***
Итачи был зол. Настолько, что все валилось из рук. В первую очередь на себя: он знал, что траекторию к точке, где они находились, прочертил именно он. Следовало быть осторожней и не хранить девайсы дома, следовало молчать, следовало оградить его, а не стимулировать любопытство. Нужно было… Если он согласится, это все изменит, думал Учиха. Проблема не только в том, что Саске — его брат, но и в том, что он новичок. А с новичками Итачи не любил иметь дело. Хотя многие верхние только и охотились за свежими эмоциями — страхом и смущением. Не то чтобы ему это было не интересно, но… От постоянных партнеров легче добиться покорности, тебе известны границы, которые не следует пересекать, и ты знаешь, когда партнеру хорошо, а где плохо. С новичками же трудно расслабиться, тем более с Саске, которого он воспринимал не так, как всех остальных. Учиха распластался на кровати, лежа в полной темноте. Саске стал слишком взрослым. Практиковать с ним… Он прикрыл тяжелые веки и представил, как выглядел бы юноша, стоя перед ним на коленях: со связанными сзади руками, на поводке. Итачи поймал себя на мысли, что это странно, что он фантазирует о доминировании. Он считал себя скорее садистом. Нет, он наверняка знал, что он садист… И осознавал, что это ненормально. Учиха вымученно улыбнулся и прикрыл глаза рукой. Нужно пропустить себя через мясорубку, чтобы хоть на каплю приблизиться к тому, через что он прошел. Быть садистом — это не просто о том, чтобы причинять боль. Быть садистом — это о том, чтобы заливаться смехом, когда другой обливается слезами и кричит от страха. Быть садистом — это когда тебя возбуждает чужая боль. А подчинение и доминирование вызывают слишком сложные эмоции. Пережить физическую боль можно, труднее пережить душевную. Человеческие страхи бывают чудовищно глупыми и порой несоразмерными физическим страданиям. Итачи знал, как нужно поступить. Вернее, он знал, как поступить будет правильно. «Да, но, — рассуждал внутренний голос, — если бы люди вели себя рационально, мир был бы слишком скучен. Человеческие действия рассчитывались бы при помощи математических моделей: никаких случайных отклонений и, наверное, никакой любви. Слишком она нерациональна. Рационально было бы бросить брата и пытаться бежать. Или убить Мадару и умереть. Но тогда Саске… Он не должен знать. Хочет мрака, будет ему мрак. Это не сложно». Коротко выдохнув, Итачи поднялся и подошел к окну, глядя из темноты на луну. Нащупав под одеждой амулет, мужчина сжал теплый металл. «Нерационально это, Саске, — жить для тебя. Не выходит у меня заменить тебе родителей».***
Саске проснулся рано и уже час маялся на кухне, поджидая брата. Он так нервничал, что даже вымыл столешницу и разгрузил посудомоечную машину. И тарелки протер белоснежным полотенчиком. «Сколько можно спать!», — мысленно возмущался Саске, меряя шагами комнату. В тот день он снова надеялся инициировать разговор. Наконец на лестнице послышались шаги, и парень оторвал голову от поверхности барной стойки. Итачи выглядел помятым и слегка раздраженным, а круги под глазами — темнее темного. Вот до чего он брата довел! Юноша даже испытал незначительные муки совести. Перед глазами с тихим шорохом опустился бумажный лист. — Это что? — Анкета, — пояснил старший брат. — Можешь ее заполнить. Саске окинул текст беглым взглядом. «Порка спины средняя, слабая, сильная… пытки сосков, болевые прищепки…» — прочитал он и перевел на Итачи вопросительный взгляд. — Стартер-пак начинающего тематика? — пошутил он с улыбкой. — Что это значит? — Это значит, что твой шантаж удался. И раз уж мы будет играть в эти игры, давай сделаем их максимально интересными, — сказал мужчина. И добавил: «Правда, придется подождать до следующего месяца». Лицо младшего Учихи просияло, и он активно закивал головой, как пластиковый песик на панели авто, а после кинулся на брата с объятиями. Будто не над ним вовсе нависла угроза боли и унижений! А Итачи был донельзя смущен, хорошо осознавая, как лицемерно поступает. — Ну все! Хватит, — запротестовал он, освобождаясь из крепкой хватки. — Считай, что ты меня вынудил, и с самого начала твоя тема — не БРД. — «БРД»? — Безопасность, разумность, добровольность — то, что отличает тему от банального насилия. Я к тому, что ты меня склонил, поэтому это НЕ добровольно. Неразумно тоже, — на его бледном лице наконец появилась тень улыбки. — И что мне с этим делать? — спросил Саске, помахав перед братом листом. — Заполнять, — ответил Учиха. Склонившись, он повел пальцем по первой колонке. — Вот это список всего того, что я могу потенциально с тобой сделать, а вот это шкала, при помощи которой ты установишь мне рамки того, что я смогу сделать. «0» — твой лимит, «5» — то, чего бы тебе особенно хотелось. È chiaro? (ит. — Ясно?) — Да, сэр! Итачи рассмеялся. — Лучше «господин», — тихо подсказал старший Учиха, склонившись к Саске ближе, — так, что у того пошли мурашки по коже, — или, скажем, «хозяин». Выбери, что тебе больше по душе. — Ладно, — согласился парень, чувствуя, как вспыхнули щеки. — У меня есть копия такой же. Можешь заполнить сейчас, а можешь вечером. Когда я закончу с работой, мы могли бы… обсудить все в библиотеке за бокалом вина. Ты как? — О-о, — восхищенно протянул Саске. — Тогда я лучше заполню ее при тебе. — Если тебе так больше нравится, — ответил Итачи с легкой улыбкой. — Ты это… Не передумай только, хорошо? Тот кивнул, а Саске все еще не мог поверить своему счастью. Вечер, 29-е декабря, библиотека. «И чего же просит душа моего юного развратного брата?», — этот вопрос Итачи задал со всей бесстрастностью сразу после того, как фривольно плюхнулся на диван и ослабил галстук. Он задержался в университете дольше, чем планировал. Поэтому, как только переступил порог дома, сразу направился в комнату, где, как и ожидал, его караулил брат. — Разврата, — констатировал Саске. Мужчина усмехнулся. — Итачи, ты голоден? Устал? — Я поужинал, но вино бы нам не помешало. Пойдем выберем что-то, — предложил он, избавившись от пиджака, и указал следовать за ним. Спускаясь в подвал по деревянной винтовой лестнице, Итачи вернулся к изначальному вопросу: — Какого рода разврат? Обрисуй в общих чертах, — приказал он, толкая тяжелую дубовую дверь. Саске замялся. Вообще-то он и просто потрахаться не против был, но Итачи едва ли удовлетворил бы такой ответ. Осматривая полки с припыленными бутылками, он осторожно уточнил, какие есть варианты. — Тема состоит из трех видов взаимодействий: бондаж и дисциплина, доминирование и подчинение, и садомазохизм. Другими словами, есть все, что касается физических воздействий, а есть то, что относится к психологии. Что тебе интереснее? — Наверное, второе… Итачи улыбнулся и мысленно кивнул своим предположениям. — Боишься боли? — Немного, — честно признался парень. — На самом деле, я пока не знаю. — Хорошо, — согласился Итачи, найдя ту самую особенную бутылку французского рислинга. — А что насчет позиционирования? — А что насчет него? — удивился парень. Старший Учиха вскинул брови. — Низ, свитч или, может, есть фантазии о доминировании? — спросил и, переводя взгляд на брата, отметил, как мило он покраснел. — Н-низ, — запнулся Саске, блуждая взглядом по помещению. — Пока что. Итачи рассмеялся. — Серьезный подход, — сыронизировал он и легко коснулся плеча брата, призывая переместиться в более удобное место. — А что нравится тебе? — спросил на ходу младший Учиха — Лучше тебе не знать, — усмехнулся Итачи, оставив за собой шлейф интриги. — И все же. — Мне нравится… чувство, что ты можешь сделать с человеком все что угодно, — сказал он и с интересом посмотрел на брата. — Звучит жутко. — Так и есть, — подтвердил Итачи, направляясь на кухню. — У тебя есть возможность отказаться. — Ну уж нет! Взяв всё сопутствующее атмосфере того вечера, братья переместились в соседнюю комнату. Итачи разливал напиток по сосудам, а Саске им любовался: стройным торсом, обтянутым в белый хлопок, и глазами, сверкающими из-под спадающей на лицо челки. — Знаешь, Итачи, мне бы хотелось, чтобы таких вечеров было больше… Чтобы мы могли чаще сидеть вот так. — Мы и так живем вместе, — парировал тот, наградив брата скептическим взглядом. «Ну да, он же холодный принц. Чего от него ожидать?», — мысленно вздохнул Саске. — Кстати, почему? — Что? — уточнил Итачи. — Тебе двадцать пять, а ты все еще живешь со мной, а не с какой-нибудь фигуристой красоткой с большой задницей и накачанными губами, — усмехнулся Саске. — А ты высокого мнения о моих вкусах! — скривился Итачи. — Ну а что? Тебе же понравилась та официантка. — Надо же, ты все еще ревнуешь. — А что, если так? — спросил Учиха, пригубив вина. — Ничего. Дело не в тебе, если ты об этом. Со мной случаются легкие интрижки или просто секс, но я не связываю себя отношениями — быстро надоедает, утомляет и порой приводит к тяжелым душевным потрясениям. Разум Саске тут же нарисовал картину, как Итачи покрывает поцелуями чужое тело, плавится от чужой ласки, наслаждается послевкусием горячей ночи за завтраком или по дороге на работу. И к горлу подступила горечь. Чтобы скрыть, насколько его задела честность брата, он сделал глоток вина. Тишина начинала давить. — Саске, — позвал Итачи неожиданно мягко, — подойди. — Куда? — удивился младший, сидевший напротив. —Ко мне, — уточнил мужчина, указав взглядом на место рядом. И добавил: «На колени». — Вот так сразу? — обомлел Саске, прикидывая, как бы удобно присесть у ног брата. С губ Итачи сорвался легкий смешок. — Ко мне на колени иди, придурок, — сказал он, отчего его брат скуксился еще больше, не зная, радоваться ему или обидеться на оскорбление. — Не хочешь? Фыркнув и сделав вид, что он ломается, Саске умостил свою задницу на диван и осторожно опустил голову на ноги брата. Тот тут же запустил руку в волосы младшего и начал нежно перебирать пряди. — А мне ты так делать не позволяешь, — констатировал он, не зная, куда смотреть и куда деть руки. Итачи рассмеялся. И это было так красиво, искренне. Саске подумал, что он готов установить этот смех как рингтон на будильник, чтобы каждое утро просыпаться счастливым, слушать и рыдать от счастья. — Зато ты мне — да, — отметил старший, кривя губами. Саске снова фыркнул, и развернулся лицом к столику. А брат продолжил ласково гладить его по волосам. — Мне кажется, или они мягче моих? — неожиданно добавил он. «Зато у тебя член больше», — подумал младший Учиха, но не стал говорить вслух, чтобы не портить атмосферу. — Ну, у тебя есть другие достоинства, — ответил Саске лукаво и намеренно неоднозначно. — Например? — М-м, ты… Учиха задумался. В мыслях стучало только одно: «Ты идеален. Каждый твой жест, взгляд, слово. Твой запах, твой вкус». Но вместо этого он сказал: «Например, у тебя неплохо получается гладить меня по голове». Итачи рассмеялся и после этого сжал пальцы на прядях посильнее. — Это тоже приятно, — прокомментировал Саске. — А что еще приятно? — поинтересовался Учиха, указывая на лежащий на столе лист. — Я хочу знать о всех твоих больных желаниях. Особенно о тех, которые ты сам считаешь неоднозначными… Саске грустно улыбнулся, но в тоже время в его взгляде читалась влюбленность. Он подумал, что никогда не был с Итачи так близок, как в тот вечер.