ХРОНИКИ ДЛИННОГО ГОДА

5. ПЕРВЫЙ ЗВОНОК Все по-настоящему морозные дни этой зимой выпали на рождество. Потом зарядила постоянная стылая слякоть, потянувшая за собой вирусы, которым особенно привольно жилось и размножалось при таких температурах и неизменной влажности. Не устоял никто, переболела вся труппа, и начал заболевать Колпаков. Обычно он держался до последнего, но болезнь добралась и до него. Костя еще накануне вечером заметил, что Ростик шмыгает носом, только Ростик уверял, что случайно сунулся в пыльную портьеру. Но на следующий день господин профессор явился на работу злой, как черт, и с пакетом из ближайшей аптеки. Костя давно знал Ростика и сразу понял, что лучше к нему сейчас не лезть ни с сочувствием, ни с советами. Ростик не столько плохо себя чувствовал, сколько нервничал за выступление. Пусть лучше сварит свое термоядерное снадобье, выпьет и молча полежит часок. У каждого артиста зелье для экстренного выхода из мертвой петли было собственное, по индивидуальному рецепту, разработанному с учетом особенностей организма. И раз Ростик, который обычно справлялся с немудреными хворями, выпросив у балетных девочек таблетку цитрамона, пришел сегодня с мешком лекарств, то дело пахло керосином. Костя про себя подумал, что Ростику было бы лучше принять успокоительного, от него вышло бы куда больше пользы, но решил воздержаться. Колпаков сейчас не слишком жаловал непрошеных собеседников. Мог сорваться. Но это Костя был умудрен опытом общения с Ростиком. Прочая же московская часть труппы его так коротко не знала, поэтому только ленивый не спросил, как Ростик себя чувствует и что он делает. За час до спектакля Костя уже был уверен, что следующему любопытствующему понадобится не гример, а травматолог. Ростик, время от времени сморкаясь, все-таки пережил грим и вернулся к своей чашке. Чего он туда сыпал и наливал, так и осталось для всех секретом. Сашу Казьмина он отправил из гримерки со словами «Мальчик мой, доживешь до таких лет – сам узнаешь, из чего это готовить». К началу спектакля труппа была в курсе, что Ростик чувствует себя не очень, и всех, кто об этом спрашивает, посылает в нецензурной форме. Поэтому от Ростика, наконец, отстали, но к семи часам на грим явился Кирилл Гордеев, которого никто не подумал предупредить о сегодняшнем настроении профессора. И ничего не подозревающий Кирилл пришел здороваться, а заодно спросить, как дела. Ростик принял первую порцию зелья в шесть часов и сейчас готовил себе вторую. На вопрос Гордеева он ответить не успел, вмешался Леня Шадрин: - Да Ростик тут накупил в аптеке килограмм лекарств без рецепта и хочет выпить все сразу. Вот сидим, ждем, чем это кончится. Гордеев с сомнением посмотрел на чашку, в которой Ростик болтал ложкой. - Принял внутрь десять миллилитров формулы Аш Джи семь? Может, лучше к врачу? - Был, - ответил Ростик. - И что сказали? - Что не доживу до завтра. Но я не согласен с диагнозом. - Ты уверен? - Абсолютно, - буркнул Колпаков. – Не в первый раз замужем. Отстаньте вы уже от меня! Он отодвинул Гордеева от двери, подошел к кулеру и до краев долил содержимое чашки водой, добавляя попеременно то холодную, то горячую воду. - Ваше здоровье, - громко объявил Ростик и одним глотком залил в себя лекарство. – Ну, где там Сашка! Альфред, мальчик мой!.. – и Колпаков, прихватив с собой профессорский зонтик, засеменил к агрегату, который делал искусственный снег. А Костя в очередной раз подумал, что Ростику лучше подошла бы хорошая доза успокоительного. Раньше он бы это Ростику сказал. Сейчас его что-то удерживало. Он и сам не знал, почему. Но чутье подсказывало, что Ростик его слушать не станет, как и всех остальных. С ним что-то творилось. Наверное, из-за плохого самочувствия. Костя старательно себя в этом убеждал, стараясь не думать о том, что странное началось гораздо раньше. * * * * Пока они пережидали красный свет светофора, Костя посмотрел на копающегося в телефоне Ростика. В телефоне явно происходило что-то, что его не устраивало, к тому же Ростик предпочел звонку длинную переписку – такое ему было не свойственно, значит, действительно, случилось неприятное. Хотя спектакль вроде прошел ровно, голос Ростика не подвел, память – тоже. Значит, дело не в спектакле. По-хорошему, не стоило его трогать, но Костя не удержался. - Как себя чувствуешь? - Терпимо. Да фигня. Два дня выходных. Оклемаюсь. Получив ответ, Костя решился перейти к следующему волнующему его вопросу. - Ты точно решил уехать? - Точно. - И не передумаешь? - Нет. Уже запланировал в Питере дела. - Я слышал, ребята хотят остаться поговорить. - Да о чем поговорить! – Ростик оторвался от переписки. – Что ты, как маленький! Там уже три месяца назад всех утвердили! - Ну не всех же, - возразил Костя. - Один хрен разница, - Ростик посмотрел на экран, чертыхнулся и сунул телефон в карман. – Эти туры – одна большая фальсификация, ты что, не понимаешь? Ни Москва в Питер, ни Питер в Москву не попали. Посмотри сам. Много наших видишь? - А Суханов и Казьмин? - Ах, да. До ансамбля дослужились. Это ли не есть прогресс! - Но это Москва все-таки, - осторожно заметил Костя. - Костян, лучше я буду первым в деревне, чем последним в Риме. Не помню, кто сказал, но очень верно сказал. Ансамбли, каверы – это уже не мой формат. - В общем, ты твердо решил не оставаться на разговор. - А смысл? Ну, останусь я. Ты знаешь, какие тут разговоры. На ансамбль я, может, и насосу. Но в ансамбль я добровольно пойду только в случае угрозы голодной смерти. Ансамбля с меня уже – во, - Колпаков провел ребром ладони под подбородком. – Я слишком долго из него вылезал и сейчас не хочу планку опускать. Не теперь, когда в Питере все так удачно сложилось. Костя кивнул. Правильно. И, пожалуй, немного обидно, что Ростик с ним говорит подобным тоном, но Костя не стал возражать. Он искренне желал другу счастья. Если Ростик считает, что в Питере ему будет лучше – значит, надо это просто принять. И уважать его решение. Дальше они ехали молча. Ростик снова сражался с кем-то в телефоне. Костя следил за дорогой. И уже почти у самого дома Ростик одолел невидимого врага и убрал телефон. - Я не понял, зачем ты мне так упорно сватаешь это клятое «Привидение». Тебя ведь там не будет. - Меня не будет, - согласился Костя. - И что тогда? - Тогда мы бы остались работать в одном городе. Ростик немного помолчал. Потом положил руку Косте на плечо. - Извини. - Это ты извини, - улыбнулся Костя. – О себе одном думаю… - Костян, не льсти себе, ты думать умеешь только о других. Костя посмотрел на него. И увидел, что Ростик не улыбается. Лицо у него было какое-то странное. Замкнутое. Холодное. - Ты чего? – обеспокоенно спросил Костя. Колпаков покачал головой. - Ничего. Просто я теперь точно знаю: думать надо только о себе. - Это сложно. - Ни капли, - сказал Ростик. – Не желаю ходить в дураках. И никому больше не позволю говорить о себе то, что они сейчас говорят. - Да ты о чем? - О жизни. Костя снова поразился его ледяному тону. Словно это не сто лет знакомый ему Ростик Колпаков сидел с ним рядом, а кто-то другой. Очень взрослый, обозленный на весь мир. И чужой. - Тебя расстроили? – спросил Костя. - С чего ты взял? - Ты всю дорогу писал кому-то. Что-то случилось? - Ничего. Больше ничего не случится. Правда, наверное, я такой многим перестану быть удобен… Но они привыкнут. Или могут проваливать. Никого не держу. Ну точно. Какие-то проблемы. Костя выдохнул с облегчением. Нехорошо, конечно, радоваться, но это несколько проясняло ситуацию. Хотя бы понятно, откуда у Ростика подобные настроения. - Приехали. Не забудь ничего. И ботанику свою забери. Мне их уже ставить некуда, - Костя собрал лежащие на заднем сиденье цветы и вручил Ростику. - Оставь их себе, ну пожалуйста! – плачущим голосом воззвал к нему Колпаков, но Костя был неумолим, и Ростик со вздохом сунул букеты подмышку. - До пятницы, дружище. Будь здоров. - Спасибо. Спокойной ночи. Они обнялись, и Ростик пошел к подъезду. Костя запрыгнул в машину. И с чего ему взбрело, что с Ростиком что-то не так? Просто он устал. Мотается туда-сюда, тяжелая неделя, и приболел еще… Сейчас отдохнет пару дней, помолчит, подлечится, и все наладится. Но не наладилось.