* * *
Весна, казалось, была все ближе, но зима в Каол т-ах-Летхене и не думала отступать. Ночи стали еще холоднее и промозглее, среди торговых рядов на рыночных пролетах уже два дня ходили разговоры разного толка: одни говорили, что город прокляли, другие возражали, что не бывает проклятья такой силы, но и те, и другие сходились на том, что если верхние дороги не растают в ближайшую неделю, то все мелкие лавочники либо разорятся, либо утонут в долгах — платить пошлины за ввоз товаров подгорной дорогой уже всем было не по карману. С усилием заставив себя оторваться от ненамеренного подслушивания разговоров вокруг, Нивелин снова пошла к храму. У нее осталось пять дней, чтобы украсть проклятый камень. Спустившись в хвосте прихожан по спиральной каменной лестнице к видневшемуся внизу алтарю, — настолько, насколько тело позволяло переносить жар, Нив осторожно перегнулась через ограду, чтобы еще раз посмотреть на мерцающий Аркхайл — «чистое сердце горы», ее билет домой, — такой близкий и такой недоступный. Даже не умея различать охранную магию, Нивелин по одному только обилию талисманов, мерно звенящих над головой, поняла, что охрана здесь почти на каждом шагу. Такие же амулеты висели и в холле Штаба гвардий, и она до сих пор помнила ужасающую картину — как во время нападения на Эль, когда защитный купол не выдержал напора, талисманы взорвались с пронзительным звоном и осыпались на пол. Нивелин сглотнула и еще раз посмотрела вниз… Кого она пытается обмануть? — чтобы достать Аркхаил, висящий в воронке над бурлящей лавой, нужно быть как минимум Суперменом. Странно, что Ашкор выбрал для задания именно ее… Нив схватилась за перила и опустила голову — от духоты ее снова начало мутить. Она начала осторожно пробираться к выходу, но внезапно подскочила на месте от пришедшей на ум догадки — приступы. Приступы, предвещающие ее «особенные сны»… Хватая ртом воздух, Нивелин выскочила на улицу, пытаясь разложить ворох закружившихся в голове мыслей по полочкам, — если вспомнить, то с самого первого дня их встречи, Ашкор, предлагая ей сделки, постоянно говорил что-то вроде: «пару услуг от таких, как ты», «можешь воспользоваться своими фокусами», и только сейчас Нивелин поняла, что имел в виду он не что иное, как ее способности ходящего. Эти… «особенные сны». Именно поэтому Ашкор назначил ей испытанием сбежать из Эль — он хотел проверить ее таланты в деле. Нивелин отошла с дороги, чтобы не мешать толпе, и прислонилась к стене, дрожа от волнения и воодушевления. Возможно, эта партия не такая уж и беспроигрышная — ведь однажды у нее уже получилось вытащить артефакт из своих снов… Возможно, существует способ также добыть и Аркхайл… Нив посмотрела на серое небо и решилась. Одернув плащ, она развернулась и стремительно направилась к воротам Нижнего города, пока вся ее уверенность не испарилась, и надеясь, что ее удача не отвернётся. Потому что в городе был, пожалуй, только один фейри, кто мог ей помочь, — подозрительный и ничего не делающий просто так.* * *
Без бушевавшего огня в оружейной было прохладно, и Нивелин не спешила снимать плащ. Подмастерья, драившие пол, ничего не сказали ей против, и она, очистив сапоги специальной печатью, прошла прямиком в мастерскую, где трудился О’Донокхилл. — Я же писал Тромвуду, что зайду к нему сегодня сам, — протянул оружейник, увидев Нивелин на пороге своей мастерской. — Я к вам по другому делу, — сходу ответила она на удивление О’Донокхилла, решив не ходить вокруг да около. Немного постояв на пороге мастерской, Нивелин закрыла дверь, чтобы подмастерья в оружейной и коридоре не слышали их разговора. — Я достану вам потустороннюю воду. Бесплатно. Точнее, взамен на встречную услугу, — она сделала паузу и провела языком по губам. Гном недоверчиво прищурился и опустил инструменты. — С чего бы ты передумала? — О’Донокхилл чуть отодвинулся от стола, где наносил гравировку на лезвие изящной рапиры, и расстегнул ремень монокля. — Хочу заработать, — ответила Нив, дернув плечами. Гном какое-то время задумчиво молчал, крутя в руке монокль, видимо, прикидывая выгоду. — Ладно, — наконец протянул он. Причина «заработать» мастера вполне устроила — Но ты вытащишь мне двенадцать унций, — добавил оружейник и хмыкнул в густые усы… — Если тебя не сожрут. — Согласна, — кивнула Нивелин. Мастер скрестил руки на груди. — И взамен ты хочешь? — Вы… научите меня, как это сделать. — Вот тебе раз, — протянул О’Донокхилл, поперхнувшись вдохом. — Что вас удивляет? — хмуро спросила Нив, заняв оборонительную позицию. — Что я не владею своими способностями? Или то, что хочу научиться их использовать, потому что мне нужны деньги? — Меня в этой жизни уже мало, что удивляет, — вздохнул гном. — Но признаюсь, я никогда никого не обучал, ни из своей расы… — он замолчал и окинул Нив изучающим взглядом, — ни из твоей. Все слишком непредсказуемо и индивидуально, когда дело касается выходов. — Я хочу начать хоть с чего-то, мне не впервой, — без особого приглашения Нивелин прошла вглубь мастерской и села на деревянный табурет напротив стола оружейника. — Расскажите, как это происходит у вас. — Кхм, — гном какое-то время задумчиво жевал губы и, наконец, отложив монокль на стол, заговорил. — Если в общих чертах… ты заходишь в эту дыру, накладываешь на то, что тебе нужно, пятую печать И-Чин, и возвращаешься. — А можно… не настолько в общих? — спросила Нив. Гном поднялся из-за стола и прошелся взад-вперед по мастерской, подбирая слова. — Начнем с того, — сказал он, остановившись, — что в каждом мире параллельно существуют две плоскости измерений: физическое и ментальное, — мастер поочередно выставил вперед обе руки, будто бы изображая весы. — Физическое — привычный нам мир, где живет наше тело. А вот наш дух может существовать в двух измерениях и переходить из одного измерения в другое, — О’Донокхилл накрыл правой ладонью левую, и вернул руку обратно. — Это и есть главное умение ходящих, потому что в принципе-то дух и тело неразрывны, и одно без другого не живет, — гном заложил обе руки за спину и снова прошелся взад-вперед по мастерской. — И вот если тебе это удается… В общем, это даже не самое начало. Как у тебя с транспространственной магией? — С чем? — спросила Нивелин, потерев висок. — Понятно, — выдохнул О’Донокхилл, и снова замолчал, ища слова — для существа, привыкшего работать руками, ему было бы куда проще показать наглядно, чем долго и утомительно что-то объяснять. — Речь давалась ему с заметным трудом. — И-Чин — культ предков, который создали фенхуаны, чтобы в праздник Памяти Отцов создавать призрачные пристанища для душ, которые по поверью в этот день приходят в наш мир, чтобы навестить свои семьи, — проговорил он, и махнул рукой. — Нет, все-таки быстрее будет показать. О’Донокхилл растер ладони и начал вращать правой кистью. Первое время ничего не происходило, и Нивелин чуть подалась вперед. — Значит-с… я концентрирую ману, которая есть в воздухе, — сказал оружейник, продолжая вращать кистью, и теперь Нив уже различала заметное свечение вокруг его руки. — Токи маны в быстром движении становятся видимы… и немного управляемы. Так работают вообще все магические печати, — добавил он и прерывистыми пассами руки создал из светящихся токов витиеватые печати, после чего пульсирующие сгустки энергии закружились сильнее, и на из месте возникло нечто, напомнившее Нивелин призрачную тарелку с фруктами. — Как, по-твоему, — спросил О’Донокхилл, — она реальна? Нив посмотрела на призрачную тарелку, чувствуя подвох в вопросе. Это ведь просто образ из видимых частиц маны, разве он вообще может быть реальным? Она ведь как… как голограмма! Что бы она сказала про голограмму на земле? Реальна ли она? — Нет, не реальна, — ответила Нивелин. — Разве? — хмыкнул гном. — Ты же видишь ее, нет? Или, получается, что глаза тебя обманывают? — Нет, не обманывают, — Нивелин нахмурилась. — Значит, она реальна. — Так реальна или нет? Нив напряженно сжала губы, уже сама не зная, какой ответ правильный. — Так вот, — сказал О’Донокхилл, — В нашем мире, мире физическом, реально то, что имеет пять основных свойств: это можно увидеть, услышать, осязать, обонять, попробовать на вкус. Но если говорить про мир не физический, то законы реальности там совершенно другие. Вот фенхуаны строят для душ предков пагоды, где накрывают столы с угощениями как на этой тарелке, потому что считается, что в День Памяти два мира соприкасаются, и для душ предков из мира призраков такая еда более, чем реальна, — гном сделал паузу и прочистил горло. — Так и придумали четыре печати И-Чин: печать мысли, печать потока, печать силы и печать формы. Представить образ, закрутить потоки маны, приложить усилие и придать форму. «Представить образ. Закрутить потоки маны. Приложить усилие. Придать форму», — мысленно проговорила Нивелин, сжимая и разжимая ладонь. Пока ее скудных познаний элдарийской магии хватало, чтобы понять, о чем речь. — И-Чин охотно переняли и другие расы, — продолжил О’Донокхилл, — пробовали развивать, видя явную выгоду: если можно создать образ чего-то, почему бы не попробовать материализовать это? Подумай только: никаких больше проблем с едой, все можно… просто создать, — гном хмыкнул и поднял призрачную тарелку на вытянутой руке. — Так придумали пятую печать — печать наполнения, материализации. Примерно вот, — оружейник крутанул левой кистью и наложил на тарелку ярко-желтую печать с узором, напоминающим письмо бязью. Но ничего не произошло. — Она не изменилась, — сказала Нивелин, закусив губу. — Разумеется, ведь я создал образ из пустоты. Какой же ты алхимик, если не помнишь, что первый и главный алхимический закон… — Ничто не возникает из ниоткуда и не исчезает в нику… подождите! Это ведь закон эльфийской алхимии! — воскликнула Нив. — И что? Он от этого становится неверным? — Вы точно гном? — рассмеялась Нив. Слышать в Дал-Риаде, что нечто, придуманное эльфами, «верное» и «логичное» было для Нивелин странно, как увидеть снег посреди жаркого лета. Тот же Твомвуд на ее памяти постоянно ругался на все эльфийское, даже самое очевидное и логичное. — А тебе не все ли равно? — прищурился О’Донокхилл и широко улыбнулся в усы. — Я не… — А ты знаешь, что «гном» — это вообще-то эльфийское словечко, а сами гномы себя так никогда не называют? — А как правильно? Цверг? — Цверги это цверги, дварфы это дварфы, — пожал плечами мастер. — Свартхальт, вот как будет правильно, «дети огня и земли». А «гном» со старого эльфийского, еще не разделенного на селантрийский, вальнорский и иллидонский, означает, «мелкий жулик», «скупердяй», «скрытный и недоверчивый тип». — Извините, если я… — Да что уж тут кривить душой, — хмыкнул О’Донокхилл, — каждый в Дал-Риаде немного «гном», будь он хоть вальтарским вервольфом, огром из Грумкана… или даже человеком. Каждый — немного «гном». Нив через силу улыбнулась и перевела взгляд на шкаф с ингредиентами, будто бы что-то за темным матовым стеклом привлекло ее внимание. — Так вот, созданные образы в физическом мире невозможно материализовать в нем же, потому что это нарушит его же главный закон. Но… — О’Донокхилл выдержал паузу, привлекая внимание Нив к самому важному, — то, что было создано изначально в мире нематериальном, том самом ментальном измерении, вполне возможно материализовать здесь, печатью превратив его изначальные свойства и физические. Нивелин снова пристально всмотрелась в образ тарелки. Вроде все было понятно, и одновременно — совершенно нет. Материализация образа… это как… Внезапно, нематериальный мир, о котором говорил О’Донокхилл представился ей в виде нескончаемого полотна двоичного кода, — ведь что это? Просто набор цифр, которые существуют где-то в глубине процессора… и которые с помощью компилятора-печати переводится в возникающие на экране картинки и слова — в реальные предметы. Нивелин перевела взгляд на гнома. О’Донокхилл в свою очередь, устав поддерживать магию в образе, сбросил печать, и тарелка с фруктами исчезла. — Значит, и предмет из физического мира можно… переместить в мир ментальный? — Можно, — кивнул О’Донокхилл. — Но не каждый. Как не каждый можно материализовать здесь. — И как понять, что можно? — Общий принцип — чем больше маны, тем больше шансов, — ответил гном, и пройдя к шкафу с ингредиентами, достал уже знакомый Нивелин флакон с потусторонней водой. — Видишь, из чего сделан? — спросил он, протянув ей склянку. Нив осторожно взяла ее в руки и присмотрелась. — Стекло? — Стекло, — кивнул О’Донокхилл. — Но не то, что делают из песка… Оно сделано из пыли фей, по сути… — Из магической материи, — поняла Нивелин. — Типо того. — Получается, что переносить можно только… магические вещи? — Артефакты, проще говоря, — ответил гном, — если, конечно, считать ими все сделанное с примесью материи магической природы. — Как это? — Нивелин отставила флакон на стол. — Железо и сталь хороши здесь как оружие. Но такие мечи никогда не станут магическими, если в них не добавить сплав звездной руды — породы чисто элдарийской, а значит… — Я поняла, — кивнула Нивелин, — пропитанной маной, как все, что создано, живет или растет в Элдарии. — Поэтому только такой флакон можно пронести с собой в междумирье, и только такой вытащить, — О’Донокхилл взял со стола ингредиент и спрятал его в шкаф. — Его природа двойственна, поэтому он может дематериализоваться, и материализоваться обратно. — И так можно поступить с любым магическим предметом? — спросила Нивелин. — Переносить туда-сюда. — Если в общем, то да. — И можно перенести магический кинжал? — В общем да, если он из звездной руды или кравилла. — И еду? — Большую часть того, что выросло здесь. — Фамильяра? — Не пробовал, — нахмурился О’Донокхилл. — И тебе не советую. Живая материя — вещь чертовски непредсказуемая. — Ладно… А волшебный камень… вроде Аркхайла? — Аркхайл… — протянул О’Донокхилл, а Нив неосознанно сжала ладонями сидение стула. — Ну да. Знаешь, почему он считается чудом? — Потому что он — чистая квинтэссенция земли в алхимическом смысле? — Не только, — мотнул головой гном. — Он считается чудом еще и потому, что он… самоматериализовался. — Это возможно? — удивилась Нивелин. — Ну Аркхайл же явился народу горняков, — развел руками оружейник. — Они считают, что по воле древних богов. Но тем, кто не особо верит в богов, приходится верить в то, что самоматериализация возможна. Нивелин закусила губу и опустила взгляд на носки сапог. — По-моему, тебе нужно проветриться, — по-доброму сказал О’Донокхилл, положив руку ей на плечо. — Разговорами без дела можно только головную боль заработать. Так что пойдем наверх. Мне как раз нужно выходить к Тромвуду.* * *
Мерцающие сталагмиты Нижнего города освещали узкую виляющую дорогу от мастерской О’Донокхилла к центральной сети гротов. Нивелин невольно снова начала расспрашивать мастера о ходящих, и пока они шли к лестнице к воротам Верхнего города, он рассказал ей подробнее про печати, как управлять материями в ментальных измерениях, о самих этих измерениях. В том, что гном часто упоминал в рассказах и называл «междумирьем», Нив узнавала место из некоторые своих видений, которые помнила обрывками, — место страшное и опасное. Впрочем, О’Донокхилл был об это «междумирье» ровно такого же мнения, хотя и объяснить ей толком, что это такое, он не смог. — Вы говорили, что перенести что-то можно только с помощью пятой печати И-Чин, — сказала Нивелин, когда, оставив позади гроты, они ступили на лестницу вверх. — А… можно ли обойтись без нее? Чем дольше они говорили о хождении между физическим и ментальным измерениями, которое со слов О’Донокхилла походило на конкретную науку, на какое-то ремесло, где есть свои правила и порядок действий, тем больше Нивелин трясло, и тем больше ей не давало покоя, что оба раза ей вообще не понадобились никакие печати и никакие очевидные правила. Может быть она ошиблась, ее способности — это вовсе не способности ходящий? — Да, есть те, кто обходится без них, — ответил гном, переводя дух на середине подъема. — Кто? — Нивелин показалось, что ее вопрос завис в густом и сыром подземном воздухе. — Всякие там… не помню, как они по-эльфийски… «гун-бхеоирл», — ответил О’Донокхилл, возобновляя подъем, — существа слабой плоти, в общем. — Четвертый тип! — чуть ли не выкрикнула Нивелин, вспомнив лекции Лиса. — Я кажется поняла, — она повернулась к гному. — По эльфийской науке… если вам, конечно, интересно, всех элдарийцев можно разделить по типу заряда маны и физической силе, и получаются четыре типа: физически сильный, но магически слабый, обоюдно сильный тип, обоюдно слабый, и тип, слабый физически, но сильный магически. — Не приведи ж, что меня услышат, — хмыкнул О’Донокхилл и обернулся по сторонам, — но чертовски логично, — сказал он, и Нивелин не смогла сдержать улыбку. — Да, — подложил гном, — этот ваш «четвертый тип» слаб телом, потому что изначально этого тела не имел вовсе. Ну кто такие плеяды? Нимфы, созданные из энергии мерцания звезд! Или лореалеты — дети, рожденные лунным светом. Их тело это просто оболочка, позволяющая как-то существовать в физическом мире. Не удивлюсь, если ходящим их расы вообще не нужны никакие печати, — добавил он, пожав плечами. Нив немного отстала от мастера, когда они вышли на поверхность. «Твои сны особенные», — прозвучало в голове. И эти слова Лейфтана, всплывшие в сознании вызвали приступ животного страха и дурноты, от которой Нивелин остановилось невольно схватилась за грудь. — Что такое? — обернулся О’Донокхилл. — Просто что-то дурно стало, — слабо улыбнулась Нив и сделав глубокий вдох, с усилием заставила себя продолжить путь. «Твой дар той же природы, что и у Сонеко», — не оставлял ее голос Лейфтана. Нивелин посмотрела не серое небо, потом на изрезанный берег моря, ища зацепку, чтобы отвлечься от этих мыслей, потому что… все чертовски сходилось, как бы сама Нивелин не хотела признавать в себе эту часть. У нее не просто предрасположенность к способностям ходящего, как думала Аерис, проводя с ней восстановительные сеансы; не просто слабо развитые навыки, как сейчас думает О’Донокхилл, рассказывая ей про печати; и не просто «волшебные сны», как хотела бы думать она сама… Из мыслей Нивелин выдернул перекрывший улицу отряд гномов в зеленой форме с оранжевыми эполетами и оторочкой лацканов. При их виде О’Донокхилл недовольно цокнул языком. — Карточка Тромвуда у тебя? — спросил он, роясь во внутреннем кармане своего пальто. Нив размеренно выдохнула и достала из поясной сумки карточку, которую вручил ей алхимик в первый день работы. Нив подумала, что это визитка, и ее нужно показывать торговцам для скидки, или покупателям, давая понять, что она действительно работает на Тромвуда. Раньше в ней не было надобности. Отряд гномов проверил обе их карточки, сбрызнул их руки какой-то едко пахнущей смесью, и пошел дальше по улице, а О’Донокхилл долго презрительно смотрел им вслед, а потом выругался так резко, что Нив вздрогнула. — Кто это? — Идиоты, — презрительно фыркнул гном. — Дармоеды, которые вместо того, чтобы искать и арестовывать подрывников, маются дурью! Ходят по городу средь бела дня, думают, что если найдут безработного, со следами взрывчатых смесей на руках, то это точно подрывник! Идиоты, мне сказать нечего, — продолжил он ворчать, пока они спускались на уровень, где находилась лавка Тромвуда. — Тут половина города приезжие, а замаскировать следы реагентов это же раз плюнуть. О’Донокхилл еще долго продолжать недовольно бормотать себе под нос, пока они шли по дороге, и Нив напрасно пыталась перевести тему, так чем-то оружейника она задела. — Кто такие подрывники? — в итоге спросила она. — Фанатики и идиоты, — ответил гном. — Так называемый, «союз», который, мол, решил положить конец монополии на подземную дорогу и построить свою. Нивелин уже хотела было сыронизировать, что вероятно поэтому эти «подрывники» и объявлены вне закона, — чисто потому что хотят отхватить у властей часть такого прибыльного дела, но О’Донокхилл продолжил причитать. — Если их не арестовать, они нас всех угробят! — Что такого опасного они делают? — Взрывают же, как тут не понять! — ответил мастер. — Когда строили первую дорогу, вот так же, взрывами, что-то где-то неправильно рассчитали и случился обвал, после которого Дал-Риада лишилась портала. А сейчас взрыв может спровоцировать и обрушение свода Нижнего города! — Вот оно что… — протянула Нивелин, и вспомнила, что ни в лавке у Тромвуда, ни на рынке она ни разу не видела сильных алхимических реагентов, а когда она однажды для какого-то зелья спросила стеоран, то Тромвуд недовольно пробурчал что-то вроде: «все потенциально взрывоопасное в этом городе под запретом». — А ведь они продолжают свое! Говорят, мол, когда тоннель для дороги будет готов, и проход станет дешевле, все забудут, что это было незаконно. — И тот отряд ищет подрывников? — Делает вид, — О’Донокхилл покачал головой. — Горожане не дураки, на прошлой неделе, когда в тоннелях слышали какое-то странное шевеление, устроили настоящий митинг у дома бургомистра, и ему теперь приходится пыжиться и изображать, что власти хоть что-то предпринимают. Но такими методами они просто смешат всех, а не ищут предателей, потому что те не такие простофили. Работают и живут где-то среди нас, а потом бам — и подрывают горы среди ночи! — Понятно… — кивнула Нив. — Вот, клянусь, в такие минуты жалею, что ушел из городского совета! Вот я бы… да черт бы с ним, — мастер недоговорил, махнул рукой и повернулся к Нивелин. — Не думай и связываться с ними, даже если предложат безумные деньги! — строго сказал он, а Нив только подумала, что, если верить гвардейцам, так же ненавидящих Орден Огня, то она связалась с компанией гораздо хуже… И которые оказались куда честнее «защитников Элдарии». — Не говоря уже о том, что это настоящее идиотство, связь с подрывниками — самое страшное преступление, и светит за него пожизненная каторга. — Это еще хуже, чем, например, украсть Аркхайл? — вопрос вылетел у Нивелин сам собой. — Конечно нет, — ответил О’Донокхилл. — Поднимать руку на Аркхайл — это не преступление, а святотатство. За это вообще выкинут со скалы без суда и следствия. Но Аркхайл-то власти видала, как охраняют! А подземные глубокие тоннели — черта с два! Идиоты, что я еще могу сказать, — пробурчал гном, толкая плечом дверь лавочки своего друга-алхимика.* * *
Ворота Главного Штаба закрылись, и глухой звук опустившегося засова еще долго тревожно висел в полной тишине, царившей над полуостровом Эль. Рынок распустили еще накануне приготовлений, когда из Штаба разъехались все неместные торговцы. Котофеи хоть и нехотя, но тоже закрыли свои магазины, и Убежище Эль погрузилось в медитативную тишину. Старейшины Сияющего края приехали вчера — тихо, без лишнего сопровождения, потому что церемония выбора Глашатая, в отличие от всех прочих праздников Эль, проходила в атмосфере тишины и умиротворённости, чтобы ничего не могло помешать претендентам услышать голос Оракула. В этом году в Штаб прибыло четырнадцать претендентов на должность Глашатая — четырнадцать юношей и девушек, из которых каждый казался идеальным кандидатом: все они — чистокровные элдарийцы, с сильными способностями медиумов, знающие древний язык и по несколько языков духов. Они умели читать знаки, были чувствительны к колебаниям маны, а кому-то даже иногда удавалось предсказать будущее. И конечно, все претенденты имели в дате рождения цифру «пять» — число Оракула, число духа, число нематериального мира. Кто и когда придумал последнее правило, Мико не знала, но так ее всегда учили, — претендент должен был быть связан с цифрой пять. Сама она нередко замечала, что «пять» встречается во всех знаковых событиях в истории Элдарии: сначала было пять племен драконов, решивших принять жертвы; пять краев, на который разделился весь волшебный мир, пять лун, по очереди восходящих на ночной купол… и духов-демониц, терзавших ее во снах, тоже было пять… Ничем не выдавая свои скорбные мысли, Мико тепло и любезно приветствовала претендентов, уже заранее зная, что никто не будет избран Оракулом. В ночь накануне испытаний, Мико собрала глав гвардий в зале с Кристаллом. Хуан Хуа тоже была приглашена присоединиться, — перед своим заявлением Мико нужна была поддержка ученицы Феникса, ее самой близкой подруги. Кицунэ уже настолько не верила себе и своей воле, что ей нужна была сила, которая помогла бы пройти до конца. И этой силой, этим светом для нее сейчас была только Хуан Хуа. Она единственная, кто всегда была на ее стороне. Главы Эль выглядели один мрачнее другого и смотрели хмуро. Валькион был против того, что его сдернули в Штаб, так как он намеривался лично возглавить караул на равнине Эль. Эзарэль и без того выглядел чернее черного весь последний месяц, говорил мало, и не одобрял ничего, что происходило в гвардиях. Даже Невра ходил понурый. А Лейфтан… Лейфтана Мико перестала понимать давно. Раньше все подобные решения они принимали вместе, словно думали одинаково и хотели одного и того же. Что хотел Лейфтан сейчас глава Эль уже и не знала. — В чем дело, Мико? — наконец спросил Эзарэль, устав от тяжелого молчания и игры в переглядывания. Кицунэ прочистила горло. — Завтра утром я собираюсь сделать заявление перед всеми, — сказала она, — но сначала, я должна объявить это вам. — Голос Мико дрогнул. Она перевела взгляд на Хуан Хуа, и фенхуанка тепло улыбнулась, что глава Эль нашла в себе силы продолжить. — Вы знаете, как каждый год от нас ждали церемонии выбора Глашатая… И как ждут ее сейчас, как надеются снова обрести благословение и защиту Оракула… Но правда в том, что Оракул нас оставила. Давно. Все те церемонии, которые мы проводим последние пятнадцать лет… они не настоящие. Оракул не отказывает претендентам… она просто молчит. Мико закончила свое признание, вся внутренне сжавшись в комок и готовая к любым обвинениям и нападкам… Но никто не проронил ни слова. И это гробовое молчание действовало куда более удручающе. — Каждый раз, проводя фальшивую церемонию, я надеялась, что к следующей, я найду решение, — Мико запнулась. — Я была готова пойти на все… вы знаете. Но сейчас я исчерпала все средства. Мне жаль, что я подвела вас всех. И вы имеете право знать правду. — Что ж… это было очевидно, — цинично хмыкнув, сказал Эзарэль. — Любому здравомыслящему существу — совершенно очевидно. На наше счастье в Элдарии здравый смысл не в цене. — Эзарэль, я… — Когда я снова услышу выкрик, что гвардии Эль — лжецы и предатели, мне даже нечего будет возразить. — Что ты имеешь в виду под фальшивой церемонией? — Валькион чувствовал себя единственным, кто не понимал, что происходит. — Оракул молчит, но почему вы говорите, о том, что мы что-то подделываем? — Потому что… есть разница. — вздохнула Мико. — Когда претендент обращается к Оракулу, он входит в особый резонанс с энергией Кристалла, и тот начинает мерцать. Если в этот момент является Оракул, значит претендент избран и благословлён, если нет, то отвергнут, — кицунэ глубоко вздохнула. — Но Кристалл молчит. Ни отдает свою энергию, ни пускает никого к себе, даже не мерцает. Не происходит вообще ничего — ни контакта, ни принятия, ни отвержения, — ничего. Кристалл будто бы мертв… А токи энергии, якобы от него исходящие и мерцание… мы подделывали магией… Но только, чтобы жители не думали, что Оракул оставила их; чтобы думали, что все дело в претендентах, среди которых просто не нашлось того самого; чтобы сохранить надежду на то, что однажды найдется достойный… и просто нужно ждать, — Мико снова замолчала под тяжелыми взглядами глав гвардий. — За эти годы я надеялась найти решение! Мы с Лейфтаном перепробовали все, что могли… Но сейчас я должна положить этому конец. Я объявлю старейшинам, о том, что происходит… взяв на себя всю ответственность. Я просто хочу, чтобы вы были готовы. Зал с Кристаллом снова погрузился в гнетущее молчание, и на этот раз его нарушил Валькион. — Готовы к чему? — спросил он, начиная понимать, зачем Мико завела сегодня эту тираду. — К тому, что гвардейцев, всех поголовно, объявят предателями и обманщиками, — сказал Эзарэль с иронией. — К тому, что обвинят в гибели Кристалла. — И к тому, какой хаос начнется сразу после этого, — подытожил Лейфтан, явно не разделявший суть покаяния Мико. — Я хочу, чтобы вы все знали, — взяла слово Хуан Хуа. — Фенхуаны Рен останутся союзниками гвардий несмотря ни на что. Мико, — она повернулась у подруге, — вопреки всей чудовищности ситуации, я понимаю тебя и твои чувства, и хочу, чтобы поняли все — в произошедшем нет твоей вины. Трагедия с Кристаллом случилась не по твоей вине, и не по вине гвардий! Ты же возглавила Эль в очень юном возрасте, и не могла знать, как поступить правильно, потому что ничего подобного еще не случалось ни разу с момента создания Элдарии, — Хуан Хуа подошла к Мико, встала напротив нее и взяла за руку. — Ты хотела сделать как можно лучше для мира и для жителей. Ни у кого нет права обвинять тебя. — Но они обвинят, — цинично и отрешенно прокомментировал Эзарэль. — И Мико, и всех нас. При всем моем почтении, госпожа Хуан Хуа, но вам легко говорить. — По-твоему справедливо продолжить эту ложь? — Нет. — Возможно теперь ты сможешь понять, почему… — начала было Мико, подняв на него взгляд. — Не смогу, — перебил ее эльф. — Никакое благое дело не окупится жертвой. — Мы не должны врать тем, кто доверяет нам, — сказал Валькион, — это бесчестно. Госпожа Хуан Хуа права. Нужно придумать, с чего начать, и как лучше об этом говорить. — Словами, как еще, — снова сыронизировал эльф. — Правда обидно знать, что Оракул нас оставила. Даже помолиться будет некому. — Всем непросто и без твоих острот, Эзарэль, — попытался осадить его Лейфтан. — Сказал тот, кто знал с самого начала, — не унимался алхимик. — Я не… — Прекратите! Сейчас не время, — оборвал обоих Валькион. — Мы ищем выход, разве нет? — Мы можем просто не фальсифицировать эту церемонию, — Эзарэль повернулся к Мико и Хаун Хуа. — И когда Оракул не ответит, сделать удивленные и скорбные лица. — Это та же самая ложь! — покачала головой Хуан Хуа. — Отнюдь. — Я считаю, что госпожа Хуан Хуа и Мико правы, мы должны рассказать все, как есть, — сказал Валькион. — Если Оракул не ответит, то при любом раскладе — расскажи мы всю правду, или только часть — навлечем на себя гнев элдарийцев. И справедливый гнев. — Вот поэтому, я предлагаю не говорить ничего, а оставить все, как есть, — подал голос Невра до этого момента тихо стоявший в тени постамента с кристаллом. В зале снова повисла тишина. — Я не сторонник лжи, — продолжил вампир, выходя на свет. — Но взрывать такой снаряд сейчас мы не можем. — Он все равно разорвется, — ответила Мико. — И чем дольше будем откладывать, тем хуже. — Нет, не хуже, — решительно сказал Невра. — На севере Сияющего Края бунт — жители похватали, что нашли — мотыги, грабли, старое, поржавевшее оружие времен Войны Порталов, и идут сюда. Они хотят лично просить Оракул избрать новое командование Эль. — Его слова прогремели в зале словно гром. — И вот этой взбесившейся толпе вы хотите сказать, что лгали столько лет? — Откуда у тебя эта информация? — спросил Лейфтан, наклонив голову. — Очень смешно, — язвительно фыркнул Невра. — В Хибернии и Каладонии — который год нищета и голод, они едва пережили эту зиму. Там самые непригодные для жизни земли в Элдарии, но они пеняют на то, что основные средства Сияющего Края идут на нужды гвардий и Убежища, а им достаются жалкие остатки. — Это неправда, — парировал Лейфтан. — Поэтому я и спрашиваю — а не слухи ли ты обсуждаешь. Гвардии и Убежище не забирают львиную долю всей провизии, достающийся Сияющему Краю. Мы справедливо делимся с подопечными странами, и все делаем для их блага, — сказал он, но вид Невры явно говорил о том, что вампиру не до обсуждения сплетен — он делится фактами. — Положение очень непростое, — Хуан Хуа поджала губы и кивнула, — но я считаю, Мико, что ты должна сказать правду. Я буду рядом и помогу тебе подобрать слова и поговорить с твоими людьми. — Чистое самоубийство! — воскликнул Невра. — Я считаю, мы должны остудить их пыл и помочь — дать крышу над головой, позаботится о раненных и больных от голода. Все остальное — позже. — Все, что произошло — целиком моя вина, — сказала Мико и посмотрела на глав гвардий. — И я должна разобраться с этим. Хуан Хуа права, я должна рассказать народу Эль, а потом и всей Элдарии, все — как есть. — Послушайте меня, — поддержала Мико ученица Феникса, — я говорила, и скажу еще раз: во всем и всегда Эль может рассчитывать на помощь фенхуанов Рен. Наш долг, как хранителей Кристалла — разрушить эту утешительную, но иллюзию. Жители Эль должны узнать правду — всю, и как Оракул замолчала, и как гвардии пытались защитить их от этого знания. Всех восставших мы приютим в Убежище Эль до конца лета. А осенью, кто не захочет возвращаться в холодный север, может уйти со мной, в храм фенхуанов. Наша земля не богата, но мы поделимся всем, что имеем сами, — она сделала паузу и посмотрела на Невру. — Вот, как будет правильно. — И каждый год мы будем, не скрывая ничего, искать выход! Искать способ разбудить Кристалл. Мико воспряла духом, заразившись уверенностью Хуан Хуа — она действительно с этой минуты поверила, что все может быть хорошо. Парни же недоверчиво переглянулись. — Согласен с госпожой Хуан Хуа, — первым сказал Валькион. — Очень рискованно, — выдохнул Лейфтан, — но, похоже выбора нет. — Согласен, — кивнул Эзарэль. — Да вы спятили… — Невра покачал головой, не веря своим ушам. — Прости, Невра, — сказала Мико. — Твои доводы весомы, но я принимаю риск, и готова поступить так, как говорит Хуан Хуа. — Тогда я тоже готов, — ответил вампир, и его единственный глаз недобро сверкнул под челкой. — Если сначала госпожа Хуан Хуа расскажет, как за спиной Эль водится с нашим врагом.* * *
«Ты особенная, Нив. Твои сны, они особенные», — доносилось сквозь окруживший ее липкий туман. Нивелин вздрогнула, обернулась вокруг себе и поняла, что бесформенные тени обступают ее и берут в кольцо. «В тот вечер мана в твоей крови активизировалась». «Амальгамация — ритуал обретения силы через убиение человеческой сущности». «Твоя болезнь может быть следствием твоих проявляющихся особенностей». — Шептали тени наперебой. Нивелин зажмурилась, закрыла уши руками и кинулась напролом сквозь серый туман, но тени не давали ей вырваться. Липкими бесформенными лапами они хватали ее за руки, ноги, волосы, и безостановочно шептали: «Твои сны особенные, Нивелин». «По концентрации маны ты теперь превосходишь многих волшебных существ». «Они решились на это потому, что твои видения похожи на трансы Глашатая». «Ты и сейчас видишь, и можешь многое. Но что будет… когда ты станешь, кем должна». «Пройдя амальгамацию, фейлины могут стать в разы сильнее, чем их волшебные предки». «Обретение силы через убиение человеческой сущности». «Мы раскроем твои истинные способности… И ты станешь еще сильнее Сонеко.» — Мне ничего этого не нужно! — крикнула Нивелин, будто бы обретя голос. — Слышите?! Ничего не нужно! — Ничего не нужно! — со вскриком Нив подскочила на кровати и проснулась. Придя в себя и отдышавшись, словно после только что закончившегося марафона, Нивелин снова откинулась на подушки и провела руками по лицу. Стоило ей поужинать элдарийской едой, чтобы хватило маны для занятий по пергаментам, которые написал для нее мастер О’Донокхилл, и кошмары, совсем не терзавшие ее в Дал-Риаде, вернулись снова. «Ну и пусть, — подумала Нивелин, вставая с кровати. — Черт бы с ними — все вынесу, лишь бы только снова оказаться дома.» Она подошла к умывальнику и плеснула в лицо ледяной водой, а потом несколько секунд не моргая посмотрела в зеркало — старый, проверенный способ, рассказанный еще дедушкой, чтобы в одну секунду забыть любой плохой сон. Из зеркала на нее смотрели чужие сиреневые глаза. В какой-то момент Нивелин стало казаться, что глаза понемногу возвращали родной серый цвет, но теперь увидела, что они по-прежнему сиреневые, и даже стали еще ярче, чем были в Эль. Все проклятая мана… «Ты уже не совсем человек, и c таким уровнем маны ты не сможешь жить на Земле», — снова раздалось в голове. — Очередное вранье! — вслух возразила Нивелин и с силой ударила по умывальнику. — Я избегала маны в еде, и все со мной было нормально! — зло сказала она, отойдя обратно к кровати. Хотя, конечно, все было не «нормально» — бывали дни, когда небольшая, но доза маны ей нужна была, как чашка кофе — чтобы просто встать с кровати. Небольшая, но все же… «Элдария сделала тебя своей частью, и это необратимо. Никто не может дать гарантию, что будет с тобой, когда ты ступишь на Землю без маны. Никто не сможет гарантировать, что ты выживешь». — А вот черта с два! Не дождетесь! — зло сказала Нив в пустоту комнаты. — Медицина двадцать первого века лечит и не такое… Нивелин тряхнула головой и снова села тренироваться с пергаментами, которые дал ей О’Донокхилл. «Эти изменения, эти чертовы сны просто нужно перетерпеть», — сказала она себе, концентрируясь и печатью заставляя кольцо из кравилла, красной магической руды, исчезнуть в россыпи бледно-голубых искр, а затем появиться спустя мгновение в левой ладони. — Я достану Ашкору Аркхайл, и выберусь отсюда… — проговорила Нив, встав из-за стола и припав лбом к прохладному оконному стеклу. — А потом возьму кредит и вылечусь… от всего этого. Хоть всю жизнь на него потом буду работать, но вылечусь! И забуду вашу Элдарию как очередной страшный сон.* * *
Близился рассвет, верхушки деревьев на границе леса Эль уже пошли бледно-розовой рябью. Новый день, стремительно несшийся навстречу, не принес должного облегчения после тяжелой ночи, а наоборот, лег еще большим бременем на плечи. Невра отвернулся от окна. — Он вам не враг, — снова повторила Хуан Хуа, которая к своей чести ни минуты не стала ни юлить, ни отрицать своей связи с Натиеном. — И к нападению на Эль он не причастен, — ученица Феникса тяжело вздохнула и выразительно посмотрела на главу теневиков. В ее взгляде читалось укоризненное: «Ты-то знаешь!» И Невра знал. Он сразу после нападения понял, что Натиен не при чем, но… вампир уже никому не верил. И Хуан Хуа с ее патетическими и воодушевляющими речами в первую очередь. Много он уже слышал таких речей, и каждый, кто говорил, что действует во имя добра и благой цели, всегда оказывался очередным трусом или лжецом. Поэтому Невра твердо решил, что будет бороться за свою собственную правду, за то, как он сам видит их будущее, за то, как сам считает, как нужно поступить во благо. И раз его противники не гнушаться ложью… за ним тоже не постоит. Если подумать, не так уж и сильно он оклеветал Натиена. Точнее… он даже не клеветал, просто молчал, пока все остальные домыслили сами. И плевать. Вампирское хладнокровие давно дало трещину, и Невру злило абсолютно все: Мико, которая решила пожертвовать собой, а не бороться; Эзарэль, которому казалось стало плевать и на Эль и на гвардии; Валькион, будто бы намеренно не видящий дальше своего носа; Лейфтан, который за своей маской покорности и раскаяния явно что-то недоговаривает или врет; Хуан Хуа… впрочем, ее Невре было скорее жаль. — Как давно, Хуан Хуа? — спросила Мико, смотря в окно. — Это политика, Мико, — вздохнула фенхуанка и покачала головой. — Давай не будем мешать сюда личное. — Как давно? — кицунэ спросила настойчевее. Хуан Хуа прикрыла глаза и вздохнула. — После того, как его назначили посланником в Нефритовый Край. — Понятно, — Мико прикрыла глаза. — Я все понимаю, — с жаром сказала ученица феникса. — У вас есть право мне не верить. Но, пожалуйста, выслушайте. Натиен действительно не предатель. Он никогда, ни единой минуты не выступал против гвардий, а в ту роковую ночь он пришел к Ренгару, потому что тот пообещал ему спасти его сестру, которую не могли вылечить лучшие медики Эль! А потом, — ее голос на секунду дрогнул, — он получил травму. Травму, которая помутнила его рассудок, спутала мысли и терзает душу. В храме мы пытаемся вылечить Натиена, но большую часть времени он проводит в припадках и полубреду. — Хуан Хуа сделала паузу и по очереди посмотрела в глаза каждому гвардейцу. — Спросите любого, кто прибыл со мной! Укрывай я предателя, разве не держала бы все в тайне? Главы Эль в ответ промолчали. — Что до меня самой, то мои намерения остались неизменными. Я хочу помочь Эль в этот непростой час, за этим я сюда и прибыла. — Все это чертовски интересно, — хмыкнул Эзарэль, — но кто с кем спит к делу все же не относится. Уже светает. Что мы скажем старейшинам и претендентам про церемонию? Мико? Все повернули головы к главе Эль, ожидая ее решения, но Мико молчала. Когда ее окликнули во второй раз, она будто бы с усилием подняла голову, и ее взгляд — с самого начала разбирательств ставший безжизненным и отстранённым, вдруг потемнел.