я понимаю… — Вы ничего не понимаете, — резко оборвал ее Уолдмур. — Лейфтан не сделал ничего ни чтобы помочь Сонеко, ни чтобы сохранить ее память. — Но разве был способ…? — Способ чего? У Сонеко был редкий дар — предвидение будущего. Пытаясь уберечь своего брата, она предупредила, что его уничтожит Воинствующая Луна… И он сделал то, за что я презираю его по сей день… — бросил Уолдмур. — Я не буду отягощать Вас подробностями. Вы хорошо умеете делать выводы. Сделайте и этот. — Я не верю… — Нив растерянно покачала головой. — Ваше дело, — безразлично бросил Уолдмур. — Он трус, Нивелин. Считайте это предостережение моей благодарностью Вам… за все, что Вы сегодня для меня сделали. Тело неприятно затрясло и Нив обхватила себя руками. — Темнеет, — сказал Уолдмур, поднимаясь. — Возвращайтесь в Штаб, Вы замерзли. А я хочу немного побыть один. Нивелин кивнула и еле-еле пошла обратно — тело обмякло и не слушалось. Она не помнила, как брела в штаб, как проходила Убежище и рыночную площадь — мир вокруг стал одним смазанным пятном. На душе было неспокойно. Жутко. Страшно. Даже закрывшись в комнате и спрятавшись под одеялом, Нивелин больше не чувствовала себя в безопасности. Будто бы она, как в дешевом фильме ужасов, была заперта в одном доме с монстрами. Чудовищами. Всю ночь Нивелин лихорадило и трясло. Видимо, продуло на ветру и холоде. А из головы никак не шло все новое, что она узнала об Элдарии. Мир сказочных существ… «Мир, созданный на жертвоприношении, на жертвоприношении и держится. В этом нет ничего особенного, это закон». Нив спала плохо. Она то и дело просыпалась от каждого шороха, а потом снова проваливаясь в тягучий и тревожный сон, в котором она бегала по черному, мутному коридору, где бесформенные создания из тумана и дыма тянули к ней призрачные лапы со сверкающими когтями. Они хватали ее за одежду, цепляли волосы, шипели и шептали наперебой: «Спроси их, спроси их, спросиихспросиих…» «Спроси их, что они сделают с тобой.»* * *
Он открыл глаза и совершенно не понял, где находится. Мрачные каменные стены грубой и неровной кладки, но завешанные пестрыми гобеленами, — значит, не тюрьма. Узкие оконца, через которые пробивался оранжевый закатный свет, — значит, не подвал и не грот в логове. Он приподнялся на локтях, чтобы хоть как-то осмотреться. Увиденное мало что прояснило. Маленькая скудно обставленная комнатушка. Всего-то подбитая сухой травой лежанка, стол, заставленный колбочками и свитками. Разбросанные повсюду камни, обрезки материи и кожаных прутьев. Пол, который не мели годами. Что он здесь делает? Память не давала ответа. Кое-как он сел, хватая руками будто бы налившуюся свинцом голову. Перед глазами проплывали разрозненные образы: Ренгар, тюрьма, блуждание по островам… битва с фамильярами… что произошло потом? Он не помнил. — О… — послышалось позади негромкое восклицание. Он обернулся. У занавешенного очередным гобеленом с неясным рисунком входа в комнату остановилась темная фигура. Кажется это была женщина, он не был уверен — взгляд едва фокусировался. — Где я? — спросил он хриплым и севшим голосом, все еще часто моргая, чтобы согнать пелену с глаз. — В моем… жилище, — ответила фигура, принимавшая постепенно очертания. Определенно — женщина, хоть и с грубым низким тембром. Черные волосы. Рога. Вычурная одежда и макияж — все, что он разглядел. — Как я сюда попал? — Он тебя принес, — хозяйка кивнула на противоположную стену, где на такой же подбитой травой лежанке валялся Натиен. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что у лунатика сильный припадок — синяя пена у рта, закатившиеся глаза, скрюченные после конвульсий руки и ноги. Он отвернулся от мерзкого зрелища и, кое-как поднявшись, проковылял к окну шатающейся походкой. Едва заглянув за плотное зеленоватое стекло. Он понял, что яркий свет в комнатке — это вовсе не закат. Это черт знает что — красно-лиловый дым… такой же, какой был вокруг той проклятой башни! А значит… он внутри. Содрогнувшись от одной этой мысли, он обернулся к хозяйке. — Ты кто такая? — спросил он настороженно. — Меня зовут Найтили, — ответила та, скривив губы в подобие улыбки. — И ты пользуешься возможностью находиться в моем жилище только потому что он, — она снова кивнула на валяющегося без чувств Натиена, — сказал, что ты мне поможешь. — Что еще он тебе сказал? — Сказал, что тебя зовут Ашкор. Что ты ненавидишь гвардии Эль. Что у тебя есть… влиятельные союзники, — Найтили сощурила глаза, внимательно и пристально вглядываясь ему в лицо. — Может быть, — бросил Ашкор, отвернулся. Подойдя к лежанки Ната, он брезгливо толкнул его тело мыском ноги. — Давно? — Почти сразу как вы вошли, — бросила Найтили. Она подошла к столу и принялась мешать стоявшее на горелке зелье в колбе с широким горлом. — Честно, вы пока больше похожи на оборванцев, а не на влиятельных союзников. — Проклятая ломота в костях сойдет через пару часов, — сказал Ашкор недобро. — И я заставлю тебя пожалеть о своих словах. Еще будешь доказывать, что сможешь быть мне полезна. — Полегче, — предупредила Найтили. — Я тебя подлатала, но не думай, что можешь геройствовать. Ты болен. Тебя лихорадит от какой-то дрянной заразы. Ашкор проигнорировал ее слова, но на лежанку все же вернулся, почувствовав, как тело потяжелело и зазнобило. Валяясь снова на грани тягучей дремоты, Ашкор заметил, что Найтили, занимаясь своими делами, украдкой поглядывает на него. — Чего пялишься? — не выдержал он. — До боли ты похож на кое-кого… — На кого? Найтили не ответила. Она подошла и, присев возле лежанки, протянула Ашкору стакан с бордовой жидкостью. — Что это? — спросил он мрачно. — Тебе лучше не знать, — отмахнулась колдунья. — Но лихорадку снимет. На время, конечно. Тебе бы найти медика и быстрее. Поморщившись, Ашкор все же выпил тягучее и кислое зелье. — Если ты уже соображаешь, я бы хотела поговорить, — сказала Найтили, присаживаясь на краешек стола напротив его лежанки. — Слушаю, — ответил Ашкор, оставляя стакан на пол. — Это я слушаю. На ваше содержание я уже немало потратила. Я хочу знать, когда мне будет компенсация. — Чего ты хочешь? — спросил Ашкор, снова сев, и прислонившись спиной к шершавой каменной стене. — Пятьдесят тысяч маны. — Ты не охренела? — он едва не засмеялся от ее наглости и аппетитов. — А еще, — Найтили оттолкнулись от стола и, подойдя к лежанке, нависла над своим гостем, — знакомство с вашими влиятельными друзьями, если, конечно, это правда… — от нее пахло перечной гвоздикой и мелиссой, да так резко, что у Ашкора закружилась голова. — Потому что иначе… — Угрожаешь мне? У тебя несколько жизней? — пересиливая тошноту, Ашкор грубо схватил ее предплечье. — Под моими зельями ты не так силен, как думаешь, — Найтили легко освободила руку и вернулась к столу. — Я видела тебя… в деле, поэтому не думай, что я не обезопасила себя. А будешь мне угрожать, — она изобразила на лице очередную кривую улыбку, — и твой приятель не проснется. А ты не выберешься из башни. Никогда. Ашкор молча смерил ее убийственным взглядом, не обещавшим в будущем ни приятного общения, ни гладкого сотрудничества. Найтили однако приободрилась. — Такое знакомство мне по душе, — хмыкнула она. — Ну так что? — Ты знаешь, как убить Ренгара? — вместо ответа спросил Ашкор. — Моего бывшего раба? — рассмеялась Найтили. — О, я знаю о нем больше, чем он о себе. Убить свободного голема невозможно, но я знаю… как уничтожить его. О смерти он будет умолять сам. — Не брешешь? — глаза Ашкора неистово загорелись. — Я не лгунья, — сказала ведьма. — Подумай о том, где мы. Когда-то башня была убежищем Шантрии. Потом и могилой, но черт с ним! Ренгара и таких как он создали в старых катакомбах, здесь, под землей. А я… Я изучила в этой цитадели все, что нашла. Поэтому знаю наверняка… И я расскажу тебе. Но сначала — моя компенсация. И знакомство с теми, кто ненавидит гвардии Эль так же сильно, как и я… Найтили что-то еще болтала о своей ненависти, о плане мести и какой-то нелепой чертовой ерунде, но в ее болтовне Ашкор слышал только одно: я знаю, как уничтожить Ренгара. — Будет тебе знакомство, — сказал он, через силу вставая. — И компенсация.* * *
«Спроси их, что они сделали с Сонеко»… — единственная мысль, крутившаяся в голове с самого утра. Нивелин отставила тарелку, поняв, что ей и кусок не лезет в горло. Толком не поспав, она с рассветом вышла из комнаты, пытаясь найти, чем занять мысли. «Чтобы восстановить баланс, нужна была жертва», — снова раздалось у нее в голове. Нивелин огляделась вокруг, пытаясь выхватить взглядом хоть одно знакомое лицо, но в столовой в такую рань толком никого не было, разве что группа пограничных патрульных из Обсидиана, да и те спешно распихав паек по дорожным сумкам, вышли на службу. «Сонеко оказалась идеальной жертвой». Нивелин закрыла лицо руками. Снова попробовала затолкать в себя завтрак, и снова от напряжения сводило горло, будто бы на нем сомкнулись чьи-то невидимые пальцы. «Память о ней стерли память со страниц истории». Это, пожалуй, единственное, чего Нивелин не могла ни оправдать, ни объяснить. Даже в жестоких ритуалах людей участь жертвы считалась почетной. С посмертным признанием. Механизм часов, нависающих над входом оповестил о семи часах утра, и постепенно в столовую начали стекаться гвардейцы, чья служба начиналась в восемь. Одним из первых в столовой появился Керо. Нивелин подскочила на месте, а затем, схватив свою тарелку, переметнулась за стол Керошана, едва тот успел сесть. — Можно составить тебе компанию? — спросила она в воздух, так как все рано уже придвинула стул. — О, привет! — сказал немного удивленный архивист. — Ты сегодня рано, — протянул он, видимо пытаясь начать непринужденный светский диалог, подходящий для хмурого утра, но Нивелин было не до непринужденных бесед. — Слушай, можно вопрос? — тут же спросила она. — Да? — Керо едва успел намазать тост джемом. Он отложил хлеб, снял очки и протер глаза смахивая остатки сна, по тону Нивелин поняв, что вопрос будет серьезным. — Как в итоге… Победили Воинствующую Луну, — спросила Нив. Керо растерянно моргнул, видимо настолько серьезного вопроса он все же не ожидал. — Прости, — она виновато улыбнулась. — Мне не дает покоя… эта история. — Атаку ордена отразили, заманив их в ловушку у руин Храма Богов, и обрушили на них Красного Беса, — очень сильное проклятье. Бунтовщиков же раскрыли и схватили, — ответил он, подавляя зевок. — Их судили. Тех, кто признал вину, помиловали. Остальных изгнали без права появляться в землях Сияющего Края. — И… никого не казнили? — осторожно уточнила Нивелин. — В Эль не принято казнить, — серьезно ответил Керо. — Наши принципы никогда не позволят нам этого. — Керо! — воскликнула Нив, непроизвольно хлопнув руками по столу. — Я слышала… что девушку принесли в жертву, чтобы уберечь кристалл от влияния Воинствующей Луны, — сказала она, понизив голос. — Невозможно… — сказал Керо, нахмурившись. — Мы не практикуем ритуалы жертвоприношения. Это… не гуманно. — Сейчас? А сколько лет назад произошло восстание? — Около пятнадцати астральных циклов… — архивист задумчиво пожевал губу. — Как тебе объяснить, чтобы было понятно? Нам сложно сопоставлять время… — Помнишь, я спрашивала тебя о Сонеко? — перебила Нивелин. — Она была избранницей Оракула, теперь я знаю наверняка! Но о ней нет ни слова в Хрониках. Помнишь, мы смотрели? Почему? — Керо лишь растерянно посмотрел на нее, сам, видимо, потеряв аппетит с утра. — Ее принесли в жертву, чтобы предотвратить Восход Воинствующей Луны! — Да кто тебе сказал?! — возмутился Керошан. — Безумие какое-то! Никогда бы в Эль такого не сделали! — Сделали, — уверенно заявила Нивелин. — И стерли ее имя из Хроник. Вырвали страницы. — Этого быть не может, — уверенно сказал архивист. — Хроники это документ. Вносить правки, вырывать страницы и переписывать можно только с разрешения главы Эль. — Проверим? — на выдохе спросила Нив. Она понимала, что отвлекает Керо, не дает ему позавтракать, и нагружает своими тревожными домыслами. Но в душе она чувствовала острую нужду узнать правду. Будто бы от этой правды зависит ее собственная жизнь… Из столовой они прошли в библиотеку. Керо суетясь отпирал дверь, одергивал плотные гардины, пока Нивелин, по памяти пройдя между стеллажами, нашла нужный том. Керо взял у нее фолиант, открыл страницу о мятеже и внимательно осмотрел переплет. Он нахмурился, покачал головой, затем поднес книгу ближе к окну, но Нив видела и так, — страницы из плотного пожелтевшего пергамента были подрезаны, и из переплета торчали корешки, аккуратно подклеенные, что и не заметишь, если не присматриваться специально. Керо положил раскрытый том на столешницу. — Наверное предыдущий архивист пролил чернила… — он развел руками. — Я уже говорил, что вырезать листы в хрониках можно только с разрешения главы гвардий. Более того, глава Эль лично читает и заверяет здесь каждую строчку, — Нив молчала, и не понятно, кого сейчас больше пытался убедить Керо: ее или себя. — При случае я спрошу у Уолдмура, почему он так неаккуратно обращался с томом. — Я с ним говорила… — тихо сказала Нивелин. — Это он наговорил тебе про жертвоприношение? — спросил Керошан, посмотрев на нее поверх тонцих очков. — А если и да? — Остерегайся его, — Керо захлопнул том и убрал его на полку. — Он был на стороне Воинствующей Луны. Мико простила его, и разрешила остаться в Эль, сказал архивист, когда они вышли обратно в библиотечный зал. — И Уолдмур, знаешь… очень странный. Ты могла все не так понять. «Это ты не понимаешь, Керо», — думала Нивелин, выходя из библиотеки. — «Ты настолько добрый и наивный, что даже представить себе не можешь, что гвардии, которым ты служишь, способны держать живое существо, как приманку для своих врагов. Способны на убийство ради сохранения своей власти. Я очень завидую твоей наивности, Керо… Но ты ошибаешься… У гвардий Эль есть скрытое лицо. Лицо, которое и ненавидят ваши враги. Лицо, которое вы игнорируете… Но которое теперь вижу я».* * *
Лефтан давно ни о чем не жалел. Давно никого не жалел. Сочувствие — всего лишь игра пафосных слов на которые надеются ничтожества, желающие получить хоть немного снисхождения. Надеялся ли Ашкор на его сочувствие, кого объявился вчера и прислал короткое сообщение, что будет ждать в логове? Он не писал ничего о том, куда пропал на три месяца, кроме скудного: «Из-за нашего лунатика вляпался в редкостное дерьмо». Разве это не просьба о сочувствии? Лейфтан сжег послание. Исчезновение Ашкора он давно расценил как предательство. А любые попытки оправдаться, — все одно, — попытки воззвать к сочувствию. Но какое сочувствие может быть между союзниками, чья связь держится на договоре? На строго проговоренных условиях? Пожалеет ли Лейфтан о том, что убьет Ашкора? Нет. А о том, что даст этому подобию дракона еще один шанс? Поколебавшись, Лейфтан отправился в логово, решив для себя, что Ашкора он выслушает. И посмотрит ему в глаза. Потому что, чтобы не жалеть наверняка, перед решением нужно непременно смотреть в глаза. Всегда. В последнее время, каждый раз, когда он видел Сонеко, она была грустной. Подавленной. При встрече сестра добродушно улыбалась ему, обнимала, но Лейфтан чувствовал, что что-то не так. На протяжении последних месяцев Натиен не переставая твердил, что Сонеко больна. Заставлял ее посещать какие-то процедуры у медика Эль — эльфа Сайруса. Но после каждого курса ей становилось только хуже, она сильнее замыкалась в себе, могла днями напролет сидеть в комнате, не произнося ни слова. В конечном счете, когда Нат отбыл на миссию, Лейфтан вмешался и отменил лечение Сонеко. И вместо очередной неясной процедуры, он просто взял ее за руку и повел на пляж. Куда-нибудь подальше от штаба, который, — он чувствовал, но объяснить не мог, — давил на нее. Сонеко шла легко, и выглядела здоровой и полной сил. С чего вообще Нат решил, что она больна? — Мне скоро четырнадцать, Лейфтан… — сказала она, мечтательно поднимая глаза на небо. — Не терпится вырасти? — улыбнулся он. — Да, — протянула Сонеко. Поднявшийся ветер растрепал ее волосы, а два ловца снов, вплетённые в тугие косы, звякнули бубенцами. — Дождаться бы четырнадцати, потом пятнадцати… а потом, Нат больше не сможет превращать мою жизнь в ад. Лейфтан вздохнул. Из дурака-Ната вышел самый отвратительный опекун в Элдарии, и Сонеко ждала пятнадцатилетия — возраста, считавшегося в расе лореалетов совершеннолетием, лишь бы отделаться от его навязчивой заботы. Но внутренне Лейфтан сам не хотел, чтобы она взрослела. — Нат пытается помочь тебе… — сказал он, как говорил всегда, едва речь заходила о сводном брате. Ему было выгодно, чтобы все считали, что это Нат ненавидит его, а он нет. Даже, чтобы Сонеко так считала, хотя видя их ссоры, каждый раз ликовал. — Он мне завидует, — протянула сестра. — Я младше его на десять лет, но мои способности сильнее. Как у матери… А ему не досталось ничего. — Сонеко, — протянул Лейфтан. Слышать что-то столь язвительное от нее было непривычно. Всегда такая нежная и чуткая, что он бы сделал все, чтобы ни одна дурная мысль даже не прикасалась к ней. К ее свету. К ее чистоте. — Не преувеличивай. Ваши способности наследуются только по женской линии, — улыбнулся он. — Вовсе нет, — Сонеко остановилась и посмотрела на него очень серьезно. — Просто он неудачник. Да мои правнуки будут в десять раз больше Ходящими, чем он, — она рассмеялась и весело побежала по дороге к каменной лестнице, ведущей на пляж. Лейфтан поспешил следом, спрятав руки в карманах брюк. Все же он давно, очень давно не видел Сонеко в такой приподнятом настроении. Связано ли это с тем, что Натиена уже три дня нет в штабе? Может быть Сонеко не преувеличивает, и Нат действительно из зависти подавляет ее способности? Лейфтан вспомнил, как во время их последнего разговора, его сводный брат доказывал, что у ребенка в тринадцать лет не может быть полноценных выходов, которыми хвастается Сонеко. А про ее якобы пророческие сны он и вовсе не хотел слышать. «Открой учебник, идиот!», — психанул однажды Нат, — «Всего пять рас в Элдарии обладают способностью к ясновидению! Мы не в их числе». Когда он спустился на пляж, Сонеко стояла по щиколотку в воде и махала ему рукой. «Ради всего для тебя святого!», — сказал в тот же день Натиен. — «Не поддерживай ее в этих разговорах о снах. Пусть учится и крепнет. А выходы отложит до совершеннолетия». Но Лейфтан не мог не обращать внимание, как меняется Сонеко, едва речь заходит о снах. Сны вообще стали для нее единственной по-настоящему интересной темой. Когда она рассказывала о своих снах, ее взгляд становился живой, радостный. В остальное же время она скучающе смотрела куда-то вдаль. — Мои сны особенные, — каждый раз повторяла Сонеко. — Я вижу то, что однажды изменит мир. И Лейфтан никогда не разубеждал ее… У всех детей должны быть мечты, как изменить мир. Это правильно. Даже у него до конца не отняли эти мечты о другом мире. Справедливом. Где всем бы воздалось по их поступкам… — Ты поручишься за меня, когда я захочу вступить в гвардию? — спросила Сонеко, когда он снял сандалии и вошел в прохладную воду. — Давай все-таки дождемся твоего пятнадцатилетия, — ответил Лейфтан уклончиво. Мысль о том, что ей придется взвалить на себя обязанности гвардейца, пусть даже помощника архивиста, казалась ему крайней мерой. Как бы сейчас она не выглядела, Сонеко действительно была слаба физически, быстро уставала, никогда не играла с детьми в подвижные игры. Лейфтан хотел бы сделать ее жизнь беззаботной, обеспечить всем необходимым. Хотя и сейчас Сонеко особо себя не утруждала: в основном сидела в своей комнатке в убежище, иногда гуляла, плела ловцы снов. Сонеко пошла вдоль воды, взбивая ногами столпы брызг. Она все искрилась в лучах солнца, и легком ситцевом сарафанчике казалась совсем невесомой. — Тебе и правда нужно чаше бывать на свежем воздухе, — заметил Лейфтан вслух. Сонеко замерла. Прищурившись, посмотрела на море, над которым зависло солнце. — Я не буду выходить из комнаты, каждый день, который Нат в штабе. — Сонеко… — Он не дает мне прохода, — сказала она все еще пристально смотря на горизонт и искрящееся море. — Давит на меня. Кричит. Ты делаешь вид, или правда ничего не замечаешь? Лейфтан не знал, что ответить. Да, был случай, когда Натиен сильно отчитал Сонеко, но по словам сводного брата, только за то, что она наговорила каких-то гадостей Мико. И хотя Лейфтан и представить не мог себе, чтобы Сонеко сказала что-то грубое и необдуманное, он и правда видел кицунэ в тот день в слезах, и не стал вмешиваться, — мало что между собой могли не поделить девчонки. К тому же, при всей его неприязни к Натиену, презрении к его высокомерию, эгоизму и безответности, злости за все прошлые обиды и явное неуважение, Лейфтан не мог обвинить его в низости, свойственной слабым. Нат знал о его сущности и не болтал, не пытался шантажировать. И он делал все, чтобы Сонеко не знала нужды. Едва ли он действительно стал бы делать что-то из зависти, особенно к ней. И не стал бы подавлять ее лишь бы потешить самолюбие. Может ли Сонеко преувеличивать? Или он действительно не видит? Упускает что-то важное? — Сонеко? Я чем-то могу помочь тебе? — Можешь, — неожиданно ответила она. — Ты распределяешь гвардейцев на миссии. Отправь Ната куда-нибудь. Далеко, где он не достанет меня. Сделай так, чтобы его больше не было в гвардии. — Но Сонеко… — Лейфтан сам опешил от такой просьбы. — Прошу тебя, — сестра схватила его руку, как раньше, когда они скитались по Сумеречному Краю, когда она могла рассчитывать только на него. Верить только ему… — Я хочу, чтоб только ты был моим братом, — она прижала его ладонь к своей прохладной щеке. — Мне не нужен никто другой. Сделаешь это для меня? — Я сделаю для тебя все, — сказал Лейфтан, обнимая ее. И он в последствии ни о чем не жалел… Кроме одного, — что в тот самый миг он не посмотрел ей в глаза.* * *
С тяжелыми думами, Нивелин поднялась в медпункт, распределившись туда помощником еще вчера на очередном собрании. Ей хотелось пообщаться с медсестрами, как, — теперь уже, — в старые добрые времена. И это отвлекло бы ее. — Всем доброго утра! — поздоровалась она, открыв витражную дверь. Ее поприветствовали медсестры в приемной, среди которых Нив заметила новую девушку, которую раньше не видела, — невысокую, рыжеволосую и очень красивую. «Точно — нимфа», — подумала Нивелин. — Доброго, — на пороге приемной показалась Эвелейн. Несмотря на привычную вежливую улыбку медсестры, Нив с первого взгляда показалось, что она либо не в настроении, либо не рада ее видеть. — Сегодня я… записывалась к вам помощником… — сказала Нивелин теряя бодрый настрой с каждым словом. — Прости, видимо накладка, — Эвелейн безучастно пожала плечами. — Здесь сегодня хватает волонтеров. Нив не понимала, что происходит, — то ли действительно накладка, то ли по какой-то неведомой причине ее не хотят здесь видеть. А ведь в медпункте она никогда серьезно не косячила и никогда не подводила медсестер. Она так и замерла в приемной, но секундой позже, туда стремительно влетела Алажея. — Нив! — серена всплеснула руками. — Куда ты пропала?! — Никуда… — опешила она. — Я записалась… — Эзарэль тебя ищет! — Меня? О господи, дай мне сил! — Нив возвела глаза к потолку. — День только начался, что я уже натворила? — Сейчас собрание! — протараторила Алажея. — Да, но оно для тех, кто хочет… — Нивелин не договорила, сирена уже ухватила ее за руку и потащила в коридор. Почти бегом они спустились в лабораторию, где уже собрались новички гвардии, из которых кто-то присоединился к Абсенту раньше Нив, кто-то после. Она ждала, что эльф придерётся к ней с порога и отчитает за опоздание, но он только бросил короткий взгляд на дверь, когда они вошли, не прерывая своей речи. Нив и Алажея тихонько прошли внутрь и сели на свободные места вокруг красной столешницы. —… не имеет отношения к рангам гвардии, — продолжал говорить Эзарэль, — это сертификация Гильдии Алхимиков, и вы можете сдать вступительный экзамен на первую ступень. Со своей стороны мы всегда помогаем нашим новичкам в подготовке к зачету. Если кто-то хочет сдавать ступень, поднимите руки, хотим понять, сколько вас… Да, имейте, в виду, экзамен стоит пятьсот сорок маны, и стоимость не вернется при провале. Когда глава Абсента замолчал, руки уверенно подняли все, даже Алажея, кроме троих новичков и Нивелин. Эзарэль прошел вдоль столешницы, раздавая всем согласившимся бланки на шершавом желтом пергаменте. — Да ну! — сказал он, остановившись напротив Нивелин. — Что? — неуверенно спросила она. — Ты не участвуешь? — А я смогу? — Кто ты такая? — спросил Эзарэль, смотря на нее серьезно и в упор. — И куда ты дела самоуверенную землянку, считающую, что со своими скудными знаниями неорганики она может лезть в таинства алхимии? Нивелин выдержала две секунды взгляда эльфа, наблюдая, не растянется ли он в улыбке, а потом протянула руку за пергаментом. — Это примерные списки вопросов и заданий, которые будут на экзамене, — сказал Эзарэль. — Даю вам две недели, чтобы письменно ответить на теорию. По практическим занятиям консультации будут вести Алисия, или Тифферет. График вам скажут. Нивелин опустила глаза на пергамент, и тут же пожалела, что ввязалась. На пергаменте были аккуратно написаны пятьдесят вопросов, на эльфийском, причем сформулированы так замысловато, что с первого раза не понятно было даже смысла. — Я никогда это не сдам… — проговорила Нив себе под нос. — Если нет вопросов, возвращайтесь к своим заданиям, — завершил Эзарэль короткое собрание. С тяжелым вздохом Нивелин встала. Единственное, что радовало ее сейчас, так это то, что за подготовкой она сможет отвлечься от тревоги за события, которые она совершенно не контролирует. Которые на самом деле ее совершенно не касаются. — Алхимия это правда сложно, — сказал Эзарэль ей в спину. — Я это понимаю, — ответила Нив, обернувшись. — Это хорошо. Иди сюда, — эльф прошел вглубь лаборатории к высокому шкафу из красного дерева, Нив последовала за ним. Эзарэль достал с полки ярко-оранжевую книгу, на обложке которой был нарисован котел, напоминающий мультяшный. — Учебник по алхимии, — эльф протянул книгу Нив. — Детский. Кое-что ты может быть и поймешь. — Нивелин решила не препираться, и молча взяла учебник. — Вернешь его. Невредимым, — предупредил Эзарэль. — Спасибо, — коротко ответила Нивелин и поспешила покинуть лабораторию. Вроде бы все шло, как обычно, но как будто в воздухе зависла недосказанность. Или это всего лишь ее неудержимое желание высказать Эзарэлю что-то обидное?* * *
Решив, что раз работы для нее сегодня все равно нет, Нивелин отправилась на очередное детское занятие в убежище Эль. Последние пару недель из-за большой загрузки в гвардии и регулярных тренировок лекции она посещала нерегулярно, и не всегда успевала восполнить пробелы. Нив знала точно, — если бы в ближайшее время ей предстояло написать тест по всему пройденному курсу истории Элдарии, она бы завалила его с треском. Нивелин устроилась на бортике фонтана, который из-за приближающихся холодов включали все реже и отчаянно пыталась сосредоточиться. Кажется речь на этом занятии шла об Элдарии в первые сто лет после завершения переселения. О том, как образовались города и страны из крупных поселений и общин волшебных существ. Нивелин пыталась делать записи, но мысли, лезущие в голову наперебой, сбивали ее с толку: «Воинствующая Луна» «Сонеко» «Жертвоприношение» … «Экзамены» …«Эзарэль» Все это вихрем кружилось в голове… В груди делалось невыносимо тяжело, но взять чувства под контроль так и не удавалось. Нивелин принудительно заставила себя записывать каждое слово лекции, и чисто механически она вывела пером: «Пожалуй, на этом сегодня остановимся. Есть ли вопросы?». Нив тряхнула головой и свернула пергамент. — Ты какая-то потерянная, — протянул Лис. Когда дети разбежались, он подсел к ней на край фонтана и легко подтолкнул плечом. — Мне предстоит экзамен по алхимии, — растеряно ответила Нив. Признаться, она и вопроса не слышала. Просто пробормотала что-то, предположив, что Лис первым делом спросит: «Как дела?». — На степень? — спросил эльф, пытаясь поддержать разговор. — Нужна помощь? — Ты знаешь что-то о Воинствующей Луне? — спросила наконец Нив, выныривая из раздумий. — Если ты об аватарах Междумрья, то кое-что… — Нет я… О девушке с таким именем. О гвардейце. Она служила здесь. Давно. — Боюсь, что вряд ли… — мотнул готовой эльф, — я не знаток хроник гвардий. Разве что истории гвардии Тени, в общих чертах. Тебе бы расспросить Керошана, — протянул Лис, но замолчал на полуслове, задумавшись. — Хотя знаешь, слышу о ней не в первый раз… — Кто еще говорил о ней? — Айра… — выдохнул эльф. — «Я знал девушку, называющую себя Воинствующей Луной», — проговорил Лис, будто бы размышляя вслух. — Так он сказал, когда мы разговорились об истории на последней миссии. — Он сказал что-то еще? — с надеждой спросила Нив. Лис пожал плечами. — Разве что: «по характеру она была настоящим дьяволом». Но это о каждой второй женщине можно сказать. Особенно, такому социофобу как Айра. Нивелин невольно улыбнулась. — Я смотрела хроники… но там все очень сухо. Никаких подробностей. — А зачем тебе подробности? — Любопытство… — протянула Нив и прикусила губу. — Слушай, как по-твоему, в Эль сейчас практикуют жертвоприношения? — Жертвоприношения? — удивился Лис. — Ну… ты говорил, что волшебные существа остались едины с древними традициями и ритуалами, как древние люди. А древние люди… часто приносили жертвы силам природы. Вот я просто… — Хочешь посмотреть на кровавое зрелище? — рассмеялся эльф. Нивелин и сама улыбнулась. От Лиса будто бы исходила теплая аура, и в его обществе Нив было легко и спокойно. В нем все располагало к доверию, — ореховые глаза, рыжие волосы, редкие, но яркие веснушки; задорный тон и искрящийся оптимизм. Просто болтая с ним, просто сидя рядом, Нивелин чувствовала, что все мрачные мысли испаряются. — Нет, конечно, — она опустила глаза. — Где-то что-то может и осталось… — задумчиво протянул Лис. — Но не в Сияющем краю. Жертвоприношение все-таки темный ритуал, здесь такое под строжайшим запретом. — Даже для гвардий? — В первую очередь для гвардий, — ответил Лис. — Нам даже не дали провести для Айры матум кеназе. — Что это? — уточнила Нивелин. — Это ритуал прощания с теми, кто ушел и не вернулся. Если просто — похороны без тела. — И это… запрещено? — Разумеется, — кивнул эльф. — Смерть — одно из явлений, где мировоззрение светлых и темных рас кардинально различаются. Если говорить упрощенно, светлые верят в смерть тела и бессмертие духа. Поэтому похороны здесь — прощание с физической оболочкой, а сам умерший переходит к духу природы. У темных… скажем так, у некоторых, кого-то вроде вампиров или личей, физическое тело устроено так, что с точки зрения светлых, оно вообще изначально мертво. У кого-то тела и вовсе нет как такового. Смерть для темных рас — гибель духа, высвобождение энергии и зарождение ее в форме нового духа. А к трупу относятся как к отслужившему куску плоти. Разница вроде небольшая, но в то же время принципиальная. Это не логика, это вера. Ничего тут не сделаешь, — Лис пожал плечами. — Поэтому кеназе в Сияющем Краю запрещенный ритуал. А пустая могила здесь самый дурной знак из всех. Нивелин сначала удивилась запрету, но по ходу рассказа эльфа подумала, что и на земле, во всяком случае в христианстве, тоже не принято ставить крест на пустой могиле. Не принято прощаться с невернувшимися… — Нив? — Лис легонько толкнул ее в бок. — Точно все хорошо? — Да, прости… Подумала тут на секунду, что на земле мы мыслим, как ваши светлые. А иначе бы и со мной бы давно попрощались, — грустно сказала она. А если она застрянет в Элдарии навсегда? А там, на земле родители будут стареть, и у них не будет даже липовой могилы, чтобы погрустить о ней. Не будет повода…— Лис! — осененная внезапной мыслью, Нивелин вскрикнула, и непроизвольно схватив его руку. — В Эль есть пустая могила! Слова Уолдмура сейчас вместе с кровью стучали у нее в висках: «Сделали ей фальшивую могилу. Сделали вид, что она просто умерла. Но могила пустая. После ритуала ее тело поглотила бездна разлома». — Нив… — эльф смотрел на нее растерянно и непонимающе. — Мне сказал об этом один гвардеец. — А мне каждый день дети рассказывают о пуфундриях, живущих у них под кроватью, — сказал он, улыбнувшись. — Не бери в голову, тебя наверное хотели напугать. Но Нивелин замотала головой. — Скорее поделились… тайной, — сказал она и подсев к эльфу ближе и продолжила намного тише. — Слушай… некоторое время назад здесь жила девушка по имени Сонеко. Она была избранницей Оракула. Во время мятежа, устроенного Воинствующей Луной, ее принесли в жертву, чтобы защитить Эль и кристалл. А потом… создали иллюзию, что она просто умерла. И похоронили в пустой могиле! И это все стерли из хроник! Ни одного упоминания! Лис смотрел на нее с легкой грустью во взгляде. — Ты мне не веришь, — Нивелин отвернулась. — Звучит, как сюжет эпического романа… — сказал Лис весело, пытаясь подбодрить ее, но Нивелин лишь почувствовала, что зря раскрыла то, что у нее на душе. — Извини, что загрузила, — сказала она и собиралась встать. — Нив, — Лис перехватил ее запястье и остановил. Нивелин невольно вздрогнула, и эльф быстро убрал руку. — Я не могу ни верить тебе, ни отрицать твои слова, — сказал он примирительно. — Я просто смотрю на все рационально… анализирую факты. А в этой истории… кое-какие факты как раз не сходятся. — Да? — Сонеко не была назначена Глашатаем Оракула. Это говорил мне Айра, и я не думаю, что он ошибался. Возможно, все шло к тому, чтобы ее избрали, но ее похитили орденцы, вероятно, чтобы сорвать церемонию, и оставить Эль без поддержки кристалла в момент нападения. — То есть ты считаешь, что эта история — выдумка? — Не знаю. Кто тебе ее рассказал? — Казначей Уолдмур. Лис… Он не врал, я это чувствую. — Женская интуиция? — Называй как хочешь. — Давай так, — Лис пересел на траву, чтобы оказаться напротив Нивелин и посмотреть ей в глаза. — Если ты пообещаешь мне сейчас улыбнуться, и пообедать со мной, то я попрошу у Невры доступ к архиву гвардии. Посмотрю рапорты «Искатели огня», приставленных к ордену и выясню наверняка, что случилось с твоей Сонеко… Тебя это успокоит? — Лис… — Слушай… Имя Сонеко могли опустить в официальных хрониках, но не лопатить же ради нее всю макулатуру архива, к которому есть доступ у пары гвардейцев. Ну так что, идет? — Идет! — Нивелин улыбнулась, и взяв его протянутую руку, встала. По дороге к штабу Лис старался непринужденно болтать о магии, об истории, обо всем, что приходило в голову. Он хотел помочь Нивелин отвлечься от дурных мыслей, но было в этой невнятной и мутной истории то, что зацепило лично его… Последнее, что на Тампиле сказал им Айра, говоря о Натиене: «В хрониках нет и не будет и слова о том, что этот предатель жив. Хроники пишутся архивистами со слов очевидцев. Единственным выжившим очевидцем был я, и я сказал то… что мне приказали».* * *
— Невра? Прости я занята, — Мико махнула рукой к двери, показывая, что аудиенции не будет, но глава гвардии Тени проигнорировал ее слова, захлопнул дверь зала с кристаллом и прошел внутрь. — Тебе плохо? — спросил вампир, останавливаясь от Мико в паре шагов. — Болит голова, — устало ответила кицунэ, убрав от висков ледяные пальцы. — Что ты хотел? — Повышения в должности и… пожалуй, золотую ванну в мою комнату, — Невра широко улыбнулся. — Ты издеваешься? — Мико глянула на его так, что могла бы пригвоздить взглядом к стене. — А ты? — вампир убрал с лица шутливое выражение и оперся руками на ее стол. — К тебе в последнее время не пробиться, а мне очень нужно кое-что обсудить с тобой. — Что у тебя за чертово дело, которое ты не можешь решить без моего участия? — спросила Мико совершенно не свойственным ей тоном. Невра внутренне напрягся. — Разве не твои полномочия — участвовать в жизни гвардии? — Мои полномочия — охранять кристалл, — отрезала она железным голосом. — А не вникать в каждую вашу проблему! — Извини, я пропустил момент, когда правила вступили в силу! — вспылил Невра, совершенно сбитый с толку ее словами. Ее безразличием к происходящему. Будто бы перед ним сейчас была совершенно другая Мико… — Они были всегда, — кицунэ встала, отвечая ему жестко и с напором. — То, что вы привыкли бежать ко мне по каждому поводу — мое упущение. Но я исправляю его. А если ты не справляешься со своими обязанностями… найду на эту должность кого-то другого! — она едва не хлопнула рукой по столу. — Уговоришь вернуться Натиена? — выпалил Невра сгоряча. Мико на секунду обмерла, а потом медленно опустила глаза на рабочие бумаги. Невра хотел начать разговор осторожно. Ему следовало бы говорить осторожно, подбирая слова как ключи… Но он совершенно не понимал эту новую Мико, и поэтому ломанулся напролом. — Ты знала, что он жив? — спросил он, переводя перепалку к сути разговора. И тут же заметил, что что-то в лице Мико переменилось. Какая-то маска будто бы упала с нее. Потому что в какую-то секунду на него посмотрела их прежняя глава гвардий Эль. — Знала… — И давно? — Всегда… — проговорила Мико скорбно и обреченно. Она снова села за стол и обхватила голову руками. — Я сохранила ему жизнь. Невра едва не подавился вдохом, ожидая услышать что угодно, но не это… Как будто по голове ударили пыльным мешком. — Почему? — вампир удивленно покачал головой. — Чтобы помнить. — О чем, черт возьми? — спросил он перейдя на громкий шепот. — О том, что никому нельзя доверять. Никому, — ответила Мико, смотря ему прямо в глаза. — Я ничего не понимаю, — Невра тряхнул головой и всплеснул руками. — Мы усиливаем охрану штаба, борясь с проникновениями! Кристалл пострадал полтора года назад! Я голову сломал, пытаясь понять — как?! Как наши враги могут просачиваться внутрь, обходя все ловушки?! — вампир сам не понял, как снова повысил голос. — А ты так спокойно говоришь, что жив тот, кто и выстраивал половину системы тайных ходов?! — Его жизнь не имеет отношения к борьбе орденом. Он отступник, но не предатель, — Мико говорила напряженно, бледнея с каждым словом. — Он… Перешел дорогу Воинствующей Луне и пострадал. Из-за гвардий… Из-за меня. Он не имеет отношения к ордену. — Как бы не так! — отрезал Невра без капли сочувствия. — Мы встретили его и его чертовых сообщников на Тампиле! Он убил Айру! — Это не мог быть Нат… — она прикрыла глаза и покачала головой. — Невра. Если бы он был опасен, в живых его бы не оставили. Мне бы не дали… Ментальный удар, который он пережил… расщепил его личность. После такого оправиться невозможно. — Невозможно? — Невра засомневался. А может это и правда был не Натиен? Ведь лица все же не видел никто… — Невозможно, — уверенно сказала Мико. — Без надлежащего ухода… и помощи. Расщепить сознание не легко, а собрать еще сложнее… Этого не сможет ни один ходящий Иллидонума. Здесь нужны способности другой природы. — Какой? — Что-то вроде лечения кай-ци, которым владеют в Нефритовом краю, — Мико медленно подняла на него взгляд. — Но мастеров можно пересчитать по пальцам одной руки. — Если не Натиен, то кто? — Кто-то мог завладеть его памятью… — И техниками заодно? — возразил Невра. — Айра узнал его наверняка по способности обращаться с кроличьей норой! — Кроличьей норой? — глава Эль удивленно моргнула, и вампир понял, что проболтался. — Да, мы использовали запрещенные артефакты, — нехотя сказал он. — Черт! Я даже готов принять за это наказание, но сейчас мы ни об этом! Почему Натиен до сих пор считается мертвым, а не объявлен в розыск? Даже если он сам не может навредить, — хоть я и не верю, — с его воспоминаниями и умениями он для нас как разгуливающая шальная искра на пороховом складе! — Я не могла… — выдохнула Мико, — и не могу объявить его в розыск без доказательств. Но не думай, что с момента, как он объявился, мы не пытались схватить его. — Мы? — Я и Лейфтан. — Так он знает, что его брат жив? — еще одна новость огорошившая вампира. А ведь Лейфтан так убедительно говорил о смерти брата… Невра с досадой выдохнул. Кругом — сплошное вранье. — Предпочитает считать его мертвым, — ответила кицунэ, — и его винить в этом сложно. — Вы не правы, что держите это в тайне, — Невра с силой сжал кулаки. — Потому что я и ребята… мы будто бы боремся с ветром на равнине! — Невра… — И не правы, что скрываете от жителей Сияющего Края проблемы с кристаллом! — Послушай… — И они правы в том, что ненавидят гвардии и считают нас узурпаторами кристалла! И может быть сейчас готовятся идти на штаб с вилами! Мико замерла. Несколько секунд смотрела на него в упор, будто бы пытаясь понять, серьезно он сказал, или бросил сгоряча. В эту самую секунду она была готова его выслушать. Но Невра от досады и жгучего разочарования сам потерял всякое желание говорить. — Прости, что отвлекаю тебя этой ерундой, — бросил он. — Я просто должен молча справляться со своими полномочиями. Как и все — заняться собой и своими делами. Понимая, что затеял серьезный конфликт с Мико и что еще тысячу раз пожалеет, Невра усугубил положение, просто развернувшись и зашагав прочь. Мико даже не попыталась приказать ему остановиться. Что-то внутри оборвалось и полетело вниз. В бездонную пропасть. После этого разговора она почувствовала себя еще больше разбитой и растерянной. — Импульсивен. Своеволен. А значит… очень опасен, — сказала Пандора, когда массивная дверь зала с кристаллом закрылась с глухим стуком. — Но он прав, — проговорила Мико, — закрывая лицо ладонями. — На счет Ната… На счет всего… Что мне делать? — Бунтовщикам — одна судьба, — безразлично ответила Пандора. — А цену моей помощи ты знаешь… Мико взяла себя в руки. «Надо продержаться. До церемонии суметь продержаться». Есть ли у нее выбор? Пропасть, — в какую сторону ни посмотри. Наскоро приведя себя в порядок, поправив волосы и вернув сосредоточенное выражение лица, Мико вызвала Риноу. — Позови ко мне Нивелин, — сказала она помощнице. — Прямо сейчас.* * *
Поднявшись в лабораторию после перерыва с чашкой крепкого чая, чтобы окончательно не задремать от монотонной работы, Нивелин обреченно посмотрела на очередную корзину трав, которые предстояло подготовить под ингредиенты. Работа шла медленно. Нив каждый раз сверялась со справочником, чтобы точно ничего не перепутать: коренья марсалы предстояло очистить и засушить; стебли зимнецвета обработать раствором кварцевой окиси; листья кармалы засушить и смолоть в пыль. Нивелин сейчас как никогда скучала по горячему эспрессо, о котором в Эль, судя по всему, даже не слышали. Девушка, заготавливающая ингредиенты вместе с ней, как назло была неразговорчива. Она молча перебирала корзины с травами даже не заглядывая в справочник. Нивелин видела ее с утра в медпункте, приняла за нимфу и не ошиблась. Ее звали Лир-ан-Мин, и она нереида, — вот практически и все, что Нив узнала из своего допроса, потому как разговором она случившиеся общение назвать не могла. Вернувшись после перерыва, Нив обнаружила, что нереида все также молча сидела за столом, скрупулёзно нарезая коренья тонким ножом. После всего, что Нивелин слышала от Карен и Алажеи про нимф, она могла бы списать такое молчание на высокомерие, но Лир-ан-Мин, не казалась высокомерной. Скорее — отрешенной. — Может хочешь передохнуть? — спросила Нив, ставя чашку на стол. — Я не устала. — Ты не замерзла? — снова попыталась заговорить Нивелин, давно обратив внимание на голубоватый оттенок кожи нимфы в свете желтых ламп. — Я не чувствую холода. — Почему? — Я нереида, — ответила Лир-ан-Мин даже не поднимая глаз. — Точно… — Нивелин села за стол, отметив про себя, что едва бы сама связала бы в голове эти факты. Несмотря на все усилия, она все еще ничтожно мало знала о народах Элдарии. Нив подвинула к себе корзину с цветками альшимина, а потом, поняв, что уже не помнит, что с ними делать, снова полезла в справочник. Она искоса глянула на нимфу, которая продолжала молча нарезать коренья, ловко орудуя инструментами. — Лир-ан-Мин, ты наверное… — Лира, — нереида впервые за вечер подняла на нее сиреневые глаза. — Лира… — улыбнулась Нив. — Ты хорошо разбираешься в алхимии? — Вовсе нет. — Но ты и не ищешь подсказки… — Это не алхимия, — ответила нимфа. — Это знание Природы, которым пользуются алхимики. — Понятно… — протянула Нив. — Вы у себя… тоже заготавливаете травы? — Для ритуалов. Нивелин подвинула к себе специальную лампу, напоминавшую люминесцентный светильник и положила под него несколько цветочков. — Я была на одной поляне нимф… — она снова нарушила молчание, смотря, как ярко-красные цветы иссыхают под магическим светом лампы. — Я знаю. Я тебя видела. — Правда? — Всех вас, — ответила Лира. — Лес никогда ничего не забывает… И мы… никогда не забываем тех, кто прошел через наш дом. Дом… Одно из тех слов, которые в последний месяц нещадно резало слух. — Тебе повезло, — сказала Нивелин, складывая под лампу новую горсть цветов, — твой… дом близко. — А мне кажется, что безумно далеко… — Лира непроизвольно коснулась на шее кристалла, в который была заключена вода ее родной реки. — Я никогда не отходила так далеко от храма, так далеко от чащи, от сестер… — Почему ты присоединилась к гвардиям? Лир-ан-Мин помолчала какое-то время, а потом откинувшись на спинку стула задумчиво сказала. — Это кэр-мол. Мое испытание. — Испытание? — Нив убрала высушенные цветы и отодвинула лампу. — Я ана-ир, и могу стать новой, как вы называете, королевой, но по сути — хранительницей духов матери-природы. Если выдержу испытание. — В чем оно заключается? В службе гвардии? — Я должна доказать свою силу. — И как же? Лира не ответила, молча вернувшись к нарезанию корений. — Извини, если достаю тебя вопросами, — сказала Нивелин, почувствовав повисшую неловкость. — Ты можешь спрашивать меня. Я буду отвечать, если смогу. — У меня чувство, что я тебя допрашиваю, — Нив виновато улыбнулась. — Это традиция духов природы, — всегда быть, но никогда не показываться на глаза; всегда слушать, но никогда не спрашивать. Но мы можем отвечать… на прямой вопрос. — Вот оно что, — протянула Нивелин. — Знаешь… Мне тоже немного неловко… от всего, что здесь происходит. Непривычно, что на меня смотрят так много глаз… и видят меня. Моя река не просила моего обета молчания, но и болтать без дела я не могу, — Лира снова подняла на нее лиловые, совершенно бездонные глаза. — Но мы всегда слушаем, что вы говорите. Можешь говорить, если у тебя что-то на душе. — Не то, чтобы мне прямо сил нет, как необходимо выговорится… — Нивелин провела ладонями по лицу. — Просто… со мной такое твориться в последнее время, даже объяснить не могу. Я умею доводить себя идиотскими вопросами от которых голова чуть ли не взрывается. — Позволишь? — нереида плавно встала со стула и, подойдя к ней, прикоснулась холодными пальцами к ее вискам. Прикосновение было нежным, едва уловимым, прохладным, будто бы лицо тронул легкий летний дождик. В ушах послышался шум леса, а в следующую секунду головная боль прошла. Голоса, наперебой говорящие о предателях, монстрах, убийцах и жертвоприношениях, стихли. Остался лишь покой и тишина… Полная умиротворенность. Медленно Нивелин открыла глаза. — Спасибо… — проговорила она одними губами. — Я не чувствую твою расу, — задумчиво сказала Лила, не убирая рук от ее лица. — Я предполагала, что у тебя в роду был кто-то из нас, но нет. — Да ладно, — Нивелин едва не рассмеялась. — Мне достаточно в зеркало посмотреть, чтобы понять, что я не нимфа. — Не только… Едва ли даже светлая. — В смысле? — Не фея, ни эльфийка, ни селки, ни сирена — ни кто-либо другой из рас Сияющего Края. — Даже не знаю, сожалеть ли об этом… — со вздохом сказала Нив. — Как ты попала в Элдарию? — Если я скажу, что просто наступила в круг светящихся грибов, ты поверишь? — Почему нет? — спросила Лира, поочередно прикасаясь руками к ее щекам, носу, ушам. — Тебя это тревожит? — Да, — протянула Нив. — Ведь из миллиона жителей моего города наступить в него не повезло именно мне… В книгах о ведьминых кругах сказано, что они могут стоять неактивными сотни лет, потом активизироваться всего на какие-то пару часов… И это значит, что я неудачница в десятой степени. — Жалеешь? — Жалеют о выборе, а Элдарию я не выбирала. Просто что-то в одну секунду ворвалось в мою жизнь и изменило ее… — Может быть… Элдария выбрала тебя? — пальцы нереиды коснулись ее волос. — Козлом отпущения? За все грехи людей перед волшебными существами? Я стараюсь даже не думать об этом. А когда становится совсем тошно, я представляю, что у меня… тоже испытание. — Да? — Я не иронизирую. Я в самом деле чувствую, что за все время здесь я сильно изменилась. Сама себя не узнаю. Полгода назад меня пугала даже мысль о решительности, ответственности. Я избегала трудностей, конкурсов… Я учила английский с детства и так и не решилась даже сдать TOEFL! А сейчас я собираюсь сдавать экзамен по науке, которую учу три месяца, на языке, на котором кое-как читаю со словарем! Откуда во мне взялась эта решимость? Сама не знаю. Я смотрю в зеркало и спрашиваю себе: «Нивелин Иветт, это вообще ты?!» Лир-ан-Мин отпустила ее лицо и отошла на пару шагов назад. — Что-то… во мне не так? — спросила Нивелин, приняв правила, что без прямого вопроса нимфа не скажет и слова. — В тебе есть собственная мана, — ответила Лира. — Но есть и чужая. И ее очень много. Она нехорошо влияет на тебя. — Я уже травилась маной однажды… — Нив поправила волосы. — И теперь все, что я могу — следить за тем, что я ем… — Она утягивает тебя… — нереида покачала головой. — Куда? — растерянно спросила Нивелин. — Туда, куда я уже не вижу, — Лира сжала губы. — Тебе нужно пройти ритуал… и принять ее. — Принять ее? — Внутри себя. Иначе она победит тебя. — Я не… Нивелин не договорила. Дверь в лабораторию открылась, и на пороге показалась помощница и секретарь главы Эль — эльфийка Риноа. — Тебя просит к себе Мико, — сказала она тонким голосом, глянув на Нивелин с оттенком сочувствия. — Меня? — Нив показалось, что пол ушел из-под ног и упал ей на голову. «Мне конец», — подумала она, побледнев. — «Мико знает, что я расспрашивала о Сонеко!.. Дура, Нивелин… Надо было держать язык за зубами!» — Мико ждет тебя, — повторила Риноа настойчиво. — Зачем, она сказала? — спросила Нив не находя силы двинуться с места. — Нет. Но ждать она не любит. Нивелин встала, понимая, что другого выбора у нее нет. Она слабо улыбнулась Лире, делая вид, что все нормально, но паника уже птицей билась в грудной клетке. «Готовиться оправдываться, или умирать долго и мучительно?» Ноги сделались ватными, но кое-как Нив вышла в холл. А не предрешено ли это уже? Не зря же рыцари говорили ей: «Спроси их, что они сделают с тобой». Может быть кто-то из них, как Лир-ан-Мин — заглянул ей в глаза и увидел ее бесславный конец. И она сама приблизила его, отказавшись бежать с ними с Тампиля пока была возможность…* * *
«Никогда не забывай о своей человечности» Валькион вскочил на помост и уткнулся взглядом в горизонт. На север. Туда, где за равнинами Саксони, лесами Каледонии, и штормующим Морем Сидов начинался Нордол. Будто бы что-то звало его туда, но он не понимал, что именно. — О чем задумался? — Фергус подошел к помосту, выравнивая шестом взбитый песок. — Мне кажется, — ответил он медленно, будто б нехотя и сомневаясь, — неделю назад в Ками я встретил хатана. — Хатан…странствующей старец, — протянул Фергус. — Живущий тысячу лет, мудрый и старый как сами горы Дал-Риады. — Пожалуй, гора сказать будет верно, — все так же задумчиво произнес Валькион. — Он чем-то напомнил мне гору… камень. А его слова… — Не похожи на лепет выжившего из ума? — кентавр усмехнулся и крутанул в руке деревянный шест. — Откуда такое недоверие? — с досадой спросил Валькион. — Потому что легендарные старцы живут только на страницах книг, — Фергус развел руками. — В жизни же все мудрые старцы когда-то были мальчишками, наворотившими бед. Потому как сидя всю жизнь ровненько не заработаешь мудрости. Но иногда они слишком уж выживают из ума. Годы берут свое… Это я тебе как старик говорю. Валькион прошел до самого края помоста не сводя глаз с окропленного закатом горизонта. — Он говорил, что идет в Нордол. Что там? — спросил он, обернувшись к кентавру. — Горы. Бури. Снега, — Фергус взъерошил седые волосы на затылке. — И ни одной навязчивой души вокруг. — Я чувствую, что должен… отправиться туда. — Рановато тебя потянуло на уединение, — с иронией сказал кентавр. — Так все опостылело? — Нет. Не могу объяснить, — Валькион вздохнул и опустил голову. Пепельные волосы тут же закрыли его лицо. — Фергус… Что правит твоей силой? — Долг перед семьей, — не раздумывая ответил кентавр. — Да что же такого этот старик тебе наговорил? — спросил он, разглядев, что за задумчивостью Валькиона скрываются непонятные ему терзания. — Ничего особенного… — фейлин пожал плечами. — Но повторял, что я не долен терять человека внутри себя. — Пх, — усмехнулся Фергус. — Я говорю это тебе столько, сколько себя помню. Может я недостаточно стар? — Не в этом дело. Просто в его словах было что-то другое. Что-то… не могу объяснить, почему меня это так всколыхнуло. Никогда не забывай о человечности. Вот, что дословно он сказал. — Тебя это задевает, или удивляет? — Я всегда считал себя… приверженцем справедливости. Гуманности. Человечности. Но вместе с этим… Никогда не хотел признавать человека внутри себя. Никогда не хотел быть человеком. — А кем хотел быть? Эльфийским королем? — Фергус… — протянул Валькион. — Опять не нравится? — без тени иронии спросил кентавр. — Согласен, у короля куча забот, и неблагодарная работа. Может тогда принцем? — Ты никогда не поймешь, — он легко ударил по креплению помоста. — Никто никогда не поймет. — Не поймет того, как это — родиться не в том теле? — не скрывая сарказма спросил наставник. — Ну-ну, экая уникальность! Я может хотел бы родиться единорогом… А лучше — сатиром! Дудел бы себе в свирель на поляне, бегал за нимфами по рощам, а не вот это вот все, — сказал он, и, улыбнувшись, продолжил меняя тон. — Дело ведь не в людях. Не в человечности. Дело в тебе. Пока ты отрицаешь эту часть себя она — твоя слабость. Как только примешь — станет силой. — Ланс говорил примерно так же… — Валькион посмотрел на небо. — Он никогда не боялся признать это. Он был по-настоящему силен. А я… — А тебе жить. Действовать. Выбирать. А не хочешь — надевай рясу и отправляйся странствовать. Может лет через пятьдесят ты поумнеешь и превратишься в бродячего старика. А может умрешь молодым дураком, — Фергус топнул копытом и рысью отправился к воротом. Но Валькион тут же соскочил с помоста и догнал его. — Я тебя обидел? — Мне больно видеть твои метания абсолютно на пустом месте, — кентавр остановился. — И больно осознавать, что твоя сила может однажды обернуться против тебя просто из-за того, что ты решишь перестать быть собой, — Валькион не знал, что ответить. — Вдвойне больнее оставлять тебя в таких мыслях… — Фергус добродушно хлопнул его по плечу, и о они оба вышли с арены. — Ты все же решил? — спросил фейлин, проводя кентавра до ворот. — Время решило, — ответил Фергус. — Ясону скоро подойдет срок проходить инициацию. Мы поедем на Эйдос, и я не могу отослать его одно в такой момент, прости. — Ты нужен ему. — Если вернусь, может еще и наймусь ездовым дровосеком, — кентавр не мог не сыронизировать под конец. — Ты же не думаешь остаться… встречать старость в Эйдосе? — мысль, что он может никогда больше не увидеть Фергуса тупой болью отозвалась в груди. — Встречать смерть ты хотел сказать, — тот добродушно улыбнулся. — Нет, но… кто владеет нашими судьбами? Может это последнее, что я говорю тебе, — он посмотрел Валькиону прямо в глаза. — Никогда не знаешь, с чем столкнет тебя жизнь. Может так оказаться, что человек окажется сильнее, чем все существа Элдарии. Прибереги его… — кентавр добродушно подмигнул ему, — на крайний случай.* * *
С отрешенным спокойствием Нивелин переступила порог зала с кристаллом. В звенящей тишине глухим стуком отдавался каждый ее шаг. Мико стояла у постамента с кристаллом и крутила в руках полосу пожелтевшего пергамента. Когда Нив подошла к резным ступеням у постамента, Мико не проронила не слова. Нивелин тоже молчала, не видя ничего за пристальным взглядом главы Эль. — Ты похудела, — Мико первая нарушила молчание. Нивелин лишь отметила про себя, что кицунэ не в первый раз придирается к ее внешности, будто бы само лицо Нив ее как-то задевает. Так и не найдя объяснения, чем ее впалые щеки могли не угодить Мико, она решила не оправдываться тем, что после Тампиля не ест ничего, что не распознает наверняка — то есть большую часть еды в столовой. Мико смотрела на нее испытывающе. Что сейчас творилось у нее в голове, Нив боялась и представить. — Держи, — глава Эль кинула ей пергамент, и Нив машинально поймала его. — Что это? — Тест. — Тест? — Наш уговор, — сказала Мико. — Если сможешь быть полезной гвардиям, я помогу тебе вернуться домой. Это, — она кивнула на пергамент, — твой шанс доказать, можешь ли ты быть полезна… хоть чем-то. Нивелин неуверенно развернула свиток, ожидая увидеть там задание, о котором Мико почему-то не хочет говорить вслух. Но на пергаменте были выведены четыре строчки непонятного набора букв. — Это заклинание, — сказала Мико. — Подойди к кристаллу и прочти. Я переписала понятными тебе буквами, но выговаривай четко. Нивелин сдула упавшую на глаза челку. Она ни разу в своей жизни не читала заклинаний. Видела, как это делают алхимики в завершении особо сложных зелий, но принципа ей никто не объяснял. Едва ли вся магия кроется лишь в наборе слов… Она быстро взглянула на глава Эль, но поняв, что та не шутит, молча подошла к кристаллу. Мико встала напротив нее. Она соединила подушечки пальцев обеих рук, и по ее запястьям пошла россыпь голубых искр. Нивелин глубоко вздохнула, прочистила горло и начала читать. — O hadre ona, o k-hadri mana… istumen… vaitanas nitumi, — Нив подняла глаза на Мико, но та смотрела куда-то ей под ноги, тяжело дыша, будто бы что-то страшное должно было произойти с каждым словом. — Isumi kha-an… — Хватит! — Мико резко сделала шаг вперед и вырвала пергамент у Нив из рук. — Ч-что… произошло? — Ничего, — Мико выдохнула, и прикоснулась к груди, будто бы ей было больно. — Вам плохо? — Тест окончен, — сказала глава Эль. — Иди. — Я не прошла? — Нив отступила назад. Мико не ответила. — Я могу сделать что-то еще? — спросила она с надеждой. — Позови Эвелейн, — кицунэ тяжело сглотнула. — Мне действительно нехорошо. Нивелин покинула зал с кристаллом, то и дело оглядываясь назад. Мико выглядела так, будто бы сейчас упадет в обморок, и едва закрыв за собой дверь, Нив прямиком кинулась в медпункт. Мико ничего не видела перед собой, — взгляд будто бы заволокло густым черным дымом. Дрожа, она осела на пол, прижавшись спиной к ледяному постаменту. «Безумие…» — кричал голос где-то в глубине памяти. Ее собственный голос. — «Это все какое-то чертово безумие…» — Твои малодушные колебания — безумие! — ответили ей тени, разбредшиеся по залу Ee голосом. Она бы не спутала его ни с чьим. «Я ни за что!.. Я никогда…» — Жалкое зрелище, — прошептали тени, собравшись перед ней в фигуру в рваных одеждах. — Одна чертова жизнь ради спасения тысячи… Голова потяжелела, закружилась. Черт… Черт! Чертчертчертчерт Неправильно. Безумно. «Я клялась себе, что больше никогда… Что больше ни за что…» — Мико встала, хватаясь рукой за постамент. — «Не будет света, взращённого на крови…» Гори оно огнем… Гори огнем… — Жалкое зрелище, — видение отпустило ее, и она вновь видела перед собой лишь Пандору. Снова что-то потянуло ее вниз. — Я не смогу дать тебе то, что ты просишь, — сказала Мико, вытирая холодный липкий пот, струящийся по вискам. — Ты видела. Печать даже не обозначилась. Врата не открылись… Я не смогу достать тебе ее сердце. Она слишком, слишком… слишком человек. — У тебя есть власть. Так используй ее, — сказала Пандора, протягивая ей руку, будто бы желая помочь ей встать. — Разве нет способа, чтобы это сердце… перестало быть человеческим? Мико ухватилась за протянутую руку, но образ демонессы растаял как дым, оставив в ладони кицунэ маленький темный флакон.