Фронт

       Дни, даже прошедшие относительно спокойно, без новостей, от которых в жилах кровь стыла, тянулись нестерпимо медленно. Так что, без преувеличения, Мисси с трудом дожила до пятницы и, увидев календарь, ещё дважды перепроверила, правда ли это. Было бы глупо убеждать себя, будто волнует только война, проходящая (пока) на чужих территориях. Нет. Война была постоянной болью, но из затягивающейся раны. Рана же от разлуки с Питом болела и кровоточила. Вестей от него всё ещё не было и, как не пыталась себя утешить, Мисси чувствовала, что близка к помешательству.        Сегодня урока не будет, Мисси была совершенно не настроена, не готова, потому как вчера, вместо подготовки, целый день пролежала с сильнейшей мигренью, держа за руку пришедшего взволнованного отца. Отец, кажется, решил вспомнить время, когда она была совсем маленькой, рассказывал ей сказки на новый лад — где Ганзель и Гретель регулярно бегали к Пряничному домику, ещё и семье своей угощения носили, а Слепой Ведьмы в этой истории никогда не было. Когда была ребёнком, Мисси любила такие, счастливые сказки, в которых совсем не было зла. А отец всё приговаривал, что жизнь её будет такой же светлой, как сказки, что он рассказывает. Не угадал.        Сегодня урока не будет, но к встрече с подругами Мисси активно готовилась. Формально поводом было купить новые платья, в главный маркет городка завезли красивые вещи из шёлка, на окнах висели объявления, что десять процентов от суммы каждой покупки уйдёт на фронт, для помощи американской автомобильной бригаде в Австралии. Тот самый случай, когда даже Мисси, давно отучившая себя от каких бы то ни было развлечений, устоять не смогла. Ещё в среду попросила у отца денег, а тот сиял: наконец, доченька вспомнила о себе, а не только о горечи войны думает. Дал вдвое больше, чем просила. Мисси, как обычно это бывало, отказываться от лишнего не стала, решила приберечь для важного дела, благо, в эти бурные и безумные дни таких дел было каждое второе.        Впрочем, модная примерка и покупка были лишь формальным поводом встретиться. Главное, что нужно было сделать — обсудить, как заработать деньги для фронта. Во вторник Мисси случайно подслушала обрывок разговора отца с братом, в котором Гарри сетовал на слухи, что активно расползлись змеями на заводе — будто масло для танков стремительно заканчивается, солдаты только и успевают его менять. Если всё в таком же темпе дальше продолжится, то танки станут бесполезны, а тысячи ребят в сырую землю уйдут. Война — страшная вещь, как бы хороша не была система финансирования (которая даже теперь, спустя почти полгода с момента вступления Америки в войну, хромала), всё равно даёт сбой. Так что, Мисси, что давно уже смирилась с тем, что ей ни за что не отстраниться от происходящей драмы по всему миру, думала только об одном: смогут ли они придумать способ, как помочь финансово своим воинам.        Позвонив комендантам своих учеников, мисс Саксон предупредила, что уроков сегодня не будет, и, едва Рани, соседка, вошла в дом, тот час же выбежала из своей спальни.        — Привет, — поздоровалась Рани, — ты как? Мигрень прошла?        — Да, — кивнула Мисси, — правда, в висках всё ещё давит немного. Но не смертельно. Идём скорее, а то все платья разметут, пока мы болтать будем.        Рани подозрительно прищурилась. Такая спешка для Мисси, к красивым платьицам всегда равнодушной, была странной. Впрочем, расспрашивать, с чего бы это она так пылает энтузиазмом, Рани не стала — вдруг передумает ещё. Потому молча подала руку подруге и ждала, пока та примкнёт дом.        — Твои мужчины на работе?        — Да. Отец сегодня поздно будет, предупреждал, а Гарри в ночь работает.        — Ясно. Мне, знаешь, страшно сейчас одной оставаться. Всё думаю, что, если фашисты нападут, а родители вне дома, или я куда отлучилась. Увижу ли я их в таком случае когда-нибудь снова?        Эти страхи были слишком хорошо известны Мисси. Она понимающе кивнула. Правда, её мысли заняты были совсем другим вопросом: действительно ли Гарри на смене сегодня, или он всю ночь над Джоном работать намерен. Но она пристыдила себя за их появление.        Роза, как и договаривались, ждала их в саду. Странная привычка её, едва потеплеет, сидеть в беседке, сейчас пришлась как нельзя кстати. Она улыбнулась, помахала рукой и вскоре выбежала к подругам. Обряд приветствия, как обычно переросший в ритуал: «Кто больше поцелуев оставит на щеке подруги» закончился в этот раз быстро. Роза повесила маленькую сумочку на плечо и медленно зашагала рядом с подругами, как обычно цветущая щебетуха.        Люси, как они и предполагали, уже была в магазине. И даже успела купить два платья — оба с кокетливыми бантиками и рюшами, одно — с маленьким кожаным пояском.        Едва подруги подошли, она стала хвастаться обновками, юлой крутясь подле зеркала.        — Красивая, да, не волнуйся, — отмахнулась Мисси, — к семейному званому ужину обновки готовишь?        — Да, — кивнула Люси, — да что-то не хочется мне в платье прошлого сезона сидеть.        Мисси подавила вздох. Она, как и, впрочем, другие девчонки, прекрасно знала, для кого предназначались эти новинки. Жаль только, адресат их не оценит, как бы Люси не старалась — с некоторых пор его больше волнует юношеская красота.        В магазине они особенно не общались, разбрелись каждая со своим. Мисси выбирала долго, старалась экономить, а, к тому же, все представленные новинки считала как не кричаще яркими (всегда любила более тёмные цвета), так откровенно вульгарными и глупыми.        В конце концов, остановилась на платье фиолетового оттенка с высоким закрытым воротником и широким поясом.        — Красиво! — восторженно отозвалась Роза. — Очень тебе идут насыщенные оттенки. Здорово!        — Спасибо, — Мисси сделала еще круг у зеркала, — а тебе белый и бежевый подходят. Где Рани и Люси?        — Пояса выбирают вон там, — Роза неопределенно махнула рукой, — позовём?        — Да, пора бы нам заканчивать шоппинг, — вздохнула Мисси, — нам ведь ещё другой вопрос обсудить нужно.        Роза кивнула и тот час же убежала звать девочек.        Из магазина они вышли через пятнадцать минут, каждая с обновками. Люси сияла, точно новая копейка, Рани тоже не скрывала довольной улыбки, неся три пакета на руках. Роза пошла ещё дальше — переодеваться не стала, так и шла в новом платье серебристого цвета с жёлтыми кругами на юбке. Мисси же тоже не могла отрицать, что обновка принесла хоть какую-то радость посреди дней мрака и беспросветности. Шоппинг всё же, как не спорь, был неплохим лекарством.        Они не стали экспериментировать, зашли в кафе к Коулсам, в котором иногда собирались раньше, в мирные времена. Заняли угловой столик на веранде и без меню заказали то, что каждой было по душе: Рани — ромовый коктейль с вишней, Люси — виски, Роза — кофе с коньяком, Мисси же решила обойтись скромно — апельсиновым соком.        — Роза, нам нужна твоя помощь, — дождавшись, когда принесут заказ (они заказали ещё по крем-брюле, а Люси — шоколадное пирожное), — совет очень нужен. Мы запутались и не понимаем, как будет лучше поступить.        — Ну? — Роза придвинулась к столу чуть ближе. — Я слушаю.        Рани деловито покашляла и посмотрела на подругу.        — Ты знаешь, что финансирования армии всё равно не хватает. Вон, и в магазине одежды часть расходов уходит на фронт даже. Отец говорит, что в Лиге Наций его активно Комитет благотворительности уже с ног сбился, где деньги брать. В общем, мы решили, что должны помочь с этим.        — Ну, — Роза улыбнулась, — решение правильное, хорошее. А как?        — В этом и загвоздка, — подхватила Мисси, — думаю, мы все понимаем, что, чтобы собрать более-менее приличную сумму, которую наши ребята действительно могут ощутить, это должно быть что-то масштабное. Но что? Бал Золушкин хоть устраивай. В голову ничего не лезет. Мы подумали, может, у тебя будут какие-нибудь идеи.        Роза задумчиво посмотрела вдаль, прищурившись, как всегда делала, когда её разум терзала мысль, требующая решения. Люси, аккуратно евшая пирожное, наконец, тоже подала голос:        — Я думала, что званый ужин было бы неплохо устроить. Но есть сомнения. К моим родителям друзья приходят не бедные, в общем, мы тоже от нищеты не умираем. Только вот у них лишнюю копейку выпросить — проще на Луну и обратно слетать, честное слово. Томкинс, папин друг, говорит, что они, мол, и так налоги платят, хватит армии. Его жена, Конни, так та вообще считает, что дополнительные деньги жуликам в карман идут, а все благотворительные акции на самом деле нас как липку обдирают, чтобы в чей-то конкретный карман прибыль положить.        — Может, это так и есть? — осторожно предположила Роза.        — Может, — Люси пожала плечами, — вряд ли можно что-то утверждать наверняка. Но это ведь не значит, что нужно сидеть, руки сложив, и ничего не делать. Проблемы от этого не решаются.        — И да, — добавила Мисси, отпив сока и аккуратно вытерев губы салфеткой, — я куда больше верю брату и отцу, а они говорят, что положение сложное, чем каким-то там Томкинсам.        — Да, — вздохнула Рани, — и в газетах пишут, мол, каждый штат обязуется, помимо выделенного Конгрессом финансирования, помогать своим солдатам. Значит — нуждаются. Да оно и не удивительно, мама говорит, что уже лет десять как аптеки и больницы оправиться от экономического кризиса не могут*, странно было бы думать, что армия нацистов, которая столько лет готовилась, оборудована слабее, чем наши войска.        Роза кивнула.        Некоторое время они молчали, видно, каждая думала о проблеме, которая покоя не давала, в той или иной мере, всем.        Роза кусала губу и совсем позабыла о своей порции мороженого. Взгляд её случайно скользнул по лицу Мисси, которая потягивала апельсиновый сок из трубочки. Когда она стала буквально сверлить её взглядом, Мисси напряглась. Вздрогнула:        — Что?        — Золушка.        — Чего? — не поняла Мисси и уставилась на подругу. Иногда ей начинало казаться, будто от пережитых волнений у них всех едет крыша, но чтоб настолько сильно? Это было что-то новенькое.        — Золушка. Бал, — просияла Роза, — надо устроить благотворительный бал! А что? Мама у меня в концертном зале работает, правда, бухгалтером, но какая разница? Может договориться. Мисси, твой отец может провести бал под эгидой Лиги Наций. А твои, Люси, родители, вполне могут стать спонсорами. Представляешь, какой это плюс к их репутации? Рани, с твоими кулинарными талантами, почему бы тебе не приготовить каких-нибудь эклеров. Купит гость сладостей — вот и деньги на фронт. В помощники вон, Марту и Донну взять можно. А ещё можно аукцион устроить. Ну там, золото продать, если у кого есть какое-нибудь ненужное колечко, детское, к примеру, которое на палец не налезет. Нет, это, я, конечно, размечталась, но вот, Джек, например, мог бы бензин продавать. Автомобилистов у нас всё больше, а топливо дорогое. А он по скидке бы продал, вот и деньги. Это обдумать можно. И получится три в одном — и плюс к репутации нашим интеллигентам, и развлечение для всех, и средства для наших ребят на войну. Как вам?        Роза сияла. Рани переглянулась с Люси. Мисси взяла на себя смелость озвучить волнующий всех вопрос:        — Не слишком ли романтичная идея?        — Романтичная?        — Ну да, — подхватила Люси, — в теории всё вроде бы просто, а на практике как организовать? Это же сколько людей нужно подключить, со сколькими организациями договориться. Всюду бюрократия. Препятствий и так полно, а тут ещё и война.        — Угу, — кивнула Рани, — и по поводу золота тоже идея так себе. Мои родители уже раз категорически отказались мой детский нательный крестик и старое колечко золотое продавать. Мол, если придётся бежать, где деньги возьмем, продав золото сейчас? Лучше подождём, вдруг хуже станет и золото ещё пригодится. И так, думаю, очень многие думают.        — Ладно, без золота, соглашусь, идея неудачная, — капитулировала Роза, — но вполне можно ярмарку продуктов организовать. Не думаю, что на пирожок или тортик денег ни у кого не найдётся. И по поводу бензина тоже можно подумать, это для тех, кто водит, можно сказать, предмет первой необходимости.        — Не знаю, — вздохнула Мисси, — я сомневаюсь, что всё это удастся реализовать. Сложно будет.        — Да, — Роза кивнула и мягко улыбнулась, — но ведь кто говорил, что не стоит пробовать? Давайте хотя бы попытаемся, может быть, получится.        — Ну да, — подытожила Рани, — попробовать стоит. Попытка не пытка.        — Я поговорю со своими родителями — подхватила Люси.        — А я с отцом, только, наверное, уже завтра.        Лакомства каждая из них уже доела и, в общем, пришла пора расходиться по домам. Ещё и мрачные тучи, предвестники ухода зимы, по небу тяжёлой мозаикой плыли, создавая невесёлую картину. Подозвав официанта расплатились, забрали покупки и вышли.        На пороге ресторана наткнулись на грязное, дурно пахнущее существо мужского пола в лохмотьях с костылём. Он просил милостыню, дрожащими руками держа банку из-под пива, в которую предполагалось бросать монеты и заунывным голосом, точно сломанная шарманка, гудел:        — Подайте на пропитание, леди и джентльмены, пострадавшему в жестоком бою с нацистами воину, всё на войне потерявшему! Да благословит Господь вашу доброту!        Эту мантру повторял снова и снова, каждый раз взвывая всё сильнее.        Люси, остановившись, стала рыться в кармане платья, но Рани остановила её:        — Не стоит, это шарлатан.        — Откуда ты знаешь?        — Их полно. Как война началась, так и ноют во всех публичных местах. Мама говорит, что и возле больниц и аптек сидят.        — Да, но, может, это правда солдат, — с сомнением протянула Люси, — война всех ведь калечит.        — Солдату негде жить внезапно стало? Нас не бомбили, значит, его жилье целое. Да и документы должны быть. Спроси у него — ни за что тебе документы не покажет, потому что их нет. Идём, Люси.        Люси вздохнула. Оглянулась в поисках других подруг.        — А где Мисси?        — Пошла звать полицейского — ответила Роза.        Дома было тихо и темно. Едва подойдя к калитке, Мисси взглянула на окно папиного кабинета и удивилась, что свет не горит. Неужели отец всё ещё был на работе? Вряд ли, уже без нескольких минут восемь вечера. Отец говорил ей, что должен вернуться к восьми, просил в кафе с девочками не засиживаться.        Свет не горел во всём доме. Это настораживало. Она быстро прошла в дом, разулась, сняла пальто. Подумала, что завтра утром надо бы почистить сапоги, погода в последние несколько дней была дождливой, на подошве наверняка грязь.        Быть может, отец уснул? Правда, на него это не похоже, он никогда не ложится спать раньше десяти, но мало ли, устал, чувствует потребность отдохнуть. Чем дальше, тем тяжелее ему работать в этом хаосе, когда коричневый дьявол побеждает всех.        Мисси шла по коридору аккуратно, почти на пальчиках, чтобы не потревожить папу. К своему удивлению, услышала шум в его кабинете. Звук, доносящийся оттуда, был странным: как будто кто-то чем-то тяжелым о стол бьет. Мисси сначала изумилась, растерялась, но в следующее мгновение пришёл страх: а вдруг их грабят и отца убивают прямо сейчас? Что делать?        Отец был жив, но ругательства из его уст было слышать так же непривычно, как, к примеру, мяуканье из собачьей пасти.        О, небеса, что происходит? Мисси затаила дыхание, чувствуя, что сердце буквально из груди вырывается. Аккуратно постучала и, получив разрешение войти, сунулась в дверь:        — Папа? Что-то случилось?        Он протянул руки, приглашая её в объятья. Ого. Так в последнее время не часто случалось. Мисси быстрым шагом пересекла кабинет, позволяя отцу себя обнять, и аккуратно поцеловала его в щёку.        — Что случилось, па? — встревоженно спросила она, глядя в его глаза.        — Жизнь случилась, — ответил он, судорожно вздохнув (общая привычка отвечать так, вздыхая следом, которая говорила о том, что у него или Гарри всё крайне плохо), — вот что. Жизнь, дочка, где взрослые важные дядьки-дипломаты — чёртовы бессильные идиоты, политические импотенты перед одним чокнувшимся немецким ублюдком.        Всё понятно. Сегодня ей никак не посоветоваться с отцом насчёт благотворительного бала (или званого ужина, она так точно и не решили с девочками), а ведь с надеждой расспросить, что лучше да как лучше всё организовать, услышать дельные советы от отца, который был всегда блестящим организатором, она и шла домой. Но нет, отец был не в состоянии ни то, что советы давать, он двигался с трудом.        Выпустив её из объятий, мистер Саксон, сильно сутулясь, подошёл к окну и выглянул в него — в беспросветную почти тьму. Потом всё так же тяжело вздохнул, как человек, у которого вот-вот сердце остановится. Мисси испугалась, налила воды в стакан из стоящего на рабочем столе графина, подошла к папе и протянула ему стакан.        Мистер Саксон улыбнулся, поцеловал дочь в висок и покачал головой.        — Боюсь, вода мне не поможет, милая.        — О Боже, — Мисси почувствовала, как сжимается от боли сердце, — папа, да что же случилось? Что-то на работе не так?        — Я работаю, доченька, — он сел, почему-то очень тяжело, покряхтывая, будто кукла на шарнирах, что вот-вот сломается, — в кругу импотентов и дураков. Которые игрались в игрушки с психом, а надо было душить змею в зародыше. Ты была права, Лига наций — сборище бесполезных идиотов. И я такой же, ничем не лучше. Ничем не отличаюсь.        Мисси встревожено опустилась на стул напротив отца.        — Да что случилось-то, па? Можешь ты внятно мне объяснить?        Отец налил себе вина из графина, стоящего рядом с графином с водой, и залпом осушил его, только малиновый след на губах отпечатался.        — Ты знаешь, что такое концлагеря, Мисси?        — Да, — кивнула она, на несколько секунд задумавшись, — там убивают евреев. Некоторые мои ученики такой ужас о них рассказывают, что мне дышать страшно становится.        Отец кивнул.        — Их количество растёт, дочка. Рядом с Освенцимом, крупным таким лагерем в Польше, построили новый, в маленькой деревушке. Назвали Дахау. Этот, другой, лагерь, только недавно открыли, но из Освенцима, говорят, каждый день туда прибывают поезда, с вагонами, доверху набитыми детской одеждой и обувью. По нескольку штук прибывают, как разведка сообщает. Понимаешь, что это значит? **        Мисси застыла. Стало трудно дышать. Она почувствовала, как загорелись щёки. С ужасом поднесла руку ко рту, но вскрика сдержать не смогла. О, не может этого быть, нет!        — Папа, — она прикусила губу, помотала головой, — это же не…?        — Да, Мисси, — печально кивнул отец, — именно так. Они убивают еврейских детей, а их одежду потом привозят. И волосы, кажется, продают, да ещё и очень дорого.        — О, папа! — вскрикнула Мисси, схватилась с места и, подбежав, крепко обняла отца.        Боль адовым огнём горела в каждой клетке тела, не давала покоя. Они оба плакали, Мисси рыдала навзрыд. Было жаль несчастных детей и всех людей, кого проклятый Гитлер морил в этих своих лагерях. Было страшно от того, как люди могли до этого дойти, как те, кто исполняет приказ, не боятся ни Бога, ни Дьявола. Было больно, потому что отец, даже занимая такую высокую должность, не мог ничего поделать с этим зверством, потому что весь мир сдался в плен грязным животным. Было мерзко, потому что теперь казалось, будто все балы, ужины, школы, уроки, сборы и подбадривающие письма на фронт — обычная фикция, ничего не решающая. Что они давно и окончательно проиграли. А ещё — было больно, что в такой момент, когда каждая секунда жизни могла бы стать последней, любимого Пита не было рядом, и она переживала боль одна.        Она бы не могла сказать, сколько времени прошло вот так, в слезах и попытках прийти в себя. Она не могла бы сказать, как другим удаётся жить так, будто ничего не происходит — не бомбят больше Штаты, ну и ладно, можно пить, кутить и развлекаться, а война пусть далеко себе идёт, пусть где-то далеко люди гибнут, в том числе, и американские солдаты. Но, когда она снова взглянула на часы, было уже почти девять.        Странно, Мисси казалось, что прошло уже много времени, как минимум, несколько часов.        — Прости, доченька, — отец отпил вина и слабо улыбнулся, — расстроил я тебя. Не нужно было мне этого рассказывать. Тут у самого крыша от таких новостей чуть не поехала, а я, дурак, ещё и тебе рассказал. Извини.        Мисси покачала головой и махнула рукою. Говорить об этом не хотелось, но и извиняться папа вряд ли должен.        — Рано или поздно, па, я бы всё равно об этом узнала, — вздохнула она, — слухи сейчас очень быстро разносятся. Мгновенно.        Саксон-старший кивнул и закрыл глаза.        — Прийти в себя, наверное, уже не удастся. Ты ужинал, па?        Он отрицательно помотал головой.        — А будешь?        — Нет, милая, совсем аппетита нет.        — Ладно, я тогда душ приму и пойду к себе.        — Уснуть не получится, да?        Мисси пожала плечами:        — Приму снотворное.        Поцеловав отца в щёку, она вышла из кабинета. Быстро сходила в душ. Тут же пошла к себе. С трудом расстелила постель, надела простую рубашку и рухнула в кровать, лицом в подушку. Тяжело вздохнув, села на постели. Потянулась к таблеткам и стакану с водой на тумбочке. Выпила снотворное. Уснула минут через пятнадцать тяжёлым хрупким сном.        Снилась беспросветная мгла.