Te amo est verum

Наута, довольный и какой-то раздобревший, встречает Эмму у корабля на второй день отъезда Завоевателя. – Что, время пришло? – жадно спрашивает он, и видно, как тоскует он по вольному ветру, надувающему паруса. Пристань почти пуста, только какой-то бродяга, коих теперь в городе больше привычного, сидит в дальнем конце, свесив ноги в воду. Эмма не удерживает улыбку. После того, как Тускул стал свободным, после того, как спали оковы рабства, даже Наута кажется приятным. По крайней мере, не вспоминается ничего из того, что он когда-то совершил. Может, зря. Но сейчас Эмме не хочется портить себе настроение и предвкушение. Потом, все потом. Она кивает и, предвосхищая вопрос Науты, добавляет: – Я, Регина, Лилит, Роксана и Неро. Никого больше. Никто не захотел покидать Рим. Как бы плохо им тут ни было, сколько страданий они бы ни перенесли… Привычка – страшная по силе вещь. Возможно, люди просто боятся чего-то нового. А может, им достаточно того, что уже свершилось. Вера в Завоевателя в городе крепнет день ото дня, Эмма сама тому свидетель. Люди готовы вставать под ее знамена, и даже те, кто раньше сомневался, чудесным образом меняют свое мнение о происходящем. Эмма оборачивается к городу, задумчиво смотрит на него и представляет, сколько знаний она привезет домой. Как бы там ни было, но Рим шагнул дальше, чем любое из северных поселений, и нельзя этим не воспользоваться. Наута довольно потирает ладонью свой крюк, будто хочет отполировать его еще больше. – Отлично, – он щурится, когда солнце, вышедшее из-за туч, прицельно бьет ему в правый глаз. – Пятерых моя малышка потянет. Он небрежно косится в сторону, где покачивается на волнах новый с виду корабль. Эмма не слишком сильно в них разбирается, но уверена, что в прошлый раз он был другим. – Откуда? – не утерпев, интересуется она. Наута деланно равнодушно пожимает плечами. – Плата за будущую верность, – он принимается насвистывать что-то себе под нос. Эмма приподнимает брови. Это не ее дело, конечно, но… Впрочем, возможно, она чего-то не знает. Да что там «возможно»! Наверняка не знает. Наута, меж тем, подходит ближе и, играя бровями, говорит, понизив голос: – Может, еще один поцелуй? Мне показалось, тебе понравилось в прошлый раз. Он склоняется, не дожидаясь ответа, и Эмма кладет ладонь ему на губы. – Уймись, – беззлобно отзывается она. – Ты прекрасно знаешь, что у меня есть Регина. Наута быстро целует ее пальцы и отстраняется, вздыхая. – Проклятый Рим! – сетует он, впрочем, довольно наигранно. – Развратил хорошую девочку! Он разводит руками, а Эмма, хмыкнув, с удовольствием напоминает: – Это ведь ты меня сюда привез. Наута смущается лишь на мгновение и возражает: – А если бы не привез, то ты бы не встретила Регину. И ведь прав, мерзавец! Ну, как тут поспоршь? Договорившись с Наутой отплыть вечером, Эмма ненадолго задерживается возле корабля, будто более тщательный осмотр о чем-то ей скажет. Интересно, столь щедрый дар сделала Ливия или все-таки Завоеватель? Качая головой и не очень желая вникать в то, что ей не пригодится, Эмма проходит мимо бродяги и вдруг слышит насмешливое: – И совсем не пожалеешь, если не останешься? Бродяга оборачивается, и у него лицо Диса. Эмма на мгновение даже теряет дар речи: вот уж кого она не ожидала тут встретить, да еще и в таком наряде. Он от кого-то прячется? Или все дорогие туники сгорели в пожаре? – Ты, – бормочет она пораженно, не зная, стоит ли оставаться. Или лучше сбежать? Дис встает, и оказывается, что наряд его не так уж и убог, как показалось на первый взгляд. Или все хорошо спереди, а сзади… Эмма уже не увидит. – Я, – соглашается он весело, и морской ветер чуть задевает его волосы. – А ты, Эмма… – он подходит и наклоняется к ней. – Это все еще ты? Или теперь здесь другая Эмма – та, о которой успела забыть и ты сама? Эмма хмурится, без особого труда понимая, что хочет сказать Дис. В его словах чувствуется издевка. Он явно ожидал от нее иного. Но разве Эмма обязана соответствовать чьим-то ожиданиям? Разве должна она строить свою жизнь по чьим-то чужим меркам? Что это, как не очередное рабство? Дис, между тем, продолжает, особо не смущаясь: – Я ставил на тебя, но ты не оправдала моих ожиданий. А ведь поначалу все шло так хорошо. Он насмешливо щурится. – Возможно, лишись ты Регины – и у Завоевателя появился бы новый отличный воин. Ох, северная дева… как много ты могла бы совершить! Эмма мгновенно ощеривается, сжимая кулаки, и Дис, смеясь, выставляет вперед ладонь. – Ну-ну, тише, тише, – в голосе явственно ощущается неприкрытая снисходительность. – Еще чуть больше зубов – и станешь похожа на Цербера. На его левую голову. Он подмигивает, не прекращая улыбаться, и улыбка его уже кажется ненастоящей. Будто он специально удерживает ее на губах. Словно полагает, что настоящее его лицо Эмме не понравится. Эмма медленно заставляет себя разжать кулаки. – Я не заставляла тебя возлагать на меня какие-то надежды, – глухо отзывается она, не желая сдаваться без боя. То, что там загадывал насчет нее Дис – это его проблемы. Они в расчете. Большего она ему никогда не обещала. Дис выпячивает нижнюю губу и пристально разглядывает Эмму: то ли запоминает, то ли пытается отыскать что-то. А потом говорит, и у него это получается довольно сердито: – Ты слишком слаба, чтобы идти по тропе войны. Эмма даже не собирается возражать. А Дис продолжает: – Или слишком сильна, ведь мирный путь еще более тяжел. Обе фразы он произносит с одинаковым выражением лица, и трудно понять, что из этого оскорбление, а что – похвала. Эмма выдыхает через нос и с вызовом заглядывает Дису в глаза. От этого все передергивается у нее внутри: там пусто. С виду это обычные, человеческие глаза, но… Но будто бы и нет. Похожее ощущение Эмма испытала, когда однажды заглянула в глаза Алти: чувство, что вот-вот сорвется в бездну, и выбраться оттуда не получится. – Что тебе от меня надо? – хрипло спрашивает Эмма. В горле отчего-то першит, губы пересохли. – Уже ничего, – отвечает Дис, и лицо его удивительным образом становится под стать глазам: пустым и каким-то мертвым. – Ты меня разочаровала – очень сильно. Твое счастье, что война продолжается, и мне есть, чем заняться. Он продолжает, не давая Эмме опомниться: – Мне всегда мало жертв, Эмма с севера, и я хотел, чтобы ты стала вторым поставщиком душ в Риме. Старуха* говорила, что велик шанс, что ты выберешь другой путь, но прямо влиять на тебя здесь я не мог: не моя территория. Жаль, что так вышло, но у меня все еще есть Завоеватель. Она не подведет. Он говорит абсурдные, не поддающиеся пониманию, вещи. Жертвы, поставщик душ, влиять… Эмме хочется зажать уши и сбежать, потому что она в одном шаге от того, чтобы вернуться туда, откуда давно ушла. Но вместо этого она выпрямляет плечи и снова смотрит на Диса. Будто хочет испытать судьбу. А потом спрашивает через силу, понимая, что не хочет слышать ответ: – Кто ты? Сразу становится тихо, как если бы все звуки мира исчезли. Что-то холодное гладит по спине, проникая сквозь ткань туники. Дис улыбается одними уголками губ, и эта улыбка настолько неприятная, настолько потусторонняя, что Эмме страшно. – Тебе следовало спросить у Завоевателя, кого она пощадила, кроме Ареса. В тот же миг его глаза становятся белыми с крошечными точками зрачков, но правда это или обман зрения из-за бликующего солнца, Эмма понять не успевает, потому что инстинктивно оборачивается на оклик: – Эмма! Наута от корабля машет рукой, а Эмма с досадой поворачивается обратно и чувствует, как леденящий сердце холод стремительно сползает по спине к ногам. Диса нет. Вот только что он стоял здесь, а теперь рядом с Эммой только ветер. И никого больше. Эмма отлично понимает, что нырять Дис бы не стал, а скрыться негде: ближайший дом находится довольно далеко, так быстро до него не добежать. Ящиков и иных грузов на пристани нет. И что это значит? Эмма вздрагивает, как от удара, когда на плечо ее ложится чья-то рука. – Ты чего еще тут? – интересуется Наута. Конечно же, это он, кому еще быть? Эмма не смотрит на него, продолжая зачем-то искать Диса и одновременно боясь, что найдет. Потом стряхивает руку Науты с плеча и молча уходит, унимая колотящееся сердце. Так не бывает. Так просто не бывает. До самого вечера Эмма не может найти себе места, вертит в голове короткий разговор и не хочет принимать те выводы, что получаются сами. Дис – бог мертвых. Аид или Плутон, но если он говорит, что здесь не его территория, то Аид. И ему нужно было, чтобы Эмма убивала людей – во славу его, сама того не подозревая. Эмму бросает то в жар, то в холод. Она по-прежнему не верит – или не хочет верить? – в существование богов, но как же быть, если… – Слушай, – ловит она вечером Лилит за руку. – Ты все еще думаешь, что богов нет? Они уже на корабле – все пятеро. Роксана играет с Неро, Регина стоит у борта и смотрит на море, Наута отдает последние приказания, матросы поднимают паруса. Лилит явно удивлена вопросом, но отвечает: – Конечно. Эмма сглатывает. – А если бы я сказала, что встретила одного из них? Ей трудно. Она сама себе кажется сошедшей с ума. – Серьезно? Кого? Взгляд Лилит выражает вежливое любопытство, но видно, что все это ей совсем неинтересно, просто она не хочет никого обижать. И Эмма качает головой, ощущая, как что-то срывается внутри и падает вниз. – Никого. Я просто… так. Мысли вслух. Она улыбается, давая понять, что все в порядке. Лилит еще какое-то время пристально смотрит на нее, потом кивает и уходит. Эмма смотрит ей вслед, с тоской понимая, что кое-какие вещи навсегда останутся при ней. – Ты видел Диса сегодня на пристани? – спрашивает она у Науты чуть погодя. Корабль уже отчалил и теперь, медленно переваливаясь с боку на бок, разворачивается, чтобы уйти в море. Наута слегка раздраженно глядит на Эмму. – Кого? Я занят, милая, может, позже? Позже Эмма не хочет. Она хочет сейчас. – Я разговаривала с ним сегодня после того, как ушла от тебя. Наута резко выдыхает и машет рукой. – Не знаю. Не видел. Он отворачивается, демонстрируя неготовность общаться именно в этот момент, и раздосадованная и неудовлетворенная Эмма подходит к Регине. Внутри все пылает и горит от невозможности разобраться в ситуации, но Регина оборачивается, и у нее такие счастливые глаза, что Эмма мгновенно забывает о Дисе, мимолетно вспоминая о нем лишь перед самым рассветом. Они с Региной лежат на кровати в каюте – одной из четырех в довольно объемном трюме, – и смотрят друг на друга, не в силах наглядеться. Регина гладит плечо Эммы, проводит по нему кончиками пальцев, играет с волосами и мягко улыбается. Она все еще выглядит счастливой и, кажется, не собирается прекращать такой быть. Эмма тянется к ней, оставляет поцелуй губам и спрашивает: – Может, ты хочешь поспать? Если честно, она бы не отказалась. Но Регина качает головой. – Нет. Они все же засыпают ненадолго – настолько, что солнце все еще прячется за горизонтом, когда Эмма снова открывает глаза. Регина, жмущаяся к ее плечу, вдруг говорит: – А что будет с Неро? Я не думаю, что Лилит с Роксаной хотели бы его забрать. Вернее, Роксана-то не против, но Лилит… Она многозначительно умолкает, и Эмма истолковав ее беспокойство по этому поводу по-своему, находит время подходящим для той правды, что давно живет в сердце. В конце концов, эта тайна касается не только ее - и даже совсем не ее. Регина, узнав про последнюю ложь Ауруса и Коры, долго молчит. А потом, так и не произнеся ни слова, встает, одевается и выходит из каюты. Эмма лежит, не шевелясь, и старается дышать как можно тише. Она совершила ошибку? Но ведь она посчитала, что Регина как раз хочет предложить забрать мальчика… Эмма глухо стонет и закрывает лицо руками. Как все сложно… Почему?! Почему бы ей было и не промолчать… но что уж теперь. Эмма находит Регину на палубе. Та стоит возле левого борта и, как и прежде, смотрит вдаль. Им бы вдвоем порадоваться сейчас – снова и снова – тому, что Тускул с Римом остались позади, но вместо этого приходится пережевывать наследство Ауруса. Проклятый ланиста и тут умудрился дотянуться – весь в свою жену! Эмма вздыхает, прекрасно понимая, что Аурус ни при чем. Он не заставлял ее открывать рот не только для того, чтобы сказать Регине, как она красива. – Регина, – осторожно зовет Эмма, и та оборачивается быстрее, чем можно было бы ожидать. Во взгляде у нее – предельное недоверие, замешанное на неприятии и полнокровной надежде. Эмма понимает: Регина не знает, как поступить. Она столько лет жила в уверенности, что сын Ингенуса мертв, а теперь… Что-то сдавливает внутри. Эмма пока и сама не может определиться, хочет ли она, чтобы Аурус соврал, или… Вернее, в какой раз он соврал? Не отдаст ли Регина всю себя Неро, забыв про Эмму? Ревность глухо толкает под ребра. Эмма тут же выпихивает ее из себя вместе с резким выдохом. Она верит Регине. Та любит ее. И если в ее сердце найдется место еще и для Неро, Эмма будет рада. – Аурус мог соврать про то, что они с Корой собирались меня обмануть, – напряженно говорит Регина. Эмма осторожно кивает. Регина смотрит на нее в упор и продолжает: – А это значит… Карие глаза полнятся смесью эмоций. Они обе знают, что это значит. С равными возможностями Неро может оказаться как сыном Регины, так и нет. И вряд ли они смогут это проверить. Молчание снова протягивается между ними тонкой нитью, и Эмма торопливо умоляет: – Говори! Она готова слушать все, что угодно. Лишь бы только Регина не замыкалась в себе. Лишь бы только не винила ее в несдержанности и плохом выборе времени и места. Регина смотрит на нее с плохо скрываемой грустью. – Что ты хочешь, чтобы я сказала? – пожимает она плечами. – Этот мальчик… Она умолкает на мгновение, очевидно, подбирая слова, будто боится, что ее поймут неправильно, потом продолжает: – Он чужой мне. Я ничего не чувствую к нему, даже если… даже если Аурус тебе соврал, и он действительно мой… Теперь Эмма слышит в голосе Регины растерянность. И спешит подойти. – Прости меня, – покаянно шепчет она. – Прости, пожалуйста, я не… Она не успевает договорить, потому что Регина закрывает ей ладонью рот. – Не вздумай, – требует она. – Ты ни в чем не виновата. Я должна была это узнать. И нет никакой разницы, где это случилось. Ты поступила правильно. Ведь это касается меня. Эмма невольно и неровно вздыхает, а Регина убирает ладонь от ее лица и обнимает за талию, прячась в распущенных волосах. Неро никуда не денется. Чего она ждала? Что Регина, после всего, через что ей пришлось пройти, просто возьмет и воспылает любовью к плохо знакомому ребенку? Регина, которой так тяжело подпускать к себе людей? Эмма беззвучно хмыкает. Губы прижимаются к темным волосам, от которых едва уловимо пахнет фазелийской розой. Аромат напоминает о лудусе, но Эмме не тошно от этой мысли. Она просто радуется тому, что теперь с ней останется только запах – и Регина. Никакой арены. И она не будет ей сниться. Никогда. За бортом мерно плещут волны, где-то на корме слышны голоса матросов. – Это ужасно? – спрашивает Регина приглушенно. – Что именно? – откликается Эмма, прикрывая глаза и наслаждаясь моментом покоя. Регина крепче прижимается к ней. – То, что я не хочу его. – Нет, – без колебаний отзывается Эмма, и она полностью уверена в том, что говорит. – Это абсолютно нормально. Она снова целует волосы Регины, потом находит губами губы, и в поцелуе ощущается привкус свежего ветра. Мир замирает, звуки и цвета исчезают, все сливается в единое целое, чтобы позже рассыпаться огненными искрами. – Ты поступаешь так, как подсказывает тебе сердце, – шепчет Эмма миллионы лет спустя. Она немного успокоилась и теперь думает о том, как скоро они прибудут домой. Надо спросить у Науты. В какой-то момент в мысли врывается Дис, и Эмма не без труда прогоняет его. Сколько еще ей потребуется времени, чтобы не думать о нем? Наверняка много. Уж слишком велика та загадка, что он оставил, исчезнув. Ах, если бы он встретился раньше, пока Завоеватель… Регина вздыхает, и воздух, сорвавшийся с губ, щекочет щеку. – Знаешь, о чем я думаю сейчас? Эмма не знает, но хочет узнать. И Регина делится с ней сокровенным: – Если Аурус все же соврал… и Неро – мой сын… что если и мое бесплодие… Она взволнованно умолкает, грудь ее от участившегося дыхания высоко приподнимается под тонкой тканью туники. Волнение передается и Эмме, и она крепче обнимает Регину, обещая ей: – Я найду на севере хорошую знахарку. Она все проверит. Сердце быстро бьется где-то в горле. Эмма могла бы усомниться, могла сказать, что будь оно все так, то Регина уже должна была бы забеременеть. Но второй раз она свой язык удержит за зубами. Не разрушит эту надежду. Пусть пока живет. Пусть радует Регину. Тогда будет рада и Эмма. И, быть может, никаких больше Дисов не возникнет на их пути. Однако Регина грустнеет сама, это отчетливо слышится в ее словах, когда она произносит: – Столько лжи вокруг… Она не договаривает, отворачивается и проходит на нос корабля, всматриваясь в горизонт. Там, вдали, светлеет небо. Эмма не спешит догонять. Она уже догнала. – В мире нет правды, – Регина, обхватив руками плечи, с силой сжимает их, словно ей холодно. – Если бы она была, то мы бы сейчас вели совсем другие разговоры. У нее неестественно прямая спина, будто застывшая в ожидании удара. Эмма смотрит на нее с грустной нежностью, вынужденная признать, что Регина права. Дурные мысли наверняка еще долго буду терзать их обеих. Мир состоит изо лжи. Лгут все: и богатые, и бедные. Лгут, потому что могут, лгут, потому что хотят причинить боль, лгут, потому что вынуждены, лгут, чтобы скрыть другую ложь… Но ведь что-то же должно быть правдой! Хоть что-то… Сердце подсказывает, что. Эмма подходит и кладет руки поверх рук Регины, покрывшихся мурашками от холодного ветра. Гладит оливковую кожу и, прижавшись к спине грудью, оставляет поцелуй в черных коротких волосах, чувствуя, как замирает, а потом расслабляется Регина. – Я люблю тебя, – говорит Эмма. – И это – истина. Единственная, которая нужна им сейчас. И всегда. Они еще долго стоят, обнявшись, а шустрый корабль несется к восходу, острым носом вспарывая серую гладь волн.

КОНЕЦ