Фронт

       — Блять, Гарри, — раскрасневшийся, злой, Джон сел на кровати, отплёвываясь, — ты мне глотку членом пробить решил, что ли? Толкаешься как бешеный.        Гарри, лежащий рядом, тяжело дышал. Изо всех сил стукнул кулаком по подушке. Проворчал, сцепив зубы:        — Знаешь что, малыш неженка? Если я тебе не нужен и ты хочешь меня кинуть, то не ищи предлогов. Заебали все со своим враньём уже.        Джон обхватил голову руками. Казалось, ещё немного — и он сойдет с ума. Он стал раскачиваться на постели.        — Да не хочу я тебя бросать, что за чушь? С чего ты это взял?        — Потому что ты ведёшь себя, как обиженная девчонка — парировал Гарри.        — Что? Не веду! — Джон злобно сверкнул на него глазами.        — Да что ты? Правда? Тебе всё не нравится! Уже даже секс не нравится!        — Конечно, — огрызнулся Джон, — потому что запихивание хуя мне по гланды, чёртов медведь, — это не секс. Это изнасилованием называется, понял?        Гарри хмыкнул:        — Ну, прекрасно. Теперь я ещё и насильник, значит.        Он стал лупить по подушке кулаком беспрестанно. Злобно сопел.        Джон вздохнул. Застегнул штаны. Лёг. Обнял Гарри за плечи, хотя тот брыкался, пытаясь отбиться. Стал гладить по спине.        — Давай ты успокоишься и, наконец, расскажешь мне, что тебя мучит.        — Ничего — пробубнил Гарри, дёрнув плечом.        Джон промолчал, но продолжал гладить возлюбленного по спине.        Гарри тяжело дышал, кусал губы. Выдохнул и снова вздохнул несколько раз. Его стал бить озноб и тогда Джон укрыл его одеялом, взяв его горячую ладонь в свою.        — Я не знаю, что хуже — то, что целый мир катится в пропасть, или то, что моя жизнь туда несётся со скоростью тайфуна. В семье бедлам, домой приходить не хочется. Мисси ревёт постоянно, вечно глаза красные. Пит кормит её сказками, что у них всё получится в Детройте, и что перемены, даже сейчас, — самый лучший выход. Всё, чтобы не ущемлять своё тщеславие, чёртов говнюк. Они постоянно спорят, Мисси постоянно дёргается. Отец нервный, еле себя в руках держит. Он наверняка, уже и с начальством посрался, и теперь, вопрос о том, когда лишится должности и привилегий — это только вопрос времени. Мисси срывается на домработницу, та утверждает, что она угрожала ей с ножом, сказала, что, если не уволится, она её убьет. Ещё этот щенок. Лает постоянно, носится, под ногами путается. Я пару раз из-за него чуть с лестницы не грохнулся. Покоя от него нет. Вчера он погрыз ножку стула. Позавчера наследил грязными лапами в кухне. Мне его хочется убить. Потому что никто после него этот срач не убирает, мне приходится. Такое ощущение, будто я чёртова полодрайка. И то, хуже. Полодрайкам хотя бы платят.        Джон устроил руку у Гарри на пояснице:        — А на работе что?        — На работе не меньший дурдом. Форд, чёртов торгаш, открыто с немцами торговать перестал, куда ж торговать, когда твоя страна с ними воюет. Но шанса подзаработать деньжат на стороне врага не упускает. Целые схемы уже готовы, в обход. Коррупция процветает. Финотдел только об этом и говорит, вроде как*. У нас пара инженеров уволились, типа, принципиальные. Не хотят, мол, марать свою репутацию сотрудничеством с ублюдком, который на немцев работает. А я думаю, что тоже мог бы уволиться, — Гарри мрачно вздохнул, — но торможу себя. Позавчера остановился прямо у дверей отдела кадров, когда собирался заявление писать. Успокаиваю себя, мол, это всё, чтобы от отца не зависеть. На самом деле — всё, чтобы тщеславие своё, блять, потешить. Инженер, глава группы на заводе с мировым именем, который делает передовые технологии. Распирает меня, сука, от гордости. Тут ещё, если себя в новом проекте хорошо проявлю, повышение крупное светит. Проект секретный, за любую разглашенную деталь оторвут яйца к чёртовой матери. Это на меня давит.        — И тебя беспокоит что-то ещё, да? — мягко спросил Джон, поглаживая любимого по пояснице.        Гарри снова стал сопеть, и снова вздохнул.        — Я не уверен, что хочу этого повышения. На мне и сейчас бешеная ответственность, но всё же, я один из винтиков всей системы. А, когда получу повышение, вся ответственность ляжет на меня. И тыкать пальцами, если что, будут в меня. А потом обязательно всплывут все грязные схемы, все делишки повылазят из темников. Станут искать виноватого. Возможно, им буду я.        Гарри был крайне мрачен, мрачнее тучи. Упрямо помотал головой:        — Не знаю, что мне делать.        — С работой?        — Со всем. Я как будто в аду горю, и не вижу из него выхода.        Джон улыбнулся. Погладил любимого по щеке. Нежно поцеловал в висок. Поднеся руку к губам, поцеловал запястье.        — Тебе нужно успокоиться, Гарри. Правда. Я знаю, что ты любишь сестру. Мисси замечательная. И она сильная. Она со всем справится. Со всем разберется. Я не думаю, что она согласиться сбежать с Питом в Детройт. Это и без того безумная авантюра, а во время войны — тем более. Она умная девушка, и всё понимает. Тебе не нужно так сильно о ней беспокоиться.        Гарри судорожно вздохнул и стал глотать ртом воздух.        — А отец? — глаза его беспокойно метались. — С ним что делать?        — А что отец? — Джон спокойно повёл плечом. — Он взрослый мужчина, опытный политик и чиновник. Лига давно бесполезна и, понятно, что он пошёл в конфронтацию с коллегами. Эти чинуши всё равно ни черта не делают, только и могут, что беспокойство выражать. А твой отец не для того приходил в политику и затевал всю эту большую игру, чтобы быть никем, пытаться доказать, что он — не безногий стул, который просто жаль выбросить, как все эти придурки из Лиги. Он опытный игрок и, я думаю, у него в запасе есть козырь. Возможно, не один. К тому же, даже если конфликт расширится, вряд ли его совсем из Лиги вышвырнут. Может, в должности понизят, конечно, но у твоего отца, наверняка всё предусмотрено, и я бы не волновался о вашем финансовом положении в случае его неудачи.        — Меня не финансовое положение волнует, — Гарри покачал головой, — а репутация нашей семьи. Моя, в том числе. Не очень-то хочется, знаешь ли, быть сыном опального чиновника. Чтобы каждый плевал тебе в спину.        — Ты слишком на этом зациклен, — мягко возразил Джон, погладив любимого по волосам, — каждый и так будет это делать. Плевать тебе в спину. Особенно — сейчас, когда все друг с другом воюют.        — Воюют? — Гарри удивлённо посмотрел на Джона. — Ты о чём? Все против немцев сплотились, в едином порыве. О какой войне ты говоришь?        — Это всё иллюзия, — Джон усмехнулся, — сам не видишь разве? Одни чиновники вопят, что нужно уничтожить Германию. Другие — винят тех, кто втащил Штаты в войну против неё. Третьи вопят о том, что мы должны были сперва наказать Японию. Есть и такие, которые хотят спрятать голову в песок, ничего не замечая вокруг. Я с такими страусами учусь. Каждый третий в группе, чёрт побери. Есть безумцы, как мы. Которые всюду пытаются влезть, чтобы помочь победе. Есть ублюдки, которые на войне зарабатывают, как вот, папаша Форд или другие. Есть разрозненная Лига Наций, не единая, а потому слабая. Есть Красный крест, который просто торгует с немцами, либо торгуется, и их чиновникам плевать, как это выглядит со стороны морали **. А ещё есть русские, которые, как только над Берлином поднимут знамя победы, обязательно потребуют своё, и, очевидно, заграбастают пол-Европы. Но сейчас им все мило улыбаются, и все, даже Черчилль, непримиримый борец с большевизмом, забыли, кажется, о том, как русские напали на Польшу и бомбили финнов ***.        Джон вздохнул:        — Я уж не говорю, что семьи всё равно распадаются, люди всё равно разводятся, заводят любовниц и любовников, и никакая опасность в виде идущей вовсю мировой войны их не останавливает. Мир такой, Гарри. Все воюют со всеми.        — Что ты хочешь этим сказать? — спросил Гарри.        — Что мы живём в мире, где правит хаос. И Гитлер не единственный, кто в нём виноват. Так что, ты должен перестать волноваться так сильно о том, что именно в твоей семье что-то не так, правда. Потому что не так всё в обществе. С целым миром всё не так, милый. А все события в твоей семье ты слишком драматизируешь.        Джон снова погладил его по щеке.        — Успокойся, пожалуйста. Ты себя изводишь. Не стоит.        — Мисси, — судорожно вздохнул Гарри, — она не переживёт разлуки с Питом. Это её убьет. Как я могу быть спокоен? И, ведь, если что, она станет винить в этом отца.        — Да, — согласился Джон, — но, если они с Питом всё же расстанутся, она быстро поймёт, что не отец виновен в этом. А Пит, потому что поставил себя выше неё. Поставил своё тщеславие во главе угла. Стоит ли в таком случае, любить и страдать, если парень оказался недостойным этой любви?        — Но ведь она всё равно будет продолжать любить и страдать, — тихо вздохнул Гарри, — а я не знаю, как ей смогу помочь, и смогу ли вообще.        — Она сильная, Гарри, — с улыбкой повторил Джон, — она справится.        — А вдруг нет? Вдруг однажды, когда я буду ей особенно нужен, меня не будет рядом?        — Она справится, милый, — Джон осторожно поцеловал Гарри в скулу, — не изводи себя так. На тебя уже смотреть больно.        Гарри закусил губу. Видимо, ему сложно было решиться, но он всё же спросил, беспокойно заглядывая любимому в глаза:        — Пит что-то говорил тебе обо всём этом?        — Он сомневается. Искренне хочет быть с Мисси, но не понимает до конца, что ему, где бы они не жили, и как бы не повернулась дальше судьба, нужно быть готовой идти на жертвы тоже. Я пытался ему объяснить, что, когда он просит Мисси бежать с ним в Детройт, в неизвестность, то требует от неё односторонней жертвы. А так нельзя. Но не знаю, понял ли он, согласится ли со мной, в итоге. Он упрямый парень, некоторые простые вещи до него трудно доходят, долго. Но он хороший человек, — Джон улыбнулся, — я искренне надеюсь, что он примет верное решение.        — Хоть бы так, — вздохнул Гарри, — мне хотя бы за Мисси будет спокойно.        Он подвинулся ближе, прижался к худенькому плечу Джона:        — Ты точно не станешь меня бросать?        — Нет. И выбрось уже эти глупости из головы, умоляю.        Гарри потёрся носом о его плечо, худое и острое, будто осколок:        — Что насчёт примирительного секса?        — Ладно, — спокойно кивнул Джон, — но, пожалуйста, никакого насилия. Не стоит набрасываться на меня и пытаться проткнуть членом мою глотку. Понял?        Гарри кивнул и осторожно потянулся за поцелуем.