Фронт

       — Знаешь, чего я не понимаю? — Донна разливала чай по чашкам, и Мисси заметила, что у неё дрожат руки. — Как этот самолёт мог загореться так быстро? Ведь, говорят, что взрыв слышали по рациям. То есть, они там только передали об аварии, как тут же взорвались, выходит*. И пожар такой огромный, ужас!        Мисси тщательно вытирала тарелки, правда, одну едва не выронила и не разбила. Крепко ухватившись за неё, она пожала плечами:        — Гарри говорит, что, скорее всего, в конструкции двигателя был задействован магний. А у него высокая температура горения, сгорает быстро, ещё и южный ветер дул.**        — Ясно, — наконец, Ривер оторвалась от мытья доски, которую уже около десяти минут старательно драила, и усмехнулась, — опять мы наделали глупостей. Сначала делаем, потом думаем. Великое государство. Черчилль оказался прав насчёт нас.***        Мисси ничего не ответила, раскладывала печенье и оладьи по тарелкам.        Морозное зимнее солнце стояло над городом. Похоже было, что зима не торопится отступать, хотя ощущение весеннего дыхания было слишком близко.        — Мы успеваем с подготовкой? — спросила Мисси, поправив выбившуюся из причёски прядь волос.        — Да, до урока полчаса ещё, не волнуйся — отозвалась Ривер, поглядев на наручные часы. — Кстати, а что там с идеей собирать пожертвования в палатках? Помните, вы говорили об этом?        — Пока не знаю, — покачала головой Мисси, достав ещё одно блюдце — посуды на сладости не хватало, — думаю, бюрократическая машина никуда от нас не денется. Нужно всё сделать правильно, а то и так много мошенников на войне этой проклятой наживается.        — Так что, дело вообще не идёт?        — Ничего не могу сказать по этому поводу, — прикусив губу, продолжила Мисси, — кажется, Джек занимается этим. Но пока не в курсе, как успехи.        — Ясно — кивнула Ривер, наконец, оставив доску, — я надеюсь, всё получится. А то жаль будет, если эта идея пропадёт. Да и что у Рани, что у Розы сейчас тяжелая ситуация. Они бы хоть немного семье помогли.        — О чём и речь, — подхватила Мисси, — мы не можем просто так отдавать кому-то собранные людьми деньги, это будет расценено как воровство. Да и палатку просто так не поставишь, нужно, как минимум, разрешение мера города, мне отец говорил. Плюс, неизвестно, допустят ли нас вообще до сбора средств.        — Но ведь мы их уже собирали! — горячо возразила Ривер. — Пресса разрывалась о том, какая потрясающая молодёжь у нас в городе живёт, благотворительные ужины организовывает. И я, кстати, совершенно согласна с прессой — дети мистера Роджера Саксона Дельгадо — молодцы и патриоты. Ну, и всё такое прочее. Ты статьи читала, Мисси?        — Нет.        — Очень зря. Вам с Гарри дифирамбы поют.        — Нам или нашему отцу? — оторвавшись от своего занятия, Мисси резко повернулась к Ривер на каблуках и посмотрела прямо на неё.        — Вам. Чётко говорится, что это была ваша идея. Но да, конечно же, и ваш отец, и мистер Коул, и профессор этот — все упоминаются. А что ты хотела, сладкая? Они не последние люди в городе, крупные чиновники, бизнесмены, элита, в общем. Сама знаешь, что я это тебе всё рассказываю.        Мисси тяжело вздохнула и нахмурилась. Интересно, наступит ли такой момент, когда над ними с Гарри перестанет довлеть фигура их отца? Дождутся ли они этого светлого часа, этого священного мига?        — Девочки, я думаю, нам нужно отвлечься, — затараторила Донна, как обычно, первой почувствовав напряжённую обстановку, — мы постоянно говорим о войне. Я всё понимаю, но от этого уже голова пухнет просто. Пойдём в кино завтра? Или на танцы в субботу? И, Мисси, предопределяя твой ответ: это и есть часть жизни. Мы, вроде как, находимся в тылу, и можем себе такое позволить. Жизнь не сводится к одной только войне, девочки, так нельзя. Даже мой дедушка, который первую войну прошёл, её вспоминать очень не любит, делает это редко. А мы только о ней и торочим как сороки. Хватит уже. Лично я устала, и, думаю, вы тоже.        Мисси внимательно поглядела на подругу. Донна, жизнерадостная, бойкая, активная, всегда оставалась собой, в любой ситуации. Она и теперь улыбалась, пытаясь заразить своей простой радостью и подруг. Мисси, впрочем, уже вообще была не уверена, способна ли она ещё радоваться, или горечь происходящего вокруг, натянутая атмосфера в семье и разлука с Питом высосали из неё все чувства, кроме гнетущей тоски, как в чёрной дыре. Она не думала отказываться от возможности развлечься, вовсе нет. Точно не сейчас, не в этот раз. Да и к тому же, невозможно было отказать Донне Ноубл — она никогда не принимала отказов.        — Ладно, — улыбнулась Мисси, наконец, — мне обе идеи нравятся. Завтра можем пойти в кино, на любой сеанс, куда достанем билеты, а в субботу — на танцы. И Розу давайте позовём, она тоже уже устала, ей отдохнуть не помешает.        — А Рани? — осторожно спросила Ривер. — Не будем?        — Нет, не думаю, что это хорошая идея, — Мисси прикусила губу, — отец заходил к ним вчера, а я звонила и передавала печенье и пироги. Говорит, там полный кошмар. Её отец даже сидеть не может, прикован к постели, заявил папе, что хочет покончить с собой. У матери глаза постоянно на мокром месте. А Рани совсем не знает, что ей делать, подавленная и растерянная. В общем, ей сейчас не до развлечений уж точно.        Ривер вздохнула, кивнув. Вышло довольно мрачно.        Мисси достала из сумочки зеркало, положила его на стол. Распустила волосы и стала их тщательно расчесывать. Пряди запутались и тянулись за расческой. Надев обруч, она стала раскладывать на столе учебники и тетради.        Донна расставляла тарелки с печеньем на парты.        — Нужно было ещё конфет купить — заметила она.        — Ладно, в следующий раз будем угощать детишек конфетами и соком — улыбнулась Ривер. — Господи, столько времени прошло, как они здесь живут, а они всё ещё голодные, и как будто боятся, что мы у них еду отберём. Кошмар.        Никто ничего не ответил. Пальцы Мисси сами собой сжались в кулаки и, сердито сопя, она стала широкими движениями вытирать стол от пыли (хотя пыли на нём почти не было).        Класс заполнялся неспешно, постепенно. Первой явилась Кортни, высокая, худенькая девчушка, восьми лет. Она, как всегда, немного боязливо прошла в класс, поздоровалась со всеми по очереди, и села на своё обычное место, за третьей партой у окна. Увидев угощение, улыбнулась, и спросила тихонько:        — Мисс Мисси, можно попробовать печенье?        — Да, — улыбнулась Мисси, — но, милая, я же пока не налила чаю.        — Я только попробую — Кортни взяла одно печенье с тарелки и откусила кусочек. Она стала жевать его так сосредоточено, будто билась над решением какой-то загадки. Мисси подавила смех, глядя на неё.        Они с Ривер делили учительский стол, пока Донна разливала чай. Детей становилось всё больше: прибежал Фриц, пухленький мальчишка, что учился здесь несколько недель, с тех пор, как они семьей бежали из родной одуревшей Германии. Тихонько вошла всегда испуганная и бледная Магдалена, которой каким-то чудом удалось прибыть в Штаты из охваченной войной Польши. Маим и Якуб, неразлучные брат и сестричка, принесли мятные леденцы, чтобы угостить своих учительниц. У каждого при виде угощения загорались глаза, хотя их угощали вкусностями почти каждый урок. Глядя на них, Мисси думала, что детство их украдено и растоптано войной, и сердце тяжело сжималось от тоски и боли. Иван, худенький, бледный, всегда забирал немного еды с собой, чтобы угостить маму и бабушку. С тех пор, как его семья бежала из Болгарии, жилось им очень плохо — отца подстрелили при попытке сопротивления (подробностей Мисси не знала), а маленькая сестричка умерла от тифа в грязном, забитом людьми, вагоне.        Когда прозвенел звонок, оказалось, что сегодня на урок пришли все. Класс был полон, детей, с момента, как они открыли школу, стало больше. Они смотрели на своих учительниц с явным интересом, ожидая, что интересного сегодня им предложат изучить.        Мисси встала, и, откинув назад волосы, улыбнулась.        — Добрый вечер, ребята. Сегодня мы будем с вами изучать английские считалочки. Они смешные и очень забавные. Думаю, они вам понравятся. А ещё у нас будет маленькое соревнование. Тот, кто запомнит считалочку быстрее остальных, получит вкусный приз. И это не оладьи и печенье.        — Мисс Мисси, что это? — тоненьким голоском отозвалась с задних парт любопытная рыженькая Мойра. — Яблоки? Секоладки?        — Возможно, — улыбнулась Мисси, — скоро узнаете.        Она прошла к доске и, взяв указку, направила её на написанную красивым почерком Ривер тему урока: «Считалочки».        — Кроме того, что мы с вами узнаем, какие существуют считалочки на английском языке, вы также сами вспомните, какие знаете на вашем родном. Думаю, это будет интересно. Заодно проверим, какой язык как звучит.        — Ой, я знаю много считалочек!        — И я, и я!        — Шоколадка всё равно мне достатся!        — Нет мне, в моём родном языке считалочек больше!        Нетерпеливые детские голоса гулом заполнили класс. Ученики, даже самые спокойные, не сидели на месте, подпрыгивая и поднимая руки в нетерпеливом желании поскорее начать конкурс.        — Мы это обязательно выясним, — сказала Мисси, — Фриц, не крутись. Не нужно дёргать Магдалену за косички.        — Да, — горделиво ответила девочка, фыркнув, — не то получишь в нос, чёртов немецкий подонок!        — Я не подонок! — воскликнул мальчуган, сорвавшись на ноги. — Я против Гитлера! Мы поэтому сбежали из Германии, хватит меня оскорблять!        О, нет. С тех пор, как Фриц появился здесь, за его спиной дети то и дело шипели, вешали вину его обезумевшего народа на него. Его не приняли в государственные школы, потому что он немец. Теперь и здесь, в их небольшой школе, он страдал потому, что немец. Мисси растерялась. Она была уверена, что открытого конфликта не случится, что объяснения, которые она уже несколько раз пыталась донести до других детей, помогут. Она не была готова к такому повороту событий.        К счастью, Ривер пришла на помощь. Она встала, подошла к Мисси и смерила всех внимательным взглядом.        — Я знаю, что вы обижены. Знаю, что Гитлер подонок и монстр. Мы все страдаем из-за него. Но и Фриц с семьёй пострадали от него тоже. Они сбежали к нам, в свободную страну, потому что не хотят жить на Родине, которая больна жестокостью и злостью. Фрицу так же тяжело, как и вам. Его родителям тоже трудно, как и вашим семьям. Многие из вас, дети — евреи. И мы все знаем, как страдает сейчас еврейский народ. Люди гибнут только потому, что они евреи. Страдают только от этого. Это справедливо, как вы думаете?        — Нет, — разнеслись уверенные голоса, — несправедливо.        — Тогда почему вы наказываете Фрица только за то, что он немец? Он не виноват в этом. Он не виноват в том, что его народ сошёл с ума. Он сбежал из своей страны и точно так же, как мы все, мечтает, что Гитлер будет побежден, война закончится, и наступит мир. Он думает так же, как все мы.        — Его земляки убили мою бабушку, — всхлипнула Магдалена, — и сестричку моей подруги один фриц застрелил, потому что она назвала его уродом.        — Да, — кивнула Ривер, — но не Фриц это делал. Магдалена, ты веришь, что все евреи плохие, потому что они евреи?        — Нет — покачала головой девочка.        — Видишь? Значит, и немцы так же. Нельзя ненавидеть человека из-за его национальности, веры, цвета кожи. Он с этим родился. Он не выбирал этого. Фриц не виноват. Кем работают твои родители, Фриц?        — Мама уборщица на заводе Форда, а папа пекарь. Когда мой дедушка принёс хлеб и булочки и пытался кормить людей, которых собирались увозить из страны, наш сосед, нацист, застрелил его.        — Как к вам относились в Германии?        Фриц хлюпнул носом и повесил голову:        — Нас называли предателями. Папу били полицаи, уволили с работы. Мы сбежали сюда, к тёте, после того, как наш дом подожгли.        Он посмотрел на свои руки и хмуро добавил:        — Они все сошли с ума. Ненавидят друг друга. Любят только Гитлера. Маму избили другие женщины, когда она сказала, что Гитлер ведёт нашу страну в дыру, и она потеряла ребёнка.        Мисси чувствовала, что ком подступил к горлу и застрял. Пришлось приложить много усилий, чтобы не заплакать.        Ривер, тем временем, снова проникновенно посмотрела на детей.        — Видите, ребята? Фриц и его семья — тоже жертвы этой ужасной войны. Как и все мы. Мы не должны быть жестокими. И судить одного человека за грехи других.        — Мы ему не верим! — раздался голос с задней парты. Акцент был русским, наверное, это Яков, бледнолицый подросток, сказал.        — Встань, Яков! — сказала Мисси, и парень поднялся. — Почему ты не веришь Фрицу?        — Потому что все они, немцы, сволочи и подонки! — вскинув голову, отчеканил мальчик. — Они радоваться, когда нас убивать. Почему я должен верить, что Фриц не радоваться?        — Скажи, Яков, — Ривер прищурилась, — по улицам твоей Родины ходят медведи?        — Нет — помотал головой мальчуган.        — Все ли на твоей Родине пьют водку?        — Нет.        — А на балалайке все играют?        — Не все.        — А почему мы должны верить, что это так? Почему мы должны верить, что ты говоришь правду?        — Но я правду говорить! — горячо возразил мальчонка, выйдя вперёд.        — И Фриц тоже не лжет. Если бы он был таким же, как Гитлер, разве бы он был сейчас здесь, с нами?        Молчание было неловким, отягощающим. Мисси водила глазами по классу, заметив, что почти все опустили головы. Фриц всё ещё стоял за партой и смотрел в окно.        — Мы должны быть милосердны в это ужасное время, дети, — мягко сказала она, — война — жестокая вещь, но, если мы не хотим стать зверями, должны оставить в сердце место для милосердия и доброты. Родители Фрица работают и платят налоги. А, значит, они помогают всем нам победить. Яков, Фриц, Магдалена — садитесь. Если ещё раз будет подобный разговор, мне придётся вас наказать, дети. Вы поняли, в чём неправы?        Гулкое «да» прозвучало неубедительно, но на большее Мисси не рассчитывала.        Кивнув, она подошла к доске и снова взяла указку.        — Хорошо. А теперь перейдём к теме нашего сегодняшнего занятия. Считалочки — это вид творчества, который придумал народ. Как называют народное творчество? Кто-нибудь помнит это слово?        — Я знать, я знать, мисс Мисси! — нетерпеливая Маим завертелась и, не дожидаясь разрешения ответить, выкрикнула: — Фольклор!        — Правильно, Маим, — кивнула Мисси, — молодец. А какие вы ещё знаете виды фольклора? Давайте вспомним.        — Поговорки.        — Пословицы.        — Народные песни.        — Скороговорки.        — Колыбельные.        — Шутки!        — Правильно, молодцы, — одобрительно улыбалась Мисси, загибая пальцы. — А сегодня мы с вами будем учить английские считалочки. И поможет нам в этом Кортни, наша чудесная гостья из Британии. Будешь моей помощницей, милая?        Девчушка кивнула и вышла к доске. Правда, её оторвали от поедания печенья, весьма не вовремя — рот был забит сластями, она старалась их прожевать. Мисси улыбнулась, погладила маленькую лакомку по руке и, чтобы дать ей немного времени, продолжила объяснять:        — Думаю, вы сами понимаете, что такое считалочка. Что это, Якуб? Простуженный польский мальчик, который, наверное, выпил уже весь свой чай, слегка хрипло ответил:        — Это чтобы считать учиться. Такие штуки детские.        — Да, правильно. Считалочки помогают быстрее научиться считать. К тому же, многие из них очень забавные и показывают богатство языка. Ну-ка, Кортни, давай вспомним, какие самые известные считалочки есть? Какие ты знаешь?        Маленькая, хрупкая, бледная, она производила впечатление совсем ещё крошки, хотя ей было уже почти двенадцать лет. К тому же, сейчас она дрожала, выступать перед классом ей было трудно. Мисси погладила её по спине.        — Ну же, Кортни, не волнуйся, — улыбаясь, сказала она, — давай я тебе помогу. Будем вспоминать считалочки вместе.        Девчушка с энтузиазмом кивнула. Сейчас она так нервничала, что не только считалочки, а и собственное имя вспомнить вряд ли была способна.        Стук в дверь прервал уже собравшуюся начать считалку Мисси.        — Наверное, за кем-то пришли родственники, ребята? — Донна встала и прошла по классу. Открыла дверь.        — О Боже! — воскликнула она, и руки её взлетели для объятий. — Привет. Посмотрите, кто вернулся!        — Привет, девчонки. Здравствуйте, ребята.        — Здравствуйте! — раздался гул голосов. Малышка Сильва подбежала и обняла его за ноги. И, кажется, пробормотала что-то вроде: «Ура, вы приехать!».        Он стоял посреди класса, улыбаясь, с букетом роз в одной руке и подснежниками в другой.        — Я не смог определиться. Купил оба — продолжая улыбаться, сказал он, протягивая цветы.        Мисси, впрочем, было всё равно. Она тяжело дышала, перестала моргать, застыла, словно статуя, упустив на пол указку, и глядела на него, словно на пришельца.        — Здравствуйте, мисс Мисси! — на его щеках играли ямочки, когда он пытался вложить подснежники в её застывшие напряженные пальцы.        — Господи! — выдохнула Мисси. — Пит!        Она буквально рухнула в его объятья, зарываясь лицом в его грудь. Обнимала за шею так крепко, что пальцы хрустели. Несколько раз втянула его запах, оказавшийся таким родным, знакомым до мелочи. Только теперь заметила, что сорвала с него шляпу и целует в растрёпанные волосы. А ещё, поскольку он жмурился, поняла, что покрывает поцелуями его лицо и шею (колючий свитер остро целовал её в губы).        Он осторожно обнял её за талию, и всё напряжение этих длинных последних месяцев, когда она буквально горела в аду, хлынуло наружу потоком слёз. Уже через миг лицо стало пылать, слёзы переросли в истеричные судороги, Мисси с трудом держалась, чтобы не завыть, не понимая, что происходит, напрягая пальцы до хруста, но всё равно ни на миг не ослабив объятья.        — Тс-с! — прошептал он, аккуратно целуя её в мочку уха.        Он говорил что-то ещё, но Мисси не слышала. Только жадно ловила отзвуки его интонации.        — Так, оставшуюся часть урока проведу я, — решительно сказала Ривер, поднявшись и подходя к доске.        — Математика, — наконец, начиная возвращаться в реальность, запротестовала Мисси, — у нас следующая математика.        — Которую проведу я, а вы идите уже отсюда, голубки.        Донна, кажется, буквально вытолкнула их из класса и захлопнула дверь.        Мисси почти ничего не видела в потоке слёз, но боялась выпустить руку любимого и сжимала его пальцы до хруста. И почему-то знала, что Пит улыбается.