Тихоня не помнила, как добралась до ворот исполинского замка, как бежала по длинным витиеватым лестницам наверх, как, вбежав в комнату, всем телом упала на кровать, вжимаясь мокрым от слёз лицом в грубую подушку. Рыдания буквально душили её, она громко плакала навзрыд от разрывавших изнутри отчаяния, горя и невыносимой сердечной боли, целиком и полностью завладевших ею. Шесть лет… Шесть долгих, невыносимых лет она ждала его, каждый день в молитвах видя только его лицо, шесть лет она верила, что однажды он придёт за ней и навсегда заберёт её из этого ада… и вот… это свершилось. Он здесь, он пришёл за ней, пришёл, совершив невозможное просто ради того, чтобы увидеть её… а она предала его. У Тихони всё ещё стоял перед глазами его образ с потухшими, безжизненными глазами, её любимый словно умер, когда она отказалась возвращаться с ним домой… И отныне она никогда не сможет забыть его глаз, его лица, его потрясённого, полного муки взгляда, они навсегда останутся в её памяти, обжигая, словно палящее пламя костра. Она сама сегодня почувствовала всю его боль, и теперь эта боль пожирала её изнутри, выжигая последние, ещё теплившиеся в ней остатки веры и надежды.
«Господи! Лучше бы он никогда не приходил сюда, ну ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ ты нашёл меня, Хрящ?!» Как теперь жить с этой невыносимой болью в сердце, каждый день вспоминая его обречённый на муки взгляд?! Как теперь забыть полные ужаса и горя глаза лучших друзей, которые, невзирая на все опасности пришли, чтобы спасти её?! Розочка… Цветан… Друзья… Она сегодня и их предала, предала их мечты, их надежды и главное, их веру… Боже мой, как же сейчас ей больно! Как унять эту боль, как заставить её замолчать, чтобы она больше не грызла её, словно дикий зверь, причиняя невыносимые душевные муки?! Тихоня, тяжело дыша, невидящими, полными слез глазами посмотрела на дверь, ведущую на каменный балкон, выходящий наружу замка. И решение пришло само собой. Кажется, она знает один способ, как это сделать…
Тихоня, поднявшись с кровати, подошла к тяжёлой двери, сделанной из каменного дерева, и рывком распахнула её, выйдя на небольшой овальный балкон, огороженный резными перилами. Яростный ветер тут же напомнил ей, где она находится, в бешеном порыве разметав её волосы по плечам и с завыванием обдувая её маленькую фигурку. Но Тихоня даже не замечала этого. Она, словно в туманном сне, медленно подошла к самому краю площадки и, остановившись, посмотрела вниз, где на немыслимой глубине пропасти неистово ревела чёрная, клокочущая бездна океана. Теперь он совсем не казался Тихоне страшным, наоборот, в его бушующих безумством водах слышался только ей одной слышимый неуловимый зов. Зов, который манил, звал её к себе, обещая тишину и долгожданный покой. Исчезнет боль. Исчезнет тоска. Исчезнет отчаяние и мука. Исчезнет всё. Надо лишь только сделать маленький шаг вперёд… Один небольшой шаг, и все это навсегда исчезнет из её души… Тихоня, закрыв глаза, раскинула руки в стороны, подставив заплаканное лицо свирепому ветру, и подалась вперёд, навстречу этому непреодолимому зову, зовущему её к себе…
— МАМА! — тонкий детский голосок, полный невыразимого страха, вмиг привёл Тихоню в чувство, и она, быстро сделав шаг назад, порывисто обернулась. На неё, дрожа всем телом и готовая уже зареветь, смотрела Лэмея, а рядом, держа её за руку, стоял её брат, так же с ужасом глядя на мать.
— Мама, что ты делаешь?! — дрожащим от страха голосом спросила Лэмея.
Тихоня, смахнув с глаз слезы, присела на корточки и, вытянув вперёд руки, через силу улыбнулась детям. Они, увидев это, одновременно бросились в объятия матери, подбежав к ней, и сразу крепко обняли её вдвоём. Тихоня нежно прижала к себе детей, чувствуя быстрое биение двух маленьких сердечек, и, стараясь не заплакать, с ужасом подумала о том, что только что собиралась сделать.
— Ничего, солнышко! — с улыбкой ответила Тихоня, ласково гладя дочку по голове. — Всё в порядке… не бойся! Я просто решила немного проветрить комнату, вот и вышла на балкон…
— Мама, ты ведь от нас никогда не уйдёшь, правда? — Илар с серьезным выражением лица смотрел на мать.
— Конечно, нет, золотце! — Тихоня, поцеловав сына, до боли закусила губу, чтобы окончательно не разреветься. — Мама никогда вас не бросит и всегда будет с вами, обещаю! Я же вас очень люблю, вы мои два бесценных сокровища, как я могу от вас уйти?! Я никогда, слышите, никогда вас не оставлю…
— Мама… — Лэмея внимательными, всё понимающими глазёнками посмотрела на Тихоню.
— Что, доченька?
— А кто был тот дядя, с которым сражался наш папа, и которого ты так обнимала… — она вопросительно уставилась на Тихоню, отчего та сильно смутилась, и в комнате на некоторое время воцарилась полная тишина.
— Это… долгая история… — наконец, после недолгого молчания, ответила Тихоня. — Когда-нибудь я обязательно расскажу тебе об этом, но не сегодня, и не сейчас! — она весело улыбнулась, разряжая обстановку, и дети, видя улыбающуюся мать, тоже засмеялись.
В этот момент послышались тяжёлые шаги, и в комнату, устало снимая с себя оружие, вошёл король Моргол. Увидев распахнутую дверь балкона, за которой в тёмной мгле ярился свирепый ветер, он сразу всё понял и, остановившись, мрачно вперил в Тихоню горящие красным огнём глаза.
— Папа! Папа пришёл! — дети, увидев Моргола, с радостным визгом бросились к нему на руки. Тот с неожиданно тёплой улыбкой подхватил их могучими руками и, немного покружив, осторожно поставил на пол, любуясь на счастливые детские мордашки.
— Идите пока погуляйте где-нибудь! — ласково потрепав детей по волосам, проговорил Моргол. — А нам с мамой нужно… поговорить… — добавил он, одарив Тихоню тяжёлым, многозначительным взглядом.
Подождав, когда весело щебечущие дети выбегут из комнаты, Моргол медленным шагом подошёл к жене и, остановившись рядом, стал молча её разглядывать. Тихоня спокойно встретила глазами его тяжёлый взгляд, на её лице не было видно и тени страха перед мужем.
— Хотела броситься в море… — первым нарушил молчание Моргол. — Я ведь угадал, верно?
— Да… хотела… — негромко ответила она. — Но… не смогла… — Тихоня с горечью подняла на него глаза. — Не смогла оставить детей одних в этом жестоком мире…
— Почему? — с внезапной неприкрытой болью в голосе спросил Моргол. — Почему ты хотела ЭТО сделать?! Это ведь всё из-за него, из-за твоего любимого Хряща?! Из-за него ты хотела покончить с собой?!
— Да… из-за него… — Тихоня вздрогнула, и от мучивших её воспоминаний на миг прикрыла глаза. — Я никогда не смогу его забыть, он всегда будет жить в моём сердце…
— Твоё сердце принадлежит мне! — в бешенстве заорал Моргол, что есть силы грохнув кулаком по каменному столу. — Мне! И только мне! И никому больше! Почему?! Почему ты до сих пор не можешь его забыть?! Чем он лучше меня?! Что в нём есть такого, чего нет во мне?!
— Ты так до сих пор и не понял главного, Моргол… — с горькой улыбкой ответила Тихоня. — Нельзя силой заставить себя любить, это невозможно! Любовь должна быть взаимной, она должна приносить радость и счастье, а не боль и горе, как у тебя… Твоя любовь не дарит тепло, Моргол, она обжигает, словно огонь, в ней ты никогда не найдёшь во мне взаимности… Это невозможно, потому что любить должны живые сердца, а я давно уже мертва… Моя душа умерла в тот день, когда ты силой притащил меня сюда… Я давно бы уже наложила на себя руки, если бы не дети… Только они ещё поддерживают во мне искру жизни, только из-за них я ещё нахожу в себе желание жить…
— Но почему… зачем ты так говоришь? — тихо произнёс Моргол, подойдя к Тихоне и ласково проведя руками по её плечам. — Ты же знаешь, КАК Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ… Я не могу жить без тебя. И в этом мы с королём Хрящом похожи. Мы оба очень любим тебя, и я не хочу тебя потерять…
— Не бойся, я больше не сделаю попытки покончить с собой! — с мрачной усмешкой произнесла Тихоня. — Я буду всё так же стараться улыбаться тебе, делать вид, что мы муж и жена, и даже спать с тобой! Но знай! — она бросила на мужа ненавидящий взгляд. — ВСЁ это я делаю не ради тебя, а только ради детей! Они, к большому несчастью, очень тебя любят, а я не хочу портить им детство! Я не хочу, чтобы они узнали, КАК Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! Ты отнял у меня всё! Родину! Друзей! Любимого… Только жизнь ещё не забрал, но это я исправлю! Уже сама! Придёт время, дети вырастут, и тогда уже ничто не будет в силах удержать меня на этой земле… Я найду способ, как уйти отсюда, и ты не сможешь мне помешать! Шагнуть с балкона в море не худший вариант!
— А как же дети? — с ужасом глядя на Тихоню, проговорил Моргол. — Неужели тебе не будет их жалко?! И я… как же без тебя буду я…
— Дети вырастут и все поймут… — она повернулась и, уже выходя из комнаты, подняла на мужа полные ненависти глаза. — А что касается, тебя… Найдёшь себе новую игрушку! — Тихоня горько усмехнулась. — Ты же крулл, тебе не привыкать это делать! Переживёшь! — она громко хлопнула дверью, оставив Моргола неподвижной статуей стоять посредине, бессильно опустив руки и вперив в никуда пустой, потухший взгляд…
Из дневника Цветана
Ну вот. Прошёл уже месяц, как мы с Розочкой вернулись из нашего путешествия на землю круллов… Обратный путь был нелегок. Нас преследовало множество опасностей, каких только ужасов мы не навидались за всё это время… Но самое страшное было не это. Король Хрящ… он словно действительно умер после этого похода. Мы почти не видели его на палубе, он практически все время проводил в своей каюте, лишь изредка подымаясь наверх. И мне кажется, он пьян… Я никогда не видел его таким, и мне трудно судить, но он определённо ведёт себя не как обычно. Он никого к себе не впускает, даже нас с Розочкой, и это всерьёз начинает нас беспокоить! Ума не приложу, что нам делать?! Может быть, профессору Булбусу удастся хоть как-то повлиять на короля… Только на это вся и надежда…
Вернувшись, мы принесли с собой неутешительные вести, и всё королевство грустит вместе с нами. Звуки, узнав, что больше никогда не сможет увидеть Тихоню, целый день горько плакала, и Топольку с сыном только к вечеру удалось её хоть немного успокоить. Все тролли и бергены ходят мрачнее тучи, никто не ожидал, что всё так плохо закончится… Королевством пока управляет старый профессор, так как король Хрящ просто не в состоянии этого делать. Он, как и на корабле, просто заперся в своём дворце и пьёт беспробудно, никого не впуская к себе, даже нас с профессором… и нам страшно… страшно за него… Хрящ словно похоронил себя заживо, он угас как потухший уголёк и не собирается возрождаться снова. Потеряв Тихоню, он, похоже, вместе с ней потерял желание жить и теперь просто сознательно губит себя, стараясь заглушить душевную боль приличными дозами алкоголя. И здесь надо что-то делать. Делать. Пока не стало слишком поздно.
Ну, а что касается нас, троллей, то у нас всё в порядке. И знаете почему? Потому что я скоро стану папой! Розочка совсем недавно, смущаясь и мило краснея, сказала мне об этом, и господи, как я тогда безумно кричал и прыгал от радости! Я теперь на руках готов её носить, она вся моя жизнь! И отныне не только она! Скоро в её животике забьётся ещё одно маленькое сердечко, моё бесценное сокровище, и клянусь, я буду любить и оберегать их до самой своей смерти! Думаете, что главное в жизни? Деньги? Власть? Богатство? Нет! Главное в жизни — это твоя семья, те, кого ты больше всего любишь на свете, и ради этого стоит жить и умереть! Поверьте! Я же тролль! Уж я-то это знаю!
Конец дневника
