Dance around or run

      Они прибывают домой в ожидаемое время. По крайней мере, на часах только полвторого, а учитывая, во сколько они вылетели из Хогвартса, Чунмён приятно удивлён их скорости. Он вспоминает, как гнал на метле Минсок, выжимая из дорогого подарка их дедушки все соки. Хён вытворял такие виражи, что Чунмён был благодарен всем богам за то, что его брат в команде по квиддичу с младших курсов — иначе бы тот давно валялся у одного из деревьев, сбитый кентаврами или любой другой тварью из Запретного Леса. Срезав через него, они прибыли в Лондон через час, и им пришлось сменить мантии на тёплые худи, чтобы не замёрзнуть на улице. Уменьшив все вещи и сложив их в рюкзаки, они поспешили найти метро или любой другой транспорт, который доставил бы их в Саутгемптон быстрее и безопаснее, чем полёт на метле через магловские поселения или тот же камин, который сожжёт их к чертям. Так что спустя меньше тридцати минут они стояли на станции Ватерлоо с билетами на ближайший поезд до Саутгемптона и, сверяясь с карманным магическим справочником, искали камины для полёта домой.       — Как думаешь, она сильно пострадала? — Чунмён подаёт брату свой рюкзак, который тот закидывает в верхний отсек для багажа.       — Не знаю, Мён, — пыхтит старший, пытаясь задвинуть чужой чемодан подальше, чтобы уместились их вещи, — старик Олдмор не счел необходимым раскрыть нам детали. Поэтому мы и делаем это сами.       (Чунмён бы разобрался с багажом сам, ибо низкий рост хёна не помогает тому покончить с этим. Но Минсок скорее язык ему отрежет, чем позволит намекнуть на их разницу в росте.)       — Почему Олдмор сообщил об этом так… будто это не так важно? Он сказал, мы можем приехать на выходных, если захотим.       — Потому что Олдмор — старый ублюдок и верный отцовский пёс. А мы захотели поехать прямо сейчас.       — Я просто подумал… Может, всё на самом деле в порядке и мы просто преувеличиваем? Олдмор же пишет под диктовку отца, вряд ли он стал бы…       Раздается громкий стук, будто кто-то с силой что-то задвинул, и Чунмён вовремя прикусывает губы. Минсок раздражённо шипит, понося на корейском кого-то так яро, что у Чунмёна чуть не розовеют уши.       — Мелкий, не будь идиотом. Когда мама заразилась драконьей оспой, что сделал отец? С радостью сорвался в Оксфорд на приём к своим друзьям.       Чунмён медленно кивает, отсаживаясь ближе к окну. Злить Минсока разговорами об отце — последнее, что он бы хотел делать. Но ему нужно быть уверенным, что их поездка стоит того, что ждёт их в течение всего пребывания дома.       Ему нужно поговорить с братом. Вряд ли их вечные перепалки пойдут на пользу матери. Стоит ли им вообще ехать, если эти дни грозятся превратиться в сущий ад для каждого обитателя дома?       Минсок же не будет даже стараться поддерживать с отцом нормальные отношения.       — Может, Олдмор ничего не скрывает и с мамой всё в порядке?       Минсок замирает на несколько секунд, а у Чунмёна прерывается дыхание. Он как при замедляющих чарах видит, как злобно скалится брат, с силой захлопнув багажный отсек, и наваливается на стол всем телом.       — Мелкий, — он поджимает губы, злобно щуря глаза, и весь такой напряжённый, что Чунмён уверен — где-то возле висков у него пульсирует вена. — Я не могу догнать, чего ты добиваешься этими расспросами. Хватит бубнить как девчонка и скажи уже как есть. Я ж тебя не убью.       Он пролезает на свое место, плюхаясь у окна, прямо напротив Чунмёна, и не сводит с него взгляд.       — По крайней мере, не здесь.       Чунмён игнорирует кривобокую улыбку брата и тяжело вздыхает. Его брат реально упёрт как баран.       — Я просто волнуюсь за тебя. Ты и отец… Вы же грызётесь хуже собак. И ваши отношения с отцом всегда беспокоили маму.       Чунмён не любит обсуждать семейные проблемы. И в их семье не принято поднимать подобные темы. Потому что проблема только в вечном напряжении между Минсоком и отцом. Ну, и в ссорах, которые начались, когда хёну стукнуло двенадцать. Как-то так завелось, что Минсок вместо примерного сына стал головной болью их отца, регулярно вызывая желание исключить его из фамильного древа. Минсок будто целью себе поставил довести отца и порвать все связи с семьей, однако, отец пока держался молодцом. Однажды Чунмён постарался вступиться за брата, но получил лишь крик «Муффлиато!»* от брата и стал глухим на пару часов, пока не порылся в семейной библиотеке. Минсок не хотел, чтобы Чунмён вмешивался в его проблемы с отцом и всячески ограждал его от влияния родителя. Так что с тех пор он ни разу не поднимал эту тему. Особенно с Минсоком — они никогда не говорили об этом. И не то чтобы Чунмён боялся отца или не поддерживал брата. Всё было куда проще: эти двое даже слышать не хотели других, когда дело касалось их отношений.       Минсок и отец чертовски похожи друг на друга, и Чунмён думает, что это и есть причина их ссор.       — Хён, — Чунмён прочищает горло, привлекая внимание брата, — как бы не оказалось, что из-за нашего приезда маме станет лишь хуже. Тогда все это будет зря. Пообещай, что не допустишь этого.       Минсок с минуту молча разглядывает его, слегка сощурив глаза. Он будто о чём-то задумался, раз не ответил ему сразу какой-нибудь издевкой, поэтому Чунмён позволяет себе расслабиться и устроиться поудобнее. И тут Минсок открывает рот:       — Тебе бы яйца отрастить, а то звучишь как неуверенная в себе первокурсница.       Чунмён правда старается, но вряд ли его уставший вздох и красные уши можно спрятать за прижатыми к лицу ладонями. Минсок впереди находит в себе наглость засмеяться, за что Чунмён пихает его ногой — и ему ни капельки не стыдно.       Временами его брат невозможен.

***

      Прибывают они в город быстро. Магловский поезд доставляет их в Саутгемптон за два часа. На одной из улиц они ловко сворачивают в магическую часть города и, воспользовавшись каминной сетью, оказываются дома без малого через пять минут. Минсок откашливается, раздражённо поправляя свою одежду, а Чунмён жмурит глаза, пытаясь найти равновесие и не грохнуться прямо на пол гостиной. Эльфы бы потом заорали, беспокоясь о своем хозяине, а их крики — последнее, что хотел бы услышать Чунмён по приезду домой.       Они с непривычки осматриваются, будто оказались здесь впервые, хотя в последний раз Чунмён был в этой комнате полгода назад, а Минсок — в прошлом году. Но ничего и не изменилось. Всё то же праздное убранство, будто в любой момент здесь может начаться светский прием или заседание какого-то снобского клуба. Дорогая мебель, богатое оформление, длинные диваны с огромными цветами в вазах рядом, большие картины и сверкающие самоцветы на коллекционных тарелках, прибитых к стенам — весь пафос, который обожает их отец. В комнате, где есть единственный камин на весь дом. Как же показушно.       — Дом, милый дом, — с усмешкой тянет Минсок, и Чунмён слышит, как он кидает рюкзак, разворачиваясь в сторону дверей. Его голос приобретает нотки веселья, звучит немного издевательски, так что Чунмён быстро понимает, кому адресованы следующие слова, — давно не виделись, старый друг. Не буду притворяться, что рад этой встрече.       (Бродленс встречает их характерной для Британии осенью, криками ворон и холодным пронизывающим ветром за окном поместья)       — Неужели вы соизволили вернуться домой, молодой господин. Рад, что хоть какие-то манеры, заложенные вашей матушкой, остались при вас.       (И скрипучим голосом старика Олдмора, который свято уверен в том, что они с Минсоком — всего лишь глупые дети, не понимающие, как им повезло родиться именно в этой семье)       — Не беспокойся, мы постараемся быть максимально ужасными, чтобы ты не отвыкал, — тянет брат, заставляя Чунмёна закатить глаза. Иногда Минсок переходил черту, стараясь оставить последнее слово за собой. Какой ребёнок.       — Я и не ожидал меньшего от вас, — Олдмор усмехается и, развернувшись к выходу, покидает гостиную, — какое счастье, что вы хоть в чём-то преуспели за эти годы.       — Вот же носатый ублюдок, — шипит Минсок, направляясь следом за секретарём. Чунмён тяжело вздыхает, ожидая представлений, подобных которым не увидишь даже в театре, и готовится к худшему. С некоторых пор это стало привычным делом.

***

      Пока они шагали по бесконечным коридорам их поместья, Минсок прекратил обмен любезностями с Олдмором и задал единственный важный вопрос, который мучил также и Чунмёна:       — Что случилось с мамой?       Голос Олдмора звучит так гнусаво, будто всё, что случилось с их матерью сегодня — никому не нужное одолжение. Чунмён раздражается с первых же слов, а Минсок вообще — с полоборота.       — Госпожа Ким изъявила желание проведать мир маглов и отправилась туда сегодня утром. Видите ли, настоящая охота должна быть без магии и помощи слуг. Не самое мудрое её решение, как видите.       Чунмён раздраженно свёл брови, честно стараясь не злиться из-за слов Олдмора, но выходило плохо. Этот человек был таким всю жизнь, и вряд ли он изменится только из-за ссор и придирок со стороны каких-то подростков, толком не интересующихся семейными делами. Но он все равно вызывал отвращение, и Чунмён даже не стал представлять, насколько взбешён его брат. Минсок ненавидел Олдмора всей душой, а если тот как-то опускал маму или Чунмёна, то его рука тянулась к палочке.       — Она, что, была одна? Почему никто не следил за её дорогой? — Чунмён решает продолжить расспросы сам, не желая слушать, какой тирадой разразится его брат. — Как она вообще оказалась рядом с магловскими ловушками? Вы позволили ей пойти в лес?       — Повторяю слова вашей матушки, молодой господин, — будто готовый к этому вопросу, сразу ответил Олдмор, — нет смысла ходить по полю и собирать уже мертвую дичь. Вся суть охоты в погоне и ловле. Типичные плебейские виды. Магловские заморочки.       Секретарь ответил так быстро, даже не вдохнув, и Чунмён на миг засомневался, что тот нуждается в дыхании. Вряд ли он вообще человек, и с каждым годом Чунмён сомневается в этом всё больше. Он раздражённо потирает переносицу, замечая, как напрягается спина впереди шагающего брата. Если Минсок решит ссориться с Олдмором, то они не скоро увидят маму. Поэтому Чунмён старается быть максимально вежливым, хотя Олдмор этого не заслуживает.       (Минсок прав, он носатый ублюдок)       — Что сказал лекарь?       — Ближайший целитель неожиданно скончался на прошлой неделе, поэтому мы ждём человека из Святого Мунго. Он должен прибыть в течение часа.       Чунмён замирает, изумлённый новостью. Он не находит слов, чтобы выразить свое недовольство, но в этот момент раздаётся возмущённый голос брата, который, кажется, в одном шаге от неконтролируемой агрессии.       — Вы охренели, чёрт возьми?! Она всё это время была…       Чунмён хватает брата за руку как раз в тот момент, когда тот вскидывает палочку вверх.       — Хён, угомонись, — шипит он на корейском и хмурится. Не то чтобы он не злился на Олдмора или ему было плевать на маму, нет. Просто палочка брата сделана из лучших материалов, и Минсок действительно хорошо орудует ею — он заканчивает седьмой курс, в его голове тысячи боевых заклинаний и чар. Он спокойно может заморозить весь Бродленс к чертям, стоит только захотеть, и Чунмён всей душой надеется, что этого удастся избежать. — Хён, они не могли так поступить с ней. Отец бы никогда…       — Этот ублюдок не сделал ничего! За всё утро он мог доставить её в Лондон и вернуться! Но какого-то чёрта она всё ещё здесь! Минсок сильный и довольно прыткий — когда он вырывается, Чунмён жалеет, что не кинул в него Инкарцеро или не сразил Остолбенеем. Брат толкает его к стене, больно припечатав всем телом, и Чунмён даже ойкает, но руку его не отпускает. Олдмор наблюдает за ними с большим скепсисом, даже не переживая за свою жизнь. Поэтому в следующий момент его голос звучит так же незаинтересованно и гнусаво, как всегда.       — Не спешите с выводами, юный господин. Вашей матушке была оказана первая помощь, мы приняли все необходимые меры для её безопасности. Ваш отец лично контролировал весь процесс. Вызов целителя всего лишь формальность, чтобы проверить ее состояние.       Чунмён не хочет верить словам Олдмора, потому что они звучат не так обнадеживающе. Но он должен признать, что, когда дело касалось отца или матери, он никогда не врал. Похоже, Минсок думает так же, раз его хватка смягчается и он кладет палочку обратно в карман. Хён всё ещё тяжело дышит, смотря на Олдмора ненавидящим взглядом, но кажется куда более адекватным.       — Предлагаю вам сначала обустроиться, ибо ваша матушка все еще отдыхает после лечения. Процесс был весьма болезненным, и сейчас она очень слаба. Я не советую вам тревожить её.       Минсок кивает, вырывая свою руку из захвата Чунмёна, и шагает за Олдмором дальше. Младший нервно вздыхает, ощущая, как учащенно бьётся сердце и тревожно тянет внутри. Никто из них не комментирует поведение Минсока, даже Олдмор отмалчивается. Потому что он понимает, что благополучие матери — наивысший приоритет для Минсока.       Хоть в чём-то он тактичен.