Алый бюстгальтер

*

— Давай же, малыш, проглоти меня. Ты ведь так этого хочешь. Паук несколько поколебался, а потом, решив пойти у девчонки на поводу, сожрал ее всю, не разрывая на части. Он проглотил ее, поскольку размеры его пасти позволяли такое проделывать. Внутри. Внутри такого страшного живого существа было очень темно. Паутина в один миг рассосалась и распалась вокруг Герми тонкими нитями, постепенно напрочь уползающими из-под рук. Гермиона щупала язык паука, на котором на некоторое время повисла. Конечно же, она могла бы выбраться из жуткой пасти в эту же минуту, но такое поведение ей показалось чрезвычайно деструктивным в данной ситуации. Знала Алый бюстгальтер кой-че, о чем не подозревало большинство видевших когда-либо этих огромных пауков. Да, будь паук маленьким или даже чуть среднего размера, то Герми без сомнений бы стала давать деру оттуда как можно скорее, ведь они бы тупо растащили ее по маленьким кусочкам, но вот с большими все было иначе. Они — нарциссы. Да, именно так. И очень горделивы. Огромные пауки настолько горды своей широкой пастью, что очень редко растаскивают жертву на части. Любят похвастать лишний раз, что могут сожрать человека целиком. Но не только об этом так хорошо была осведомлена Герми. Было и иное обстоятельство, заставившее ее добровольно сдаться на съедение, — оно находилось под ней. Шершавый язык приятно лоснился под полуобнаженным телом, а от ароматов пасти исходило необъяснимое благовония. И вот она, Алый бюстгальтер, улеглась, томясь в сладкой неге, вдыхая и выдыхая кружащие голову ароматы. Издали для Герми они отдавали запахами свежескошенной травы и нового пергамента. Ощущение, как будто она надышалась Амортенции. — А-ах… Паук задвигался, но Гермионе стало на это плевать, она смочила слюной свои ладони и прицепилась с их помощью к языку. Прилипнув, Алый бюстгальтер уже совершенно не боялась вдруг ускользнуть в сторону глотки или, того хуже, оказаться в желудке страшного монстра. Все, что было ей необходимо, находилось именно на этом уровне организма. Землетрясение быстро прошло, да и не было оно сильным, — девушка все еще не могла нарадоваться тому, что ей попался больной на ногу паук. Такая удача говорила только об одном — не воспользоваться возможностью получить удовольствие в галлюциногенной дымке — глупость несусветная. Прилипнув, она всей спиной, в особенности лопатками, смогла ощутить приятную проваливающуюся структуру. Язык огромного паука, выращенного в столь дивном месте, как это, не был обычен. С одной стороны он представлял собой гладкое поле для действий, об которое приятно было бы потереть лицо (к слову, чуть вязкая слюна, что размещалась на кончике, могла бы послужить замечательной маской для проблемных зон и, к примеру, помочь справиться с прыщами или прочими лицевыми высыпаниями). С другой — разместились некоторые выступы, похожие на те же прыщики, вот только на самом деле это были приспособления, с помощью которых эти новомодные пауки ублажали своих партнеров. Ох, Герми прекрасно было известно, что данный вид существ ничуть не брезговал собственным полом, если представлялась такая возможность — всадить другану или подружайке свой изысканный язычок по самые гланды… гланды того, кто всовывает, разумеется. — Середина чудесна, но мне нужно подобраться к выступам, — ей показалось хорошей идеей немного болтать с самой собой, от одиночества хотелось завыть, все же ни паука, ни ее бывшего ебыря мандрагору нельзя было назвать особо общительными. А уж кто-кто, если не Герми, так любила потрепать язычком. Время от времени вновь смачивая своей, человеческой, слюной руки и даже стопы ног, Гермиона добралась до одного из выступов, зависла над ним, чуть ли не упираясь головой в небо, и стала медленно расставлять ноги, чтобы приземлить свою киску прямиком на этот шикарный, смачный и чуть пульсирующий выступ. Стоило половым губам коснуться «прыща», как внутри паука прозвучал пронзительный стон: — А-а-м… как… а… Больше всего ей хотелось воздействовать этой хреновиной на ее бедный клитор, чуть-чуть недополучающий в последнее время внимания. Слизь, покрывающая язык, начала успокаивать ее разгорячившуюся после мандрагоры киску. Казалось, все проблемы, связанные с ее половыми органами, ушли. Она еще и начала привставать с этого удобного «стульчика» и прямо руками набирать слизь и запихивать ее внутрь влагалища. Там все такое искореженное, что даже силы Порочного леса пока до конца не смогли ее внутренности вылечить. Вдруг что-то зажгло изнутри. Ненадолго, но весьма ощутимо. Это вывелся полностью, прямо до последней капли, сок-сперма мандрагоры. Наверное, в первую очередь именно за этим Гермиона и поперлась внутрь паука. Низ живота ныл, а бедра отказывались опускать ее ровно на ногах: с одной стороны из-за того, что они болели, с другой — из-за той рыжей девки, с легкой руки которой она теперь не может ходить на ногах и обязана ползать. В итоге ей пришлось лечь обратно, прямиком на один из выступов, ощущая, как ее легкий сколиоз, заработанный сидением за книгами в несколько скрюченном состоянии, начал уходить прочь. — Воу!.. Внутри нее разлилось приятное тепло, тело разогрелось и наконец полностью проснулось от того сонного состояния, в котором Герми ранее пребывала. Она уже и не могла вспомнить, что привело ее в такое негодное состояние. На коленях стали заживать раны, а из глаз брызнули слезы счастья. Уже не нужно было ни матери родной, ни дома своего, ни той чертовой великой силы. Только бы мягкие вибрации разливались по ее телу. Только бы лежать тут… вечно. Паук задвигался вновь. Герми вдруг отпустилась заслюнявленными руками от шершавой поверхности и перекатилась на кончик языка. Это у паучка пришел в действие рвотный рефлекс. Покашливания по звучанию совсем не были на себя похожи. Он еще немного потужился, язык внутри стал извиваться, а затем Герми оказалась снаружи. Страшное насекомое, громадное да внушительное, убежало от нее на своих немногочисленных конечностях.