Цикл Пепел. 1 часть. Ты - Пепел. Я - Пепел.

- Ты веришь мне? Джон не ожидал, что его утро начнется со столь сложного вопроса. Хотя ответ дался ему на удивление легко, и он не соврал, дав единственно возможный ответ: - Я верю тебе. Он действительно верил этому почти незнакомцу. Все вокруг него указывало на то, что ему не стоило доверять этому магу, но Джон иррационально и так нелогично верил и не сомневался, что его не обманут. Он не знал, чем объяснить свое подобное отношение к единственному консультирующему магу. Оставалась вероятность, что он окончательно потерял связь с реальностью, и лишь желание вернуть в свою жизнь чувство опасности и азарта толкало его на этот шаг, но он готов был рискнуть. - Тогда ничего не бойся, я всегда буду рядом, – одобрительно кивнул Холмс и жестом пригласил Джона следовать за ним. За дверью с табличкой 221С их ждало темное неприветливое помещение. Интересным в комнате было только зеркало, хоть как-то разбавлявшее мрачную обстановку, да и оно лишь тускло поблескивало в углу темной комнаты. Время оставило свой неизгладимый отпечаток не только на массивной замысловатой раме, но и на некогда безупречной поверхности. Темные пятна некрасивыми размытыми кляксами разбежались понизу и переползли через середину, оставив нетронутым только правый верхний угол. Джон с любопытством всмотрелся в свое отражение. Старинное зеркало учтиво и равнодушно показало ему его же отражение: светлые с сединой волосы, уставшее лицо с отпечатком прожитых лет и настороженные голубые глаза. За его правым плечом замер Холмс в неизменном дорогом костюме. Сегодня на нем была белоснежная рубашка и запонки в виде листков клевера, единственная явная защита, которую заметил Джон. После того, как перепуганный юрист заверил их подписи на договоре своей, он тут же с ними распрощался и практически сбежал, настолько поспешным был его уход. Довольный Холмс заявил, что ему нужно кое-чем заняться, а пока Джон может располагаться и отдыхать. Что Джон и сделал. Холмс отсутствовал весь оставшийся день, так что Джон сначала лениво смотрел телевизор, прыгая с канала на канал, а потом с благодарностью принял предложение миссис Хадсон отобедать у нее. После он решил заняться небольшой уборкой, конечно, не без помощи лежащих без дела артефактов. Его не прельщала перспектива еще одну ночь провести в окружении фантомов без надежды на нормальный сон и отдых. Защиту он решил не ставить, не желая тревожить чужую магию. Слова развеивания не были чем-то особенным, но эту формулу придумал в свое время его прапрадед, и семья Ватсонов с тех пор неизменно ею пользовалась, закрепляя эффект с каждым новым поколением. Actum ne agas. Memento quia pelvis (1). Ему пришлось обойти квартиру дважды, пока его не удовлетворил вид посветлевших стен и мебели, на которых больше грязным налетом не копился темный дым, и даже дышать стало легче. Не укрылось от его внимания, и как иначе запела магия - словно новые струны на скрипке, та зазвенела предвкушением. По возвращении темный маг никак не прокомментировал его самоуправство, зато посоветовал в своей странной манере, словно приказы отдавал, пораньше лечь спать и как следует отдохнуть, что Джон и сделал за неимением лучшей перспективы, и теперь стоял в мрачном помещении и ждал чуда. Джон резко обернулся. Все та же пустая комната, только они с Холмсом, но теперь в зеркале отражался только он. Он еще раз внимательно вгляделся в зеркальную гладь…. Теперь за его спиной была только тьма. Ни очертаний комнаты, ни отражений. Он не понаслышке знал о ритуалах с зеркалами, и всю сложность и опасность работы с ними. Но у них был всего день, чтобы решить его проблемы с нестабильностью магии, которая от близости к Холмсу становилась все сильнее. Джон решительно коснулся кончиками пальцев прохладной поверхности и провалился в зазеркалье. Теперь тьма была вокруг него. Было страшно стоять на месте, и он пошел. Теперь ему не нужна была трость, ногу не простреливало невыносимой болью каждый раз, когда он делал шаг, но Джон боялся выронить ее и потерять. Сначала стояла жуткая тишина. Его собственные шаги глухими ударами падали в никуда и растворялись в ничем. Он резко остановился и закрыл лицо руками, заставляя бешено стучащее сердце успокоиться. Со всех сторон ему начали слышаться чужие голоса. Они переговаривались, смеялись, плакали, ругались и ссорились, жарко шептали и страстно вздыхали. Только окончательно успокоившись, Джон все же решил отнять руки от лица. Мимо проносились его воспоминания, знакомые и забытые, выглядящие как головы без тел. Уже не было непроглядной тьмы, все заливал бледно-серый свет. Его источник, как ни старался, Джон определить не мог. Видения не спешили никуда исчезать. Они или с интересом, или с равнодушием разглядывали его и спешили по своим загадочным делам. Подплыла какая-то небольшая голова, зыркнула на него раскосыми глазами и прошелестела приветливо: - Гость! Старый гость!- и улетела. Под ногами лежала мертвая серая пустыня, сверху давило что-то серое, язык не поворачивался назвать это небом. Это было намного хуже ловушки кругов, хуже любых ловушек, с которыми он когда-либо сталкивался, потому что это была новая загадка. И Холмс нарочно ему ни о чем не сказал. Безликие дома безмолвно тянулись вверх. Их слепые глаза-окна равнодушно взирали на редкую чахлую траву и бурую ленту дороги. Все дышало невыносимым жаром, предметы теряли четкость и размывались, и ничто не отбрасывало теней, только он. Джон медленно брел по раскаленной улице, погружаясь в воспоминания. Он снова оказался в дне, перевернувшем всю его жизнь. Изредка попадались сделанные детьми из песка городки. Песок. Всюду лежал песок. Полуразрушенные стены домов без крыш, окна без рам и без стекол, останки лестниц и перил и та же чахлая растительность – все было именно таким, как он помнил, словно это случилось только вчера. Провинция Забуль не запомнилась ему ничем особенным: те же дома, те же лица гражданских, пыльные и неприветливые, как и везде в Афганистане. Если бы не засада, в которую они попали всем их небольшим отрядом, она бы так и осталась еще одним перевалочным пунктом между базами. Но теперь ее улицам суждено было сниться ему до самых его последних дней, без надежды когда-либо забыть полуденный перекресток, на котором его бросили умирать. Мимо, подгоняемый ветром, нехотя прокочевал сухой ком. Джон проводил взглядом перекати-поле и вернулся к созерцанию голодной пустыни. Та жадно дышала прахом и пыталась привлечь своей обманчивой незыблемостью. На плечи навалилась небывалая тяжесть, не давая идти дальше. Казалось, что он бродит по этому городу много часов. Присев на корточки, он с удивлением проследил взглядом за сизым облаком, поднявшимся вокруг него. Рука сама потянулась к тому, что еще буквально несколько мгновений назад он считал песком, и сквозь его пальцы заструился невесомый пепел. Возможно, если бы он не кинулся помогать попавшему под обстрел подростку, то не получил бы стрелы с проклятием. Но и жить с осознанием, что он отвернулся от не повинного в этой войне ребенка, Джон бы точно не смог. Закрывая собой худое тело, он не думал о себе. В такие моменты никогда не думаешь о себе. Сначала он даже не понял, почему вдруг стал хромать, он видел только приближающиеся с каждым шагом перепуганные черные глаза на сером от страха лице. Стрелы пробили его защиту - не помогли ни амулеты, ни чары, а значит, их угораздило нарваться на сильных противников. Противников, которые никак не должны были им встретиться, в то время как в соседней провинции Гильменд уже началась полномасштабная операция «Моштарак». Вторая стрела вошла в его плечо со спины. Сначала он решил, что зеленоватое свечение ему только мерещится, но оно все явственнее мерцало, и Джон помнил момент, когда отчетливо осознал, что если проклятие не добьет его, это точно сделает потеря крови. Боги, дайте мне выжить. В этом странном месте из его воспоминаний теперь не было ни хаоса, ни криков, ни крови, бурыми лужами подсыхающей возле распростертых тел. Ни мерцания попадающих в цель заклятий, ни дрожания вышедшей из под контроля магии – ничего, что сделало это место и тот день его постоянным кошмаром. Только тишина и пепел. Джон знал, что не случайно остановился на том самом месте, где его отравленная кровь, капая из ран, смешалась с землей и песком. Он не знал точно, но надеялся, что тому подростку все же удалось спастись. Тогда, медленно умирая, он просто молился всем ему известным богам, чтобы те дали ему шанс выжить. Он снова присел на корточки и бережно стал разгребать невесомый пепел, заранее зная, что откопает. Из серой земли уже торчала рука: белая, с просвечивающими под ней костями и суставами, кожа казалась настолько хрупкой и неестественно натянутой, что вот-вот готова была лопнуть. Он узнал бы эту руку из миллиона других, так как видел ее каждый день на протяжении уже тридцати восьми лет. Он не остановился, пока из пепла не показалась знакомая униформа, вторая рука и часть торса. Джон с замиранием сердца сдувал пепел с серого лица и волос, всматриваясь в собственное лицо с закрытыми глазами. Он точно знал, что это был не его зеркальный двойник (2), он смотрел на Джона Ватсона, который так и остался лежать в тот день на земле, прикрывая собой чужого ребенка. Осознание пришло неожиданно и ударило наотмашь. Не было никакого проклятия, не было боли. Только его память о них. Словно привет из прошлой жизни. Он судорожно начал хватать ртом сухой воздух, смешанный с пеплом, и никак не мог вздохнуть. - Джон, дыши! – окрик Холмса привел его в чувство. Джон краем глаза видел, как его собственная тень зашевелилась и вытянулась, принимая знакомые очертания высокой фигуры с кудрявой шевелюрой. Холмс действительно все это время был рядом, как и обещал. Вдох, вдох, вдох. Джон моргнул, и опять вокруг него была тьма, в которой висело знакомое зеркало. Голос Холмса заставлял его переставлять ноги и идти к двери в их мир. Пройти обратно оказалось не сложно. Джон вдохнул с облегчением душный воздух непроветриваемой комнаты и упал бы, не поддержи его темный маг. - Разбей зеркало! - Холмс прижался к нему всем телом, обхватив за талию левой рукой и не давая возможности отстраниться. Темный маг легко скользнул другой рукой по плечу Джона вниз к ладони, судорожно сжимающей трость, которую ему вручил старый шаман на перекрестке дорог в забытой всеми богами провинции Афганистана. Трость из редкого дерева с набалдашником в виде конской головы с гулким свистом полетела в зеркало. Раздался оглушительный звон, и во все стороны разлетелись блестящие осколки. Джон сделал пробный шаг, освобождаясь из полуобъятий Холмса. Нога больше не беспокоила его, не было больше и мучительной боли в плече, преследующей его и днем, и ночью. Теперь он точно знал, что ритуал был нужен не для снятия проклятия, оно существовало только в его голове, в его воспоминаниях. Он так и остался стоять спиной к темному магу, когда задал свой вопрос, заранее зная ответ: - Ты ведь с самого начала знал, что я умер там и был воскрешен? (1) - С чем покончено, к тому не возвращайся. Помни, что ты прах; (2) - Зеркальный двойник или Допельхерцен.