ХРОНИКИ ДЛИННОГО ГОДА

2. О ПЛОХИХ ПРИМЕТАХ Обычная суета за кулисами МДМ напоминала Ивану реку, омывающую остров, и этим самым островом посреди бурного потока был сам Иван. Вокруг все кипело и бурлило, но на его остров волны не попадали. Остров жил своей жизнью. Своими думами. - Ваня. Иван Геннадьевич. Ты в порядке? Ожогин кивнул, даже не посмотрев, кто его спрашивает. Врагу пожелать такого «в порядке». Крыша от переездов между городами и постоянных смен блоков ехала у всех. Столкнувшись в коридоре с Колпаковым, который прямо с Ленинградского вокзала ринулся в МДМ забирать забытые в гримерке ключи от квартиры, Иван уставился на него и спросил: «А ты кого сегодня играл?» Ростик мог бы покрутить пальцем у виска, но Ростик остановился, почесал в затылке и всерьез начал вспоминать, кого играл сегодня. И думал до тех пор, пока вышедший из душа Гордеев не спросил, как все прошло в Питере. На этом месте Ростик опомнился, хлопнул себя ладонью по лбу и, больше не сказав Ивану ни слова, схватил ключи и был таков вместе с Костей Барышниковым. «А на что ты рассчитывал? Что он чай с тобой останется пить?» - Иван вяло улыбнулся шутке Гордеева по поводу вредного воздействия телепорта на память телепортирующихся и пошел вниз собирать цветы у томящихся в ожидании поклонниц. Сколько бы раз Иван не пытался предложить Ростику услуги водителя, Колпаков всегда говорил, что сегодня он или не домой, или его отвезет Барышников. Опять Барышников, житья от него нет! На самом деле, Иван нормально относился к этому приятному доброжелательному парню, с которым познакомился в «Мастере и Маргарите», и, пока Ожогин не влип в заваруху с Ростиком, Костя Барышников ему никак не досаждал. Но теперь, пожалуйте бриться, что ни день, то «меня Костян подвезет»! Костя еще и на вечеринки почти никогда не остается – только падает занавес, Барышников снимает грим, бежит за руль и увозит Колпакова! Ни малейшей возможности не оставляет людям поговорить! Вроде не трезвенник, а поди ж ты! Будто нарочно! Иван понимал, что раздражается на ровном месте, и Костя совершенно точно не виноват в происходящем, но поделать с собой ничего не мог. Ему безумно хотелось с кем-нибудь поговорить, но с кем он мог обсудить то, что его грызло? Ростик от него шарахается, как от чумы. То есть, не в этом смысле. От встреч он не отлынивает, но любые разговоры, кроме работы – табу. И раньше было непросто, но Иван как-то научился справляться. И тут случилось это… Он был совершенно выбит из колеи произошедшим и тем, что еще продолжало происходить прямо у всех на глазах. Забыть не представлялось возможным. Сцена вставала перед глазами постоянно. Красивая, отравляющая. И было бы ложью сказать, что Ожогин хочет это забыть. Как это сейчас модно говорить? Развидеть? Так вот, развидеть он не хочет. «А чего ты хочешь? – поинтересовался ехидный голосок в голове. – К ним присоединиться? Третьим?» Сердце сильно ударилось в грудную клетку. Да ладно, хоть себе не ври. Ведь хочешь. Только есть один маленький пункт мелким шрифтом: тебя туда не звали. Все так. Не звали. И, видимо, поэтому ему так лихо сейчас. И совсем не помогали уговоры, что эта невероятная по красоте и чувственности сцена закончилась одними поцелуями. Ростик не был бы Ростиком, если бы дал этому просто так прерваться. Тут поневоле уверуешь в то, что возвращаться – плохая примета. Иван не верил ни в пустые ведра, ни в черных котов, и когда он вернулся за оставленной в гримерке флэшкой, то и думать не думал, что возвращаться – плохо. И тут увидел их. Вот ну не черт возьми, а? Было у них что-то или не было – ему не все равно? Они оба взрослые и сексуально привлекательные люди. И почему бы не составить компанию друг другу – без каких-либо обязательств? Тогда что не давало ему покоя? Кто из них? Судя по снам и мыслям – оба. Дичь какая-то. Это все инстинкты, и он может их контролировать. Нет, ни фига не может, но должен смочь и сумеет, он ведь Ожогин, блин! Мир на все сто уверен, что ему горы по плечу и моря по щиколотку. А когда мир постоянно транслирует эту мысль в пространство, тут и сам уверуешь в свои сверхспособности. Ну, а пока мало кто представлял себе, что все, чего Ивану хочется, когда он остается один – лечь и натянуть одеяло на голову. И ничего больше не видеть. Особенно, как Колпаков задерживает свой взгляд на соблазнительных губах Диевской. «А чем, ты, собственно, не доволен, Иван Геннадьевич? – зудел вредный голосок в мозгу, - надоело ходить в праведниках? Решил отринуть былое и жить, как хочется? Теперь пожинай плоды. И не отплевывайся. Вот тебе счет за услуги. Плати». Хорошо, хорошо, он готов и заплатит, только что, черт возьми, теперь делать? Сколько можно мотаться по этим сомнительным квартирам? Может, Ростику это и нормально, но Ивану, в его возрасте и статусе, просто не пристало так себя вести. Последнее время он назначал встречи в надежде на разговор, но Колпаков словно это предчувствовал и не давал такой возможности. Вообще никакой возможности. И Иван не смел его останавливать. Понимал: если прервет, остановит, будет взрыв. И все рухнет. Ростик и без того от плотного графика и мотания по городам, будто пороховой склад на ядерном полигоне. Малейшая искра, и МДМ с прилегающими территориями разлетится в клочья. Иван всем своим существом чувствовал, что пришло время разорвать тот круг, в который они друг друга загнали, и признать уже, что им обоим это не нужно. Они больше не… Они теперь могут просто… Господи. Да что они могут, если не в состоянии нормально поговорить?! Как он позволил себя в это втравить? Почему позволяет делать с собой то, что его в корне не устраивает? Каких чудес ждет? Что Колпакову надоест разыгрывать глухого и немого, и разговор случится сам, без усилий со стороны Ивана? Ну, конечно. Ростик, похоже, решил держаться до упора, как супергерой под пытками. Иногда так и тянуло спросить: «Тебя еще не тошнит?» Некоторое время было даже интересно наблюдать за тем, как мужественно Ростик терпит эти встречи. Но теперь Иван пребывал в недоумении и не понимал, что делать дальше. Казалось бы, что проще: сказать «ты мне нужен без всяких встреч, просто так, со всем набором своих заскоков и настроений, и довольно уже геройств и жертвоприношений». Но для этого надо улучить момент и подготовить почву, чтобы Ростик не превратился в бешеного леопарда, не дослушав. А пока Ростик ежедневно ускользал, как уж, и если попадался без свидетелей хоть на минуту, то поговорить с ним не представлялось возможным. Он дурил, шутил, чудил, хандрил, уводил беседу в сторону – что угодно, лишь бы не дать Ивану возможность поднять тему. Оставалось одно: запереть Колпакова где-нибудь и не выпускать, покуда они не выяснят отношения, но для этого сначала нужно собраться с духом. А Иван сейчас пребывал в разбитом состоянии и не был готов к боевым действиям. Спуск к заветной двери занял много времени. На служебке снова аншлаг, но сегодня Иван никуда не торопился и никому не отказывал в фотографиях, а когда добрался до выхода, то заметил, что Ростик тоже далеко не ушел и стоит в многочисленном женском обществе, время от времени восклицая: «Мои хорошие, ну зачем вы! Я же сегодня не выступал! За что мне подарки!» «Неужели и я таким фальшивым тоном с поклонницами разговариваю!» - ужаснулся про себя Ожогин, вешая на сгиб локтя очередной подарочный пакет и вставая рядом с очередной девушкой для фото. В процессе они с Ростиком не разговаривали, просто скользнули друг по другу рассеянными взглядами и снова уткнулись в буклеты, в которых рисовали поклонницам автографы. Наташа Диевская спустилась с огромной охапкой роз. У нее едва рук хватало нести этот букет. Иван бы обстрадался, если б ему такое подарили, а девчонки ничего, довольны. Только что сияющая Лена Газаева с такой же охапкой пошла на выход, добавив по дороге к своему необхватному букету парочку поменьше. Поклонницы не знали пощады и редко отпускали артистов на волю с пустыми руками. Иван избавился от еще одной подписанной программки и вдруг заметил, как Ростик смотрит на Диевскую. - Натуля, помочь? - Своя ноша не тянет, - рассмеялась Наташа, перехватывая букет поудобнее, чтобы открыть дверь, но Ростик ее опередил. Открыл дверь, придержал, пока Наташа выходила, и, пробравшись через шуршащие целлофаном розовые заросли, прихватил под локоток жестом собственника. Такое ни с чем не спутать. Этот жест – почти признание. Ростик тем временем потянулся к Наташе, чтобы поцеловать ее на прощание. Только получился совсем не дежурный чмок в щечку. Ивану было хорошо видно, какими взглядами они обменялись. И Наташа ничуть не возражала, что поцелуй щедро приправлен воспоминаниями о событиях, произошедших совсем недавно. Конечно. Ростик идеальный кандидат для… для подобного рода развлечений. Иван снова напомнил себе о том, что они взрослые люди и с взаимного согласия имеют право делать все, что им хочется. Но до чего же трудно было смотреть на эти их поцелуи, на якобы случайные прикосновения, на странные короткие фразы, понятные только им… Что сильнее всего его задело? Что Колпаков, несмотря на постоянную подругу, вовсе не живет монахом в столице? Или, что самому Ивану от Наташи в свое время достался только один долгий поцелуй после новогоднего корпоратива, а Ростик получил все и даже больше? И чему тут удивляться. Ростик моложе, и… в общем, если в вашем вкусе непредсказуемые спортивные молодые мужчины, то вам к нему… Ты только уточни, кого к кому ревнуешь, Иван Геннадьевич? Но точного ответа на этот вопрос у Ивана пока не было. - Вань, ты чего? – Ростик закрыл за Диевской дверь и теперь неожиданно внимательно глядел на него. - Правописание вспоминаю, - отозвался Ожогин, показывая программку, на которой его попросили написать поздравление с днем рождения, и понадеялся, что ответ был сказан достаточно равнодушным тоном. Он попытается больше не думать о том, получила ли та ночь какое-то продолжение. Довольно. Его это никак не касается. Возьми себя в руки. Забудь и живи дальше.