Лестница к небу

В долгую ночь с тридцатого по тридцать первое Начала морозов — последнюю ночь, безраздельно принадлежащую этому месяцу, — Ратис лично убедился в том, что Тирано не соврал, когда говорил, будто Индри умеет правильно разговаривать с власть имущими. Не то чтобы у его новых знакомцев были резоны врать о таких вещах — подобная ложь не сулила выгоды, — однако с доверием у Ратиса было туго. Когда ворвавшиеся в дом стражники надели на него кандалы, он чувствовал такое опустошение, что не поверил бы никому и ничему — даже божественному чуду. Наверное, явись сейчас перед ним в сиянии славы сам лорд Вивек, Ратис бы встретил его лишь недоверчивым взглядом и ехидным вопросом о скрытых мотивах. Мотивы стражи Ратису были вполне понятны: что бы ни привело их в этот проклятый дом, а картина перед служителями закона предстала вполне однозначная — разруха, два трупа и сам он, окровавленный и с мечом наголо. Отбиваться от дюжих молодцев в форменных редоранских доспехах или пытаться что-то им доказать было бессмысленно, поэтому Ратис покорно расстался с мечом, позволил себя заковать и встал на колени — кто знает, как дорого обойдётся ему даже номинальное сопротивление? Покорность, однако, тоже обходилась недёшево: он никогда не считал себя нетерпеливым, но не пытаться вырваться и нырнуть в подвал требовало такого душевного и телесного напряжения, что плечи сводило судорогой, а кровь так громко стучала в висках, что почти заглушала обеспокоенно-сердитые голоса... “...где остальные? Где...” “...а баба?..” “...ушли, капитан...” “...через тоннели..” “...какие, мать вашу?..” “...поглядите сами…” “...осторожно, здесь могут быть и другие…” “...ещё два трупа…” “...владельцы?..” “...что это, блядь, такое?..” “...ещё одна ловушка?..” “...вот ведь блядство…” – ...А вам, сэра Дарес, придётся ответить на все вопросы. Ратис вздрогнул, моргнул и встретился глазами с капитаном Ратрионом. Поймав чужой взгляд, тот оскалился, и застарелый неровный шрам, наискось расчертивший губы и подбородок, придавал этой и без того не особо дружелюбной гримасе ещё более угрожающий вид. А впрочем, Ратис его не испугался; он вообще ничего в тот момент не боялся — кроме, пожалуй, того, что никогда не узнает правды. Если Ратрион не был продажным стражем, подкупленным убийцами Лларесы, то цели у них с Ратисом, может, и не до конца совпадали, но всё же пересекались. А если же доблестный капитан заложил свою доблесть у ростовщика — Ратис так не считал, но не мог отмести и эту вероятность, — то он был врагом, но врагом понятным и предсказуемым. Скрытые, не имеющие чётких очертаний угрозы страшили намного больше, чем те, у которых были лицо и голос. – Я ничего не знаю, – сообщил Ратис, не дожидаясь вопросов. – Я попал сюда не по своей воле. – Да неужели? – Мне приставили нож к горлу. Маг — не знаю его настоящего имени. Привёл меня сюда, но мы не поговорили — не успели. Ворвались трое. Пытались нас убить. Первый наступил на огненную ловушку. Остальные были хорошо защищены от магии Разрушения. Маг нырнул на лестницу. За ним в погоню бросилась женщина. А третий… – Ратис мотнул головой в сторону мёртвого босмера, – кинулся на меня с топором. Капитан не перебивал, не встревал с наводящими вопросами — скрестив руки, слушал с бесстрастным, неподвижным лицом, и только верхняя губа у него время от времени дёргалась, словно Ратрион так и порывался ощериться и впиться зубами болтуну в глотку, но всякий раз вовремя себя останавливал. – Я ничего не знаю, – повторил Ратис, с трудом поборов порыв ощериться в ответ. – Я не хотел никого убивать. Я защищался. – Складно болтаете, сэра Дарес. Даже слишком складно, – Ратрион недоверчиво покачал головой. – Есть ли в вашем рассказе хоть слово правды? Что же, с ножом у горла сюда вас вели через весь квартал? Ничего не сказали, подставили под убийц и скрылись? И вы правда не знаете, кто всё это сделал? Одно Ратис знал точно: он оказался по уши в дерьме. Он бы и сам себе не поверил, услышав такую историю посреди чужого разгромленного дома, усеянного трупами. И неважно, что Ратис и правда лишь защищался и Ратриону — пока что — даже не врал. Что толку от правды и полуправды, когда и самому непонятно, кому можно верить? И как можно ждать, что Ратису поверят другие? Он устал, он просто чудовищно устал: бой с босмером — очередное убийство, которого не хотел, — выпил из него все силы, равно душевные и телесные. Даже Реваса защищал почти по привычке — без убеждённости, без жара и без желания. Ратис не знал всех обстоятельств дела и не хотел рубить с плеча, но не мог не чувствовать обиды. Он по-прежнему считал, что Ревас недоговаривал, но не врал: тот казался болезненно искренним, когда сорвался и говорил о рабстве, о матери, о Лларесе — и о том, как паршиво быть вещью, а Ратис этого никогда не поймёт... Да и истерика вокруг кодовой книги явно была не наигранной: хладнокровный обманщик попытался бы выпытать информацию совершенно иначе. Ратис верил: Ревас не врал, но и не был честен. Вольно или невольно, а он сделал любовника одним из тех бестолковых меров, над которыми сам смеялся — меров, что не видят картины происходящего целиком и оттого не могут принимать взвешенные решения. Нельзя было за глаза простить это маленькое предательство — даже если Ревас действовал из благих побуждений и ничего дурного не сделал. Нет, двигаться вслепую Ратису претило — особенно после того, что он узнал от хана бодрумских нищих... Особенно после того, как Ревас бросил его, и бросил дважды. И если с тем, как умерла Ллареса, всё было по-прежнему слишком неясно, чтобы сыпать обвинениями, то здесь и сейчас Ревас поступил… подло. Он ведь сбежал — и от преследователей, и от стражи, и от Ратиса! Не попытался принять бой, не попытался помочь любовнику — хотя оказался куда более сильным магом, чем рассказывал… куда более сильным, чем мог бы быть беглый раб, учившийся урывками... – Что же, вам нечего мне сказать, сэра Дарес? – Я сказал всё, что знал. Могу попробовать описать третьего нападавшего, если нужно, – предложил Ратис. – Задавайте вопросы, мутсэра. С вопросами мутсэра не мешкал: вооружился свинцовым карандашом и уже знакомым потёртым блокнотом; Ратиса так и оставили на коленях, со скованными руками — только разрешили опереться спиной о стену. Но если Ратрион думал, что уязвимая поза, взгляд сверху вниз и деловито снующие вокруг стражники заставят задержанного нервничать и противоречить в показаниях, то он просчитался — Ратис стоял на своём, а природная немногословность позволяла не путаться в деталях. Маг прятал лицо; нет, Ратис его не узнал; маг привёл Ратиса в этот дом, сначала пригрозив ножом, а потом подцепив на крючок обещанием рассказать об обстоятельствах смерти Лларесы; вёл его медленно, окольными путями. Они не успели поговорить: в дом ворвались те трое, и первого покойника Ратис не разглядел, со вторым дрался, защищаясь, а третью, рыжую мечницу, видел лишь мельком... Ратрион пытался его подловить, прыгая с темы на тему, выпытывая подробности сегодняшнего дня — и расспрашивая о прошлом. Ратис старался по возможности быть немногословным и честным: рассказал о семье и как с ними можно связаться, чтобы всё подтвердить; описал, как утром пил с “дорогими друзьями Керианом и Ллареном” за упокой души Лларесы Ромари; как заснул, а, проснувшись, пришёл помолиться в Храм; как встретил там “друга Лларена”, и они вместе немного погуляли по вечернему городу, а после – направились к “Танцующему хоркеру”; как у таверны его поджидал незнакомец с ножом... Рассказывая одно и то же по пятому кругу, Ратис понял, что недооценил тактику Ратриона — пару раз, усыплённый ходом беседы, он чуть было не назвал Реваса по имени, а когда пересказывал стычку с босмером, едва не начал рассказывать о том, как на него точно так же, без объяснений напали при въезде в Бодрум. Да и кодовая книга так и вертелась на языке — жгла ему разум, словно горящая головешка. Ратис уже почти сдался, но отчаянно цеплялся за одну-единственную мысль: Ллареса держала всё в тайне и даже с любовником не делилась подробностями. Рассказать о поисках кодовой книги Нелосу Ратриону... Не будет ли это предательством её памяти? Не обесценит ли это всех жертв, на которые она шла, чтобы сохранить свои секреты — и самой страшной, последней жертвы? Никакие факелы не могли разогнать темноту, поглотившую его разум, и двигаться вслепую было и страшно, и сложно. Когда Ратис в очередной раз пересказывал свой сегодняшний разговор с Мехрой Нилено, Ратрион, слушавший очень внимательно, вдруг встрепенулся, взмахнул рукой, обрывая допрашиваемого на полуслове, и обернулся. – Кто их сюда привёл? Кто пустил? – воскликнул он недовольно, и Ратис, сощурившись, попытался хоть что-нибудь за ним разглядеть. Он совершенно не удивился, когда у дверей замаячила рыжая макушка Индри, мера очень высокого и оттого – издалека заметного. Было бы наивно полагать, что они с Тирано от Ратиса просто так отстанут — после того, как целый день с ним провозились и недвусмысленно дали понять, что не прочь выпытать у него побольше информации. Что ими двигало, — может быть, то же желание отыскать проклятую кодовую книгу? — Ратис не знал, но после случившегося в этом доме не верил в благородный “альтуризм” своих новых знакомых. Впрочем, какими бы мотивами эти двое ни руководствовались, а их помощь пришлась очень кстати — и утром, сразу после кончины Лларесы, и вечером, когда Тирано помог разговорить хана. А ещё они не пытались Ратиса убить или использовать в качестве живого щита — и потому заслуживали если и не безоглядного доверия, то хотя бы права быть услышанными… Он не отказался бы услышать и то, о чём Индри говорил со стражниками — был ли рядом его приятель, Ратис не знал и Тирано нигде не углядел, — но разобрать хоть что-то никак не получалось. Только однажды Индри так повысил голос, что его было слышно вполне отчётливо — “Нашего друга взяли в заложники и чуть не убили, а вы обращаетесь с ним как с преступником!” — а так Ратис ловил одни только обрывки: “...мы ведь сами обратились к страже… сообщили о похищении… да, вы нашли… без нашей помощи… однако… но если…” Потом приметная макушка скрылась из виду, и Ратис бы, наверное, приуныл, если бы в его голове оставалось место для уныния — а так он лишь попытался прикинуть, как долго ему светит проторчать за решёткой, и не придётся ли писать домой, чтобы просить у родителей денег на выплату залога и услуги законника... Ратис совсем потерялся в мыслях и, кажется, даже задремал — толчок в плечо застал его врасплох. Незнакомо-неузнанный страж помог ему подняться на ноги, расковал — и передал на руки Ратриону. Вид капитан имел престранный: не то чтобы довольный или, наоборот, сердитый, а скорее полный мрачного предвкушения — и отчего-то это нервировало куда сильнее, чем когда он осознанно пытался выбить Ратиса из колеи. В отличие от Ратриона, Индри выглядел очень гордым собой — буквально лучился, затмевая и неожиданно нарисовавшегося Тирано, и всех вокруг. Впрочем, подолгу молчать Лларен Тирано то ли не умел, то ли не хотел. – Ебать тебя на четыре угла, Ратис Дарес! Мы уж боялись, что не увидим тебя живым. Тебя теперь что, и отлить под конвоем пускать придётся? Я даже не... – Рады, что ты в порядке, Ратис, – оборвал его Индри. – Капитан Ратрион любезно согласился выделить для нас сопровождение до таверны. Ты свободен. Пойдём домой. Ратис не поверил, перевёл взгляд на Ратриона — но тот не спорил и по-прежнему выглядел так, будто наблюдал за ходом сложного и, вероятно, опасного эксперимента. – Не волнуйтесь, мутсэра Дарес, – проговорил он всё с той же жутковатой улыбкой, возвращая Ратису его меч, – под защитой стражи вы в безопасности. Нам наверняка представится ещё много случаев поговорить по душам, но пока что вы можете отдохнуть — чтобы с новыми силами встретить грядущее. Ратис не стал гневить судьбу и задавать вопросы, и путь до “Танцующего хоркера” — под конвоем из трёх безликих стражников в полном редоранском доспехе и в компании Индри и Тирано, — прошёл в полном молчании. Ему, конечно, о многом хотелось расспросить “своих дорогих друзей”, но стражи-провожатые, которых отрядил капитан Ратрион, не располагали к откровенности, да и место было не самое подходящее. Как это часто бывает, дорога назад показалась куда короче — хотя, может, Ратис просто так сильно устал, что прямо на ходу проваливался в забытьё... Комната, которую Индри и Тирано снимали в новой таверне, была поменьше и потеснее, чем в “Императоре квама”, но и сюда удалось втиснуть две кровати, а в углу уже валялся спальный мешок. Неужели они и правда собирались с ним, малознакомым и подозрительным мером, так нянчиться?.. Впрочем, первым делом озвучил он совершенно другие мысли. – Что вы ему сказали? – первым же делом поинтересовался Ратис, когда за ними закрылась дверь. – Почему не тюрьма? – Тебе это не понравится, – предостерегающе начал Индри. – Мне понравится правда. Индри и Тирано переглянулись, молча пришли к какому-то решению, и дружно уселись на пол — первый скрестил по-эшлендерски ноги, а второй примостился на корточках у стены. – Садитесь, мутсэра, – приглашающе взмахнул рукой Индри. – Разговор, как мне кажется, предстоит долгий. С мебелью тут негусто, но чем богаты… Ратис кивнул, сел, обхватив руками колено, и приготовился слушать. Индри же нахмурился, помассировал переносицу и, набрав полную грудь воздуха, взялся за объяснения: – Я предложил использовать тебя как приманку, и капитан, взвесив все “за” и “против”, со мной согласился. Всем этим мерам явно от тебя что-то нужно, но брать штурмом тюрьму или стражническую караульную они вряд ли решатся. А вот попробовать достать тебя в таверне или где-то поблизости… – Индри многозначительно замолчал, мол, выводы делайте сами, и, бездумно запустив пальцы в волосы, продолжил: – За таверной уже наверняка следят стражи в штатском. Кого-то и к нам приставят, можно не сомневаться. От гласно-негласной слежки мало радости, но я решил, что это лучший исход, чем попасть за решётку “до выяснения всех обстоятельств дела”. А капитан Ратрион производит впечатление мера справедливого и знающего своё ремесло. Ратис впитал его слова, дополнил ими имевшуюся картину, мысленно согласился с чужой расстановкой приоритетов… и наконец-то спросил о главном. – Им явно от меня что-то нужно… А что нужно вам, мутсэры? Зачем… – он осёкся, нервно взмахнул руками, но так и не нашёл нужных слов и потому ограничился простым и всеобъемлющим: – Зачем это всё? Индри и Тирано снова переглянулись, без слов обменялись мнениями и, кажется, пришли к решению. – Наши мотивы нас не красят, – признался Индри. – Но молчание или ложь украсят нас даже меньше, разве не так?.. Что ж, откровенность за откровенность, сэра? Мы попробуем объясниться, а вы взамен хотя бы в двух словах объясните, куда конкретно мы с Ллареном вляпались. Если вы… – Кер, ну не надо сейчас тут вот этого — вынь уже палку из задницы! – ...Если ты посчитаешь возможным нам довериться, мы попытаемся тебе помочь, – послушно исправился Индри. – Но даже если наша помощь придётся некстати, мы слишком сильно втянулись, везде примелькались — и не хотим теперь блуждать вслепую. Последние его слова стали решающими — благо, это желание Ратис разделял всей душой. Он молча кивнул, соглашаясь с предложенным, и Индри, верный своим привычкам, начал издалека. – Мы с Ллареном познакомились в Скайриме: два данмера, отторгнутых от дома — без семьи, без привязанностей. Было непросто, но мы держались друг за друга и вместе сумели заработать неплохие деньги, а потом грамотно их вложили — и снова… и снова… Когда мы вернулись в Морровинд, успех по-прежнему нам сопутствовал. Мы и сейчас не нуждаемся, но… Жить, стараясь попросту заработать побольше, оказалось пресно и безрадостно. Мы заскучали, да… – он усмехнулся, отвёл в сторону взгляд. – И тут, прямо под боком — жестокое убийство, страшные тайны, несправедливые обвинения! Привкус опасности на острие клинка! Мы просто не могли пройти мимо такого приключения. – Не думал, что когда-нибудь до такого дойду, – подхватил Тирано, – но рыжий дело говорит. Мы и правда в последние месяцы болтыхались по свету, как говно в проруби. Веришь, нет? Я думал, что вкусно жрать, вдоволь спать и не трястись постоянно за свою шкуру – мечта, а не жизнь. Но это охуеть как тоскливо, жить без какой-то цели — вот мы за твою и ухватились. И Ратис… Ратис им, конечно, поверил — как было не поверить? Его единственные союзники — одуревшие от скуки мальчишки, возжелавшие приключений… два мечтательных идиота, вздумавшие почувствовать себя героями! Он с силой закусил губу, чтобы не сорваться на истерический смех — видимо, судьба припасла ему оттопыренных средних пальцев на долгие годы вперёд. Но сердиться на Индри и Тирано не получалось: что бы ими ни двигало, а они помогали, помогали по-настоящему — и Ратис понимал их лучше, чем готов был признаться. В конце концов, его самого пустота и скука погнали прочь из родного дома и привели в Бодрум. Не так уж и сильно он от них отличался... – Есть ещё кое-что, – прервал затянувшееся молчание Индри. – Я был... немного влюблён в неё. В сэру Ромари, – тут же посчитал нужным он пояснить. – Вот теперь мы точно выложили на стол все карты. – Ты мне ничего не рассказывал! – с обидой воскликнул Тирано. – Да что тут рассказывать? – Индри хмыкнул. – Она была красива, умна, несвободна — и совершенно мной не интересовалась. Как тут не влюбиться? Я ни на что не надеялся, – обратился он уже к Ратису, – не собирался, АльмСиВи упаси, пытаться отбить её или сделать ещё какую-нибудь глупость. Ллареса Ромари была для меня недостижимо-прекрасной, словно звезда… Я не знал её так, как ты, и не был к ней близок — но она была чудесной женщиной, и мне по-настоящему горько, что её не стало. Я был бы рад помочь призвать её убийцу к ответу. ...А Ратис? Ратис в ответ рассказал им практически всё: что Ллареса намекала на своё тёмное прошлое, что накануне ждала гостей и, верно, хотела им передать какую-то таинственную кодовую книгу; что кто-то рылся в её вещах; что кодовую книгу хотел найти и Ревас — и что он оказался очень опасным магом; что с месяц назад в Бодруме искали мера, похожего на Ратиса или Реваса — и что “искатели” без объяснений напали на Ратиса у въезда в город; пересказал случившееся в доме... Индри и Тирано поделились и тем, что узнали: в “Императоре квама” никто ничего не видел, но стража вышла на загадочную троицу, когда капитан Ратрион взялся проверять подозрительных недавних приезжих. Их путь проследили до того самого дома, но как сбежали Ревас и рыжая мечница, товарищи Ратиса до конца не разобрались — вниз их, естественно, не пустили, а из обрывков разговоров о туннелях они ничего толком не поняли. Зато в подвале нашлись и хозяева дома — мёртвыми... А Ратиса и правда очень выручило то, что, когда Ревас его увёл, новые товарищи доверились чутью и сообщили страже о его исчезновении — иначе историю о похищении было бы куда сложнее “продать”... – Я не знаю, что со всем этим делать, – признался он; в горле саднило, а голова налилась свинцом. – Для начала нужно поспать нормально, – мудро заметил Тирано. – Слишком много херни на тебя сегодня свалилось, приятель. Неудивительно, что мысли все спутались. Ратис кивнул, поднялся на ноги и нацелился к спальнику — как на его пути вырос Индри. – Твоя кровать – та, что у дальней стены, а спальный мешок – для меня, – сказал он негромко. – Место тут неплохое, но на здешних кроватях я всё-таки не помещаюсь. Слишком длинный для нормального данмера… хоть мамка моя и не чпокалась с орком, насколько я знаю — что бы там Лларен себе ни надумывал. Шутка была дурацкая, детская, но Ратис всё равно улыбнулся — устало, но искренне. Он был готов рухнуть в кровать как есть, однако не смог пойти против привычек: умылся, разулся, разделся, аккуратно сложил и пристроил на сапоги испорченные, окровавленные тряпки — и заполз под одеяло. В ночлежке у него оставалась смена одежды, но это должно было подождать до завтра... Ратис думал, что не сумеет заснуть, что беспокойные, болезненно-ясные мысли будут клубиться под сводами его черепа, не давая разуму отдохновения — но провалился во тьму почти в тот же миг, как его голова коснулась подушки. Он и представить себе не мог, какие суровые испытания будут ждать его в морндас тридцать первого Начала морозов — и как значительно повлияют пережитое и (не)совершённое на всю его дальнейшую жизнь.