Лестница к небу

Месяц Вечерней звезды для Ратиса и его товарищей начался очень скверно — первый же день вобрал в себя и резню у поместья Лледас, и сшибку со стаей никс-гончих, и столько душевных потрясений, что их с запасом хватило бы и на пару недель. Не похоже было, что фредас сумеет взять планку, заданную турдасом, но он, по крайней мере, очень старался — пусть и действовал по-своему, предпочитая атаковать не кровью, праведным гневом и дикой физической усталостью, а нервотрёпкой и душным стыдом. После того, как всю первую половину дня они, по меткому выражению Лларена, "провисели на сопле", Ратис надеялся: когда святилище и его жрецы окончательно скроются из виду, им наконец удастся открыто и честно всё обсудить, поделиться друг с другом правдой, и станет немного легче… Легче не стало: первая порция этой правды рухнула камнем и впечатала Ратиса и его друзей в землю. Видно, святой Аралор Кающийся по справедливости рассудил, что покаялись они недостаточно — если и не за свои личные грехи, то за грехи всего данмерского народа. Ноша не по плечу обычному меру, верно — но и отмахнуться от неё не получалось. Ратис давно уже знал, что его страна больна, и наловчился угадывать признаки этой болезни даже под монументальным гримом. Но одно дело — знать и угадывать, и совсем другое — смыв слой за слоем крикливую краску, видеть язвы и гнойники такими, какие есть, во всём их ошеломительном и в то же время... обыденном уродстве. Зрелище оказалось по-намирически безобразным — и совершенно незабываемым. Ратис думал: было бы ему легче, если спасённый мер оказался бы простодушным охотником из какой-нибудь валенвудской деревеньки? А несчастным страдальцем, рождённым или большую часть жизни проведшим в рабстве? Кем-то, кого было просто жалеть?.. Жалеть, как “кузен Эдрас”, о котором только позавчера рассказывал Велден Омани, жалел бедных гончих, отказываясь есть никсятину — и успокаивая тем самым своё “нежное, привязчивое сердце”? Кем-то, на кого образованный и умелый Ратис, не способный вытравить подчистую определённый образ мысли, не мог бы не смотреть свысока? Кем-то, на чьём месте ему в разы сложнее было бы себя представить?.. Анри Ангэст оказался не таковым, к добру или к худу. Ратис чувствовал с ним сродство, которое пугало — и то, что привело этого мера сюда, из Аргонии в Дешаан, пугало ещё сильнее. Услышав его историю, нарушать тишину долго никто не решался — пока Лларен не вздрогнул: резко, всем телом, словно его оса вдруг ужалила, и… Ратис встретился с ним взглядом: алые, глубоко посаженные глаза лихорадочно блестели, а их владелец явно старался сдержать слова, что рвались с языка — но с треском проиграл эту битву и протянул, обращаясь к Ангэсту: — Слушай, сэра… Ты говоришь, что изучал эти аргонианские штуки — древние башни их, так? Развалины всякие? Наверное, в книжках копался и надписи разбирал? Все эти стрёмные аргонианские закорючки? Ратис переглянулся с Керианом: кажется, они оба догадывались, к чему Лларен клонит, однако... не были готовы хоть как-то вмешаться. Ангэста же эти вопросы предсказуемо застали врасплох. Он моргнул — Ратис отстранённо заметил, что после короткой взрывной истерики глаза у него припухли, а склеры чуть покраснели, — тряхнул головой, точно отгоняя от себя ужалившую Лларена осу, и только пару мгновений спустя наконец отозвался. — Ну… да? — прозвучало нетвёрдо, почти вопросительно… но, то ли что-то в собеседнике разглядев, то ли собравшись с духом, продолжил Ангэст намного увереннее — спокойным, почти что менторским тоном: — Только не башни, а скорее ступенчатые пирамиды — так занмиры обычно описывают в литературе. Хотя технически это башня, да — башня из поставленных друг на друга параллелепипедов или усечённых пирамид; первое, правда, бывает чуть реже... А в целом по очертаниям занмиры похожи на древние велотийские крепости — или Вивек и другие современные поселения, вдохновлённые традиционной архитектурой. Ангэст, закончив с импровизированной лекцией, выглядел озадаченным, но, пожалуй что, не таким пустым и несчастным, как пару минут назад. Уже не казалось, что его горечь способна проесть дыру на девять миль вглубь; поводов для радости у этого мера было не то чтобы много, но, говоря о своих пирамидах, он… оживился и в то же время казался уверенным и спокойным — каким его ещё не доводилось видеть никому из “спасителей”. Раньше Ратис бы, наверное, предположил, что такое напоминание об утраченном, о прежней, куда более счастливой жизни — резкое, непредсказанное — растравит старые раны и будет только во вред. Но, видимо, эти раны и без того были слишком растравлены, и новое прикосновение погоды не сделало. Скорее наоборот: Ангэст… отвлёкся и увлёкся, вернувшись к некогда привычному, но, казалось бы, навсегда потерянному — может, не думая, не отдавая себе отчёт... О чём думал или не думал Лларен, атакованный архитектурной геометрией, трудно было судить однозначно. Однако он явно не готов был расстаться с идеей, взбудоражившей его острый, деятельный ум, и, не преуспев сходу, попробовал снова. — Я это вот к чему… — начал он, прерывая неловкое молчание. — Ты, случаем, в шифрах не понимаешь? — Шифры — очень широкое понятие, — Ангэст вскинул брови — густые и тёмные, темнее, чем волосы на голове… — Немалая часть нашей работы — и кабинетной, и полевой — строилась на том, что можно охарактеризовать как “расшифровку”. Например, местонахождение некоторых занмиров являлось тайной и для большинства современников. Для корректного их лоцирования необходимо именно что расшифровывать — подсказки, намёки и обмолвки, разбросанные в документах первой и второй эр… А их сохранилось не то чтобы много: Сопряжение планов очень подгадило нам по части источников. Ангэст сокрушённо покачал головой, и Лларен промычал в ответ что-то солидарно-согласительное. По его лицу было видно, что нить беседы постепенно ускользает у него из рук, однако сдаваться он не собирался и, ожидая продолжения, глядел на “историка и антрополога” цепко и очень внимательно. Переведя дыхание, тот продолжил, подхваченный воспоминаниями, и Ратис вместе со всеми обратился в слух: речь у Ангэста была хорошо поставленной, а тембр — мягкий, приятный; лектор из него получился на совесть. — В поле подобной работы тоже достаточно, — сообщил тот, почти улыбаясь, и Ратис подумал вдруг: а сколько ему вообще лет? По полукровкам трудно судить... — Например, некоторые занмиры были тесно связаны с аргонианскими ритуалами инициации, а ритуалы эти требовали… нестандартного, особенно по нашим меркам, мышления. Чтобы проникнуть во внутренние помещения, необходимо верно понять и выполнить ряд условий, руководствуясь оставленными подсказками. Решить загадку; в каком-то смысле — расшифровать код древних аргониан, и у нас не всегда получалось… Но зачем вам это вообще? — спросил он, точно опомнившись — и попеременно переводя взгляд от одного данмера к другому. — Не сочтите за оскорбление, но вы не похожи на тех, кто способен спонтанно заинтересоваться методологией археологического исследования. Ратис от этого ещё больше растерялся, и Лларен, на котором Ангэст остановил взгляд, справлялся не лучше — глядел с замешательством, озадаченный столкновением с методологией археологического исследования, и даже привычная бойкость ему изменила. Да, узнал что хотел… И что теперь? Вывалить всю правду о кодовой книге? Какую-то её часть?.. Весь их разговор мысленно Ратису приходилось постоянно себя одёргивать. Он понимал, что нельзя позволять надежде пустить в сердце корни — потом же больнее будет её выпалывать. Не факт, что способность магистра Ангэста сопоставлять сведения из нескольких исторических источников или справляться с аргонианскими головоломками хоть чем-то поможет в общении с кодовой книгой... Магистр Ангэст смотрел на Лларена пристально, как сова, и, кажется, даже не моргал. И что с ним теперь делать? Не кинуться же проверять, сыграла ли Лларенова ставка? Это будет не только не вовремя и не к месту, но и… неэтично: не успели освободить, как уже поспешили использовать... — Мы позже об этом поговорим, хорошо? — вмешался Кериан, пришедший, видимо, к аналогичным выводам. — У нас есть… документ, который нуждается в расшифровке, однако это может и подождать. Здесь и сейчас перед нами стоят проблемы более острые, и отлагательств они не потерпят. Я знаю теперь, что Тир — на редкость неприятное для вас место, но возле Нарсиса нам оставаться нельзя. Может быть, вам другие варианты приходят на ум, сэра? Что-то мы с товарищами могли упустить из виду — но с нашим видением ситуации вы уже знакомы. Ангэст, из совы обернувшись обычным растерянным мером, ничего не ответил — но по лицу, по упрямому помрачневшему взгляду было видно, что он воспользовался предложением Кериана и теперь мучительно размышляет о том, как проложить иной маршрут. — Вам нужна карта? — вполголоса спросил Ратис. — Нет… Нет, спасибо… — из горла Ангэста вырвался короткий и злой смешок, и он продолжил — чуть хрипловато и колко, чеканя каждое слово: — Как ни горько мне это признавать, а блядский, дюжиной скампов во все возможные дыры перезатраханный Тир — это и правда самое безопасное направление. Я мог бы попробовать переждать бурю в каком-нибудь захолустье, связаться с кем-то из родни… Но пока я в Морровинде — я не более чем беглый раб, замешанный в убийстве хозяина. Кериан вздрогнул, он порывался что-то сказать, — объясниться?.. — однако Ангэст покачал головой и неожиданно властно сказал, даже потребовал: — Не надо. Не говорите мне ничего. Выблядок заслужил — а если бы выжил, было бы ещё хуже… Но факты таковы: если не вовремя высунусь, подпишу себе смертный приговор — как и всем, кто окажется рядом. Раньше, чем докажу, что обратили в рабство меня незаконно, от меня избавятся. Такой прецедент никому не нужен. — Какой прецедент? — переспросил, заинтересовавшись, Кериан. — Мне не в радость это признавать, но ваша ситуация — не редкость. Многие... жители других провинций попадают в Морровинд как рабы. Немногим удаётся потом получить свободу, но иногда и такое случается. — Думаю, тех, кто изнутри видел самое важное и не боится об этом рассказывать — ещё меньше, — усмехнулся Ангэст, не споря, но и отчётливо не соглашаясь. — Нелегальный трафик рабов структурно куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Мало ведь организовать незаконный рейд в соседние провинции. Живой товар ещё нужно “отмыть” и должным образом оформить — обеспечить всеми бумагами, закрепляющими новый статус, — а это трудоёмко и требует налаженной инфраструктуры. До того, как оказаться у Омани, я успел взглянуть на процесс с интересного ракурса и о многом могу рассказать — тем, кто захочет слушать. Но сейчас мне нужно убраться отсюда, и какие бы чувства ни вызывал у меня Тир, он и правда кажется лучшим вариантом, — признал он, горестно скривив губы, и следом добавил: — Хотя эти прекрасные украшения, конечно, ограничивают свободу перемещений. Ангэст чуть закатал рукава и вскинул руки. Впервые Ратис сумел разглядеть его кандалы вблизи, без спешки, при свете дня. Браслет на левой руке был массивнее и грубее, из тёмного матового металла, а тот, что на правой, и правда походил на украшение — лёгкий, даже с претензией на изящество… Ратис смог разобрать серебристую гравировку — хекем, векк, охт, стилизованные весы, — и не сразу, но вспомнил, почему так иногда бывает: один браслет надевали, обращая в рабство и закрепляя новый бесправный статус, а второй менялся вместе с хозяином и был словно бирка в ухе у коровы — “собственность Хлаалу Велдена Омани, если найдёте, верните владельцу”... — Эту хуйню можно как-то снять без ключа? — прямо спросил Лларен; он снова обрёл почву под ногами и первым задумался о практических задачах. — Я видел, что бывает, когда пытаются, — хмыкнул Ангэст. — Одному повезло: ему оторвало руку по локоть. Другому… У другого оплавилась и взорвалась ножовка — осколки сожгли ему грудь и лицо, и он умер — кажется, от болевого шока. На браслетах защитные чары — те же, что блокируют токи магики; грубые, примитивные, но очень действенные. — Мы нашли отрубленную руку, — вспомнил вдруг Лларен, — там, у поместья. Если не браслет снимать, а вместе с рукой его — чары тогда не взорвутся? — Мы не будем отрезать ему руку, — вмешался Ратис. Не то чтобы он верил, что Лларен всерьёз подобное предлагает — для мера, связанного когда-то с бандитами Крагенмура, он был удивительно… щепетилен по части физической агрессии, — но обсуждать это не хотелось даже в теории. Ратис, недо-целитель, лишь по верхам перенявший отцовское ремесло, впитал от Альвоса Дареса много больше по части этики: всё в нём протестовало от одной только мысли, чтобы осознанно покалечить мера. Говорят, что волк, угодив в капкан, отгрызает себе лапу, но уподобляться — и уподоблять — дикому зверю Ратис отказывался. — Не будем, — примирительно сказал Кериан. — Вариант с ампутацией не стоит рассматривать. Даже если оставить этические аспекты за скобками… Это будет слишком характерная для беглого раба травма — и контрпродуктивная мера. Мы не снимем с себя подозрения, а только усилим их — и привлечём ненужное внимание. — Что ж, спасибо и на этом, — криво усмехнулся Ангэст. — Как там у вас говорят… “Дарёному рабу зубы не пересчитывают”, так вроде? Забавно, как древние, богами благословенные институты находят отражение и в языке. — “К любому замку можно подобрать отмычку”, — пожал плечами Кериан, — и эта идиома неспроста куда более универсальна. Наверняка есть и те, кто умеет работать с такими чарами — не может не быть. — И как мы их найдём? — вклинился Лларен. — Оставим объявление в новостном листке? Наймём глашатая? Если выяснится, что мы покрываем беглого раба, ничего хорошего нас не ждёт. А уж если вскроется, что мы связаны с кончиной мутсэры Обосрани... — Будем действовать по ситуации. — Так же, как в Нарсисе действовали? — Ну, если взглянуть отстранённо, то в Нарсисе всё прошло не так уж и плохо, — не согласился Кериан; во взгляде его стоял насмешливый вызов. — Мы даже подзаработали денег, разве не так? О том, что они, возможно, получили подсказку по кодовой книге, он умолчал — но этого повторять не требовалось... Кериан был прав: как бы ни занимал их мысли “документ, нуждающийся в расшифровке”, а перед ними стояли проблемы более острые. Ратис всё-таки попросил у Лларена достать карту. Потрёпанная, в подозрительных пятнах и странных пометках — например, рядом с розой ветров была намалёвана улыбчивая сисястая русалка, — эта карта явно пережила не одно приключение, но была хороша — подробна и информативна, — и удобно захватывала практически весь восточный Тамриэль. Начали они, впрочем, не с географии: Кериан предложил чуть скорректировать легенду и эксцентричным книготорговцем назначить “господина Энги”, а остальных записать ему в услужение. Ратис не мог не признать разумность этого хода: по части манер и образования Ангэст должен был без труда вытянуть новую роль, да и разглядеть в господине раба будет сложнее, чем в наёмнике. Придя к согласию, все четверо склонились над картой. Вглядываясь в нарисованные города и дороги, они договорились чуть передохнуть в Силнионе и двинуться в Китендис; оттуда — в Тир, из Тира — попробовать перебраться в аргонианский Торн, а там уже — по обстоятельствам: может быть, отправиться к Стормхолду, а через него — к границе с Сиродиилом; а может быть, выждать в Торне... Когда маршрут был намечен, и Лларен убрал карту, Ангэст вспомнил вдруг: — Я так и не рассказал вам, что случилось… тогда. Думаю, вы имеете право знать — если захотите. — Если вы готовы с нами поделиться, Энги, — осторожно начал Кериан, — мы не откажемся послушать о том, что там произошло… до нас. Но если вы не хотите это сейчас обсуждать, мы поймём. Это, должно быть, сложно — говорить о таком без утайки. — Мне нечего вам особо сказать, — покачал головой Ангэст, — но и скрывать нечего. “Охота” была именно тем, чем кажется: способом весело и со вкусом избавиться от проблемных рабов. "Шибко умных", "слишком норовистых", тех, от кого было больше вреда, чем пользы, они отбирали на убой. Я никогда господину особо не нравился — он и не рад был, что выиграл меня в карты… А уж после того, как я опозорил его перед друзьями... — Мне жаль, что моя несдержанность этим для вас обернулась. — Не извиняйтесь, сэра. Вам не за что извиняться: я бы попал в число дичи и так, своими заслугами — а ажиотаж пошёл мне только на пользу. После Фаргара — на нём соревновались в стрельбе из лука — любезные господа принялись спорить, кто будет следующей мишенью, — Ангэст звучал едко, насмешливо… наверное, так ему было проще справляться, но слушать его рассказ было почти неловко. — Омани всё предлагал меня, но проиграл и решил не ждать. Его в очередной раз так разозлила моя самовлюблённая рожа, что он решил меня зарубить — прямо там, на месте… — Но ты-то — живей всех живых… Вижу, он снова обдрыстал себе панталоны, — фыркнул Лларен. — Классический Обосрани, мне даже будет его не хватать. — Судьба сыграла против него — судьба и бретонская историческая наука. Я же говорил, что, попав к Омани, встретился со своим научным руководителем?.. Не знаю, может, магистр Вилье считал себя в ответе за то, чем закончилась наша экспедиция — но он кинулся мне на защиту. Глупо, да: мы все и так должны были умереть… — Он сразился за то, во что верил, — не согласился Ратис. Может, незнакомый бретон и поступил отчаянно, однако не стоило обесценивать его поступок. Он до последнего хотел защитить того, кто был ему дорог; это достойно уважения — вне зависимости от обстоятельств. — И Омани отрубил ему руку, — хмуро откликнулся Ангэст. — Не намеренно, думаю — рубанул, не глядя, по тому, чем от него закрывались… Но магистр Вилье был превосходным магом Разрушения, и боль его лишь подстегнула. Он забрал с собой нескольких охранников, и его мятеж стал для всех пленников сигналом к атаке. Мы знали: щадить нас не будут; риск казался оправданным... Я плохо помню, что было дальше: меня отшвырнуло магическим взрывом; потом ещё пару раз прилетело по голове... — Ты очнулся очень вовремя, — заметил Ратис. Он тогда быстро сориентировался и быстро пришёл на помощь; не найди они Ангэста сразу, всё могло кончиться много хуже. — Это точно. То, как Омани издох, я выжгу на внутренней стороне век… Хотя эта блядь насосала себе не на чистую казнь, а минимум на акавирскую линчи. Вы знаете, что такое линчи? От жертвы отрезают по маленькому кусочку, раз за разом — и маги-целители... — Не то чтобы я не согласен, — перебил его Лларен, — но раз уж речь зашла о кусочках, а важное мы уже всё обсудили… Может, пожрём? А то у меня живот к хребтине вот-вот прилипнет. И они поели, перебивая память об утренней храмовой каше; купленные у Фарвила Ирамо припасы пришлись очень кстати — свежие, ещё тёплые лепёшки, яблоки, вяленая конина... Господину Энги и его приближённым предстояла не такая уж дальняя дорога, но усталость взяла своё — сил на спешку, что душевных, что физических, не осталось. В Силнион они добрались уже глубокой ночью: еле-еле нашли впотьмах постоялый двор, пристроили в гуарятню Красавчика, сняли у сонной хозяйки комнату (одна кровать для господина, а остальным — соломенные матрасы), да так и попадали где придётся. Проснулись тоже поздно, а когда спустились к завтраку, выяснилось, что придётся немного подождать, чтобы попасть к обеду — всё, что на утро было сготовлено, уже разошлось. "Пятнадцать-двадцать минут" казалось ничтожным сроком, и Ратис с товарищами решили остаться в общем зале. Посетителей в ранний лордас почти что не было, и Кериан, быстро сориентировавшись, пошёл поболтать с симпатичной молодой подавальщицей, скучавшей у стенки. Ратис не разобрал, что его друг сказал, а вот ответ девицы отлично расслышал — каждое слово вбивалось в свод черепа, как эбонитовый гвоздь. — Кериан Индри? — переспросила она — звонко, почти что на весь трактир. — И правда точь-в-точь как описывали… А о тебе вчера спрашивали! Кериан что-то ответил и повёл её к облюбованному приятелями столику; он всё так же негромко о чём-то у девицы спросил, и она услужливо пояснила: — Какая-то молодая госпожа. Она не представилась. Говорила, что надеялась встретить тебя в городе; описала вас всех — кроме господина босмера… Кажется, вчера вечером и уехала. Жаль, что вы разминулись! — И правда, какая жалость… — с прискорбием согласился Кериан, и если бы Ратис не знал его, то наверняка бы поверил, что эта скорбь — искренняя. О молодой госпоже ничего толкового выяснить не удалось: только крой юбки да цвет перчаток, и то, что волосы, по-дешаански чёрные, были собраны в узел, а кожа — нежная, как бутон лотоса, такой не бывает, если весь день занята честной работой и не можешь позволить себе кремами часами намазываться!.. И вскоре, сославшись на то, что нужно уже разносить обед, девица — Улани — от них ускользнула. — Обсудим, когда поднимемся в комнату, — предостерёг Кериан, и Ратис, к паранойе обычно не склонный, был с ним солидарен. Когда Улани вместе с ещё одной подавальщицей принесла им обед, Кериан их сердечно отблагодарил и попросил передать: если кто будет спрашивать, рассказать, что они все вместе планируют возвращаться в Нарсис… Вот как поедят, так начнут собираться, верно ведь, господин Энги? Ангэст важно кивнул; Кериан обменялся с Улани улыбками… Рагу, упоительно пахнущее мясом и специями, от расшалившихся нервов казалось безвкуснее храмовой каши, но Ратис, закалённый матушкиной стряпнёй, мужественно расправился со своей порцией. Лларен его даже обогнал, а остальные совсем ненадолго отстали — и они вчетвером, верные Керову слову, отправились “собираться в Нарсис”. — "Молодая госпожа"? — спросил, нахмурившись, Ангэст, как только дверь комнаты затворилась. — Понятия не имею, кто это может быть, — устало признался Кериан; пальцами, чуть дрожащими, он начал массировать переносицу. — Я не узнал её по описанию. Но если она от Хлаалу или Телванни… — он осёкся, отвёл от лица руку и продолжил уже спокойно, почти лениво: — В любом случае, она должна была приехать из Нарсиса, раз знала, что мы отправились в Силнион. И она не в курсе, кого мы прихватили из поместья Лледас, раз думала, что нас трое. — В любом случае, — передразнил его интонацию Лларен, — надо валить отсюда, пока нас не оприходовали поочерёдно во все пиздоблядские восемь отверстий. Кем бы ни была эта баба, вряд ли она хочет вручить нам призовую никс-буйволицу и купчую на особняк в Дешаане. — И с этим, друг мой, я не собираюсь спорить. Надо валить — и думать, что делать дальше. Может, всем нам стоит начать представляться фальшивыми именами — так, на всякий... Ангэст, молча, как и Ратис, следивший за этим обменом колкостями, вдруг встрепенулся и, перебивая, спросил: — Тебя и правда зовут "Кериан"? По-настоящему? Это не псевдоним? Не прозвище? — К моему огромному сожалению, нет, — откликнулся тот, ничуть не удивлённый вопросом; видимо, у Ратиса на лице отразилось вдосталь недоумения, потому что друг его, вздохнув, повернулся и пояснил: — Кериан Индорил — главный герой эротического романа "Анжелина Синэ и оттенки пепла". У моей матушки очень специфическое чувство юмора — и не менее специфические литературные пристрастия. О вас я был лучшего мнения, мутсэра Ангэст. — Анжелина забавная, — попытался тот оправдаться. — Местами так плохо, что даже хорошо — но написано с любовью, и это чувствуется. Мы с сестрой иногда даже выписывали и зачитывали друг другу особо приглянувшиеся моменты… Хотя именно что "Оттенки" — не самая моя любимая часть. Они какие-то слишком слащавые, даже по меркам серии, и совершенно недостоверные. Джунгли на Вварденфелле? Серьёзно? — А эшлендер по прозвищу “Ночной волк” тебя не смущает? — хмыкнул Лларен. — Ну, он же не настоящий эшлендер. Вот и напортачил с кличкой — это как раз и логично... Тревожно любопытная незнакомка, конечно же, не забылась, но её хватка ослабла у них на горле — и можно было спокойно начать собираться в дорогу. Впрочем, покой бежал от Ратиса — мысли его приняли иной, но не намного менее мрачный оборот. О матери своего друга он знал очень мало: она вдова, с её семьёй Кериан не ладит даже сильнее, чем с семьёй отца, и… да, теперь он вспомнил: ещё в Бодруме, когда лечил Кериану глазную инфекцию, тот упомянул, что мать когда-то и заказала ему протез… Тогда Ратис ещё не знал, что Кериан не жил с ней с тех пор, как ему было одиннадцать, но теперь сопоставил даты, и ему стало очень, очень неуютно. Во сколько лет его друг потерял правый глаз?.. Впрочем, и эти размышления вскоре отошли на второй план: в лад с предложением Лларена они поспешили свалить из Силниона — задержались только ради того, чтобы господин Энги, слишком вздорный и спешащий, чтобы что-то там мерить, разжился в лавке готового платья новой одеждой — и, измучив и себя, и Красавчика, добрались до Китендиса за неполных три дня, в ясный, ослепительно-солнечный тирдасский полдень. Там-то, на очередном постоялом дворе, впервые позволив себе вздохнуть спокойно, они собрались вчетвером в одной из оплаченных комнат — той, что “господин Энги” делил со своим слугой. — Ну что, мутсэры, — сказал он тогда, — может, наконец, покажете мне ваш “документ, нуждающийся в расшифровке”? Не обещаю, что смогу помочь, но я как минимум постараюсь. Мутсэры в этом не сомневались. Они понимали, как опасно на что-то надеяться, но понимали и то, что не попробовать было бы преступлением — и Лларен, переглянувшись с друзьями, выложил перед Ангэстом кодовую книгу.