Lovesong verse

17 декабря 2019 года. Блейн просыпается от слёз. Сначала ему кажется, что он до сих пор спит: реальность как-то размыта, нечётко вырисовывается в его сознании, а струящийся через окно серебристый лунный свет и вовсе создаёт атмосферу старого кино. Блейн моргает, пытаясь разогнать туман в голове, трёт ладонями глаза и поворачивается. Рядом с ним лежит Курт, свернувшийся в до невозможности маленький напряжённый клубок, его лицо искажено болью, а щеки – влажные от слёз. С его губ слетают тихие всхлипы – те самые, которые проникли в сновидения Блейна и заставили пробудиться. Сердце начиняется биться чаще, неприятнее. – Курт, – шепчет Блейн и кладёт руку ему на плечо. Курт с резким вскриком отодвигается, ещё сильнее сжимается, а его тело теперь сотрясает отчаянное рыдание. Не так-то и сложно догадаться, что за сон ему снится. – Курт, Курт, всё хорошо, – громче говорит Блейн и приближается к нему. Он уверенно держит его, когда Курт вновь пытается увернуться, большим пальцем успокаивающе гладит по руке. Но это мало помогает – Курт крепко спит, затерявшись в ужасах прошлого, и умудряется чередовать всхлипы с беспомощными и отчаянными протестующими словами. – Проснись, это всего лишь сон, всё хорошо. – Блейн осторожно трясёт его за плечо, и Курт тянется к нему, собирает ткань рубашки в кулаки. Блейн видит, как лихорадочно перемещаются глазные яблоки под закрытыми веками, как дрожат его губы, а лицо в бледном свете луны становится белее снега. – Пожалуйста, проснись, – умоляет Блейн и вновь трясёт. – Курт, это всего лишь сон, проснись. Пожалуйста. – Он слышит отчаяние в своём голосе, а желание – даже нет, нужда – помочь Курту становится невыносимой. Тот выглядит совсем отрешенным от этого мира, а Блейну страшно видеть его слезы и слышать эти стоны боли. Но Курт всё равно не просыпается, вместо этого произносит его имя, кричит, резко тянет за ночную рубашку и дёргается, словно в конвульсиях, пинает Блейна в ногу. – Ох! – вырывается у него. Блейн всё равно игнорирует силу удара и концентрируется на том, чтобы Курт открыл глаза и спасся от этого ужасного сна. Курт истошно вскрикивает, когда Блейн ощутимо щипает его, приходит в себя и начинает лихорадочно шарить взглядом по тёмной комнате. Блейн тут же гладит его по руке. – Курт, всё хорошо, всё в порядке, – успокаивающе говорит Блейн, тогда как тот не может сдержать очередного потока слёз. – Блейн... – произносит Курт и прерывается, словно задыхаясь, полным боли и отчаяния взглядом смотрит на него. – Они... они били тебя, а я не мог... Блейн притягивает его к себе, сам пытаясь не заплакать, а Курт буквально вцепляется в него, прижимается так сильно, словно пытается убедить себя: он настоящий. – Это был всего лишь сон, со мной всё хорошо. – Курт шмыгает носом, Блейн чувствует, как влага пропитывает рубашку. – Клянусь тебе, я в порядке. – Я так испугался, – бормочет Курт. – Не мог тебя спасти. – Шшш, тебе приснился кошмар. Я рядом с тобой. – Блейн проводит тыльной стороной ладони по его волосам и хмурится, кладёт на лоб. Курт неестественно тёплый, покраснел, дрожит. – Тебе не причинили вреда? – спрашивает тот и прогибается в шее, чтобы хорошенько посмотреть на Блейна. Его глаза широко распахнуты, а голос преисполнен беспокойством; Блейн поражён, каким ребёнком он выглядит. Уязвимым. – Нет, а тебе всего лишь приснился кошмар, слышишь меня? – повторяет Блейн и успокаивающе гладит его по спине, постепенно чувствуя, как тот расслабляется, приходит в себя. Дыхание Курта прерывается. – Но... ты же был в больнице. – У Курта ещё с трудом получается стереть эту границу между сном и реальностью, он так крепко прижимается, что Блейн, прикусив губу и сделав глубокий вдох, заставляет вести себя совершенно нормально и обыденно, говорить уверенно. – Да, но сейчас я дома. Ты помог мне поправиться, помнишь? – Блейн проводит по его щеке и стирает ровные полоски влаги, стряхивая слёзы. Курт невольно хнычет и всем лицом прижимается к ладони Блейна, чем вызывает уже настоящую тревогу. Он никогда раньше не был таким дезориентированным, таким потерянным и сомневающимся после кошмара. Они происходят с периодической, но завидной регулярностью. Стресс от посттравматического синдрома. Как-то так говорят его физиотерапевт и психолог Курта. Блейн вспоминает, как Джанесса и Оливия объясняли ему это, помнит их тёплые руки, не дающие забыться в ужасе. Помнит клокочущую внутри горечь от того, что не может ничего сделать, не может помочь. Помнит все панические атаки, когда Курт так сильно дрожал и расстраивался, а сил оставалось только чтобы крепко-крепко прижаться к Блейну и плакать. К Блейну, который ничего не мог сделать. Который себе-то ничем не мог помочь. Который всегда был беспомощным. Поэтому он даёт Курту возможность выплакаться в его объятиях, отпуская всё до последней слезинки, пока их поток не иссякнет и можно будет вытереть глаза, расправить складки на одежде и жить дальше. Но потом Блейн старательно отгоняет от себя эти мысли, потому что Курт до сих пор не пришёл в себя, а он всеми возможными способами попытается вытянуть его на свет из пучины мрака. – Всё хорошо, Курт, честно. Я с тобой, – он старается говорить тихо и нежно, а руками продолжает успокаивающе гладить по спине. Курт носом трется о его грудь, дрожь в теле постепенно сходит на нет. – Всё было таким настоящим, – шепчет он чрезвычайно печальным голосом. Блейн прижимается щекой к его всклокоченным волосам. – Знаю. – Хотя на самом деле не знает, поэтому старается игнорировать тянущую боль от подобной несправедливости. Курт помнит каждое мгновение, каждую деталь той страшной ночи, а Блейн... Блейн не помнит ничего. Не помнит даже предшествующий нападению месяц, или как долгое время лежал в больнице. Он пытался, правда, заставлял свой мозг работать и жадно копался в жизни до в поисках хоть чего-нибудь, чтобы Курт проходил через всё это не в одиночку. Только вот ничего не получалось. – Теперь ты в порядке, всё хорошо. Курт сильнее прижимает его к себе, а Блейна больше беспокоит тот факт, что Курт какой-то неестественно тёплый. – Мне безумно не хватает твоего голоса, – шепчет Курт, уткнувшись ему лицом в грудь, где пальцами лениво рисует какие-то абстрактные фигуры. – Можешь для меня спеть? Блейн удивлённо моргает. Последнее время он часто это делает, работает и с логопедом, и с преподавателем по вокалу, чтобы вновь обрести контроль над своим голосом. Блейн бы не удивился, скажи Курт, что тот слишком много поёт, но сейчас он в принципе не уверен в самочувствии Курта. – Пожалуйста? – вновь просит Курт. Кажется, что он уже на грани чего-то страшного и мучительного, и взгляд Блейна размывается под напором его собственных слёз. Но он держит себя в руках, изо всех сил старается и грубоватым ото сна голосом начинает тихо напевать первую композицию, что приходит на ум. – Три маленьких птички на моем пороге поют сладкие песни, чистые и правдивые мелодии, говоря, это моё сообщение тебе-е-е! –тянет Блейн последние ноты и поглаживает Курта по спине. – Поют: не беспокойся ни о чем, ведь каждая мелочь будет в порядке! Он хочет ещё раз повторить припев, но Курт поднимает на него взгляд. В уголках собрались небольшие морщинки, а в глубине читается лёгкое осуждение. – Боб Марли? Блейн пожимает плечами. – И что? – Это же такое… клише, – говорит Курт, а Блейн не может сдержать улыбки. – Разве? А мне-то откуда знать… повреждение мозга, помнишь? – Он прикладывает палец к голове, а Курт, тихо и протяжно заскулив, вновь ударяется в слёзы, вновь цепляется за него. Это изо всех сил сотрясает его тело, подвергая новым мучениям. – Чёрт подери, Курт. Всё хорошо, прости, я пошутил, – пытается успокоить его Блейн, чувствуя ощутимый укол вины. Должно быть, рано ещё для таких шуток. И что-то подсказывает ему: с Куртом для таких шуток никогда не наступит подходящее время. – Прости, пожалуйста, всё хорошо, Курт. Я в порядке. – П-просто, – слабым голосом отвечает тот, – я так сильно хочу, чтобы ты поправился, потому что люблю тебя, и ты заслуживаешь самого лучшего в этом мире. Блейн улыбается его слегка несвязанным и торопливым словам, целует в макушку. – Как и ты. И не нужно обо мне волноваться, договорились? Со мной всё хорошо, честно. А вот тебе не помешало бы выспаться. Курт вяло кивает и тут же закрывает глаза. Блейну кажется, что он просто слишком устал, а потому не возражает. Блейн натягивает одеяло ему на плечи, не переставая гладить по спине. – Поют: не беспокойся ни о чем, ведь каждая мелочь будет в порядке! Курт сонно и хрипло хихикает, но Блейн считает это настоящей победой, поэтому продолжает тихо напевать, дожидаясь, пока дыхание Курта станет глубоким и ровным, а тело расслабится. И только когда Блейн убеждается, что Курта больше не будут преследовать кошмары, тогда засыпает и сам. х х х х Пробудившись во второй раз, Блейн понимает, что уже один. На улице ещё темно, а сонный взгляд, зацепившийся за часы, подсказывает, что нет и половины шестого утра – Курт обычно встаёт на час позже. Блейн хмурится, глядя на скомканную простыню подле себя, брошенную так, словно отсюда убегали в спешке. Внутри нарастает неприятная смесь беспокойства и удивления, а потом перемешивается с сочувствием и пониманием, когда Блейн слышит знакомые звуки из ванной. Он припоминает, каким тёплым, даже горячим был Курт ранее, каким дезориентированным и сконфуженным, и неожиданно все кусочки мозаики встают на свои места. Курт слишком сильно на себя давил, горел на работе, плохо спал по ночам, так что можно было предвидеть подобное. Блейн свешивает ноги с края кровати, садится и закрывает глаза, ждёт, пока пройдёт головокружение. Когда мир перестаёт вращаться, Блейн тянется за ходунками, где ручки мягкие, стёртые от частых прикосновений (его физиотерапевт уверяет, что вскоре Блейн сможет обходиться одной лишь тростью, а Курт уже нацелился на то, чтобы найти самую старинную, но модную трость во всём мире), а потом движется к полоске бледно-жёлтого света, выглядывающей из-под двери. Сначала постучавшись, Блейн шаркает внутрь, отставляет ходунки и опирается на тумбочку. Курт стоит на коленях перед туалетом и тяжело, прерывисто дышит, его руки лежат на холодном фаянсе, ладони прижаты к глазам. Блейн не успевает ничего сказать, как Курт рвётся вперёд. Его спина напрягается, а Блейну остаётся только гладить его между лопаток, чтобы хоть как-то смягчить неприятную ситуацию. Курт тяжело наваливается на унитаз, а потом поворачивает голову и пару раз моргает, разглядывая Блейна. Его лицо бледное, щёки покраснели и блестят от пота. Блейн хмурится и прижимает руку к его лбу. Курт с наслаждением закрывает глаза от легчайшего прикосновения – он весь горячий. – Надо тебе температуру смерить, – бормочет Блейн и отстраняется, неуклюже открывает дверцу шкафчика над раковиной. Он точно знает, что градусник где-то здесь; в первый год после нападения Курт два раза в день мерил ему температуру, поэтому даже сейчас держал прибор где-то неподалёку. Вскоре Блейн находит его за коробкой с пластырями – Курт глухо стонет, поэтому Блейн роняет его на пол. – Чёрт подери, – громко ругается он. Его руки дрожат, и Блейн с силой вцепляется в холодный уголок тумбочки, проглатывает свои страхи и нервозность. Он нужен Курту. Курт в нём нуждается. Курт, который столько времени провёл, ухаживая за ним, удовлетворяя все потребности и малейшие прихоти. Курт заслуживает такого человека, который сможет помочь и ему тоже, кто присмотрит, когда Курт заболеет; Блейн ещё не пришёл в нормальное состояние, его руки дрожат, мысли теряются на полпути, и его это ужасно пугает. А ещё пугает то, что он не знает, что делать – а если бы и знал, то не смог бы. Но нет, Блейн не позволит своим страхам взять верх, ведь он так нужен Курту. Поэтому Блейн делает глубокий вдох и мысленно приводит себя в порядок. Он опускается на пол, разумно решив, что лучше сидеть, нежели постоянно волноваться за своё равновесие, и поднимает градусник, насколько это возможно унимает дрожь в руках и снимает колпачок, включает. На окошечке появляются чёрные цифры – готов к использованию, – и тогда Блейн подползает к Курту, который с любопытством наблюдает за происходящим. – Нужно тебе смерить температуру. Сейчас я вставлю его тебе в ухо, хорошо? – Блейн показывает градусник, и Курт кивает, закрывает глаза и немного приближается к Блейну. Тот осторожно заправляет прядь волос за ухо, и только потом вставляет кончик прибора, нажимает крошечную кнопку. Проходит немного времени – Курт остаётся неподвижным, – затем раздаётся пикающий звук, и Блейн, поднеся прибор ближе к лицу, хмурится от появившихся цифр. – Тридцать восемь и три, – говорит он и вновь смотрит на Курта, убирает с его лба несколько влажных прядей. – У тебя жар. Плечи Курта резко отпускаются, будто бы он давно знает, но лишнее подтверждение отнимает все силы для возможного сопротивления. – Тебе надо вернуться в постель, – хриплым голосом произносит он и морщится. – Не хочу, чтобы ты тоже заболел. На это Блейн лишь качает головой. – Мне прививку сделали. В отличие от некоторых. – Правильно, потыкай меня носом, – слабо улыбается Курт. – Хотя вообще должен жалеть. Блейн открывает рот, намереваясь ответить, но лицо Курта резко преображается, и он вновь нависает над туалетом, опускает голову. Ничего не выходит, только рвотные позывы, и тогда он вновь садится на пятки и жалко стонет. Блейн успокаивающе гладит по спине. – Это отвратительно, – невесело смеётся он, а Блейн даже не может ничего сказать, потому что знакомая пустота заполняет всё место в его мыслях, как это часто бывает в самые неподходящие времена. Вместо этого он кусает губу, а Курт смотрит на него печальным и понимающим взглядом – нет, всё должно быть совсем не так. – Ничего страшного, – говорит Курт и гладит его по колену. – Ты и не должен ничего делать. Разочарование пузырится внутри него, кипит, горячей волной проносится по телу, потому что Курт не понимает. Блейн обязан это сделать, позаботиться о Курте, доказать, что может. Что он не бесполезен. И даже больше – ему просто необходимо, чтобы с Куртом всё было хорошо. Больше всего на свете Блейну хочется обнять его, быть тем, кто поможет в болезни и в здравии – тем, кто сможет позаботиться о нём. И без того, чтобы Курт суетился над ним, как курица-наседка, беспокоясь, не болит ли у него что-нибудь, удобно ли ему, как голова. Без этого взгляда, такого понимающего, словно Курт ничего не ждёт взамен и считает, что это абсолютно нормально. Потому что это абсолютно не нормально. Блейн готов назвать это любым другим словом, только не «нормально». Но слова всё никак не желают формироваться, а Блейн не собирается сидеть здесь и ничего не делать, пока Курт дрожит, поэтому он поднимается на ноги. Оказавшись за дверью, Блейн тяжело опирается на ходунки и, закрыв глаза, делает глубокий вдох, медленно успокаиваясь. Ему нельзя так сильно волноваться, но раньше Курту не нужна была его поддержка, а это очень пугает. Пугает, что он в самом деле облажается. Поэтому Блейн дожидается, пока сердце замедлит свой ход, а в животе что-то неприятно булькает, когда раздаётся громкий и надрывный кашель Курта. Он справится. С ранее невиданной решимостью Блейн идёт обратно в спальню, берёт с края постели одеяло из овечьей шерсти. Оно очень мягкое, и Блейн вспоминает, как Курт сделал его чуть больше года назад, расстелив огромное полотно на полу и оживлённо болтая, в то время как Блейн просто лежал рядом, не в силах помочь, только иногда держа в руках ножницы, если они были не нужны. Курт смастерил его специально для него, потому что Блейн постоянно мёрз, а толстая и невероятно тёплая овечья шерсть была просто идеальным спасителем. Воспоминания заставляют Блейна улыбнуться и, перекинув одеяло через руку, он шаркает обратно к Курту. Его тело дрожит крупной дрожью, несмотря на жар, а зубы стучат, поэтому Курт благодарно вздыхает, когда Блейн набрасывает свою ношу ему на плечи, и покрепче стягивает на груди. Потом Блейн поворачивается к шкафчику, вынимает оттуда кучу одинаковых оранжевых пузырьков и вскоре находит Тайленол. Пальцы несколько раз соскальзывают, пока он безуспешно возится с простейшим замком на крышке, проклиная того, кто решил, что это чудесное изобретение, но вскоре всё же слышит характерный щелчок – открыто. Он выкатывает на ладонь две маленькие таблетки и наполняет стакан водой, садится за Куртом и облокачивает его себе на грудь. – Возьми. – Блейн отдаёт ему всё, и Курт без возражений забирает. – Должно немного помочь. Курт кивает и кладёт голову ему на плечо. – Как ты себя чувствуешь? – тихим и нежным голосом спрашивает Блейн, медленно поглаживая Курта по руке. Тот стонет. – Паршиво. Блейн сочувственно хмыкает. – Скажешь, если нужно будет что-нибудь принести, договорились? Курт немного передвигается, пытаясь посмотреть на него. – Блейн, ты не должен... – Курт, – настойчиво прерывает Блейн, и его тон получается резче, чем он рассчитывает. – Позволь мне. Пожалуйста. Тот замирает, но потом всё же коротко кивает. – Хорошо. И расслабляется, дрожа даже под плотным одеялом; Блейн что-то тихо мурлыкает, отпуская только когда Курт бросается к туалету. Через какое-то время его дыхание нормализуется, голова начинает клониться вниз под властью одолевающего сна. Блейн печально улыбается и, решив, что прошло достаточно времени и Курта больше не стошнит, осторожно сжимает его плечо. – Курт, – шепчет он, на что тот откликается расфокусированным взглядом. – Как думаешь, сможешь добраться до спальни? Курт медленно кивает. Блейн встаёт, немного пошатываясь, но, как только восстанавливает равновесие, помогает Курту. Тот несколько раз споласкивает рот, умывается тёплой водой. Он выглядит совершенно измотанным, едва стоит на ногах, под глазами – тёмные круги, волосы влажными прядками свисают на лоб. Блейн переводит взгляд на дверь, пытаясь сообразить, как лучше довести Курта до места назначения. Пол не уходит у него из-под ног, что уже плюс, и если они будут двигаться медленно, то скорее всего справятся. До спальни не так уж и далеко. – Пойдём, – говорит Блейн и обхватывает его за поясницу. Курт прислоняется к нему, наваливается, чем немного пошатывает, но Блейн тяжело сглатывает – нет, он полон решимости. Свободной рукой он шарит по стене, направляя Курта к постели по маленькому коридору. Каждый шаг хорошо продуман, стена помогает удержаться на ногах, и Блейн тихо шепчет ободряющие слова. Один раз они останавливаются, когда Курт запинается, и в глазах Блейна весь мир решает прокатиться на карусели, но он закрывает глаза, считает до десяти и медленными шажками двигается дальше. Как только они оказываются в спальне, Курт буквально падает на кровать, а Блейн облегчённо смеётся. Они справились. Курт зарывается лицом в подушку на стороне Блейна, располагается там, но Блейн решает, что это не имеет большого значения, потому что они оба всё равно почти тут же переворачиваются к середине. Он натягивает одеяло до подбородка Курта, гладит его по щеке большим пальцем. Курт открывает глаза, и с таким доверием смотрит на Блейна, что у того вновь кружит голову. Поэтому он просто наклоняется, нежно целует в висок и чувствует, как сердце гулко стучит, когда Курт с улыбкой выдыхает его имя. – Поспи немного, – шепчет Блейн и напоследок сжимает его плечо, отстраняется. Рядом с постелью он на всякий случай ставит мусорную корзину, потом выключает свет и выходит, до конца не закрывая дверь. Уже в коридоре Блейн встаёт у стены, прислоняется к ней затылком и сползает на пол, цепляется пальцами за ковёр и позволяет-таки головокружению разойтись в полную силу. Так он сидит долгое время, обдумывает ситуацию, пытается понять, что же теперь делать. Он должен помочь, да, Блейн в курсе. И как бы сильно ему ни хотелось сделать это самому, он не сможет, а причинить Курту вред нелепыми попытками тем более не хочется. Это тяжело, тяжело до слёз признавать, что ему нужна помощь. Да, за последние два года ему буквально во всём нужна была помощь, но намеренно просить кого-то… Из-за этого Блейн чувствовал, будто провалил какое-то важное задание. Он сам должен справляться с каким-то дурацким жаром, ведь именно так поступают женихи, мужья – вторые половинки. Блейн отталкивает от себя эти мысли и снимает блокировку с телефона, который предусмотрительно захватил на выходе из комнаты, пару раз теряется, пытаясь найти нужный номер в контактах – пальцы ещё не готовы тесно дружить с тач-скрином. К тому времени, как он попадает на имя, которое искал, слёзы разочарования вновь подобрались слишком близко к поверхности. – Курт? – У Рейчел сонный голос, и только так Блейн понимает, что на часах чуть больше шести утра. – Эм, нет, – отвечает Блейн и прочищает горло. – Это Блейн. – Блейн? – медленно повторяет Рейчел. Он хорошо слышит, как она говорит, отчаянно борясь со сном. – Что-то случилось? – Курт… он болен. Думаю, у него жар. – Блейну ненавистно то, как жалко и отчаянно он пытается всё объяснить, но скрыть панику в голосе у него тоже не получается. – Ты можешь… можешь прийти? Потому что я не знаю… что делать. Сначала Рейчел молчит, но Блейн слышит шорох в трубке – откидывает одеяло, встаёт. – Да-да, конечно. Сейчас с ним всё хорошо? Что он делает? Блейн смотрит на дверь спальни. – Сейчас спит. У него температура и была, эм… – он прерывисто выдыхает, когда остаток фразы теряется, пытается успокоиться и сосредоточиться. – Его стошнило. Я просто… я беспокоюсь. Блейн слышит громкий стук и тихую ругань Рейчел. Будь ситуация иной, он бы рассмеялся. – Хорошо, Блейн, утро у меня свободное, так что приеду, как только смогу. – Сп-пасибо, – запинается Блейн, а чувство стыда и облегчения перемешиваются внутри. Все звуки на заднем плане затихают, и он слышит, как Рейчел делает глубокий вдох. – Ты всё правильно сделал, Блейн. Присматривай за Куртом, и с ним всё будет в порядке, обещаю. – Её голос успокаивает, поэтому Блейн кивает и только потом вспоминает, что она его не видит. – Да, – вырывается невнятно, и Рейчел сочувственно бормочет: – Всё будет хорошо, слышишь? Продолжай в том же духе, а я скоро приеду. – Спасибо, – очередной раз благодарит Блейн, потому что больше ничего не может сказать, и Рейчел, ещё раз проговорив то же самое, отключается, оставляя Блейна наедине с самим собой в коридоре. Какое-то время он сидит там, прислушиваясь к частому биению сердца и разнообразию мыслей в голове. Блейн составляет списки того, что нужно сделать. Проверить Курта, ещё раз смерить температуру. Потом нужно накормить и, скорее всего, помочь принять душ. Блейн кусает губы, продолжает шарить во всех уголках своего разума. Что-то ещё, он что-то забыл. Не осознавая, что творит, Блейн снова листает список контактов, находит номер, нажимает на вызов и крепко прижимает телефон к уху, слушает безразличные гудки. – Алло? – голос матери совсем сонный, и Блейн вспоминает, что в Огайо более раннее время. Чёрт, научится ли он когда-нибудь снова правильно ориентироваться во времени? – Привет, мам. – Блейн? – Дженнифер очень удивлена. Наверное, следовало воспользоваться своим телефоном. – Да, прости, что разбудил. Я могу перезвонить потом. – Он уже убирает трубку от уха, готовится завершить вызов, но громкий и беспокойный голос собеседника его вовремя останавливает. – Нет! Нет, Блейн, всё хорошо. – И уже более уверенно и бодро продолжает: – Только подожди минутку, ладно? Он молчит. Неожиданный прилив эмоций смешивается с усталостью, которая тяжёлым грузом давит на плечи, и его голова с глухим стуком соприкасается со стеной. Через динамик доносится невнятный шум, и Блейн представляет, как мама надевает халат – тот самый зелёный и пушистый, который отец подарил ей много лет назад. Она всегда говорит, что ненавидит его, но почему-то Блейн уверен, что это неправда. Он вспоминает, как своими маленькими кулачками сжимал ткань этого халата, хотя царапины на ладонях нестерпимо жгли, причиняя боль, как и прилипшие на коленях крошки гравия, но мама успокаивающе раскачивала его в своих объятиях, пытаясь объяснить, почему иногда мир не такой весёлый и дружелюбный, как думал Блейн. – Солнышко, что случилось? – доносится из динамика голос Дженнифер, и Блейн крепко зажмуривается. На несколько секунд он даже завидует тому маленькому мальчику, которому в руках матери было тепло, уютно и безопасно. – В детстве… у меня был жар? Дженнифер как-то беззаботно смеётся. – Разумеется. Ты был таким милым, когда извинялся за свою болезнь, как будто бы во всём виноват ты, – говорит она и замолкает. – Что-то не так? Блейн прерывисто выдыхает. – Курт заболел. Я не… не знаю, что делать. Я боюсь… навредить ему. Дженнифер сочувственно хмыкает. – Кто-нибудь может помочь? – Рейчел уже едет. – Блейн открывает глаза; ресницы слипаются от тех слёз, что ещё не успели найти выход. – Мне просто стало интересно, что… – Он останавливается, разочарованно хнычет, когда не может вспомнить остаток фразы. Дженнифер терпеливо ждёт. – Что ты делала, когда… когда я болел. – Ну ты был значительно моложе Курта, – резонно замечает она, и Блейн слышит лёгкость в её голосе, которая помогает немного разогнать панику и отчаяние. – Но, солнышко, сейчас ты можешь только быть рядом. Пусть Рейчел напишет тебе список действий, вдруг поможет, но если у Курта и в самом деле обычный жар, то через пару дней всё должно прийти в норму. Давай ему пить больше жидкости. Да и куриный бульон не повредит. – Бульон, – повторил Блейн. – Запомнил. Тишина. – Помню, как однажды ты был… ох, тебе было лет десять, но тебя сразила ужасная инфекция, которая ходила в городе. Ты едва говорил, но я видела, что тебе было очень плохо. Однако ты настолько не хотел нас беспокоить, что закрылся в шкафу и спрятался в куче грязного белья. Блейн ощутил возникший на щёках румянец, который жаром опалил половину лица, хотя рядом больше никого не было. – Выманить тебя оттуда у нас получилось только песней. И мороженым. Я часами сидела с тобой в шкафу и напевала. Ты хотел, чтобы я исполняла Бритни Спирс, да только я не знала слов, – смеётся Дженнифер. – А потом заболела я, и ты нацепил мой фартук, привязал к волосам розовый бант – помнишь его? – Блейн помнит. Он любил его, потому что бант принадлежал маме, и часто перебирал пальцами жёсткую розовую ткань. Но потом отец забрал его, буквально вырвал из рук, заменив на бейсбольные перчатки. – Ты приоделся, принёс мороженое мне, расчёсывал мне волосы и распевал Бритни Спирс, чтобы в следующий раз, если кто-то заболеет, я точно знала слова. Дженнифер замолкает. Блейн слышит, как она шмыгает носом, и потом и сам утирается рукавом. – Ты всегда выкладывался на все сто, если речь шла о помощи близким. Ты просто такой с рождения. Ты отдаёшь всего себя, Блейн, и тебе не безразличны твои родные. Я не сомневаюсь, что с Куртом всё будет хорошо, потому что ты за ним присматриваешь. – Сп-пасибо, – тихо отвечает Блейн срывающимся голосом. – Я просто… не хочу облажаться. Очень сложно… помнить всё, что надо сделать. – Знаю, солнышко. Звони, если вдруг потребуется совет или помощь. Ты ведь понимаешь, что это совершенно нормально? – Да. Знаю. – Это и в самом деле сложно. Но ты смелый мальчик и всем сердцем любишь Курта, всей душой, поэтому всё будет в порядке. Блейн кивает, одинокая слеза катится по щеке. Ему до сих пор было трудно видеть своих родителей такими открытыми и заботливыми. Нет, у них всегда были нормальные отношения, просто они не понимали Блейна. Не до конца понимали его ценности и решения. Почему он хотел учить детей из бедных семей игре на фортепиано, а не поступить в медицинскую академию или школу бизнеса и права. Они не до конца понимали Курта, и почему они были так счастливы вместе. Почему их не слишком волновало, где жить и сколько денег было в кармане, ведь всё, что имело значение – это только они двое. Но родители пытаются. Изо всех сил стараются понять, любить и присутствовать в жизни Блейна. От этого его сердце наливается такой теплотой, что готово разойтись по швам. – Спасибо, мам. – Это, конечно же, далеко не всё, что Блейн хочет сказать, но сейчас его голос не способен на другие подвиги. – Не стоит благодарности, – говорит она. Блейн слышит, что она улыбается. – Можешь звонить в любое время, солнышко. Вне зависимости от времени суток. Или темы разговора. С тобой здорово говорить, особенно теперь… Особенно теперь, когда ты можешь. – Я позвоню, обещаю, – отвечает он, вытирая слёзы. – А теперь иди к Курту. И держи меня в курсе. – Хорошо. – Люблю тебя. – И я тебя люблю, мам. Он вешает трубку. Сидит. Не двигается. Спокойно дышит. Потом заставляет себя собрать все силы в кулак и встать. В ванной Блейн умывается, мочит небольшое полотенце и шаркает обратно в спальню. Курт скинул с себя все одеяла и разлёгся на всю кровать, его лицо блестит от пота. Когда Блейн взбирается рядом и кладёт руку ему на лоб, он глухо и жалко стонет. На ощупь он ещё горячее, чем раньше, и Блейн надеется, что Рейчел уже где-то совсем рядом. Когда на лоб Курта опускается живительная прохлада, он открывает глаза и смотрит на своего спасителя. Блейн тепло ему улыбается. – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он и нежно проводит большим пальцем по щеке. Курт в ответ лишь стонет и перекатывается поближе к нему. – Будто я умираю, – отвечает Курт и морщится, ладонью трёт шею. – Горло как наждачка. – Можешь ничего не говорить. Рейчел скоро придёт. Курт слабо кашляет, корчит рожицу, хмурится. – Как я… как я вернулся в постель? – Шшш, не разговаривай, – нежно воркует он, чем зарабатывает свирепый взгляд. Поэтому Блейн гладит его по волосам. – Я помог тебе лечь. Не волнуйся, пожалуйста, просто отдыхай, ладно? Курт пристально и в замешательстве смотрит на него. – Работа? – Его голос скрипит. – Я им позвоню, не переживай. Блейн уже собирается встать, но Курт тянется к нему и сжимает в кулачок край пижамы. – Останься? Блейн кивает и возвращается. – Конечно. И Курт сворачивается небольшим клубком в его надежных объятиях. х х х х Рейчел показывается в дверях около девяти утра, держа в одной руке сумку с продуктами, а в другой – неплотно закрытый контейнер с бульоном. Она выглядит безумной, с широко распахнутыми глазами врывается на кухню и болтает, не затыкаясь, начинает раскладывать покупки. – Мне очень-очень жаль, что я так задержалась, но ты хоть представляешь себе, как трудно в этом городе найти вегетарианский бульон в такой ранний час? Я понимаю, ты в шоке, ведь это Нью-Йорк, но вот в Сан-Франциско таких проблем бы не было, а тут всем наплевать, что это очень срочно, что мой дорогой друг лежит при смерти… – Курт не… – …и знаешь, что? Я думаю, что они даже по-английски не умеют говорить, зато моё изучение итальянского для новой роли пришлось как нельзя кстати… хотя если подумать, я ведь могла заказать гороховый суп со свининой, мой итальянский ещё пока не так хорош, да и с произношением грассирующей буквы Р пока много сложностей… Рейчел тут же начинает демонстрировать это, подозрительно заглядывая в контейнер. – Я уверен, что он и так неплохой, – нахмурившись, произносит Блейн. Он наблюдает за ней и понимает, что чувство тревоги от этого только разрастается. Блейн заламывает руки, и Рейчел замолкает, поднимает взгляд, бросается к нему и крепко обнимает. – Суп как суп, какая разница, да? – спрашивает она, отпускает Блейна и обеспокоенно смотрит. – Как он? – решается на следующий вопрос, а потом указывает на сумку. – Я принесла с собой Gatorade* – ты ведь знаешь, как ему важно замещать электролиты, – и крекеры, если вдруг остальное не пойдёт. – Спасибо, Рейчел, – искренне благодарит её Блейн и сжимает ладонь в своей. – Он спал… и его жар немного усилился… я переживаю. – Можно я к нему загляну? Блейн кивает. Рейчел наравне с ним идёт до спальни, открывает дверь после тихого стука. Курт зарылся обратно под одеяла, и она, что-то сочувствующе пробормотав, подходит к постели. – Курт? – нежно произносит Рейчел, наклоняется и кладёт ладонь ему на лоб. Тот вздрагивает, просыпается. Лицо всё покраснело, волосы прилипли к коже, а взгляд немного стеклянный. – Блейн? – хрипит Курт и хмурится. – Я очень польщена, что ты видишь во мне свою вторую половинку, но нет, это Рейчел, – с улыбкой говорит она. Курт смотрит на неё, не моргая. – Как ты себя чувствуешь? Курт облизывает губы. – Буду лучше, если все перестанут об этом спрашивать. Рейчел оглядывается на Блейна, который боязливо пожимает плечами. – Курт, ты знаешь, где ты? – медленно, подчёркивая каждое слово интонацией, спрашивает она. – В пяти секундах от убийства лучшей подруги, – бормочет Курт и откатывается подальше. Она выпрямляется и хлопает его по плечу. – Жить будет, – констатирует Рейчел и смотрит на Блейна. – Он всё понимает. Потом проводит рукой по его волосам, на что Курт что-то тихо бурчит и глубже зарывается в своё гнездо из одеял. – Какая, ты говоришь, у него температура? – Тридцать восемь и шесть. Рейчел кивает. – По городу бегает зараза, так что, думаю, всё образуется после нескольких дней хорошего отдыха и заботы любимого парня. Блейн переводит взгляд на пушистый кокон, в который превратился Курт, и пытается успокоить бушующий ураган паники внутри. С Куртом всё будет хорошо. Это всего лишь жар. – Я могу ненадолго остаться, если хочешь, – предлагает Рейчел, на что получает ворчливое «нет» из-под одеял. – Думаю… думаю, что мы дальше сами, – неуверенно отвечает Блейн. – Если ты считаешь, что с ним всё в порядке. Рейчел улыбается и снова его обнимает. – Ты отлично справляешься, Блейн. Курт поправится, только приглядывай за ним. Если решишь, что ему нужно будет в больницу – звони. Мои лучшие друзья важнее любой репетиции. Ну только если я не получу главную роль в «Смешной девчонке» – тогда нам придётся составить соглашение о том, когда будет удобно звонить и что я отвечу, а это уже будет зависеть от моего дебюта. Блейн аж фыркает. Да, Рейчел никогда не изменится, но он этого и не хочет. – Спасибо. Она кротко целует его в щёчку. – Делаю всё, что в моих силах. – Курт слабо кашляет в своём убежище. – Оставляю тебя ухаживать за больными и немощными. Все лекарства в сумке, а ещё постарайся хотя бы каждые два часа поить его энергетиком оттуда же, и тогда он за считанные дни вскочит на ноги. Блейн уверяет, что обязательно так и поступит, Курт буркает, что чем дольше она здесь остаётся, тем дольше он будет болеть, а Рейчел пишет несколько советов на стикерах и прикрепляет их к холодильнику. Потом убегает в такой же спешке, как и появилась. И тогда Блейн чувствует, что снова может вздохнуть полной грудью. Он берёт энергетический напиток, осторожно следует её записям по поводу таблеток (Блейн не доверяет себе в расчете верной дозировки, поэтому безумно благодарен Рейчел за понимание), а потом заползает обратно в постель, притягивает Курта к своей груди. Тот послушно выпивает лекарство, давится, но не опустошает желудок, запивает всё своей любимой жидкостью и с усталым вздохом крепче прижимается к Блейну. – Прости за Рейчел, – шепчет тот, запуская пальцы в волосы Курта. – Нчво, – полусонно бормочет тот. Блейн целует его теплый лоб. Облокачиваясь на спинку кровати, он чувствует, как беспокойство постепенно стихает. Проходит день. Курт только в полдень встаёт с кровати, чтобы проблеваться, а Блейн всё это время стоит сзади с чистой пижамой в руках. Вечером Блейну удаётся успешно подогреть суп (и это не гороховый со свининой, слава Богу) и помочь Курту перебраться на диван, где закутывает его во все одеяла, которые только может найти. Они в тишине едят суп, Курт шмыгает носом над своей чашкой и кривится после каждого глотка, а Блейн послушно убирает все следы. Потом так получается, что Курт роняет полную ложку себе на грудь – его лицо подёргивается печалью, а Блейн успокаивает его, пытается всё подчистить. Но не выходит, и Курт начинает реветь. – Курт, да перестань ты, всё нормально, не плачь. – Я её испортил, – всхлипывает тот, утыкаясь в грудь Блейна, который качает головой, вспоминая, каким эмоциональным становится Курт во время болезни. – Это всёго лишь рубашка от пижамы, мы купим тебе новую, шшш, – и Блейн переплетает их пальцы между собой. – Обещаю. – Мне так жаль. – Не извиняйся. С тобой всё хорошо, я с тобой. И вдруг Блейн осознаёт, как часто Курт говорил эти же самые слова, на этом же самом диване, держа его в своих объятиях, успокаивая и делая окружающий мир чуточку лучше. Блейн улыбается, несмотря на всю сложившуюся ситуацию, несмотря на слёзы Курта, впитывающиеся в его футболку, несмотря на пролитый суп и диван, который Курт потом, без сомнений, обязательно вылижет с моющим средством. Он улыбается, ведь Блейн знает, что делает. Да, иногда он забывает важные детали, иногда он не справляется и нуждается в помощи, но всё же Блейн старается, поэтому до сих пор не убил Курта. Он улыбается, потому что вновь чувствует уверенность в себе, чего ни разу не случалось за последние два года. И это чувство остаётся внутри всё время, пока они обнимаются на диване. Курт постоянно засыпает и просыпается, на экране мелькают кадры из мультика «Вверх», нарушая тишину, а Блейн осторожно хмыкает в такт песням. Он отправляет сообщение маме, которая в ответ присылает кучу поцелуйчиков и наилучшие пожелания Курту. Мультфильм уже подходит к концу, когда Курт резко дёргается, приходит в себя от какого-то сна, смотрит на Блейна и хмурится. – Никогда не уходи от меня, – шепчет он и на несколько сантиметров придвигается ближе – так, что практически садится Блейну на колени. Тот целует его в кончик носа. – Я никуда и не собирался, – заверяет он Курта, отчаянно желая избавить его от всех кошмаров, от всех страхов. – Тебе от меня никуда не деться. Я буквально прилип к тебе. – Навсегда? – Навсегда. И прямо здесь. – Навсегда прилип на этом диване? – Отличное будущее. – Ммм. Тогда хорошо. Курт кашляет, и Блейн участливо гладит его по спине. – Блейн? – Курт? Они смотрят друг другу в глаза. Взгляд Курта – ураган эмоций. – Я тебе верю. У Блейна в горле внезапно появляется какой-то комок, и он тяжело сглатывает его, пытаясь сдержать собственные слёзы. Блейн убирает с лица Курта несколько прядей, прижимает крепче к своей груди, не зная, что сказать. Не существует таких слов, которые смогут передать всё, что он чувствует, поэтому Блейн и не пытается их подобрать. Вместо этого он сильнее укутывает их в тёплый кокон из одеял и прижимается щекой к взъерошенным волосам Курта. – Попробуй ещё поспать, – шепчет Блейн, но тот уже спит, слегка распахнув губы и глубоко дыша, даже немного похрапывая в неудобной позе. Блейн никогда не расскажет ему об этом, но почему-то считает этот храп милейшим на Земле звуком. Под него он и сам погружается в сон, под бегущие на экране титры думая, что этот момент идеально правильный. Всю ночь они спят на диване. 20 декабря 2019 года. На выздоровление уходит три дня, и Курт, проснувшись, наконец-то чувствует себя человеком. Он открывает глаза, пытается подавить зевок и потягивается. В его волосах – чьи-то руки, нежно ласкают чувствительную кожу головы, большой палец гладит по лбу. – Привет. – Голос Блейна очень тихий, поэтому Курт прищуривается и смотрит. Блейн сидит рядом, на его коленях – книга, а очки для чтения плотно сидят на кончике носа, волосы ещё взъерошены ото сна, зато лицо украшает чудесная улыбка. – Привет, – отвечает Курт и часто моргает, пытаясь окончательно проснуться. Лучики утреннего солнца игриво заглядывают в окно, а болезненная усталость мышц и уже ставшая привычной мигрень больше не беспокоят. – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Блейн и свободной рукой закрывает книгу, потом начинает ласкать спину Курта. Тот театрально заводит ладони за голову и стонет. – Понемногу выздоравливающим, – говорит он с улыбкой, и Блейн выглядит по-настоящему довольным этим фактом, его сияющие глаза привлекают внимание даже сквозь стёкла очков. – Хорошо. Я волновался. Курт изучает его лицо и видит подтверждение этим словам в тёмных кругах под глазами, в тревожных морщинках возле губ. Приподнявшись наполовину, он крепче прижимается к Блейну. – Ты выглядишь в разы хуже, чем я, – бормочет Курт и пытается сохранить спокойный тон, когда прокручивает в памяти все события прошедших дней. Будучи больным и напичканным лекарствами, Курт знал о своём состоянии, но не пытался полностью вникнуть в ситуацию. Он едва мог самостоятельно есть, а передвигаться только бегом в ванную, обниматься с унитазом. Но зато прекрасно помнит, что кушал несколько раз в день, что переходил из гостиной в спальню, помнит прохладное влажное полотенце на лбу и подбадривающие слова. Помнит, как Блейн всё это время был рядом. – Я не мог нормально спать, зная, что ты болен. – Блейн говорит так, словно другого исхода и быть не может. Курт молчит, а Блейн продолжает ласково перебирать его волосы. – Что ты читаешь? – спрашивает он, когда Блейн закрывает книгу и откладывает её вместе с очками на тумбочку. – «Травма: переживая день за днём», – читает тот название и пожимает плечами. – Это для группы. Курт оглядывает обложку. – Можно мне почитать, когда ты закончишь? Блейн слегка удивлён, но кивает. – Да. – Спасибо, – бормочет Курт и пытается обнять его ещё сильнее. Теперь, когда благодаря очкам Блейн может наслаждаться книгами больше двух минут, не рискуя при этом заполучить головную боль, он медленно пробирается сквозь список мотивирующих книг, которые посоветовала Анита из группы поддержки. Курту кажется, что они немного слащавые, но вот Блейн находит успокоение, читая про других таких же людей, которые прошли через подобные трудности, поэтому Курт и сам готов дать этим книгам шанс. – Нужно смерить тебе температуру, чтобы убедиться, – через какое-то время говорит Блейн, прикладывая ладонь ко лбу Курта. – Со мной всё хорошо, – протестует тот, когда Блейн начинает подниматься. Но Курт ещё недостаточно окреп, чтобы физически бороться, поэтому Блейн встаёт с постели. Он разворачивается и целует Курта в щёчку, игнорируя его раздражённое фырканье. – Я вернусь через минуту, ладно? Курт скрещивает руки на груди, когда Блейн идёт к двери, держась рукой за стену для равновесия. Что-то назойливо маячит в мыслях, и Курт хмурится, его уставший мозг пытается это понять. В конечном итоге Курт сдаётся и просто ждёт, слышит, как Блейн шарит на полке в поисках градусника, а потом возвращается в комнату, тихо скрипнув дверью. И только тогда до Курта доходит. – Ты не пользуешься ходунками, – шепчет он, когда Блейн садится на край кровати. Тот лишь слабо улыбается и нажимает кнопку на градуснике. – Ванная не так уж и далеко, – равнодушно объясняет он и вставляет прохладный кончик Курту в ухо. Тот терпеливо ждёт, молчит, держит в себе рвущиеся наружу слова. Блейн никогда не хвалил самого себя – подобное заставляло его чувствовать себя неловко. Поэтому Курт, прикусив язык, сжимает его руку и улыбается, когда Блейн на него смотрит и дарит улыбку в ответ. Потом смотрит на загоревшиеся цифры. – Тридцать семь и одна, – читает он. – Почти здоров. – Возблагодарим за это Господа нашего, – с едва различимым южным акцентом парирует Курт, на что Блейн приподнимает бровь. – А теперь иди сюда. Я только что оставил смертное ложе и жажду объятий своего жениха. Блейн закатывает глаза, но послушно забирается рядом с ним под одеяло. – Ты неисправим, как и Рейчел. Курт притворяется обиженным до глубины души, а потом обхватывает Блейна своими руками и трётся щекой об его плечо. – Знай, что я возмущён подобным сравнением. Блейн усмехается, а Курт ощущает прилив тепла во всём теле. Несмотря на то, как тяжело было в последнее время – споры, счета, болезнь, – Курт не мог вспомнить, когда же последний раз был таким же счастливым, как в прошедшие два месяца. Не мог вспомнить, когда Блейн так много улыбался, так много делал, был самим собой. От осознания этого его сердце словно раздувается от счастья и гордости, заполняет всю грудную клетку, и Курт сильнее обнимает Блейна, целует в шею, колючую от дневной щетины. – Спасибо, – тихо говорит он, наслаждаясь лёгкими поглаживаниями Блейна по спине. – За что? – с удивлением спрашивает тот. – Что заботился обо мне. И что не позволил мне умереть. – Курт пальцем вырисовывает на его груди цветок с растущей вокруг травой и добавляет сверху пушистую пчёлку. – Я могу сказать то же самое и тебе. – Голос Блейна очень нежный, и рука Курта замирает посреди шедевра. – Тогда скажем, что мы квиты, – произносит он и поднимает голову, чтобы посмотреть на Блейна, который, задумавшись, сводит брови. – Из-за твоей трёхдневной… лихорадки? – Я бы попросил. В конце концов, я ведь лежал на смертном одре, – Курт театральным жестом прикладывает руку ко лбу, на что Блейн второй раз закатывает глаза. – Всё дело было в… – Блейн останавливается, подыскивая слова для оставшейся части фразы, – в супе Рейчел. Его целительные силы и спасли тебе жизнь. – Боже мой, – стонет Курт и содрогается от воспоминаний. – Больше никогда не позволяй ей приносить супы. Даже если он подарит мне вечную жизнь, нет, никогда. – Всё было не так уж и плохо, – защищает подругу Блейн. – Кроме того, она помогла мне помочь тебе. Курт вздыхает. – Я теперь всегда буду у неё в долгу, да? – Бывают вещи и похуже, – нежно произносит Блейн и трётся щекой об его макушку. – Но их совсем единицы, – через какое-то время отвечает Курт, на что Блейн смеётся. Потом они молчат, наслаждаясь друг другом, тёплым солнышком и спокойным, ровным сердцебиением друг друга. – Но я и правда тебе очень благодарен. Я ведь хорошо знаю, что в болезни моим угрюмости и грубости нет равных. – Курт вспоминает, как несколько раз начинал плакать от совершенно глупых ситуаций, а Блейн всегда был рядом, гладил его по спине, уверяя, что всё будет хорошо. – Мне было не сложно, – отвечает Блейн. Курт знает, что это чистая правда. Блейн бы что угодно для него сделал, безо всяких возражений. А ещё он знает, что пора бы и позволить ему это. – Как думаешь, сможешь нормально позавтракать? – неожиданно спрашивает Блейн. – Я уже позвонил тебе на работу и попросил ещё день отгула. Курт кусает губу, не в силах понять, откуда такой всплеск эмоций – из-за отступающей болезни или ещё чего. Но он счастлив, видя, как Блейн контролирует ситуацию, берёт бразды правления в свои руки. Обретает уверенность. – Овсянку? – просит он. Блейн кивает и улыбается, будто бы одержал победу, когда Курт не отклонил его предложение. – Как скажешь. С изюмом? – И коричневым сахаром? Блейн театрально вздыхает и качает головой, а потом встаёт и целует Курта в макушку. – Тогда жди здесь. Курт смотрит, как он покидает комнату, откидывается на кучу подушек и делает именно то, что сказал Блейн. Ждёт.