Империя

      Волчья голова прокатилась в грязи, устремляясь в небеса пустым взглядом единственного глаза.       Толпа взбешенно кричала, улюлюкала и топала по трибунах. Сириус почувствовал тошноту, угрожающе близкую к выходу; ему никогда не было хорошо рядом с железным запахом крови. Зрение поплыло, пока он пытался удержать желчь внутри, где ей и положено быть.       Орион поставил двенадцать вооруженных воинов против одного беззащитного, раненого зверя, — не дал существу ни одного шанса на бой. Не в силах отвести взгляд от жестокого представления, Сириус видел, как волка преследуют и загоняют в угол, охотясь как на обычного кабана.       Даже без оружия, Ромулус защищался впечатляюще, только вот полученные ранее ранения фатально его замедлили. Сириуса пробрало от одного воспоминания о решимости, появившейся на лице волка за момент до того, как оно отделилось от тела.       Солдат, нанесший последний удар, усмехнулся надменно, поднял окровавленный клинок и слизнул кровь с острия, на радость толпы. Губы Сириуса скривились в отвращении от необоснованного тщеславия. — Ты не одобряешь?       Сириус обернулся, натыкаясь на скошеный взгляд отца, и изогнул бровь. — С каких это пор ты интересуешься моим мнением? — Меня не волнует твое мнение, меня интересует твое безразличие в нашей победе. — Тоже мне, победа. — Солдат, над которым ты сейчас издеваешься, только что принес конец восстанию.       Сириус закатил глаза. Сарказм на языке чувствовался почти как патока. — Ах, да, храбрый солдат, убивший могучего зверя… Почти как убиение стариков и немощных. Какой герой.       Орион вздохнул, но решил проигнорировать наживку, предпочитая уделять свое внимание арене, а не разочаровывающему отродью. Сириус сморщил нос. Запах перебивал работу его ощущений и кружил голову. Он неуверенно поднялся на ноги, надеясь, уйти незамеченным. — Покидаешь нас так рано?       Сириус остановился, так и не опустив на платформу ногу, обутую в сандали. Он молча уговаривал её наклониться вперед и закончить шаг, чтобы он мог продолжить идти своим счастливым путем, но предупреждающий тон матери удержал тело на месте. — Мне пора перестать удивляться. Твои обязанности ничего для тебя не значат. — Что же произвело на тебя такое впечатление, мама?       Обернувшись, Сириус мысленно выругался, чувствовал, как накатывает очередная волна тошноты. Стальной взгляд Вальбурги превратил безжалостную дневную жару в горький холод. — Я не потерплю слабости, Сириус, — женщина выплюнула его имя, как будто это была самая мерзкая вещь, побывавшая на её языке. — Ты будешь стоять с иллюзией достоинства и силы рядом со своей семьей, когда суд вынесет приговор над врагами этой империи.       Сириус едва не рассмеялся вслух. Судебное решение? При каком дворе? Какой ещё суд?       Отчаянное желание возразить угрожало прожечь дыру на языке, но Сириус прикусил взамен и неуклюже вернулся на свое место, устраиваясь на подушках в тихом бешенстве.       Вальбурга, удовлетворенная, решила не обращать на него внимания, покорность сына явно благоприятно повлияла на её настроение. Гарпия. Орион, благоразумно предпочитавший молчать во время этого разговора, покачал головой, не отрывая взгляда от арены внизу.       Сириус сложил руки на груди, проглатывая горечь. Это будет ужасно длинный день. ~*~       Это не могло быть правдой…       Ремус свернулся калачиком, крепко зажмурившись от представшей перед ним жестокой реальности. Он вырос, веря, что добро может преодолеть любое препятствие, потому что видел это. Он видел группу людей, проклинаемых и презираемых, которые отбросили свои несчастья и поднялись над горькими обстоятельствами, в которые их поставила жизнь. Они создали семью из отвергнутых и нелюбимых.       В течение нескольких коротких лет Ремус чувствовал себя непобедимым. Он искренне верил, что они победят, несмотря ни на что. Мир не мог быть таким несправедливым. Так или иначе, он восстановит равновесие и склонит чашу весов в их пользу.       Как он мог продолжать жить, зная, что был совершенно неправ?       Калитка в дальнем конце зала открылась с печальным стоном, снова пролив резкий свет снаружи на грязный пол. Ремус не смог заставить себя поднять голову, когда за дверью его камеры послышались шаги.       Замок щелкнул, дверь с пронзительным визгом распахнулась, и Ремуса силой поставили на ноги. Из соседней камеры послышалась череда проклятий, когда Люциан тоже был выбран. Следующие несколько мгновений прошли как в тумане, его разум кружился, пытаясь справиться с сменой обстановки.       Металл заскрежетал о металл с появлением ржавых кандалов на его запястьях. Ремус терпел это молча, радуясь, что волосы достаточно отросли, чтобы грязными прядями защитить его от осуждающих взглядов тюремщиков. Его глаза щипало, тени на полу расплывались сквозь слезы, грозящие вот-вот пролиться.       Он услышал тихий смешок из соседней камеры. — Ты весь дрожишь, щенок.       Ремус напрягся. Его разум отвлекся от демона, покоящегося за решеткой рядом с ним. Фенрир небрежно прислонился к стене, наклонив голову, а уголки его губ скривились в усмешке. — Каждую собаку рано или поздно добивают.       Ремус чувствовал, как ненависть наполняет его, словно кислота, что обжигает изнутри. Прежде чем он смог собраться достаточно, чтобы направить свою ярость, его толкнули вперед, к яркому проходу, ведущему на арену. Солнце лилось через проем, тепло излучалось видимыми волнами в воздухе.       Врата подземного мира открывались, чтобы поглотить его.       Ремус зашипел, когда свет ударил и окутал его. После стольких дней, проведенных в холодных, тусклых туннелях под ареной, солнечные лучи были обжигающими. Удушливый воздух обжигал его легкие до тех пор, пока он не испугался, что весь покрылся волдырями.       Он споткнулся и поморщился, когда его босые ноги коснулись песка арены. Стадион поплыл перед привыкшими к темноте глазами.       Он был огромен. Трибуны вздымались вверх, будто горы извивающихся тел, с широко раскрытыми ртами кричащими в унисон, отдельные голоса сливались в один оглушительный рев.       Ремус ждал, что вот-вот нахлынет страх, хлынет адреналин, но ничего не почувствовал. Ничто из того, что лежало по ту сторону жизни, не могло быть хуже того ада, с которым он столкнулся сейчас.       Их похитители подвели их к центру кольца и остановились, позволяя пыли осесть. Ремус вытянул шею, пытаясь заглянуть за спину охранника. Большие, бледные глаза Люциана смотрели на него, пот стекал вниз сквозь лабиринт усеявших лицо веснушек. Его и без того неуклюжее тело теперь казалось почти прозрачным, будто малейший ветерок мог унести его прочь. Он натянуто кивнул Ремусу, одарив его тонкой улыбкой, но Ремус видел сквозь маску. Паника искривила его брови.       Внезапно на противоположной стороне арены открылись ворота. Ремус обратил свое внимание на выходящих заключенных и почувствовал, как у него скрутило живот. — Зевсовы яйца, — воскликнул Люциан. Остальные члены стаи, по меньшей мере двадцать человек, направлялись к центру.       Ремус изо всех сил старался подавить непрошеное волнение, охватившее его при виде стольких знакомых лиц. Осознание того, что они пережили бойню только для того, чтобы приземлиться в месте, которое вот-вот превратится в могильник, заставило его грудь болезненно сжаться. — Ремус, Люциан! — Алис! — воскликнул Ремус, едва не бросившись вперед, когда молодая женщина напряглась в железной хватке своих захватчиков, и её круглое лицо озарилось облегчением. — Ты живой! — всхлипнула Алис, прекратив борьбу и позволив охраннику вести себя рядом с собой. — А Фрэнсис с тобой? — Ремус крикнул отчаянно, когда она влилась в растущую очередь и исчезла из виду. Он ждал её ответа, сердце бешено колотилось, но ответа не последовало. — Фрэнсис не дотянула до этого момента.       Ремус повернулся лицом к новому голосу и резко вдохнул, когда Уильям встал в линию рядом с ним. Его блестящие рыжие волосы были покрыты черной копотью, а свежие шрамы усеивали его лицо, поднимая губу вверх в постоянном оскале. Он повернулся лицом к Рему, и его поразительно изменившиеся черты смягчились до более знакомого выражения. — Приятно видеть дружеское лицо, прежде чем мы все умрем. Ты хорошо выглядишь — учитывая все обстоятельства.       Ремус открыл рот, чтобы ответить, но тут раздался резкий голос, требующий его внимания. — Ужасы, которые преследовали наш город, лишали нас средств к существованию, охотились на нашу молодежь и сеяли хаос в этом благородном обществе… были привлечены к ответственности.       Помпезные слова рассекли воздух, как удар хлыста, эффективно заставив толпу замолчать. Ремус почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу. Он слышал только об одном человеке, способном заставить такую бурную толпу мгновенно замолчать. У Ремуса перехватило дыхание, когда он искал бестелесный голос, и его взгляд наконец остановился на трибуне во главе арены. — А вот и он, — пробормотал Уильям, и выражение его лица потемнело, под стать сердитому изгибу губ.       Ремус никогда не видел ни одного члена семьи Блэков. Они всегда были не более чем страшилкой, подпитывающей его ночные кошмары. И всё же они стояли там… живые, дышащие проявления величайшего страха каждого волка.       У императора были поразительно темные глаза. Его черные волосы вились вокруг серебряного лавра, и он был весь в драгоценных камнях, ловивших солнечный свет и отражающих его в резких оттенках зеленого. Он держал свои сверкающие руки распростертыми, когда обращался к своим подданным, и черные шелка рассыпались у его ног.       Орион Блэк когда-то был самым безжалостным генералом, которого когда-либо видела империя. Теперь же у него был вид человека, который слишком долго был заперт в клетке, пойман в ловушку роли, которая ему не подходила. Отстраненное, исполненное достоинства выражение его лица выглядело так, словно оно было нарисовано в юном возрасте, стратегически продуманная картина силы и лидерства. Но краска уже облупилась. Ремус мог видеть голодный, дикий взгляд, прорывающийся наружу, когда он смотрел вниз на своих жертв.       И они называют нас зверями. — Чудовища были побеждены, их крепость сожжена, а наш народ спасен от террора этих чудовищ.       Холодный голос императора то пробирался сквозь туман в голове Рема, то исчезал в нем опять. Он никак не мог сосредоточиться из-за звона в ушах. Его мышцы напряглись, болезненно натягивая кости. Клыки упирались в десны, пробиваясь в рот, который был слишком мал, чтобы удержать их. Горький привкус железа пролился на язык.       Ремус глубоко и прерывисто вздохнул, стараясь взять себя в руки. Он не собирался позволить себе превратиться в монстра, подобного тому, что стоял перед ним.       Отведя свой пылающий взгляд от человека, который разрушил всё, что ему было дорого, Ремус заставил себя изучить остальных людей на платформе.       Лицо женщины справа от императора было высечено из камня, хрупкое и белое, как простыня. Бледные, грозные глаза злобно смотрели на мир, а с ее головы, как чернила, стекали волосы, каскадом падая на угловатые черты лица и падая на колени. Она могла бы показаться красивой, если бы не резкие морщины, которые портили ее лицо, свидетельствующие о хмурых и злобных взглядах, которые, должно быть, часто посещали его; женщина выглядела так, словно никогда в жизни не была счастлива.       Ремус вздрогнул. Императрица была поистине пугающей женщиной, оправдавшей все его ожидания. Вальбурга Блэк, Королева демонов.       Он стоял, прикованный к месту, изучая монархов, но внезапно его внимание привлекло какое-то движение по левую руку императора.       Молодой человек с похожими чертами лица зевнул в исключительно преувеличенной манере, закинув ногу на подлокотник дивана, на котором он лежал. Она болталась там, небрежно покачиваясь. Он выглядел очень довольным своей маленькой демонстрацией.       Император, казалось, ничего не заметил, но когда глаза Рема снова обратились к королеве, он почувствовал трепет страха. Если бы она смотрела на него так, как сейчас смотрит на своего сына, он бы постарался сделать так, чтобы они находились как можно дальше друг от друга.       Ремус снова обратил свое внимание на молодого человека. Он был очень похож на своего отца, хотя время и стресс стерли поразительные черты монарха, они всё еще не подавили его сына. Наследник империи, казалось, хорошо осознавал этот факт, когда он продолжал нахально подмигивать кому-то в ряду ниже его. Ремус почувствовал, как его охватывает отвращение. ~*~       Справившись с тошнотой, Сириус вернулся к приподнятому настроению, и по тому взгляду, который Вальбурга бросала на него, он понял, что она быстро раскаялась своем решении оставить его здесь. Он смутно представлял себе, сколько времени потребуется его матери, чтобы привести в исполнение угрозы, которыми она ежедневно осыпала его, и броситься через трибуну, чтобы положить конец его жалкому существованию.       Удовлетворенный на данный момент количеством причиненного им дискомфорта, Сириус обратил своё внимание на паршивую группу внизу.       Это была жалкая, изможденная кучка зверей. Они стояли, словно уже мертвые, опустив головы и безвольно свесив руки по бокам. Сириус почувствовал легкую боль в груди. Он поймал себя на том, что надеется, что его отец хоть раз пропустит шоу и просто избавит их от страданий.       Сириус сделал паузу в своем наблюдении за линией, его внимание привлек волк, стоящий в самом конце. У волка были длинные огненно-рыжие волосы и красивое лицо, испещренное рваными ранами. Он стоял, выше остальных, его плечи были расправлены, а стальной взгляд устремлен на Ориона.       По крайней мере, была еще одна дворняжка, которую им не удалось одолеть.       Сириус усмехнулся про себя, позволяя своему взгляду скользнуть к следующему зверю. Этот волк бледнел в сравнении с ним, как в прямом, так и в переносном смысле. Он выглядел пыльным со своими лохматыми, грязными каштановыми волосами и землистой кожей. Сириус уже почти двинулся дальше, быстро потеряв интерес, как вдруг замер.       Волк смотрел на него в ответ.       Нет… рассматривал— точно так же, как Сириус рассматривал его.       Чувствуя себя немного не в своей тарелке, Сириус сел чуть прямее и прищурился. Волк повторил его выражение, сердито сощурившись.       Сириус почувствовал, как его кожу покалывает под пронзительным, изучающим взглядом. Раздраженный, он наклонился вперед, изогнув бровь и молча призывая волка продолжать смотреть на него. Волк не двинулся с места, только еще больше сузил глаза. Он даже не моргнул.       Сириус почувствовал, как его рот задрожал, норовя расплыться в ухмылке или нахмуриться, он не был уверен, что именно. Волка, казалось, не волновало, что он был прикован цепью, ожидая своей собственной казни. На самом деле, если выражение его лица было чем-то большим, чем просто маска, то он, похоже, считал себя реальной угрозой. Он стоял в центре арены, окруженный со всех сторон стражей, с вызывающим выражением лица, призывал Сириуса покинуть безопасный насест и присоединиться к нему.       Ну, что же, Сириуса было не так-то легко запугать, он был слишком упрям для этого. Собакам просто нужно было показать, кто доминирует.       Возможно, сработает и другая тактика.       Сириус откинулся назад, позволив шелковистой ткани тоги соскользнуть с его плеча. Он лениво улыбнулся, увидев нерешительность на лице волка, и запустил пальцы в волосы. Когда волк продолжал сверлить его взглядом, очевидно, таким же упрямым, как и он сам, Сириус послал ему воздушный поцелуй. ~*~       У Ремуса отвисла челюсть, лицо пылало. Что же это было, черт возьми?       Ему стало дурно, когда он отвёл взгляд от наследника чёрной семьи, забыв о странном, невысказанном конфликте, который произошел между ними. — Если какой-нибудь зверь осмелится нарушить порядок нашего благородного общества и объявить себя равным человечеству, мы поставим его на место. Мы не преломляем хлеб с дикими чудовищами. Мы — единый народ, мы — защитники цивилизации, мы сражались против зверей этого мира и вышли победителями.       Эти слова с трудом заставили Ремуса вернуться в сознание, вынудив его мгновенно забыть о наследнике империи. Он почувствовал, как из глубины его горла вырвалось непроизвольное рычание, и услышал, как его эхом отозвалась стая вокруг него.       Орион посмотрел вниз, на тощий ряд зверей под ним. — Неужели мы позволим богам решать их судьбу?       Ремус вздрогнул от неожиданности, когда стражники внезапно начали действовать. Солдат, стоявший ближе всех к нему, сомкнул пальцы на его воротнике. Ремус съежился, когда мужчина заставил его опустить голову, а другой стражник вытащил длинную цепь из кандалов, освобождая волков от цепи.       В ушах у Ремуса снова зазвенело, глаза вылезли на лоб. Эти дураки освободили им руки.       Ремус прорычал, падая на землю и выводя своего пленителя из равновесия. Стражник взвизгнул и повалился за ним. Не раздумывая ни секунды, Ремус наклонился к мужчине, зачерпнул пригоршню песка и швырнул его в испуганное лицо охранника.       Человек взвыл, размахивая руками по слепящему песку. Ремус ощутил трепет от волнения. Если ему суждено умереть здесь, то, по крайней мере, он возьмет с собой одну из их пешек.       Прежде чем он успел двинуться на добычу, Ремус почувствовал, как по его телу пробежала странная пульсирующая волна. Он остановился как вкопанный, когда ошейник на его горле сжался, врезавшись в нежную кожу. — К-какого х… — прохрипел Ремус, разинув рот и пытаясь изо всех сил протолкнуть воздух через быстро сужающееся горло. — Сраный ублюдок!       Кулак охранника ударил его сбоку по голове. Ремус отшатнулся назад, задыхаясь, когда вспышка белого сменилась темно-красной, застилающей взор кровью из появившегося над бровью пореза. Он не заметил, как стражники двинулись вперед, быстро вплетая еще одну цепь в левый наручник. — Быстрее, эти двое.       Ремус быстро заморгал, в голове у него стучало, когда мучительное удушье отступило и обжигающий воздух хлынул обратно в легкие. Он почувствовал, как стражники потянули его за наручники, закрепляя его, а затем они тоже исчезли.       Ремус прищурился от боли, следя взглядом за тем, куда ведет цепь, свисающая с его левого запястья. Бледное лицо Люциана поплыло в поле зрения, он был присоединен с другого конца. — Ох, блять, — Люциан слабо потянул за цепь. — Больные ублюдки.       Голос императора разнесся по стадиону. — Начать.