* * *
Из ворот нижнего города тянуло прохладой. При приглушенном свете солнца, едва пробивавшегося из-за тяжелых облаков, за массивными черными дверями виднелись очертания лестницы, уходящей в слабоосвещенный проход, где в самом низу мерцали рыжие огни подземных жилищ и мастерских. Каждый раз, когда Нивелин пересекала черту ворот, ей казалось, будто бы она спускается в пасть огромного дремлющего зверя. С самого первого взгляда нижний город произвел на Нив сильное впечатление. Верхний Каол т-ах-Летхен, с его вытесанными в камне фасадами домов, мощеными улицами и серым небом, сливающимся с серостью скал, казался ей угрюмым, невзрачным и неприветливым, особенно после ярких и расписанных узорами домов в Эль. Нижний же город отличался от верхнего разительно. Наземный Каол т-ах-Летхен был выстроен с особой щепетильностью, это было видно по ровным и аккуратным краям ярусов, по кованым лестницам и зданиям, стоящим ровно, как по разметке. Нижний же город, словно живая грибница, будто бы вырос сам собой в подземных пещерах — огромных пустотах, оставшиеся от испарившейся каким-то образом горной породы или воды, Нивелин запомнила плохо. Гроты перетекали один в другой, соединялись между собой тоннелями или перекидными мостами. На первый взгляд нижний город показался Нив настоящим царством хаоса — в нем не было ни улиц, ни четко очерченных ярусов, только сеть пещер, с извивающимися постройками, повторяющими неровные скосы стен гротов и окаменелостей. И только со временем Нивелин смогла по-настоящему проникнуться этим подземным царством, и даже научиться ориентироваться в паутине его переходов и тоннелей. В нижнем Каол т-ах-Летхене никогда не было темно. Солнечный свет, не проникающий в эти пещеры, заменялся сиянием светящейся породы. Мерцающие и меняющие свой цвет в зависимости от времени суток сталактиты росли с потолков пещер навстречу таким же сталагмитам. Некоторым за годы существования пещер посчастливилось встретиться и сплестись в настолько причудливые формы, что жители города даже давали им имена, считая, что в эти светящиеся камни вселились духи-хранители подземелий. Нивелин миновала первый уровень пещер, вмещающий в основном жилые дома, и по висящему помосту сбежала вниз, на уровень мастерских и кузниц, где обустроился оружейник О’Донокхилл. Он и Тромвуд, как со временем поняла Нив, были партнерами, какими часто бывали алхимики и кузнецы-оружейники. Тромвуд готовил специальные зелья, которыми закалялось оружие, обретая волшебные свойства — мечи не ржавели, не повреждались, не тупились, защищали от магических атак — Нивелин за все время работы на гномов так и не выучила всех возможных свойств. Словом, — мечи и кинжалы, изготовленные оружейниками с помощью особых алхимических зелий, были острыми, прочными, легкими, безумно дорогими… и не в полной мере легальными, как и большая часть того, что производилось в нижнем городе. Пройдя мимо своего главного ориентира — журчащей подземной речки, Нивелин вышла к приземистому дому, с высоченной дымовой трубой, на вершине которой переливалась магическая сфера, поглощающая дым. По таким трубам Нив и научилась выделять оружейные в общей массе подземных домиков. Расположенные на такой глубине мастерские снаружи покрывал лед, даже несмотря на то, что внутри пылал огонь. Нивелин зашла на порог и повесила на крючок в прихожей меховую накидку и плащ, успевшие пропитаться влагой. В оружейной Нив чувствовала себя лучше, чем где-либо во всей Дал-Риаде — она была единственным местом в этой промозглой стране, где внутри было тепло, даже жарко, а пульсирующее и урчащее в глубине пламя успокаивало и умиротворяло. — Мастер О’Донокхилл, это Сонеко, — громко сказала Нив, чтобы предупредить оружейника о своем появлении. Как и большинство здешних мастерских, скрытых от посторонних глаз, кузница мастера промышляла не вполне законным оружием, а поэтому Нивелин старалась не проходить к очагу внезапно, чтобы ненароком на нее не спустили охранное заклинание. В ответ ей прозвучало что-то невнятное, потонувшее в гуле ударов молотов. Нив прошла к занавешенной двери и осторожно заглянула в мастерскую. Там, в центре внушительной комнаты, громоздился кусок черного камня, служивший наковальней, по которой от звонких ударов молота пробегала дрожь. Оружейник, мастер О’Донокхилл, гном почти полностью седой, с силой молотил по полоске металла. Нивелин бы дала кузнецу лет пятьдесят. Гном не отрывал глаз от сверкающей стали под ударами молота, в то время как два его подмастерья — совсем молодые на вид гномы, суетились вокруг, раздували меха и поддерживали огонь. По мере того, как удары молота становились все чаще, громче и резче, сталь из ярко-белой превращалась в ало-рыжую. Нивелин засмотрелась и замерла в дверях, пока от накатывающих волн жара не стало трудно дышать. Уже снова оказавшись в прихожей, она услышала, что удары молотов стихли, по команде мастера подмастерья ослабили огонь, а следом сталь неистово зашипела в ледяной воде. — Как раз вовремя! — сказал О’Донокхилл, вместе с подмастерьями выйдя в прихожую, чтобы перевести дух. Нив еще раз поздоровалась и отдала приготовленные Тромвудом эликсиры. — На что закаливать будите в этот раз? — спросила она, проходя за оружейником в оборудованную при мастерской лабораторию. — Все-то тебе интересно знать, — хмыкнул О’Донокхилл, возвращая монокль на левый глаз. — Тоже скажете, что я сую свой эльфийский нос куда не надо? — Скажу, что любопытство не порок, — ответил он, улыбнувшись в густые усы. — А опасная привычка. Иной раз могут и оторвать нос-то, — гном подмигнул ей и криво хмыкнул. — Ладно, чего стоишь, проходи, если не боишься любопытствовать. О’Донокхилл поставил на стол огромный чан, наполненный ледяной водой, расчертил над ним витиеватую печать и по очереди стал добавлять алхимические эликсиры, превращающие воду в особую смесь для закалки. В отличие от Тромвуда оружейник, хоть и ворчал, но никогда не возражал против присутствия Нивелин, а иногда и просил ее помочь с приготовлением, если смесь планировалась насыщенной и сложной. — Подай-ка мне из шкафа потустороннюю воду, — сказал О’Донокхилл, помешивая смесь ониксовым прутом с алмазным напылением — такой не разъедала даже сильнейшая кислота. — Потустороннюю? — переспросила Нив. Она уже на автомате повернулась к шкафу, но замерла, поняв, что впервые слышит про такой ингредиент. — Да, ее, — подтвердил мастер, не отрывая взгляда от смеси в чане. — На второй полке, по-моему, такой… увидишь, темный флакон. Нивелин открыла заставленный шкаф и взяла с полки небольшой черный сосуд, и только присмотревшись повнимательнее, крутанув его в руках, поняла, что это не он черный, это внутри плещется — будто бы живая, — мутная, вязкая жидкость, от которой поднимается черный дым и заполняет флакон. Нив невольно вздрогнула, и чуть было не выронила ингредиент на пол — потому что подобное она уже видела раньше, — в те разы, когда под действием избытка маны она проваливалась в свои кошмарные видения, эта дрянь бурлила под ногами, а дым противно касался тела будто бы прохладными влажными лапами. Нивелин поставила флакон перед мастером, все еще не в силах оторвать взгляда от плескавшейся внутри жидкости. — Что это? — спросила она еле слышно. — Я же сказал, потусторонняя вода, — ответил О’Донокхилл, зубами выкрутив упругую крышку. — Откуда она? — Из другого мира, не ясно? — тонкой струей мастер принялся выливать жидкость в чан, а Нив снова подошла к шкафу, вглядываясь в оставшиеся на полки флаконы с «потусторонней водой». — Я такую уже видела, — сказала она себе под нос, но оружейник все же услышал. — Н-да? И где же? — Нигде, — Нивелин тут же тряхнула головой, отгоняя туманные и неприятные обрывки воспоминаний. — Нигде? — Во сне. Забудьте, — она захлопнула шкаф. — Увидеть такую можно не в каждом сне, — протянул О’Донокхилл, отложив прут. — Во всяком случае, не каждом обычном сне. — Обычные у меня сны! — огрызнулась Нив куда резче, чем хотела. Но воспоминания о видениях отозвались в груди болью, а во рту — горьким вкусом предательства. — Обычные… Самые обычные. И нет в них такого, ради чего можно было ставить опыты и ломать чужую жизнь и тело… — Жаль. — Что вам жаль? — Что сотрудничества не выйдет, — О’Донокхилл окликнул подмастерьев, и Нивелин услышала, что в кузнице снова раздувают огонь. Гном кивнул, и Нив ухватилась за вторую ручку чана, помогая мастеру перенести его в оружейную. — Знаешь, — продолжил гном по пути, — ни каждый ходящий соглашается отправиться в эту выгребную яму между измерениями миров. А кто соглашается, такую цену заламывает за каждый грамм, что хоть самому снова туда лезь… — Ничем не могу помочь, простите, — сказала Нив уже сдержаннее. — Да мое-то дело просто поинтересоваться и предложить… — Я не из ходящих, ясно вам? — процедила она сквозь зубы, чтобы подмастерья, разжигающие огонь, не заинтересовались между делом разговором. — Ну да. Ногти могли и от холода посинеть, понимаю, — хмыкнул О’Донокхилл, и от этой плохо прикрытой иронии Нив стало совсем тошно. — Ничего вы не понимаете… — Нивелин сама не могла точно сказать, почему ее одолела злость и досада: потому что из-за ее якобы особенных снов ее накачали маной, заставляя проваливаться между изменениями? Потому что пару раз, вопреки желанию признать у себя способности ходящих, у нее действительно получилось извлечь из снов сначала — кинжал, напугавший гвардейцев до смерти, потом — раствор куаффа, с помощью которого ей удалось сбежать из Эль? Или то, что потом несколько раз у нее ничего не вышло, несмотря ни на какие старания? — Хорошо понимаю. Место дрянное, кишит тварями, после встречи с которыми я однажды очнулся весь седой. Да и работенка сама не из легких, — сказал оружейник, вздохнув. — Но чертовски выгодная. Если все же передумаешь, одна такая скляночка стоит с полторы сотни рубинов. — Неплохо, — Нивелин нашла в себе силы только хмыкнуть. — И какие же такие необычайные свойства мечу она придаст? — Он сможет поглощать магию и, — гном глянул на нее хитро, — накапливать ее, а потом усиливать собственные атаки и радовать противника скрытыми печатями. Делаешь ложный выпад, а во врага уже лечит печать, он отвлекается… и исход боя очевиден. — Недурно, — протянула Нив. — Жаль только, что такое оружие всегда достается бандитам или ворам, — добавила она, чтобы намеренно задеть оружейника, прежде чем покинуть мастерскую. Укол вины Нивелин почувствовала сразу, как вышла из нижнего города. О’Донокхилл, обычный делец на рынке, конечно, ни каким образом не был причастен к ее бедам. Он всегда относился к ней хорошо, и не заслужил такого хамства. Но Нив задело, что оружейник, точно так же, как и гвардейцы, смотрел на нее и на эти ее чертовы способности только через призму собственной выгоды. В целом, это казалось ей даже справедливым, и было даже немного приятно, что в ней наконец-то видят больше, чем пустое место… больше, чем бесполезного человека. Однако, поднимаясь в свою комнату в тах-аустене, Нивелин поймала себя на мысли, что уже и не знала, кем бы предпочла быть: бесполезным, но человеком, или крайне полезным… но кем-то другим. В комнате Нив ждал очередной сюрприз — сверток из грязной серой кожи, лежащий на кровати. Она осторожно выглянула в коридор, чтобы окинуть взглядом пустую лестницу, вернулась в комнату и выглянула в окно, но во дворе в такой поздний час было темно. Нив приблизилась к кровати и развернула сверток — там оказался поржавевший, покоцанный меч со сбившимся острием. Нивелин крутанула меч в руках. Может быть им и можно было сражаться, но после изящных, идеально сбалансированных и сверкающих мечей в мастерской О’Донокхилла, он показался ей бесполезным куском стали. Короткая записка, приложенная к свертку: «Сделай уже хоть что-то полезное. Не разочаровывай меня», дала понять, что это — максимум помощи, которую ей можно ждать от Ашкора. Нивелин кинула меч на стол, и сама рухнула на кровать. Кого она пытается обмануть? Ашкор — первый в Элдарии, кто видит в ней только орудие личной выгоды. Как и гвардейцы. Как и дал-риадцы… Как и все они. Разница лишь в том, что работая на Ашкора, себя продать можно было в разы дороже. Вот и все.* * *
Могилы жертв ночи нападения Ренгара и его Ордена, с вытесанными красноречивыми эпитафиями на каменных плитах, занимали центральную часть кладбища Эль. Но нужную могилу Невра нашел, спустившись вниз, к реке, в тени старой пихты у самого края кладбища. Никакого возведения почестей, никаких скорбящих статуй и громких эпитафий, просто скромная неровная каменная плита с затершейся гравировкой даты рождения и смерти, и короткой припиской заклинательными рунами: «Сон останется сном». Невру никогда особо не интересовали могилы, если это не могилы предков, за которыми в его родной стране подобает надлежающе ухаживать, чтобы души в ином мире были спокойны. На кладбище Эль он и вовсе приходил во время похорон погибших гвардейцев, и это место навевало непередаваемую тоску и будило боль в душе. Но сейчас Невра пришел за ответами, хотя пока в голове родились лишь новые вопросы. Вампир прошел мимо рядов могил предыдущих правителей Эль, над каждой из которых возвышалась статуя хранителя; прошел мимо могил глашатаев, отмеченных высокими столбами с развивающимися талисманами; мимо мемориальной аллеи героев Эль, отдавших жизни, защищая Элдарию, к которым до сих пор носили искусственные цветы и памятные амулеты. И на этом пышном фоне, возведенном в дань памяти усопшим, могила Сонеко выглядела блекло и незаметно. Если бы не слежка за Уолдмором, Невра и не нашел бы ее никогда. Будто бы ее хотели спрятать. Будто бы ее не хотели помнить… Невра долго стоял неподвижно напротив каменной плиты, всматриваясь в выгравированную дату — «тринадцатое мехфера», будто бы надеясь, что руны заговорят. Но они заговорчески молчали. От досады Невра шумно выдохнул. Не сходится… Ничего ни черта не сходится! Если Сонеко умерла за три дня до нападения Ордена, то кого похитил Ренгар? Или она не умерла? Но тогда чье тело выдали Лейфтану? О ком запись в медицинском заключении главного медика Эль? Невра думал, что найдет ответы здесь, но на кладбище он встретил лишь молчаливую каменную плиту. Шаги за спиной, тихие и едва различимые в шелесте травы, заставили теневика стремительно обернуться. Невра опешил от недоумения, когда встретился с янтарными глазами Хуан Хуа. Ученица феникса шла по кладбищенской тропе одна, без пышной свиты и сопровождения, с букетом красных лилий в руках. По ее растерявшемуся взгляду Невра понял, что и сама фенхуанка не ожидала никого встретить в этой дальней части кладбища. Вопрос был лишь в том, что она сама здесь делала. — Мое почтение, Хуан Хуа, — поздоровался тневик, слегка склонив голову. — Невра. Очень приятно, — гостья широко ему улыбнулась. — Много о тебе слышала… и рада наконец встретиться лицом к лицу. — Много? — вампир тут же оживился, чувствуя возможность перевести беседу из скучного официального русла в формат более привычный и приятный. — Не думал, что молва о моих скромных заслугах имела чести достигнуть Нефритового Края. — Намного больше, чем ты думаешь. — Неужели? — Невра взъерошил волосы. У Хуан Хуа определенно была красивая фигура, лоснящаяся кожа, пышные волосы, приятный голос. Не говоря уже о сильной притягательной ауре. Фенхуанка вместо ответа отвела взгляд, и прошла к могиле. Невра не ошибся — она пришла именно на могилу Сонеко. — Вы были знакомы? — спросил вампир, снова не в силах скрыть удивление. — Совсем немного, — Хуан Хуа покачала головой и оставила букет лилий поверх каменной плиты. — Но достаточно, чтобы почтить память по возможности. Больше она не сказала ничего, и в этом молчании Невра уловил нечто большее, чем просто тишину. Он небрежно перекинул шарф через плечо, входя в свое любимое амплуа. — Странно, что об этой могиле вспомнили именно Вы. — Тебе странно? — Хуан Хуа нахмурилась. Невра не нашелся, что ответить. Нет, ему было не странно, что кто-то посещает могилы почти безымянных гвардейцев. Странно, что это делает кто-то со статусом Хуан Хуа. И не во время церемониального воздаяния памяти владыкам и героям Эль в самые первые дни своего визита, а спустя почти неделю, в одиночестве, отделавшись от свиты и сопровождения. Почти тайком. — Простите, — наконец сказал Невра. — Но принимая в расчет все обстоятельства, Ваш визит — либо дело очень личное, либо такое, о котором не должны знать посторонние глаза и уши. — Сонеко не очень жаловали в Эль, — после паузы ответила Хуан Хуа. — Обвинить владыку гвардий в этом сложно. И ее тоже… — в том, как она пыталась донести до других свои видения. Пророком быть тяжело. Особенно пророком, которому не верят. Но с высоты прожитых лет мы можем посмотреть на многие ее слова совершенно по-другому, на горьком опыте убедившись в правдивости многих из них. Мой народ верит, что иногда образы, посещающие некоторых избранных, — не просто видения, а нечто большее. И глупо пытаться заточить их за каменной плитой. Невра бегло взглянул на подстертавшуюся эпитафию: «Сон останется сном». — А что привело тебя? Невра хотел отшутиться, но не стал. Хуан Хуа явно знала больше. — Поиски ответов. Ученица Феникса усмехнулась. — Все еще пытаешься разгадать неподвластные тебе тайны? — Простите? — Я просто слышала о твоей тяге к загадкам и расследованиям. — Так это Вам обо мне рассказывали? А я уже было подумал другое, — Невра коротко рассмеялся и хотел уже было заметить, что предпочел бы, чтобы такая красивая и обаятельная женщина, как Хуан Хуа была бы больше наслышана о других его заслугах и умениях… но его будто бы поразило: что и от кого могла она слышать о нем в Нефритовом Крае? Явно не от утонченных восточных девушек с кем в разное время сводила его судьба. А без показной скромности, Невра считал себя ничем не выдающимся теневиком — знающим дело разведчиком, получившим пост главы гвардии, потому что умел договариваться с начальством и нравился подчиненным — да, но не более того. — Кто же рассказывал Вам обо мне, достопочтимая, Хуан Хуа? — спросил вампир игриво, но ни его глаза, ни губы не улыбались. — Красивые девочки в Вашем окружении? — Твое любопытство… рано или поздно сослужит тебе дурную службу. И доведет тебя… — Хуан Хуа нахмурилась и отвернулась к надгробию. — Рано или поздно, все мы там окажемся, — ответил вампир и снова поймал ее взгляд. — Так зачем Вы здесь? — Почтить память несчастной девушки, я уже сказала, — плечи фенхуанки слегка вздрогнули. — Без свиты? Без представления, которым наполнен каждый Ваш выход? — серьезным тоном продолжил Невра, раскрывая карты. — Вы здесь одна, и готов поспорить, что тайком. Для чего? — Что за нелепый допрос? — Хуан Хуа покачала головой и свернула на тропу, но Невра решительно шагнул в сторону и преградил ей путь. — Это Натиен Вас отправил… почтить память его сестры? — Не понимаю, что ты такое говоришь, — фенхуанка по-детски разомкнула губы, смотря обескураженно и не понимающе. — Простите, я ошибся, — протянул Невра. — Едва ли такую мразь заботит упокой его сестры, если, судя по всему, он помог Ренгару похитить ее мертвое тело! — Невра! — Хуан Хуа нахмурилась, а ее взгляд потемнел. Но она быстро взяла себя в руки, снова недоумевающе покачав головой, но вампир уже понял, за какую ниточку дернуть. — Во имя Оракула, о чем ты? — О том, Хуан Хуа, что со смертью Сонеко все не так просто, как сказано на этой плите. И вы знаете это. От того же, от кого знаете и обо мне — от сообщника Ордена, от Натиена. — Я прошу тебя по-хорошему прекратить этот оскорбительный для меня разговор, — холодно сказал ученица Феникса. — Мы забудем о нем, и он не повлияет на мою благосклонность и желание сотрудничать с гвардиями Эль. Мико я ничего не сообщу. — Зато я сообщу, — Невра решительно вскинул подбородок. — Что Вы покрываете предателя, лжеца, интригана, вора, убийцу и просто отъявленного мерзавца! — Хватит! — Он столько лет водил за нос гвардии, наверняка сейчас обманывает и Вас… Звонкий звук пощечины нарушил мрачное умиротворение кладбища. Невра замолчал, грустно опуская глаза. — Мне правда жаль, что обо мне Вы услышали не от милых девушек, — вампир грустно усмехнулся. — Потому что поняли бы, что я и правда хорошо знаю женщин. Слишком хорошо, — он поднял глаза, чтобы увидеть скорбное лицо Хуан Хуа и встретиться с ее взглядом полным отчаяния и раскаяния. — Вы не ударили меня, когда я обвинил вас в пособничестве врагам Эль, но вам оказалось нестерпимо слышать, как я оскорбляю его… — Да, мы любим друг друга, — сдавленным голосом сказала Хуан Хуа. — Но это касается только нас. — Мне жаль, Хуан Хуа… Но нет. — Он вовсе не тот, каким его считают! — возразила фенхуанка. — Каким его здесь помнят… Ренгар обманул его! Пообещал исцелить Сонеко от ее болезни, а вместо этого завладел ее разумом и обернул против брата! И после того, что родная сестра с ним сделала, он болен, пойми это наконец! Болен, несчастен… но не опасен. — Надо думать, что для счастья ему не хватает только Кредо Воинствующей Луны. И раз Вы здесь… — Невра замолчал и покачал головой, — то Кредо спрятано в Эль, у нас под носом. Я прав? — Я в Эль по приглашению Мико! — с напором ответила Хуан Хуа. — По просьбе главы Эль решить судьбу пробудившегося темного наследия! И чтобы вместе защитить Элдарию! А ты не понимаешь ни того, что говоришь, ни того, во что вмешиваешься! — Так объясните… — Да, мы ищем Кредо… — она сделала паузу и нервно сглотнула. — Пойми, это чудовищная и опасная вещь. То, с чем могу справиться только я, потому что фенхуаны моей династии должны поддерживать баланс в Элдарии. А теперь он нарушен, и я всего лишь хочу это исправить и не допустить, чтобы Кредо попало в злые или неумелые руки! — Хуан Хуа оттолкнула Невру, чтобы пройти по насыпной дорожке к выходу их кладбищенского закутка. — Говори Мико, что хочешь. Моя совесть перед Элдарией и перед Эль чиста. А моя личная жизни не касается никого, — добавила она напоследок, прежде чем уйти с кладбища и снова оставить теневика одного в окружении молчаливых надгробий. От досады Невре хотелось кричать, ударить или толкнуть все, что подвернется под руку. Он злился на себя — за то, что узнал, и за то, что ничего не мог с этим сделать; злился на Мико за то, что она не хочет видеть дальше своего носа; злился на Натиена, за то, что снова обошел его, что играет с ним как с ребенком и называет перед своей высокопоставленной любовницей всего лишь любопытным, лезущим не в свои дела. С кладбища Невра вышел совершенно обескураженный, не в силах понять, как поступить дальше. Мысль о том, что сама Хуан Хуа может быть на стороне врагов Элдарии, казалась чудовищной и противоестественной. Потому что если не Нефритовый Край… на кого еще опираться Эль в своей миссии? А если весь остальной мир против Эль в этих запутанных политических играх… может это уже они враги? Вампир спустился в подвал, где недавно теневики основали тайную резиденцию, надеясь подумать и собрать воедино все факты, но в темном гроте его ждали два разведчика — оба из отряда «Летящих по ветру» — соглядатаев севера Сияющего Края. Одного взгляда Невре хватило, чтобы почуять, как нависшая черная туча над ними тяжело и гулко громыхнула. — Плохие новости, командор, — сказал один из них, и Невра лишь мрачно усмехнулся: дурное известие с севера могло быть только одно.