Te amo est verum

Sol lucet omnibus солнце светит для всех

Эмма просыпается от шума в галерее и, подскочив, испуганно думает: Пробус рассказал все Аурусу! Он не смог оставить все, как есть. И теперь за ней идет целая армия, чтобы заковать ее в цепи и бросить в подвал! А потом она попадет на рынок рабов, и ее купит старый сластолюбец, чтобы делать с ней все, что только пожелает его пресыщенное сердце. Эмма истово верит своему страху ровно до того момента, как окончательно прогоняет сон. А потом слышит смех сквозь громкие голоса и облегченно выдыхает. Вряд ли бы за ней шли, смеясь. Да и проснулась бы она уже от того, что ей вязали бы руки и ноги. Но что тогда происходит? Торопливо накинув тунику, Эмма выглядывает из комнаты и щурится, видя компанию гладиаторов в конце галереи. – Что случилось? – интересуется она громко. Галл оборачивается к ней и радостно гудит: – К Робину приехали жена и сын! Счастливый Робин высовывается из-за его плеча и машет Эмме рукой. – Пойдем! Они скоро будут в лудусе! Я хочу познакомить тебя с ними! Эмма радуется вместе с ним, хоть ее и подмывает сказать, что на самом деле нужно печалиться. И его жена, и его сын утратят свободу в миг, как попадут сюда. Почему Робин решил, что Аурус не сделает их рабами? Неужели он не понимает? Но Робин так счастлив, что Эмма просто не может омрачить ему это счастье. Пусть кто-нибудь другой возьмет на себя эту ответственность. Рядом с тренировочной ареной уже толпятся гладиаторы и кое-кто из домашних рабов, кому, очевидно, сейчас не нужно заниматься делами. Эмма невольно ищет глазами Регину, но не находит. В самом деле – зачем той смотреть на жену Робина? Особенно если учесть, какого рода отношения их с Робином связывают. Эмма кусает губы, вспоминая, что можно Робину и чего нельзя ей, и безумно хочется обсудить все это с Региной. Да хотя бы просто посмотреть на нее! Вчерашние ощущения накатывают приливной, хоть и несильной, волной, и Эмма стискивает зубы, пытаясь успокоиться. А потом слышит радостный вскрик и поспешно оборачивается, видя, как Робин бежит к молодой смуглой женщине, которая, плача, тянет к нему руки. У ее ног нетерпеливо подпрыгивает крохотный мальчишка с кудряшками. Он вдруг выкрикивает «Папа!» и бросается к Робину, уворачиваясь от соглядатаев. Среди последних Эмма видит Пробуса, но тот не обращает на нее внимания. – Роланд! Сынок! – Робин на ходу подхватывает сына, прижимает его к себе и зацеловывает с ног до головы. Потом, не отпуская Роланда, подходит к жене и обнимает свободной рукой. Эмма видит, как содрогаются в рыданиях его плечи. Ей и самой хочется плакать, и в какой-то момент накатывает благодарность к Аурусу, за то, что тот все же исполнил свое обещание, данное когда-то Робину. Гладиаторы шумят, всячески выражая свою радость от радости товарища, а Робин, обернувшись к ним, уже плачет, не скрываясь, и все прижимается щекой то к затылку сына, то ко лбу жены. Его взгляд растерянно блуждает, словно ни на чем не может остановиться, а потом Робин видит Ауруса, идущего к нему, и поспешно опускает сына на землю, беря его за руку. В другой его ладони крепко зажата рука Мэриан. – Господин! – срывающимся голосом начинает Робин, но Аурус останавливает его небрежным жестом, хотя Эмма и видит по выражению лица римлянина, что ему приятно видеть реакцию Робина. – Пусть твой пример станет другим наукой, – благодушно говорит Аурус и поворачивается к гладиаторам, повышая голос: – За хорошую службу Робин получил то, что я ему обещал! Старайтесь и вы, и кто знает, чем я захочу вас одарить! Гладиаторы снова принимаются одобрительно шуметь, Аурус, довольно щурясь, глядит на них какое-то время, затем смотрит на Робина и что-то говорит ему негромко, Эмма не может расслышать. Робин только кивает, и хозяин уходит, забрав с собой пару соглядатаев. Гладиаторы обступают Робина и его семью плотным кольцом, сквозь которое Эмме не пробиться. Впрочем, она не очень-то и рвется это сделать. С Робином она всегда сможет поговорить и после. Кто-то останавливается возле нее. Эмма почему-то надеется, что это Регина, но, поспешно обернувшись, видит ухмыляющегося Науту. – Привет, красотка, – подмигивает он ей. – Обнимешь старого приятеля? Он раскидывает руки, будто в самом деле ждет, что Эмма кинется ему в объятия. Она же просто молча смотрит, не зная, что нужно Науте в этот раз. Наута цокает языком и опускает руки. – Какая ты неласковая, кошечка. А я ведь мог бы подарить тебе немало часов удовольствия. Иногда у Эммы создается впечатление, что у большинства мужчин здесь, в Тускуле, мысли крутятся только вокруг того, как бы затащить кого-то в постель. Конечно, в ее деревне мужчины тоже частенько разговаривали об этом, но выглядело все не так омерзительно. Может, из-за того, что не касалось непосредственно Эммы? Снова не дождавшись ответа, Наута раздраженно качает головой. – Тебе язык отрезали, что ли? – недовольно интересуется он. – Как Лупа допустила такое? Он гогочет, довольный своей шуткой, а Эмма даже не удивляется, что и этот уже обо всем знает. Она думает, что ей будет неловко, но ничего подобного. Это просто часть ее жизни. Наута может смеяться сколько угодно, от этого ничего не изменится. Она досталась не ему. – Эмма? Слышится голос Робина, и Эмма торопливо оборачивается, радуясь, что можно больше не выслушивать всякое от Науты. – Эмма, это мои Мэриан и Роланд. У Мэриан темная кожа, но черты лица такие же, как у Робина. А Роланд светлокожий. Эмма никогда раньше не видела таких семей, и ей немного неудобно за свое любопытство. Мальчишка первый протягивает Эмме руку и запрокидывает голову, глядя на нее. – Привет, Эмма! – стараясь подражать взрослым, говорит он. Эмма улыбается и наклоняется к нему, здороваясь с ним так, как он хочет. – Здравствуй, Роланд. Здорово увидеть тебя. Твой папа много про тебя рассказывал. Роланд округляет глаза. – Да-а-а? – тянет он, поглядывая на отца. – А мне он про тебя ничего не говорил… Это звучит огорченно, и Эмма невольно смеется. Она отвыкла от детей за время, проведенное в лудусе. Забыла, какими смешными они могут быть. – Еще расскажу, – обещает Робин и приобнимает Мэриан за талию. Эмма замечает, с каким напряженным любопытством следит за ней жена друга. Это вполне объяснимо: она пока что не видела в лудусе других женщин. И наверняка думает о самом плохом. Эмма улыбается ей и с облегчением видит, что и Мэриан улыбается в ответ. А потом Эмма все портит. – Робин был очень добр ко мне, когда я только попала сюда, – говорит она. – Если бы не он, мне пришлось бы тяжко. Конечно, она имеет в виду только то, что было в действительности. Но Мэриан понимает ее как-то по-своему. Ее взгляд стремительно наполняется гневом, улыбка быстро гаснет. Вслух она, однако, произносит: – Мой Робин такой. Всем пытается помочь. Она особенно выделяет слово «мой». Эмма огорченно понимает, что налаживание связей прошло не очень успешно. Видимо, понимает это и Робин, потому что вмешивается: – Аурус выделил нам комнату в домусе, так что мы пойдем обживаться. Он будто извиняется, что не удается поговорить подольше. Эмма кивает. Снова смотрит на Мэриан, надеясь, что та сменила гнев на милость, но не находит подтверждения своим надеждам. Мэриан явно уверилась, что Робина и Эмму связывает не только дружба. В какой-то момент Эмме хочется позвать Регину, и она торопливо прогоняет от себя эту мысль. Не нужно никого подставлять. Мэриан точно не станет легче. Как и Робину. Может, он и сам найдет способ объяснить все своей жене. – Пока, Эмма! – машет рукой на прощание Роланд, и Эмма тоже машет ему, улыбаясь, пока не обнаруживает, что осталась на арене одна. Гладиаторы и рабы разошлись, а тренировка еще не началась. К счастью, исчез и Наута: вот уж с кем Эмме не хотелось бы снова столкнуться. Поэтому она спешит в лудус, немного огорчаясь из-за того, что теперь будет не так часто видеться с Робином. Но ведь когда-то это должно было случиться. А если бы ему дали свободу? Что тогда? Тогда она и вовсе никогда больше не увидела бы его, должно быть. Надо уметь радоваться малому. Эмма думает, что Аурус снова остался в выигрыше. Он сдержал обещание и заполучил двух новых рабов, причем обставил все так, что с его стороны это кажется величайшей милостью. Хитрый, хитрый Аурус! Эмма усмехается, качая головой. Случается ли так, что Аурус не находит себе выгоды? Пока что он умудряется даже в явно проигрышной ситуации оседлать коня. Завтрак без Робина проходит быстро и скучно. Эмма так и не сумела прибиться к какой-нибудь из компаний гладиаторов, и потому теперь сидит одна. Конечно, с ней здороваются, ей улыбаются, но никто не спешит звать ее к себе за стол. В основном из-за этого Эмма торопится покончить с едой и чуть ли не бегом отправляется обратно на арену. Из-за сатурналий тренировок почти не было, и теперь предстоит наверстать упущенное. Август уже ждет и без лишних слов вручает Эмме деревянные мечи. – Помаши тут, – как-то непривычно выражается он, и Эмма немедленно спрашивает, все ли в порядке. Август взглядом отправляет ее заниматься своими делами и куда-то торопливо уходит. Эмма недоуменно смотрит ему вслед, пожимает плечами и со вздохом поворачивается к столбу. Право слово, уже хочется помериться силами с настоящим противником! Конечно, и Лепидус сойдет, но его Эмма давно научилась разделывать под орех. Вот если бы схватиться с Робином… Эмма ведь так и не сумела посмотреть, как он сражается. Убила бы разом двух оленей. Но Робин, наверное, теперь будет занят семьей… Эх! А до следующих игр долго: к удивлению Эммы, гладиаторы выходят на настоящую, боевую арену всего несколько раз в году. Конечно, богатые римляне устраивают время от времени приватные игры, но Эмму пока на такие никто не звал. Или же Аурус снова пытается ее уберечь: Робин рассказывал, что на подобных игрищах всякое может происходить, вплоть до убийства проигравшего. Небо завешано тучами, и Эмма не может определить, сколько сражается со столбом. Может быть, еще утро, а может, дело движется к вечеру. Кроме нее на арене находится еще пара гладиаторов, они вяло обмениваются кулачными ударами, потому что нет рядом Августа, который не позволил бы прохлаждаться. Эмма поправляет сползший нагрудник, вытирает мокрый лоб и глубоко выдыхает. Интересно, при каких условиях Аурус мог бы даровать ей свободу? Что нужно для этого сделать? Вот Робин, например, уже несколько лет чемпион Тускула, но все, чего он добился, так это появления здесь жены и сына. Отлично, теперь вся семья вместе, однако Эмме, например, не нужно такого счастья. Она хочет вернуться домой, а не перевезти дом сюда. Ах, если бы братья знали, куда ее увез Наута… Но в тот день она никому не сказала, куда уходит. Конечно, они запомнили корабль, но надвигался шторм, и на протяжении нескольких дней они наверняка не могли выйти в море. А после погоня уже была бы бессмысленной. Эмма задумчиво наносит три удара по столбу, добавляя пинок. Неспешно крутится и проводит прием, который на самом деле должен быть молниеносным. Но то ли она еще не отошла от сатурналий, то ли… Краем глаза Эмма замечает Регину, идущую вдоль кромки арены, и опрометью бросается к ней, не успев даже подумать, а правильно ли поступает. – Регина! – зовет она, и рабыня останавливается. Эмма подбегает и торопливо говорит: – Послушай, я… – Потом, – цедит Регина сквозь зубы и едва заметно кивает куда-то в сторону. Эмма переводит взгляд. Ласерта. Прячется за одной из колонн и наблюдает. Эмма невольно вздрагивает, представляя, что случилось бы, зайди вчера в молельню Ласерта, а не Робин. Аурус добр, но останется ли он таким же добрым, узнав то, что ему знать не следует? – В полночь, в молельне, – слышит Эмма едва различимое. Регина уходит, не сменив даже выражение лица, а Эмма снова смотрит на Ласерту, и та выскальзывает из-за колонны, поняв, наконец, что ее укрытие обнаружено. – Что тебе нужно от Регины? – зло спрашивает римлянка. Эмма старается не смотреть ей в глаза. – Ничего, госпожа. – Ничего? – повторяет Ласерта. – Не смей мне лгать! Я видела, как ты рванула к ней, едва увидела! Она придвигается ближе, заполняя собой все окружающее пространство, и Эмме вдруг становится нечем дышать. Ласерта же явно не замечает, что доставляет неудобства. Или наоборот – замечает. – Что тебе нужно от Регины? – требует она вновь. И Эмме кажется забавным, что Ласерта, только что запретившая ложь, без труда проглатывает то, что Эмма желает ей сообщить. – Я хотела спросить о Робине, – говорит она, все еще глядя в сторону. И добавляет, словно считает, что Ласерте нужны подробности: – Робин сказал, что ему и семье отвели комнату в домусе. Я бы хотела знать, какую, чтобы потом навестить их. Эмма почти не врет. Почти – потому что однажды она бы, конечно, спросила Регину об этом. Но не в этот раз. – Ясно, – презрительно кидает Ласерта и отступает на шаг. – Но лучше бы тебе поменьше появляться в домусе, ты поняла? Эмма кивает. – Да, госпожа. У нее в руках все еще два меча. Если бы она захотела, она могла бы прямо сейчас разбить Ласерте лицо в кровь. Или сломать ей ребра. Или проткнуть глаз. За все, что та сделала и планирует сделать. Эмма не испытывает к ней прежней ненависти, которая захлестывала ее на следующий день после Лупы, но и никогда не простит. Она не сделала Ласерте ничего плохого, чтобы заслужить то, что получила. Но однажды боги позволят ей расплатиться. И она воспользуется этой возможностью. Ласерта уходит, бросив еще один презрительный взгляд, а Эмма относит мечи и идет в купальню. Завтра здесь будет Белла. Но это завтра, а сегодня, в полночь, Регина назначила встречу. И нужно как-то дожить до нее. Эмма опускается в теплую воду, и приятная дрожь пробегает по телу. Чем обернется эта встреча? Ей хочется, чтобы все было, как вчера – но на этот раз надо довести все до конца. Эмма закрывает глаза и вспоминает, как Регина отвечала на ее поцелуи, как прижималась к ней, как пустила руку между своих ног… Эмма невольно сводит собственные бедра, когда ощущает быстро нарастающую пульсацию в паху. Если бы тогда, в атриуме, была бы не Регина, она хотела бы ее сейчас? Или все еще пыталась бы с ней дружить? Эмма расслабляется, спиной прижимаясь к бортику бассейна. Как все-таки извилисты пути, подготовленные для людей богами… Еще недавно Эмма и знать не знала, что может испытывать такие чувства по отношению к женщине. А сейчас ее заботит всего лишь мысль о том, хочет ли она эту женщину с самого начала или под влиянием обстоятельств. В купальню кто-то заходит, и Эмма поспешно открывает глаза, а потом отплывает подальше, едва видит Науту. Тот скалит зубы, останавливаясь на самом краю бассейна. – Как знал, что найду тебя здесь. Он нарочито медленно принимается расстегивать ремень на своих штанах. Эмма замирает, готовя себя к худшему. Да. В этом городе мужчины думают только о том, как бы засунуть свой член в женщину. В любую из женщин. Наута избавляется от ремня, стаскивает сапоги, потом рубаху и штаны, под которыми нет набедренника. Его член в обрамлении рыжеватых волос уже приподнялся в ожидании. Эмма сжимает кулаки. Сердце, на удивление, стучит неспешно и размеренно. Наута не пугает ее так, как Паэтус или Ласерта. Может, из-за того, что он – не ее хозяин, и нет нужды ему подчиняться. Наута ухмыляется, спускаясь в воду, и, погрузившись в нее по грудь, проплывает ровно то расстояние, что отделяет его от Эммы. Потом встает и здоровой рукой приглаживает волосы. – Дай мне посмотреть на тебя, – просит он. У него шальные глаза. Эмма немедленно отбивает протянутую руку. – Отойди, – предупреждает она его по-хорошему. Но Науте все равно. Он смеется – хрипловатым, возбужденным смехом – и пытается облапить Эмму. Эмма уворачивается, и острие крюка проходится по ее плечу. Быстрая, резкая боль сотрясает тело, а Наута ничего не замечает. Его пальцы вцепляются Эмме в волосы и чуть отгибают голову назад. – Что ты ломаешься? – с досадой спрашивает он. – Ты ведь уже не целка. Давай, это будет приятно, клянусь всеми твоими богами! Он тянется к ней приоткрытым ртом, из которого вырывается дикий вопль, едва Эмма, набрав воздуха в грудь, хватается за мужские гениталии и с силой выкручивает их. Наута тут же отпускает ее, пятится назад, согнувшись и продолжая орать, не удерживается на месте и плюхается в воду, поднимая тучу брызг. Эмма торопливо выбирается из бассейна и перебегает на другую его сторону, подальше от изрыгающего крики и ругательства Науты. Она натягивает тунику на мокрое тело, а Наута бьет крюком по воде, здоровой рукой держась за пах и продолжая подвывать. – Сучья дочь! – вопит он бессильно. – Ты чуть не оторвала мне яйца! – Скажи спасибо, что силы не хватило, – огрызается Эмма и думает, а смогла бы она и в самом деле оторвать их ему. Возможно ли такое? Ощущение превосходства плещется в крови и позволяет Эмме не бежать прочь сломя голову. Она торжествующе ухмыляется, глядя на Науту. И ей совершенно не стыдно. Она не звала его сюда. Она не предлагала ему себя. Почему он возомнил, что в числе остальных может решать за нее? – Проклятая девка! – выплевывает Наута вместе с водой. – Уж будь уверена, Аурус все узнает! Он страдальчески морщится, пытаясь выбраться из бассейна. Эмма презрительно смотрит на него. – Да, беги, доложи Аурусу, что пытался изнасиловать меня, – язвительно бросает она. Наута замирает на мгновение, потом с удвоенной силой принимается оскорблять ее и пытаться выбраться. Эмма уходит и долго еще слышит его вопли. – Ты – ходячее несчастье! – всплескивает руками Студий, когда видит ее рану. – Где ты умудрилась так порезаться? – Напоролась на крюк, – мрачно отвечает Эмма, ничуть не кривя душой. Она не узнает себя. Если бы Науте вздумалось взять ее силой еще тогда, когда она только попала в лудус, ему бы это удалось без труда. Но сейчас… Сейчас Эмма чувствует себя в праве дать отпор. Что так повлияло на нее? Потеря невинности? Победа на арене? Та расправа над Капито, после которой она поняла, что слабому здесь не место? Или, может, то, что происходит у них с Региной, дает Эмме сил? Она бродит кругами по лудусу в ожидании полуночи, но незадолго до назначенного срока Регина сама приходит к ней в комнату. Эмма застывает, не зная, как реагировать, а Регина говорит, и в голосе ее слышно самое настоящее сожаление: – У Коры сегодня боли в ногах. Я буду нужна ей всю ночь, чтобы менять компрессы. Эмма разочарована, но пытается не подать виду и кивает. – Конечно. Я понимаю. Регина кивает в ответ и отчего-то медлит, не уходя. Словно чего-то ждет или хочет сказать, но не говорит по каким-то своим причинам. Эмма смотрит на нее, потом на занавесь, которая задернута плотно и надежно, и подходит ближе. Регина поднимает голову ей навстречу. – Не на… – успевает сказать она до того, как Эмма прижимается губами к ее губам, надеясь сорвать такой же поцелуй, как вчера. Но Регина отталкивает ее от себя и сердито вытирает ладонью рот. – Я же сказала – не надо! – глаза ее яростно сверкают. И она все еще никуда не уходит. Эмма шумно выдыхает. – Никто не увидит, – пытается она. Ей хочется обнять Регину, но та ускользает. – Эмма, вчера ты была пьяна, а я – раздражена… – Ты всегда раздражена, – смеется Эмма, хоть ей не так уж и смешно. Что это? Снова попытка свести все на «нет»? Не получится! Теперь уже – не получится! Слишком далеко все зашло! Слишком откровенно Регина показывала вчера, как ей не все равно. Регина делает непонятный жест рукой, словно отмахивается от всего того, что Эмма еще может ей сказать. Отворачивается, собираясь уйти, но потом снова смотрит на Эмму. Та подается вперед с надеждой, однако ей не суждено сбыться: Регина поджимает губы и стремительно исчезает за занавесью. Эмма какое-то время смотрит ей вслед, затем садится на кровать и принимается смеяться. Это смех сквозь слезы, в самом-то деле. У них с Региной – шаг вперед, два назад. Это начинает раздражать. Какие бы там ни были у Регины проблемы, от которых она никак не может сбежать, при чем тут Эмма? При чем тут все то, что между ними происходит? Если Регина не хочет секса, она ведь может сказать об этом – четко и ясно. Она умеет пользоваться словами, о, и еще как! Эмма заставляет себя прекратить смеяться. Ладно. Это не конец света. Она все еще может подождать удобного случая. Чем еще ей заниматься, как не ждать? Раз уж встреча с Региной в полночь отпадает за ненадобностью, Эмма ложится спать, надеясь, что ей ничего не приснится. Ночь и в самом деле проносится очень быстро, все утро Эмма тратит на тренировку, а потом, когда близится полдень, спускается в подземелья, постоянно оглядываясь, чтобы убедиться, что никто за ней не следит. Но наверху суматоха, двое рабов что-то не поделили между собой, устроили драку, и все это очень поспособствовало тому, чтобы Эмма беспрепятственно оказалась возле нужной решетки. Она хватается руками за прутья и всматривается в пустую арену. Так непривычно… Она помнит ее ревущей и огненной. Она знает ее страстной и опасной. И тем удивительнее видеть ее молчаливой. Словно два разных места, с разными эмоциями. Время идет, а Беллы нет. Эмма давно сидит на скамье и настороженно прислушивается. Что скажет она в свое оправдание, если ее найдут здесь? Что заблудилась? Устала? Решила отдохнуть? Что? В какой-то момент мысли перескакивают на Регину, и Эмма прикрывает глаза, невольно улыбаясь. Она теперь всегда улыбается, когда думает о Регине, о ее губах, о ее волосах, о ее коже… Может быть, рассказать ей все-таки о плане? Вдруг она давно уже ждет чего-то подобного? Вдруг это подтолкнет ее к Эмме? Слышатся чьи-то шаги: быстрые и осторожные. Эмма немедленно привстает навстречу им и облегченно выдыхает, когда видит, как из-за поворота появляется Белла. Сегодня она без корзины и закутана в теплую паллу. Волосы убраны под капюшон, который девушка откидывает почти сразу. На губах ее появляется улыбка. – Здравствуй, – тепло приветствует она Эмму и протягивает руки. – Ты все же пришла. Эмма недоуменно пожимает плечами, протягивая руки в ответ. – Почему я не должна была прийти? Белла зачем-то оглядывается, словно опасается, что кто-то мог следить за ней, потом подходит к решетке и смотрит на арену, совсем как Эмма некоторое время назад. Затем говорит, не оборачиваясь – уверенно и просто, утверждая: – Ты хочешь сбежать отсюда. Она все еще смотрит на темный песок. В первый момент сердце Эммы екает. Становится не по себе. Значит, Белла все поняла. Чем это грозит? Кому она может рассказать? Что потребует за свое молчание? Но, немного поразмыслив, Эмма приходит к выводу: Белла не выдаст. Иначе зачем она позвала ее сюда? Сердце снова екает, но на этот раз – радостно. Неужели Эмма нашла того, кто поможет ей? И это римлянка, которая знает город, как свои пять пальцев! Могло ли ей так повезти? – Допустим, – все же проявляет она осторожность и подходит к Белле ближе, чтобы не повышать голос. – Что с того? Белла оборачивается. В ее светлых глазах столько уверенности и силы, что Эмма теряется. Та ли эта Белла, с которой они познакомились возле лупанария? Та девушка казалась милой и немного наивной, она просто продавала розы и пыталась не замерзнуть. Сейчас же перед Эммой стоит молодая женщина, которая точно знает, что надо сказать и сделать. И она говорит: – Ты не одна такая. В доме Суллы живут те, кто давно готовит побег. Эмма открывает рот, как выброшенная на берег рыба. Что? Побег? Не одна такая? Она пошатывается, пораженная. Столько времени прошло… А она только сейчас узнает, что совсем под боком есть люди, с которыми она могла бы обсудить все свои планы! Эмма невольно прижимает ладонь к левой груди, будто боится, что сердце все-таки выпрыгнет наружу. – Кто? – срывается с ее губ поспешно. Белла улыбается и качает головой. – Зачем тебе знать их имена? – она грозит Эмме указательным пальцем. – Ты еще не прошла проверку. Достаточно уже того, что я тебе сказала, где нас искать. – Нас? – цепляется Эмма за брошенное слово. – Ты… тоже? Но почему? Ведь Белла – римлянка! Может ли она быть заодно с рабами? Белла оправляет паллу, словно та успела помяться. – Кто заподозрит скромную цветочницу? – подмигивает она и тут же становится серьезной. – Кроме того, я против рабства. Эмма невольно вспоминает, что у Беллы с отцом нет рабов. Когда она узнала об этом, то подумала, что это потому, что им не хватает денег. Но, получается, причина в другом… Во все это с трудом верится. И Эмма выдыхает: – Ты лжешь! Белла закусывает губу, словно обижается, и смотрит чуть исподлобья. – Не веришь? Так я тебе скажу, что те двое рабов, что устроили драку в вашем лудусе, сцепились не случайно. Она торжествующе блестит глазами, когда видит выражение лица Эммы. – Да. Они специально отвлекли внимание соглядатаев, чтобы тебе легче было сюда пробраться. Эмма и хочет поверить, но что-то мешает ей это сделать. Белла, очевидно, замечает это, потому вздыхает и добавляет: – Лилит. И все. Эмма вздрагивает. Лилит?! – Гладиатор? – шепчет она. Как такое может быть? Почему она ничего не заподозрила, когда общалась с ней после боя? Белла кивает. – Сулла выкупил ее у Арвины после годовых игр. И ей понравилось то, что мы ей предложили. Эмма растерянно садится на скамью, понимая, что ей нужно все это переварить. Когда она шла сюда на встречу с Беллой, она предполагала, что та просто покажет ей потайной выход из лудуса, чтобы можно было сбегать в город без соглядатая. Но такой поворот… Нет, его Эмма не ждала вовсе. А еще и Лилит! Эмма смотрит на Беллу, в ее глаза. – Сколько еще гладиаторов с вами? Может быть, кто-то из дома Ауруса? Но Белла лишь качает головой. – Никого больше, – голос выдает ее сожаление. – Даже Лилит узнала про нас случайно – подслушала разговор. И вот теперь ты… Она умолкает на какое-то время, затем продолжает: – С гладиаторами опасно иметь дело. С ними обращаются не так строго, как с обычными рабами. Многим нравится их положение. Они почти свободны, у них вдоволь еды, денег и женщин. Они живут лучше, чем жили бы у себя дома. И они без сомнений донесут на нас. Эмма потирает двумя пальцами переносицу. Опасно… Но как же?.. – Но я и Лилит… – она не договаривает, однако Белла смышленая, она все понимает. – Вы – женщины. Даже оставаясь гладиаторами, вы подвергаетесь большей опасности, чем мужчины-бойцы. Она права. Да и когда Эмма говорила с Робином на тему побегов, он высказался достаточно ясно. У него все хорошо – так, как только может быть в этих условиях. А теперь с ним его семья – и все стало еще лучше. Разве он захотел бы куда-то бежать? – Я ведь все равно могу выдать вас, – зачем-то бормочет Эмма. Она ведь не собирается делать этого на самом деле. Но ей странна уверенность Беллы в том, что все будет в порядке. Белла садится рядом с ней. – Мы думали об этом, – кивает она. – Конечно, ты можешь. Она перехватывает взгляд Эммы и мягко добавляет: – Но тогда мы скажем, что ты была с нами с самого начала. И тебе тоже не жить. Она улыбается так светло, будто и не пообещала Эмме только что смерть. Эмма вздрагивает. Не пожалеет ли она о том, что ввязалась во все это? Может, надо было сидеть тихо, как Робин? Она знает, что уже не смогла бы. Единожды подумав о побеге, она заразилась этой мыслью. Та пустила корни в ее нутро и обвилась ими вокруг костей. А вот теперь сами боги послали Беллу. И самой настоящей глупостью будет проигнорировать этот их подарок. Эмма вдруг склоняется к Белле и хватает ее за шею, сдавливая пальцы: не сильно, но достаточно, чтобы лицо Беллы исказилось в легком испуге. Девушка поспешно цепляется за ее руку обеими своими руками и тяжело дышит, приоткрыв рот. Эмма почти не душит ее, однако и отпускать не собирается. – А если, – вкрадчиво интересуется она, – я убью тебя? Прямо сейчас? В голове почему-то крутится воспоминание о Науте и бассейне. Впервые тогда Эмма ощутила силу в себе. Злую силу, способную причинять боль. Это не нравится ей, она бы предпочла решить все миром, но Тускул не предлагает ей мира. Не разумнее ли будет ударить в ответ? Она меняется, потому что меняется все вокруг. И она лишь может подстроиться, если хочет выжить. – Убивай, – шевелит губами Белла. – Но мои друзья знают, куда я пошла. Если я не вернусь, они придут за тобой. По ее взгляду видно, что она говорит правду. И Эмма осторожно разжимает пальцы. – Прости, – выдыхает она. Белла ощупывает шею и чуть отсаживается. – Все хорошо, – тем не менее, весьма спокойно отзывается она. – Я пообещала смерть тебе, ты – мне. Мы квиты. Очень странно говорить о смерти с юной цветочницей, которой Эмма все еще воспринимает Беллу. Сложно поверить, что эта девушка вместе с другими – вместе с Лилит! – строит серьезные и опасные планы. – Кто в лудусе, кроме тех двоих и меня, посвящен в ваши планы? – спрашивает Эмма, но Белла качает головой. – Я не назову тебе больше имен, – заявляет она. – Ты можешь поговорить с Лилит. Если она сочтет нужным, она все тебе расскажет. – Это может случиться очень нескоро! – вспыхивает Эмма. – Ничего, – улыбается ей Белла. – Мы никуда не спешим. Это звучит… непонятно. – Но почему? – недоумевает Эмма. В мыслях она уже успешно сбежала из этого города и плывет домой на самом быстром корабле, и ветер дует всегда в нужном направлении. Белла вздыхает. – В Тускуле много солдат. Что толку с того, что рабы поднимут восстание? У нас нет оружия, у нас нет бойцов, чтобы сражаться. Нас сметут в мгновение ока! Она права, Эмма понимает это. Но как же тогда?.. – Тогда в чем состоит план? – уточняет она. Белла колеблется. Она поглядывает на то на Эмму, то на арену, будто собирается вскочить и просочиться сквозь решетку, как если бы сказала слишком много. Наконец она решается: – Мы хотим дождаться, когда Завоеватель войдет в Рим. Большинство солдат тогда оттянут из города, и, может быть, к этому времени на нашей стороне будет больше гладиаторов. Это звучит разумно. Вот только сколько рабов доживет до этого момента? Регина! Эмма захлебывается воздухом, когда понимает, что Регина может быть тоже причастна ко всему этому. Почему нет? Она ведь тоже рабыня! И вряд ли ей живется так уж хорошо. – Послушай, – начинает она торопливо, но Белла качает головой. – Я пришла сюда только для того, чтобы сказать тебе: ты не одна. Все остальное – потом. Скоро состоятся игры в честь Праздника Непобедимого Солнца, Лилит будет там. Поговори с ней. Она встает - юная, тонкая и уже умудренным таким опытом, что еще нескоро приснится Эмме. Почти ничего в ней не осталось от простой цветочницы. Как сильно может измениться человек, если взглянуть на него по иному! Эмма хочет сказать, что не знает ни о каких играх, а если они и будут, то кто сказал, что ей там найдется место, но Белла поднимается и уходит, помахав рукой на прощание. Эмма, ошарашенная и все еще удивленная, остается сидеть, пытаясь уложить все новости в свою бедную голову. Так ли плох этот неожиданный поворот? Она не рассматривала Беллу в качестве союзника, но получилось так, что Белла явилась им – и не одна. Лилит! Лилит тоже хочет сбежать! Эмма выпрямляется, ощущая, как что-то горячее зажигается в груди. Она больше не одинока, и это чудесно. Теперь ей не терпится переговорить с Лилит. Что за праздник в честь солнца? И как скоро он состоится? И все же, может быть, Регина тоже в курсе? Эмма торопливо встает. Что если поговорить с Региной прямо сейчас? Спросить ее прямо и открыто? Что она ответит? Уйдет от ответа? Или засмеет Эмму? Или донесет Аурусу? Эмма почти бежит по подземельям, лишь чуть замедляя шаг перед самым выходом. Жаль, что Белла не показала ей тайный проход. Но Эмма и сама забыла ее об этом спросить. Впрочем, вряд ли этот проход помог бы ей пробраться наверх, в лудус, ведь он ведет куда-то в город. Эмма замирает, прислушиваясь. Она не слышит ничьих голосов, однако осторожность не помешает. К счастью, никого нет поблизости, и Эмме удается выбраться незамеченной. Она торопится в лудус и бежит по пустой тренировочной арене, слыша вдруг яростный шепот за одной из колонн. Ей бы не останавливаться, не прислушиваться, но она невольно замедляет шаг. – Ты думаешь, раз твоя вонючая семейка здесь, то ты будешь освобожден от своих обязанностей? Это Ласерта. Ее Эмма ни с кем не перепутает. Она старается двигаться как можно тише, чтобы не выдать себя, однако, похоже, никого она сейчас не интересует. Зато ее саму чуть не останавливает покорный голос Робина, раздающийся следом: – Я так не думаю, госпожа. Робин и Ласерта? Эмма мотает головой и ускоряет шаг, боясь оборачиваться. Она не хочет ничего знать. Она ничего не хочет знать!