Фронт

       Осень нагрянула внезапно. Еще вчера яркое, словно обезумевшее в своей последней пляске солнце внезапно закатилось за горизонт, сменившись надоедливым дождем. Небеса будто прорвало – они все рыдали, рыдали, не унимаясь, с утра грозясь низкими, нависающими над землей тучами.        Дорога от дома до школы занимала от силы минут десять, но преодолеть ее по ухабам, когда землю заливали столбы, воды было задачей не из легких. Приходилось ездить на трамвае, промочив ноги в лужах, пока стояла на остановке.        Когда начиная с середины сентября дождь стал постоянным спутником, Мисси надеялась, что это надолго не затянется. Но наступил октябрь, кружа разноцветные листья в медленном блюзе по земле - и ничего не изменилось. Кроме того, что теперь дождь лил через день, а в день без дождя тяжелые свинцовые тучи буквально лежали на земле.        Об этом Мисси думала, укутавшись в теплый платок, который постоянно одергивала назад и глядя в окно, запятнанное небесными слезами.        - Мисси! – теплая рука Питера легко коснулась ее плеча.        - Да? – она вздрогнула, как будто очнувшись ото сна, растерянно посмотрев на него.        - Ты в последнее время сама не своя. Что случилось?        Она повернулась к возлюбленному, опустив голову, словно бы каялась. Осторожно взяв ее за подбородок, он заискивающе, с нескрываемой тревогой, посмотрел ей в глаза.        - Что с тобой происходит? Ты меня больше не любишь?        - Нет! – с горячностью возразила она. – Нет, не говори так! Что ты! Конечно люблю, милый! Я всегда буду любить тебя!        - Тогда что? Что в твоей голове?        - «Гитлер - это злобный монстр, ненасытный в своей жажде крови и грабежа. Не удовлетворившись тем, что вся Европа либо находится под его стопой, либо в страхе вынуждена униженно повиноваться, он хочет теперь продолжить бойню и опустошение на бескрайних пространствах России и Азии. Ужасная военная машина, которую мы и остальная часть цивилизованного мира так глупо, так вяло, так бессмысленно позволили нацистским гангстерам создать из ничего год за годом - эта машина не может простаивать, не говоря уже о том, чтобы просто заржаветь или распасться на детали. Она должна находиться в постоянном движении, перемалывая человеческие жизни и растаптывая жилища и человеческие права миллионов людей».        Молчание, последовавшее за этим, было тяжелым, затянулось. Питер все еще держал ее лицо в своих руках, но уже не гладил, лишь слегка сжимал красивые скулы.        - Я помню, как он это говорил. Папа весь день слушал тогда ВВС. И я тоже слушала, сидя на кровати, у себя в комнате. И брат слушал. Рузвельт говорил – а я записывала. Даже не знаю, зачем. Ты же знаешь, что я умею быстро писать?        - Зачем ты это делала, Мисси?        Она прикусила губу и Пит осторожно поцеловал ее в кровавую ниточку, слизывая кровь.        - Я не знаю. Но мне тогда впервые стало по-настоящему страшно. Не тогда, когда объявили, что Германия вторглась в Польшу, когда это сообщил мой отец, придя с работы и рухнув в свое кресло от бессилия. И не тогда, когда воевать начала Британия. Мне стало страшно на двадцать второй день лета, когда Гитлер напал на русских.        Осторожно высвободившись из его объятий, Мисси снова подошла к окну, апатично уставившись на кружащиеся листья. Он ласково коснулся ее запястья, приглашая продолжать.        - И теперь мне снова стало страшно. Когда я увидела беженцев, детей, которых уничтожает Гитлер, у меня сердце остановилось. Помнишь Джонса Галлерта? Парень, о котором я тебе рассказывала, наш с Гарри друг детства? – она растерянно посмотрела на него. – Мы провели с ним все школьные годы, я знала его, когда была совсем ребенком. Мне было пять, когда мы познакомились. И он никогда не вызывал у меня ощущения того, будто мы с ним из разного мира. Мы приходили в гости к его семье, видели там еврейские традиции, праздновали Хануку, и все было вполне нормальным. Потому что он был таким же, как мы, живущим в Америке парнишкой. Но эти дети – другие. Я смотрела на них, как на зверушек в зоопарке, и мне даже не было стыдно.        - Но ты не виновата, любимая, - мягко возразил Пит, - тебе не стоит винить себя. Все на них так смотрят. И привыкнуть к этому сложно.        - Эти дети – воплощение ужаса, который творится неподалеку от нас. И он приближается. А потом, Пит, я поняла, что не могу больше отвергать войну. Я приняла ее – и теперь мне еще страшнее. Потому что теперь она стала данностью. Она вошла и в мою жизнь тоже. Я бы хотела не помнить о ней, мне хотелось бы думать, что она далеко, что ее нет. Обманывать себя дальше, что к нам она не придет. Но она пришла, Пит. Она уже здесь. Она появилась здесь вместе с этими несчастными детьми. Сегодня, проводя урок, я подумала, что дело не в национальности вовсе. Там, где фашисты все уничтожают, страдают все – вне зависимости от пола, возраста, положения. Какая разница, кто ты, и что ты из себя представляешь, если тебе заранее подписан приговор?        Питер осторожно обнял ее за плечи, позволяя крепче прижаться к себе, укутывая в свои объятья. Ласково, легко коснулся губами виска возлюбленной, запустил пальцы в ее волосы.        - Ты не находишь себе места, Мисси. Я тоже. Постоянно об этом думаю.        - Я просто схожу с ума, Пит, - она горько вздохнула, покачав головой. – Знаю, что это неправильно, ненормально, но не могу перестать думать об этом. Все время думаю, как будто в голову кто-то вставил эти мысли.        - Что я могу для тебя сделать? Я должен помочь тебе, но не знаю, как.        Мисси обняла возлюбленного за шею, спрятав лицо в теплой жилетке.        - Просто будь со мной. В выходные сходим на танцы?        - Я думал, ты не настроена сегодня танцевать.        - Я хочу быть с тобой. Хочу не думать хоть секунду об этом. Хочу, чтобы музыка в голове заглушила эти ужасные мысли. Господи, я понятия не имею, что я буду делать, когда они доберутся сюда.        Пит отошел, снял с вешалки пальто, надев его. Мисси тоже накинула пальто на плечи, позволив ему застегнуть пуговицы на нем.        - Джон говорил, что Гарри учит тебя стрелять.        - Каждый день. Я его попросила. Я хочу быть хоть немного уверенной в том, что не буду совсем беспомощной, когда придет беда.        - Я подумал, что финский нож тебе тоже может пригодиться, Мисси.        - Хочешь научить меня орудовать ножом?        Он пожал плечами:        - Я умею это делать. Каждый день теперь практикуюсь. Думаю, по той же причине, что и ты.        Сунув руку в карман, он вытащил оттуда небольшой нож, кладя его Мисси на руку.        Она зажала пальцы, чувствуя холодный поцелуй оружия. Закрыла глаза – совсем как при первой попытке стрелять. Ощущения были странными. Они не пугали. Настораживали.        - Мне кажется, все, что мы делаем – это наивно до безумия, Пит.        - Мы делаем то, что можем. То, что можем сделать сейчас.        - Напоминает игры детей в песочнице, - пожала плечами Мисси, - отвратительно. Я чувствую себя совершенно беспомощной. Ненавижу это чувство.        - Лучше уж так, Мисси, чем совсем ничего не делать.        - Да. Лучше быть наивными кроликами с острыми зубами, чем просто наивными кроликами – горько усмехнулась Мисси краешком губ. – Я собираюсь посещать курсы медсестер при заводе, где работает Гарри. Со следующей недели.        - Хорошо. Но ты могла бы обратиться ко мне за помощью. Я мог бы тебя научить.        - Будешь меня экзаменовать? – улыбнувшись, спросила Мисси.        - Хорошо, - сверкнул улыбкой Пит, - после каждого твоего урока я буду тебя проверять.        Выйдя из школы и отдав ключи охраннику, мистеру Пигсу, они неспешно двинулись по своему обычному пути, крепко держась за руки.        - Сын мистера Пигса, Ларри, сказал, что хочет уйти добровольцем на войну. Его мать осталась в Польше после развода, он все время рвется туда с тех пор, как нацисты ее захватили – как бы между прочим, заметила Мисси, ковыряя носком сапога землю.        - Это невозможно, потому что…        - Рузвельт уже заявил, что не будет ни при каких раскладах посылать на войну наших парней, знаю-знаю. И, конечно же, он выиграет еще одни выборы с этим лозунгом.        - Я тоже уверен, что он выиграет.        - Надо же людям надеяться, - пожала плечами Мисси, - иначе с ума сойти можно.        Она крепче сжала пальцы возлюбленного в своих, легко откинув упавшие на щеку волосы.        - Ты знаешь, я подумал, что можно организовать маленький праздник для твоих учеников.        - Для наших, - уточнила Мисси, - ты тоже их учишь. И мне нравится тебя слушать. Я тоже у тебя учусь, мой дорогой.        - Да. Может быть, организуем чаепитие? Урок-чаепитие?        Мисси улыбнулась, пожалуй, впервые за последние мучительно долгие недели – легко и нежно. С интересом посмотрела на любимого, ожидая, что он скажет дальше.        - Они напряжены, эти дети. Конечно, они потихоньку приходят в себя, но разве это так просто? Многие разлучены с родителями, живут в приютах, в лучшем случае – у родственников. Это стресс. Им нужно больше положительных эмоций сейчас. Почему бы не порадовать их чаем, теплыми разговорами, и, не знаю, может быть, медовыми лепешками?       - Ах, хитрец! – в ответ на его лукавую улыбку рассмеялась Мисси. – На что же ты готов еще пойти, чтобы съесть мои медовые лепешки?        Поняв, что это прозвучало как-то неоднозначно, Мисси расхохоталась, прыснув в кулачок. Он тоже смеялся, играя бровями.        - А если всерьез, что думаешь?        - Думаю, что это неплохая идея. Мне нравится. Я поговорю с подругами, возможно, Рани или Донна захотят присоединиться ко мне.        - А я принесу гитару. Сыграю им. Может, научу их играть, если захотят, конечно.        Мисси кивнула. Он снова почувствовал напряжение, разворачивая ее к себе за плечи.        - Мисси, мы делаем все, что можем. Твой брат делает все, что может, работая на заводе. Танки, которые получают наши союзники, с помощью которых они противостоят сейчас врагу, - его рук дело тоже. Девушки в Красном кресте помогают нуждающимся в силу своих возможностей. Это не значит, что ты, или я, или Гарри, делаем мало. Это просто означает, что мы делаем то в наших силах. И да, ты не можешь постоянно думать об этом. Если будешь продолжать дальше, мне придется прочесть тебе занудную лекцию о вреде лишних волнений и влиянии их на психику.        - Ты не можешь читать занудные лекции, - отмахнулась Мисси, - не верю.        - Поверь, могу, но лучше бы, милая, тебе этого не проверять.        - Ладно.        Яркий свет фонарей и тихий шелест ивы говорили о том, что они уже добрались до места, которое всегда было местом расставания. Мисси тепло гладила пальцы любимого своими, чувствуя их тепло сквозь тонкие перчатки. Пит с нежностью коснулся ее щеки рукой, а затем ласково поцеловав в губы.        - До завтра?        - Да. До завтра. Люблю тебя.        - И я тебя тоже, милый.        Мисси крепко обняла возлюбленного, быстро поцеловав в щеку и, помахав рукой, убежала. Обернулась только когда он едва мог увидеть ее – чтобы послать воздушный поцелуй на прощанье. Она знала – ему известно, что она все время так делает, когда они расстаются.        Судя по свету в окне гостиной, брат уже был дома и, по всей видимости, отец тоже.        Она быстро вошла в дом, сняв пальто, и разулась. Появившись в гостиной, замерла. Отец, как обычно, сидел в кресле с газетой в руках, слушая радио. У Мисси замерло сердце в груди. От ненависти ко всем передаваемым новостям ей хотелось выть. Но не прислушиваться она не могла. Это стало такой же привычкой, как у отца, - слушать новости, которые он же, в том числе, создавал.        «В корпорации International Telephone and Telegraph отрицают продолжающее сотрудничество с правительством нацисткой Германии» - монотонно бубнило радио.        - Отрицают, но бизнес вполне удачен, узнаю Америку, - продудел себе под нос отец. Обернувшись, улыбнулся, открывая руки для объятий. Мисси подошла к нему, поцеловав в щеку, и получив порцию вечерних приветствий.        - Ты задержалась.        - Просто старалась не бежать по улице, темно, фонари работают плохо, папа, - улыбнулась она.        - Ты что, одна ходишь? Мне это не нравится.        - Нет, папа, - Мисси быстро посмотрела под ноги, но тут же подняла взгляд на отца, - Питер меня проводил.        - Почему же не зашел? Выпил бы с нами чаю.        - У него много работы, папа. Завтра сдавать зачет по анатомии.        - И при этом, конечно, он работает в твоей школе.        - Потому что он мой друг, - пожала плечами Мисси, - он хочет помочь.        Отец тяжело вздохнул. Встал, пройдясь по комнате, заложив руки в карманы. Поджал губы, что означало лишь одно – дальше будет следовать разговор, который может ей не понравиться.        - И это мне тоже не нравится, совсем, Мисси.        - Мы – просто друзья, папа.        - Дружить ты можешь с кем угодно, Мисси. Но ничего большего. Не с этим парнем. Я не одобряю. Он не тот, кто тебе нужен. И не тот, кто достоин стать твоим мужем.        - О чем ты, папа?        - Ты знаешь, о чем. Я просто предупреждаю. Ты меня поняла?        - Да, поняла, - кивнула Мисси, стараясь, чтобы это прозвучало как можно убедительнее, - я все поняла, папа. Где Гарри, он уже вернулся?        - Да, он в ванной, чинит кран. Он забился.        - Ладно, я пойду переоденусь.        - Хорошо, и спускайся к ужину. И брата поторопи.        - Хорошо.        Зайдя на несколько минут к себе в спальню, Мисси надела домашнее платье, и, сунув ноги в тапки, отправилась к брату. Гарри она не застала, зато застала его ноги, торчащие из-под ванной. Вместо приветствия Мисси услышала ругательства:        - Черт. Чертов кран.        - Что там? – склонив голову, спросила Мисси, когда он вылез из своего вынужденного укрытия.        - Он начал гнить, Мисси. Придется заменить. Завтра заеду после работы в строительный, сегодня не купаться, понятно?        - Да, - она кивнула, - мне нужно кое-что у тебя спросить.        Гарри встал, проходя в кухню и открыв кран, чтобы помыть руки.        - ITT продолжает сотрудничать с немцами. Они поставляют готовые узлы для немецких ракет. По радио говорят, что они отрицают сотрудничество, оправдываются, что поставки были в рамках старого контракта.        - Ты же понимаешь, что это неправда?        - Этими ракетами нацисты бомбили Англию. Как можно заявлять о том, что Британия – наш союзник, но продолжать поставлять немцам оружие, которым они этих союзников бомбят? Это же цинизм!        - Мисси, - Гарри обернулся, посмотрел на сестру, повесил полотенце на гвоздь, - это бизнес. Только и всего.        - А что дальше? – фыркнула Мисси. – Будем кричать «Остановитесь!», когда они будут бомбить нашим же оружием нас? В октябре даже русские получили помощь в рамках ленд-лиза, но никто не собирается продолжать сотрудничать с приспешниками Гитлера!        - Германия хорошо платит, Мисси, - пожал плечами Гарри, - не нужно быть умником, чтобы этого не понимать. Мы живем в стране процветающего капитализма, и, пока все воюют, нам нужно подумать, как поднять нашу экономику, которая, как ты понимаешь, сильно пострадала за последние несколько лет. Вот и вся логика. Ничего личного. Только бизнес.        - И ты это оправдываешь?        - Нет, но я это понимаю. Способен это понять. Надеюсь, ты не предлагаешь мне идти протестовать под стенами Белого дома?        - Ты и не пойдешь, - пожала плечами Мисси. – Иди переодевайся, от тебя пахнет потом. Отец ждет нас к ужину, а потом урок.        - Ты делаешь успехи в стрельбе.        - Да, - Мисси круто развернулась на каблуках, уходя, - знаю.        Взявшись за ручку двери гостиной, она сердито топнула ногой. Видимо придется еще и привыкать к тому, что из-за всего этого ада, устроенного фашистами на Земле, настроение будет меняться каждую минуту.        В зависимости от поступающих новостей.