Lovesong verse

7 мая 2018 года. Кофейная чашка выскальзывает из рук Курта, с громким звоном падая на пол. Он смотрит на нее примерно с минуту, наблюдая, как темно-коричневая жидкость быстро растекается по всей поверхности, просачиваясь между бледно-зелеными плитками. Он медленно встает на колени, бережно поднимая осколок холодного битого фарфора. Поднеся его к лицу, Курт оценивает степень ущерба, изучает трещины, образованные прямыми линиями, резко обрывающимися на остром крае. Белый материал кружки выглядит как кость, и Хаммел задумывается, так ли сейчас выглядит череп Блейна? Острые углы и резкие линии разлома, неровные края…. Он снова обращает внимание на пол, оглядывая осколки и зная, что кружку уже никогда не собрать воедино. Слишком много кусочков откололось, их чересчур, как элементов в большом паззле. И кружка теперь вовсе не кружка, а лишь фарфоровые осколки. Курт роняет ее на пол, спиной прислоняясь к кухонному шкафчику, и, закрыв глаза, старается сдержать слезы. Тишина, свободно гуляющая по квартире, кажется абсолютно разрушительной – она словно ледяной рукой схватила парня за горло, едко просочилась через поры невидимой субстанцией, и окончательно оглушила Хаммела. Его дыхание резко обрывается, вырываясь на свободу сдавленными хрипами, и парень не может понять – какого черта он так себя чувствует? Он ведь даже ни о чем толком не думает. Или может он размышляет обо всем и сразу. Курт не может сказать об этом даже самому себе – не теперь. Слезы горьким потоком устремляются вниз по щекам, и его здоровая рука отчаянно сжимается на осколках кофейной чашки, искренне желая дать выход своим эмоциям хоть на чем-то. Кто-то осторожно стучится в дверь, но Хаммел не слышит этого. Он чувствует себя выжатым, сломленным, ему тяжело дышать. Дверь легко приоткрывается, и тишину разрывает чья-то осторожная поступь. Человек нерешительно входит в комнату, а затем, остановившись на пару секунд, ускоряется в направлении Курта. Парень чувствует, как кто-то садится позади него, обнимает его сильными руками за плечи, вовлекая в крепкие объятия. На какой-то короткий промежуток времени Хаммел позволяет себя понадеяться, что это Блейн. Мальчик, в руках которого всегда комфортно и безопасно, который точно знает, как заставить Курта чувствовать себя в разы лучше. Но это не он – это не может быть он – и никогда не сможет. Курт чувствует, как вновь дрожит – сильнее, чем это было прежде, его легкие отказываются сотрудничать и качать так необходимый сейчас воздух, отчего перед глазами все постепенно начинает мутнеть. – Эй, Курт, дыши глубже, хорошо? – глубокий отцовский голос врывается в его плененное горем сознание. Парень хочет подчиниться ему, но тело не слушает своего хозяина, и Хаммел чувствует, как задыхается, и слезы отчаяния мешаются с нарастающей паникой. – Расслабься, Курт, – голос Берта становится увереннее, и теперь эта фраза больше звучит, как приказ, но ладонью он медленно гладит сына по спине, словно успокаивая. – Расслабься и дыши. Курт сосредотачивается на этой просто команде, чувствуя, как опадает в надежном объятии отца, и, уткнувшись лицом в шею родственника, он старается успокоиться. На рубашке Берта расползается темное пятно от слез Хаммела, и парень знает, что давно уже должен почувствовать себя неловко из-за этого, но ничего этого нет. Ему кажется, что сейчас он вообще ничего не может чувствовать. – Все хорошо, Курт, просто дыши, – голос отца мягкий и располагающий, немного убаюкивающий, и Хаммел делает глубокий, рваный вдох. – Я разбил кружку, – бормочет он в его рубашку. – Я сломал ее и теперь не могу починить. Берт сильнее прижимает сына к себе, и его присутствие хорошо сказывается на Курте – ему тепло и спокойнее. – Ничего страшного, парень – это не твоя вина, – говорит Хаммел-старший в ответ, и мальчику кажется, что вся энергия покинула его усталое тело. Ему хочется спать, забыться, отбросить воспоминания последних двух недель – притвориться, будто их никогда не было, и в надежных объятиях отца Курту кажется, что это возможно. Берт осторожно гладит его по руке, вверх-вниз, произнося какие-то слова или даже целые предложения, но Хаммел не слышит его. Через какое-то время он осознает, что отец смещается, а после крепкая рука обхватывает его за спину, и вторая под коленками. С тяжелым стоном Берт встает с места, держа Хаммела на руках как привык когда-то в детстве, когда тот был совсем маленьким мальчиком. К сожалению, сейчас, в свои двадцать пять лет, Курт уже не ребенок, и – хоть он довольно стройный – но далеко не легкий. Хаммел знает, что ему полагается возмутиться и встать, что он не должен заставлять своего отца испытывать такую нагрузку, но он не может - он так сильно устал. Ему кажется, что как только его нога коснется твердой поверхности, он тут же, на месте, свернется калачиком. Поэтому он позволяет отцу позаботиться о нем, перенести через всю площадь небольшой квартирки прямо в спальню, положив на не разобранную постель. «На сторону Блейна», – мелькает у него где-то на границе сознания, и Курт удивляется, почему его сердце не стучит от этого как бешеное. Плач прекратился, и жгучая боль из груди ушла, а голова, словно вылитая из свинца, удобно устроилась на подушке, немного заглушив этим движением оглушающий свист в ушах. – Поспи немного, Курт, – слышит он голос Берта, отмечая, как тяжелое одеяло бережно обнимает его уставшее тело, и понимает, что глаза его медленно закрываются. – Я буду здесь, когда ты проснешься. И Курт, наконец, засыпает. Когда Курт просыпается, все еще сонно мигая, солнце приветливо озаряет всю комнату яркими лучами. Настенные часы уведомляют его, что еще нет полудня, и Хаммел удивляется этому. Он приподнимается на кровати, потирая глаза здоровой рукой, и после, встав с теплого места, переходит в гостиную. Берт сидит на диване и листает один из многочисленных модных журналов Хаммела, абсолютно не вникая в его содержимое. Он тут же встает, как только Курт заходит в помещение. – Привет, приятель. Как себя чувствуешь? – парень пожимает плечами и тяжело опускается на диван. – Хорошо поспал? – на что Хаммел вновь пожимает плечами. Берт садится рядом, а мальчик продолжает безучастно смотреть вперед. – Курт, я понимаю, как тяжело это для тебя, – начинает Хаммел-старший, но сын не подает никаких признаков того, что слышит это, – но ты не можешь так закрываться ото всех. Это нездорово. – Что..., – кашляет Курт, прочищая горло. – Что, если он не… если он не очнется? – Блейн – борец, – отвечает Берт. – И он не сдастся. – А если все-таки да? – и голос парня срывается. – Он не сдастся, – просто повторяет Берт, отчаянно желая поверить в собственные слова. Если Курт находится в таком состоянии, пока Андерсон в коме, то он не мог себе представить, что будет, если тот не очнется. Что случится с Куртом, с самим Бертом и со всей их семьей? Блейн стал словно продолжением Хаммела-младшего, стал полноправным членом их семьи, и мужчина не раздумывал ни секунды, когда брюнет пришел к нему просить благословление. Не было никаких сомнений. Блейн и Курт – самая идеальная пара из всех, что ему когда-либо приходилось видеть, и без Андерсона все просто... сломается, перестанет быть уравновешенным. Больше не будет крепкого плеча, на которое сможет опереться его сын, которое будет поддерживать его в любой промежуток времени, и на свете не существует ничего, что помешало бы Курту развалиться на части, словно кофейная чашка, если Блейна не станет. Даже Берту не удастся собрать и склеить осколки души сына, разлетевшиеся по разным уголкам земли. По иронии судьбы все меняется, когда тишину нарушает резкий звонок. Телефон Курта заливается незнакомой мелодией где-то в глубине комнаты, и парень немедленно подскакивает с места, а его сердце судорожно трепещет от смеси страха и надежды, пульсирующей в каждом нерве с каждым новым аккордом. – Да? – отвечает он, стоя абсолютно неподвижно и слушая невидимого собеседника. Берт встревожено наблюдает за тем, как меняется выражение его лица, как сильно сын сжимает телефон – так, что костяшки пальцев белеют от напряжения. – Спасибо, мы сейчас приедем, – он пытается сохранить спокойствие, и, сбросив звонок, поворачивается к Хаммелу-старшему. – Он очнулся, – выдыхает Курт, и этот звук выходит наполовину со смешком, наполовину с громким всхлипом. – Боже, он жив. Берт никогда в жизни не чувствовал большего облегчения, чем в эту минуту. Дорога до больницы занимает около тридцати пяти минут со всеми пробками и остальными сборами, и все это время Хаммел-младший представляет собой один сплошной комок нервов. У него появляются проблемы с дыханием, но совершенно отличные от тех, что были ранее. Блейн очнулся. Блейн очнулся. Через две недели бесконечных ожиданий, нескончаемых разговоров врачей о том, что чем дольше парень пребывает в коме, тем меньше шансов на его выздоровление, Андерсон доказал им всем, что они не правы. По телефону Хаммелы не получили достаточно информации, удовлетворившись тем, что им все объяснят по прибытии в больницу, и это заставляет желудок Курта сжиматься в узел, истекая потоками обеспокоенности и нервозности, но он отказывает себе в удовольствии полностью отдаться на их милость. До тех пор, пока он не увидит Блейна, парень не собирается предполагать худшее. На данный момент ему достаточно информации о том, что Андерсон в сознании. Они приезжают в больницу и спешат знакомой дорожкой в палату брюнета. Перед дверью их поджидают мать Блейна и медсестра, и Курт старается игнорировать печальное выражение лиц обеих женщин. – Он…, – пытается заглянуть мальчик через узкую щель в палату, но у него ничего не выходит. – Как он? Дженнифер Андерсон вопросительно смотрит на медсестру, и та ей кивает. – Он то приходит в сознание, то снова засыпает, но врачи говорят, что это нормально, учитывая, сколько времени он провел в коме, – объясняет она и останавливается, и ее губы вытягиваются в узкую линию, в то время как Дженнифер делает глубокий вдох через нос. – Когда он очнулся, они провели несколько тестов… он… Её голос обрывается, будто язык женщины прилип к нёбу, и она совершенно не может им пошевелить. Медсестра участливо берет дело в свои руки, когда становится очевидно, что продолжить разговор Дженнифер не сможет, и Курт чувствует, как липкий холодок страха прошелся по всему его телу. – Блейн реагирует на простые команды, но на данном этапе уже очевидно, что у него тяжелое повреждение мозга. Сейчас невозможно сказать, насколько оно тяжелое, поэтому нам придется подождать, пока он снова не очнется. Но в настоящее время все выглядит очень серьезно. Хаммел понимает, что во рту у него пересохло, а язык отказывается подчиняться и формировать слова. До этого они и предполагали повреждение, ведь невозможно пройти через такое и выкарабкаться бодреньким и здоровеньким, но услышать подтверждение этому… равносильно выстрелу прямо в живот. – М-могу я увидеть его? – заставляет себя спросить Курт, мечтая лишь об одном: пройти мимо медсестры, сбежать от ее ужасных слов и увидеть своего жениха. Женщина кивает и грустно улыбается. – Мы попросили его мигать в качестве ответов – один раз значит «да», два – «нет», так что ты сможешь поговорить с ним. Но не расстраивайся, если он не сможет ответить тебе вообще, – инструктирует она его и отходит в сторону, освобождая проход в палату. Дженнифер остается стоять в дверях, но следом за парнем никто не идет, и Хаммел невероятно благодарен им за предоставленную возможность побыть наедине. Кровать Блейна приподнята наполовину, поэтому брюнет полусидит в постели, его лицо спокойное, а глаза закрыты. Курт осторожно садится рядом с ним, протягивая руку вперед, чтобы дотронуться до ладони парня. Веки Андерсона немного дрожат, и парень медленно открывает глаза. Сердце Хаммела совершает невероятный скачок в груди, ведь это первый раз за две недели, когда он смотрит в глаза брюнету. – Блейн, – его имя вырывается у Курта отчаянным всхлипом. Орехового цвета глаза медленно перемещаются на звук его голоса, и Курт встает, передвигается вперед, оказываясь в поле зрения Андерсона. – Привет, – робко произносит он. Наконец-то он здесь, и это момент настал – Хаммел ждал его так долго, что теперь он абсолютно не знает, что делать. Блейн осматривает его лицо, но взгляд парня не фокусируется на чем-то конкретном. Все еще опухшее и покрытое синяками лицо расслаблено, рот слегка приоткрыт, и только едва заметная морщинка на лице выдает его состояние. – С возвращением, – и брюнет медленно моргает в ответ. Курту кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, когда пальцы Андерсона слегка подрагивают – и Хаммел опускает взгляд. – Я переживал, я так боялся, что никогда больше не увижу тебя, – и непослушные слезинки катятся вниз по его щекам, но ему абсолютно наплевать. Все, что имеет значение в данную минуту – это Блейн, и то, что он здесь, действительно с ним. И хоть всё далеко от совершенства, Курт чувствует прилив радости и надежду, зарождающуюся в нем. Вся его жизнь сейчас сосредоточена на этом моменте. Блейн пришел в себя. Это единственное, что Хаммел сейчас воспринимает, единственное, чего он так долго ждал. И когда это произошло, парень уверен, что теперь состояние улучшится – не только Блейна, а всего. Он верит в это, верит больше, чем во что бы то ни было. Веки Андерсона начинают постепенно опускаться вниз, и Курт осторожно целует его в лоб, стараясь не потревожить поврежденные места. – Я люблю тебя, Блейн. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но я слишком долго ждал, чтобы сказать тебе это. Я так сильно тебя люблю. Хаммел остается все еще в нескольких сантиметрах от лица брюнета, не отводя взгляда, стараясь взять от этого мгновения все – мгновения, которое (он надеется) никогда больше не повторится в их жизни. Блейн сонно моргает, но Хаммел уверен – он знает. Даже если брюнет не до конца понимает его, он знает, что Курт любит его. Да, парень абсолютно в этом уверен. – Ты можешь поспать, – говорит он, чувствуя удивительную легкость во всем теле, которой не было последние две недели. – И когда ты проснешься, я буду рядом. Глаза Андерсона закрываются, и его ровное дыхание служит сигналом для Хаммела – парень садится обратно, готовый ждать минуты и часы. Блейн снова очнется. И Курт будет здесь. Он всегда будет рядом. Несмотря ни на что.