Lovesong verse

Вторник Блейн стоит у зеркала, края которого сильно запотели. Утром он тратит больше времени на душ. Частично по той причине, что сегодня они поедут к Куперу на работу, а Блейн знает свою способность чересчур нервничать, когда он много времени сидит без дела. А частично потому что скучает по Курту. Очень сильно. Во всех смыслах. Ему как-то неловко дрочить, зная, что Купер и Лорен в соседней комнате, поэтому он откладывает это на утро. Это занятие до сих пор требует времени — тело реагирует не так быстро, как раньше, — но рано или поздно всё получается. И это главное. Фокусируйся на положительных моментах. Он старается. Блейн проводит пальцами сквозь волосы, пытаясь уложить их во что-то приличное, пристально разглядывает себя в зеркале. После вчерашнего пребывания на солнце кожа чуть потемнела, а на плечах и щеках даже немного сгорела. Он до сих пор слишком худой, но с последними занятиями физической терапией появился намёк на мышцы. Блейн большим пальцем очерчивает небольшой шрам на животе, где несколько месяцев назад была вставлена питательная трубка — постоянное напоминание. Он долгое время стеснялся себя, беспокоился о том, находил ли Курт его по-прежнему привлекательным или же теперь видел в совершенно другом свете. Как человека, о котором нужно постоянно заботиться, как слабого и уязвимого, неспособного позаботиться о себе. Блейн кусает нижнюю губу и улыбается: если Курту даже и не нравится, как Блейн сейчас выглядит, то он ни разу не дал этого понять. Даже наоборот, он несколько раз доказывал, насколько привлекательным его находит. И это было здорово. Хорошо, когда тебя воспринимают вот так, думает Блейн, расправляет плечи и поднимает выше нос. — Ты хорошо выглядишь, — шепчет он своему отражению, пытаясь обрести уверенность в себе. Должно быть, со стороны это кажется смешным, но ему всё равно. Уже очень давно Блейн не чувствовал удовлетворения от собственного отражения в зеркале, но не сейчас. Он кивает себе, поплотнее запахивает халат и выходит из ванной. х х х х Впервые за долгое время Курт встречается с Джанессой, и первым делом кладёт голову на руки перед собой и громко стонет. — Тяжёлый день? — сочувственно спрашивает она и легонько хлопает его по плечу. — Тяжёлая неделя, — отвечает Курт. Половина букв застревает где-то в узком пространстве между лицом, рукой и столом. — Надо выговориться? — предлагает Джанесса. К ним подходит официант. Курт не успевает даже подумать, даже поднять головы, как она заказывает две Кровавые Мэри. Он удивлённо приподнимает бровь. — Ещё нет и четырёх, — напоминает Курт. Она пожимает плечами. — Этот напиток подходит к завтраку. — Ещё нет и четырёх, — снова произносит он. Джанесса улыбается. — Ты давай мне ещё соври, что не собирался прийти домой и распить бутылочку вина в одиночестве, — резонно замечает она. Курт вспоминает, что дома лежит запечатанная бутылка Мерло, которую он купил вчера, и решает: она права. — Я жалок, да? — стонет он и снова бухается головой на стол, наплевав на то, что слишком драматизирует ситуацию. — Немного, — отвечает она, но в словах нет злости. Курт поднимает лицо, смотрит на неё, и в ответ видит лишь сочувствие и понимание. Официант возвращается с заказом, и Курт добавляет ещё салат с куриной грудкой — нужно как-то компенсировать то, что последние несколько дней он питался практически одним мороженым. — Я так понимаю, что не надо спрашивать, как ты справляешься с отсутствием Блейна, — медленно проговаривает она, сразу схватывая быка за рога. Курту больше всего хочется притвориться, что данной проблемы не существует. Он пристально смотрит в свой стакан, делает небольшой глоток, медленно прокатывает напиток по всему языку. — Курт, — мягко произносит Джанесса и сжимает его ладонь. — Ты в порядке? Он качает головой. В горле перехватывает, и Курт с силой стискивает челюсти, стараясь задвинуть непрошеный наплыв эмоций на задний план. Когда это он успел превратиться в существо, сбиваемое с толку простым вопросом? — Я не знаю, что делать, — тихо признаётся он и умоляюще смотрит на Джанессу, надеясь, что хоть у кого-то есть для него ответ. Она терпеливо ждёт продолжения, сильнее сжимая его руку. — Я чувствую... — Курт замолкает, сглатывает, думает. Что он чувствует? Слова разлетаются, как мотыльки, а мозг не в силах преобразовать столь сильные эмоции во что-то понятное, что-то со смыслом, что-то значимое. — Я чувствую себя так, будто меня выбросило за борт, — говорит, наконец, он и пристально смотрит на капельки конденсата, стекающие по стенке стакана. — Бред, конечно, но мне кажется, будто Блейн... он просто... он так много делает, он возвращает свою жизнь, а я... Я застрял. — Застрял где? — задаёт вопрос Джанесса и заводит выбившуюся прядь волос за ухо. Курт вздыхает и какое-то время думает. — Я не могу не думать о той ночи, — признаётся он и смотрит на Джанессу. — Когда всё случилось. И это глупо, потому что раньше так не было, я думал об этом раньше, но... — Вдох. Выдох. — Но не так. — Курт... — начинает Джанесса, но Курт опускает взгляд, чувствуя, как лицо наливается предательским стыдливым румянцем. — Разве время не должно лечить? — спрашивает он, взмахнув рукой. — Плохое должно забываться и всё в этом роде. — К сожалению, обычно самые сильные и болезненные эмоции любят задержаться в голове подольше, — говорит Джанесса. Разговор прерывается с появлением официанта, аккуратно несущего их тарелки. Они благодарят его, хотя ни у одного из них нет желания есть. Курт ковыряет вилкой салат, а Джанесса печально смотрит на гамбургер. — Я думаю, что ты должен об этом с кем-нибудь поговорить, — вскоре высказывается она. — Имеется в виду, с профессионалом. — Я к нему хожу, — отвечает Курт, рассеянно ковыряя салат, но живот как будто залит свинцом. — Посещаю психотерапевта раз в месяц, но... — он пожимает плечами. — Думаю, что об этом мы просто ещё не говорили. — Мне кажется, это отличная идея, — улыбается Джанесса. — Ты не должен так себя чувствовать. — Спасибо, — шепчет Курт. — С отъездом Блейна всё гораздо сложнее. Я начинаю понимать, что больше ему не нужен — в смысле, не нужен как раньше, и поэтому я чувствую себя каким-то потерянным. — Ну что я могу сказать, — отвечает Джанесса и сжимает его ладонь. — Я точно знаю, что у тебя есть друзья, которые готовы помочь тебе снова стать самим собой. Курт улыбается ей, и на этот раз по-настоящему, потому что она права. Оказывается, ему было просто забыть, сколько близких людей его окружают, когда он сосредоточился на одной задаче, когда годами оставался дома с Блейном, практически не покидая четырёх стен, всегда отклоняя предложения, ведь никак не мог оставить Блейна одного. Курт забыл, как много людей готовы поддержать его, выслушать, если нужно, помочь по первому зову. Вспомнить всё — это потрясающе. — Спасибо тебе, Джанесса, — говорит Курт и берет в руки стакан с Кровавой Мэри. — Для меня этого много значит. — Всё что угодно для моего бро, — с серьёзным лицом отвечает она, на что Курт стонет. — Я отказываюсь с тобой общаться до тех пор, пока ты не перестанешь меня так называть, — грозно смотрит он на неё. Джанесса показывает ему язык, и от этого Курту становится немного легче, он даже по-настоящему улыбается. — Ты подавляешь своего ВР, — говорит Джанесса, приподнимая бровь. — Кого? — хмурится Курт. — Твоего ВР. Внутреннего ребёнка. — Мой ВР в полном порядке, спасибо большое, — говорит Курт и выпрямляется. — Он прекрасно себя чувствует и дышит полной грудью. — Да ладно? Курт резко кивает. — Ага. Он любит мороженое, чизкейки, любит смотреть Пиксаровские мультфильмы днями напролёт. А ещё вино. Много вина. Джанесса фыркает. — Больше похоже на внутреннего подростка. — А у тебя как дела? — внезапно меняет тему Курт и начинает жадно поглощать свой салат. Джанесса меняется в лице и наклоняется вперёд, играется с застёжкой на сумочке, но всё же достаёт оттуда конверт и протягивает Курту. Тот застывает с широко открытым ртом, понимая, что это такое. — Твоя свадьба, Боже мой, а я совершенно об этом забыл. Я ужасный человек, — бормочет он и достаёт приглашение, украшенное зелёной лентой. — Курт — предостерегающе начинает Джанесса. — Забывать что-то — это нормально. Особенно если учесть, через что ты прошёл за последние несколько лет. А теперь я тебе напоминаю, что ты в деле и должен отправиться со мной искать свадебное платье. Курт несколько раз моргает, прокручивая в голове сказанное Джанессой, после чего громко вскрикивает да!. — Боже мой, ну конечно же, я польщён… — он откидывается на спинку стула и оценивающе оглядывает свою собеседницу. — Тебе нужно платье трапециевидного силуэта, может, с небольшим кружевом по воротнику, хотя с твоей талией будет идеально смотреться платье с юбкой-годе. — Кут щурится, а потом несколько раз воодушевлённо кивает, съедает ещё ложку салата. Джанесса краснеет, но в глазах горит восторженный огонёк. — Вообще-то у меня ограниченный бюджет. Курт вздыхает. — Красота не имеет цены. — Ещё как имеет, если у тебя два кредита на образование, — весело напоминает Джанесса. Курт улыбается. — Спасибо тебе. — В этой благодарности много больше, чем просто свадебное платье, и Джанесса наклоняется вперёд, осторожно стукает его по носу. — Всегда пожалуйста. А потом откидывается назад, берет картошку фри и окунает в кетчуп. — Ну так на чём мы остановились? Ты, кажется, рассказывал, какая я красивая. — Разве? — смеётся Курт, но достаёт ежедневник, который всегда лежит в сумке. Оставшееся время они обсуждают свадьбу и делают пометки, и впервые за прошедшую неделю у Курта на душе становится легче. х х х х Блейн всё время ёрзает на переднем сидении и, сжимая в руках стаканчик из Старбакса, думает, что дополнительный кофе — это плохая идея. Купер периодически смотрит на него, но ничего не говорит. Блейн смотрит в окно на мелькающий Лос-Анджелес, и его это вполне устраивает. Они останавливаются на парковке. Блейн с силой сжимает в руке трость и больше всего на свете желает, чтобы у него её не было — не сейчас, когда на носу встреча со всеми людьми, которых Купер знает, с которыми работает, дружит, которые вероятно знают про него всё… А трость лишь делает его недуг более заметным, заставляет чувствовать к нему жалость. — Блейн? — проникает в мысли голос Купера. Блейн резко поворачивает голову и смотрит на брата. — Выглядишь каким-то напряжённым. Блейн прерывисто смеётся. Все его конечности дрожат и словно вибрируют, и Блейн и в самом деле чувствует, что последний стакан кофе был лишним. Ему кажется, что он готов выпрыгнуть из собственной кожи. — Я просто немного нервничаю. — Я постараюсь побыстрее, хорошо? Мне нужно на примерку, а потом поедем дальше, договорились? Блейн кивает. Он ведёт себя как-то глупо, потому что это всего лишь рабочее место Купера, съёмки начнутся только на следующей неделе, а потому народа здесь не так уж и много. Как Блейн вообще надеется выйти на работу, если даже боится ненадолго оказаться в месте, куда, скорее всего, больше не вернётся? Представь, что это репетиция, говорит себе Блейн, а потом фокусируется на твёрдом асфальте под ногами, на каждом вдохе, на той уверенности, что была в нём ещё утром. Купер ведёт его к большому ангару, и Блейн с интересом осматривает съёмочную площадку с несколькими комнатами, которые Блейн уже видел в паре эпизодов, ненастоящий сад. Они идут дальше, и Блейн видит больничную палату, в которой персонаж Купера проводит большую часть времени. Он легко смеётся, потому что подмечает несколько неточностей, и даже то, что его печальный опыт позволяет отличить правду от подделки, не расстраивает, скорее, забавляет. Купер приподнимает бровь и вопросительно на него смотрит, но Блейн молчит, зная, как сильно Купер гордится своим сериалом, как вовлечён он в процесс. Нет, он не будет ничего критиковать, лучше потом посмеётся вместе с Куртом. По площадке ходят люди. Нескольких Блейн узнаёт, а других — нет. Вероятно, они работают по другую сторону экрана, потому что идут по помещению так, будто знают его наизусть, оглядывают детали критическим взглядом, постоянно делают какие-то пометки или что-то меняют. Купер просит Блейна подождать возле примерочной и обещает вернуться побыстрее. Блейн садится на скамью около двери и начинает пристукивать пальцами по коленям, неловко себя ощущая в незнакомом месте. Он наблюдает за суетящимися людьми, некоторые ему кивают, но не останавливаются поболтать. Съёмки начнутся через неделю, а потому все ужасно заняты, и Блейн это понимает. Даже у мыльных опер есть стандарты, которых нужно придерживаться. Он подумывает о том, чтобы написать Курту. Сегодня они ещё не говорили, но что-то его сдерживает. Расстояние должно пойти им на пользу, так ведь? Возможность ощутить личное пространство, побыть немного врозь, освободить Курту время для себя. Блейн размышляет о том, что же это значит на самом деле. Быть порознь. Все его восстановления, новые знания и старые, которые пришлось вспоминать заново — это всё из-за Курта. Благодаря Курту. Что бы Блейн ни делал, Курт всегда был в его мыслях, и теперь ему кажется, что сделать что-то только для себя — это тоже нормально. И Курту тоже нужно думать о себе. Блейну кажется… — Что это? — прерывает его размышления чей-то голос. Блейн слегка подпрыгивает и видит совсем рядом детей — маленькую девочку и мальчика чуть постарше. Мальчик указывает на трость, и Блейн инстинктивно крепче сжимает полированное дерево. — Это трость, — отвечает он и оглядывается в поисках человека, который должен следить за детьми. — А зачем тебе трость? — вновь заинтересованно спрашивает мальчик. Блейн хмурится, слегка мешкает. — Чтобы помочь мне, эм… сохранять равновесие. — Клёво. Ты один из начальников? У Блейна голова идёт кругом от стольких вопросов. — Не-а. Я не начальник, — признаётся он, и девочка, которой дашь от силы лет пять, благоговейно смотрит на своего спутника. — Хочешь посмотреть на нашу крепость? — снова спрашивает мальчик. Блейн пожимает плечами и смотрит на дверь, за которой Купер занимается своими делами. — С удовольствием, — соглашается он. Почему бы и нет. Девочка радостно вскрикивает и протягивает ему руку. Блейн встаёт, опирается одной рукой на трость, а вторую протягивает девочке в ответ. — Как тебя зовут? — спрашивает её Блейн. Девочка ведёт его в угол комнаты, которую он раньше не замечал. Мальчик поворачивается к нему. — Она глухая. Её зовут Анабелль. Ох. Блейн смотрит на её маленькую ладошку, крепко сжимает, и Анабэлль улыбается ему. Мальчик говорит ей что-то жестами, на что она хихикает. — А меня зовут Тристан, — представляется он Блейну, кивает, от чего локон густых волос падает ему на глаза. — Очень приятно познакомиться с тобой, Тристан. Я Блейн. — Это клёво. Мне девять. Ане четыре. Мы над этим работали очень долго, так что это вроде как наш секрет, — пожимая плечами, произносит Тристан с хвастливой небрежностью, а которую способны только дети. — Я никому не скажу, — обещает Блейн и хмурится, пытаясь найти слово. — Обещаю. — Хорошо, — кивает Тристан и ведёт их дальше. Одеяла, придерживаемые стульями, прикреплены к краю ненастоящего окна, и Блейну приходится встать на колени и ползти за Аной и Тристаном внутрь. — Ух ты, — говорит он и прижимает колени к груди, чтобы не занимать много места. — Здесь здорово. — Спасибо, — гордо кивает Тристан. — Мы со вчерашнего дня её строили. Блейн понимающе кивает. Анабэлль говорит что-то на языке жестов, а Тристан раздражённо ей отвечает. — Она хочет посидеть у тебя на коленях, — ворчливо докладывает Тристан и вытаскивает на свет пачку Доритос, спрятанную за одним из одеял. — Ох, — удивлённо выдыхает Блейн. — Конечно. — Он опускает ноги, и Ана садится в образовавшийся полукруг, касается его лица и смеётся. — Вы родственники? — спрашивает Блейн. —Ага, — глухо отвечает мальчик, громко похрустывая чипсами. — Наша мама здесь работает. Она делает костюмы. — Мой, эм, брат — актёр, — признаётся Блейн и слегка покачивает девочку, сидящую на колене. — Его зовут Купер. Тристан прищуривается и с любопытством на него смотрит. — Мама говорила мне, что с братом Купера произошёл несчастный случай, — с вызовом произносит Тристан. — И поэтому Купер постоянно уходил с работы. Блейн не знает, что сказать; он шокирован, а ещё чувствует себя за это дураком, ведь его жизнь не заканчивается Куртом, Купером и родителями. Он слышал сплетни от своих коллег, знал, что происходит у Курта на работе. Просто это задевает его больше, чем Блейн мог себе представить. Он и не думал услышать о себе такие слова, сказанные девятилетним мальчиком в крепости из одеял. — Да, это я, — ровным голосом отвечает Блейн. Тристан наклоняет голову и смахивает с лица волосы. — Не так-то уж и плохо ты выглядишь, — продолжает он. — Моя мама говорила, что ты инвалид. Ей всегда было жалко тебя и твою семью. Блейн раздумывает, постукивает пальцами по коленке Аны. На ней толстые белые колготки, запачканные от постоянного ползанья по полу, а на подбородке — царапина. — Сейчас мне уже лучше, — признаётся Блейн и играет с пальцами Аны. — Раньше было хуже. — Поэтому у тебя трость? — снова спрашивает мальчик, забыв напрочь о своих чипсах. Блейн кивает. — Мне бы тоже хотелось иметь такую, — восхищённо говорит Тристан. — Внутри был бы спрятан меч, и тогда я бы мог сражаться с плохими ребятами. Блейн смеётся. — Отличная идея. — А ты всегда можешь бить людей своей тростью по голове, — предлагает Тристан. — А если я… — Блейн сглатывает, — если я хочу быть добрым к людям? — Ну… — медленно кивает Тристан. — Можешь и так поступить. Хочешь поиграть? Они играют в Рыбу. Тристан переводит для Анабэлль, а Блейн разрешает ей подглядывать в свои карты, потому что Тристан и сам несколько раз нарушает правила. Но ему всё равно. Блейну весело; ему давно не было так хорошо. Наряду с чипсами, которыми поделились дети, где-то внутри оседает ноющая боль. Блейн понимает, что скучает по своим ученикам, скучает по детям, которые умеют свободно и беззаботно смеяться, которые с интересом готовы учиться чему-то новому, стоит лишь нестандартно преподнести материал. Он скучает по работе учителем, и от мысли о дальнейшем прозябании дома что-то внутри неприятно скручивается. И Блейн даёт себе обещание. Он уже говорил с директором школы о возвращении, хотел работать осенью по половине дня вместе с учителем, которого наняли в его отсутствие, но весной произошёл кризис, и вернуться не удалось. На этот раз он не позволит ничему остановить его. Блейн не позволит этой страшной болезни ограничивать его в жизни и диктовать свои правила. — Блейн? — прорывается сквозь мысли голос Тристана. — Твоя очередь. Он извиняется, просит бубновую даму, хоть и знает, что у Тристана такой нет. Они играют ещё какое-то время. Тристан рассказывает ему про школу, что ему нравится играть в баскетбол, что у его лучшего друга Пола есть игровая консоль X-box и Плэйстэйшн. Блейну очень интересно, но он начинает подумывать, что пора бы выбраться наружу и вернуться, дабы Купер не стал беспокоиться о его исчезновении. Вдруг за пределами крепости звучит звонкое: — Тук-тук. Лицо Купера появляется между одеялами. Завидев Блейна, он улыбается. Блейн рад его видеть, хоть и чувствует себя немного глуповато, сидя в крепости из одеял с девочкой на коленке в окружении карт и чипсов. — Привет, Купер, — приветствует он его. — Завёл новых друзей? — спрашивает Купер и, забираясь внутрь, ерошит волосы на голове Анабэлль. — Мы решили, что ты здесь, когда не смогли найти тебя около примерочной. Тристана нисколько не огорчает новость, что местоположение крепости известно всем. Вместо этого он протягивает Куперу карты. — Хочешь поиграть? — С удовольствием, приятель, но у нас с Блейном уже запланирован обед, — говорит Купер. Тристан расстраивается, но пожимает плечами. — Но он здесь ещё на несколько дней, так почему бы вам не приехать в гости на выходные, и тогда мы сможем поиграть все вместе? — предлагает Купер. Блейн понимает, что с удовольствием будет ждать этих минут. — Хорошо, — соглашается Тристан и откладывает карты в кучу. Они все вместе выползают из крепости. У Блейна затекли ноги, из-за чего приходится опираться на трость сильнее, чем хотелось бы. Снаружи их ждёт женщина. Она небольшого роста и с длинными тёмными волосами, как у Тристана. — Вы, должно быть, Блейн, — говорит она и протягивает руку. — Меня зовут Лиза, и эти негодники — мои. Блейн принимает рукопожатие, а Лиза делает шаг вперёд и слегка его приобнимает. — Очень приятно познакомиться, — отвечает он. — Это она трудится над тем, чтобы я выглядел хорошо, — объясняет Купер, широко улыбаясь. — Работа сложная, но кто-то должен это делать, — с преувеличенным вздохом говорит она. Блейн смеётся и старается незаметно потрясти ногой, чтобы восстановить кровоснабжение. — Я безумно рада, что вы смогли сюда добраться. Купер постоянно о вас говорит. Купер краснеет, и Блейн чувствует, что его щёки тоже заливает краска. Он смущён и не знает, что сказать. В итоге говорит простое «спасибо» и смотрит на брата. — Нам пора, — говорит тот. Блейн облегчённо вздыхает. — Было приятно познакомиться, — снова произносит Блейн и кивает Лизе, а потом поворачивается к детям. — Спасибо, что позволили мне, эм, спрятаться в своей крепости. Тристан пожимает плечами — должно быть, это его любимое телодвижение. — Нет проблем. Блейн обнимает Анабэлль, а потом идёт за Купером к выходу, чувствуя себя значительно лучше. х х х х — Ну так что… — произносит Купер и многозначительно смотрит на Блейна поверх гамбургера. — Ты прекрасно справился с детьми. Блейн жуёт картошку фри и наблюдает за каплей конденсата, стекающей по стакану с Кока-Колой. Они остановились в любимом ресторане Купера, чтобы пообедать. Ну как в ресторане — это скорее старомодная забегаловка в здании, похожем на хромированную коробку, с безвкусными ярко-розовыми сидениями и громкой музыкой пятидесятых, льющейся из колонок на стенах. — Им легко угодить, — объясняет Блейн и макает картошку в кетчуп. — Мне всего лишь нужно было слушать и, эм… и кивать. Купер хмыкает с улыбкой на лице. Блейн знает: жди беды. — Я снова почувствовал, что хочу… — Блейн тыкает вилкой в гамбургер. Он так хорошо весь день справлялся, говорил почти чётко и без остановок, а теперь слова словно наваливались друг на друга, замедляя ход всей колонны, и заставляли Блейна наводить порядок. — Учить. Снова. Что хочу снова учить. Вот, сказал. — И ты отлично с этим справишься, — уверенно заявляет Купер и подталкивает стакан с молочным коктейлем к нему поближе. — Ты очень естественно ведёшь себя с детьми. Они будут рады, когда ты вернёшься, — говорит Купер и останавливается, раздумывает. — Кроме того, ты всегда сможешь задобрить их конфетами, и они будут обожать тебя ещё больше, несмотря ни на что. Не забывай при этом указывать пальцем и кричать с разными интервалами. Дети это обожают. Блейн приподнимает бровь и смотрит на брата, думает, не потому ли Куперу не так хорошо удавалось ладить с детьми. — Я переживаю, но думаю, что готов. Блейн уверенно кивает и хватает коктейль, пропускает его в себя с остатками картошки фри. Купер ест гамбургер и смотрит на него так пристально, что Блейну становится неудобно. — Кстати о детях, — через пару минут говорит Купер и кладёт гамбургер на тарелку с осторожностью мартышки. — Мой дорогой младший брат. Наша мать — женщина, что нас так бескорыстно родила, — звонила мне на прошлой неделе и жаловалась, что по её подсчётам к этому времени у меня уже должны быть маленькие отпрыски, но ей почему-то до сих пор приходится покупать забавные свитеры для своих котов. У Блейна во рту сохнет, а горло, кажется, распухает, и продолжать приём пищи уже бесполезно. — Мы с Лорен решили, что продолжение рода — дело очень грязное, а нам слишком нравится наша тихая и размеренная жизнь без громких криков и вонючих памперсов, но маме я сказал, что нужно и дальше надеяться. Возможно — гипотетически — вы с Куртом решите создать двух миниатюрных человечков. Блейн молчит, и Купер слегка пинает его ногой под столом. — Ну так что? Планы, о которых ты мне ещё не рассказал? Племянницы или племянники на повестке будущего? — Я, эм… — Блейн кашляет, прочищает горло. — Мы об этом не совсем… ну, знаешь. Не говорили. — Серьёзно? — удивляется Купер. — Постой-ка, за десять лет совместной жизни вы ни разу не говорили о детях? — Говорили тогда, — отвечает Блейн и чувствует, что краснеет. — Но не с тех пор, как… Сам понимаешь. Я подумал, что этот вопрос, — Блейн пожимает плечами, — уже не актуален. Подходит официантка, и Купер с широкой улыбкой протягивает ей кредитку. — Почему нет? Ты будешь отличным отцом, Блейн. Все это видят. Блейн сухо и натужно смеётся. — Ты похоже туго соображаешь. Купер выглядит оскорблённым. Блейн качает головой. — Я о себе-то позаботиться не могу. Как же… — он останавливается. Слова теряются, как и всегда, когда внутри начинает кипеть раздражение. — Ты меня почти одурачил, — говорит Купер. — Потому что с самого твоего приезда ты отлично за собой следишь. Блейн, стиснув челюсть, тупо смотрит на поверхность стола. — Я не хотел тебя бесить, — извиняющимся тоном произносит Купер. — Но мне кажется, что ты слишком самокритичен. — Давай сменим тему, — сквозь зубы процеживает Блейн, впиваясь кончиками пальцев в джинсы. — Хорошо, — кивает Купер и забирает у подошедшей официантки чек. Она быстро удаляется, словно видит, что прерывает нечто очень важное. — Можем об этом больше не говорить. Блейн выдыхает. Он чувствует себя болваном за такую реакцию, но поднимать эту тему — словно давить пальцем на расплывшийся, совсем свежий синяк, и посылать по всему телу болевые импульсы. Они покидают ресторан и едут домой в тишине, хотя периодически Купер пытается вернуть улыбку на лицо Блейна саркастическими комментариями. Когда они приезжают на место, Блейн глубоко вдыхает, закрывает глаза и пытается отгородиться от всего. Он представляет, что боль — это небольшой сверкающий шарик, который Блейн кидает в небо и продолжает двигаться дальше. — Пошли в книжный, о котором ты мне рассказывал? — спрашивает он и изо всех сил пытается улыбнуться. Купер радостно кивает, когда понимает, что Блейн на него вроде как не злится. — Да, конечно, — соглашается он, слегка похлопывает брата по плечу, а потом включает заднюю передачу. Среда От Блейна [10:32]: скучаю по тому, как просыпаюсь рядом с тобой Курт улыбается и проводит пальцем по сообщению, появившемуся на экране. Он трясёт ногой; нервозность растекается по телу с каждым биением сердца. — Курт? Он быстро встаёт, покидает приёмную и следует за секретарём в другое помещение, в более уютный офис, где занимает привычное место: большое удобное кресло рядом с диваном. Этот самый диван ему не нравится, есть в нём что-то… больничное. При виде него Курт думает, будто он и в самом деле псих, хотя на самом деле он пришёл сюда для более… нормального разговора. С человеком, который всегда задаёт много вопросов. — Как вы себя чувствуете сегодня, Курт? — спрашивает его психотерапевт, Шанти, и удобно устраивается на стуле напротив, положив на колени блокнот. — Нормально, — отвечает Курт. Он сидит прямо, высоко подняв голову. К ней Курт начал ходить довольно-таки давно, по настоянию Блейна, который серьёзно забеспокоился после панической атаки, случившейся на фейерверках. Он ходит к ней раз в месяц, но не говорит открыто, не всегда честно, только лишь с вежливой улыбкой и кивком слушает советы по восстановлению после тяжёлых эмоциональных травм и уходит, больше никогда о них не вспоминая. — Вы сегодня напряжены, — замечает она, покручивая пальцами ручку. — Сильнее, чем обычно. Курт опускает взгляд на свои руки, которые сжимает до побелевших костяшек, и глубоко выдыхает, заставляет себя хоть немного расслабиться. — Сделать вам чай? — спрашивает Шанти, на что Курт кивает, зажимает губу между зубами и смотрит за ней. Она подходит к чайнику, стоящему на столе в углу комнаты. При первой встрече Шанти объяснила, что каждому клиенту предлагает чай, потому что он помогает сфокусировать внимание на чём-то ещё, и Курт задумывается над тем, сколько же чая она выпивает каждый день. — Выспались? — задаёт она вопрос и поворачивается, смотрит на Курта, который всё сильнее заставляет себя расслабиться. — Блейн уехал, — спешно проговаривает он, когда Шанти ставит рядом с ним чашку. Слова будто бы живут своей жизнью, бегут вперёд, словно Курт больше не может их сдерживать. — В прошлую пятницу он уехал к своему брату в Лос-Анджелес. Шанти медленно кивает и занимает своё прежнее место. — Когда он возвращается? — В понедельник, — отвечает Курт, наблюдая за тонкой струйкой пара над чашкой. — Это достаточно долго, — говорит Шанти, что-то записывает и заводит ручку за ухо. — Полагаю, к этому нелегко привыкнуть. Курт снова трясёт ногой. — Мои друзья посоветовали поговорить об этом с вами. — Он смотрит на какую-то точку на ковре, не совсем принимая её во внимание, чувствует, как сильно бьётся сердце, задумывается, почему так трудно произносить это вслух, почему слова скатываются бесформенным комком по языку. Он снова вдыхает. — Думаю, что я не… я не слишком хорошо с этим справляюсь. Шанти кивает и слегка наклоняет голову. — Как именно? Курт моргает, сглатывает, думает. — Я… — Горло словно сдавливает невидимая рука. Курт прокашливается и пробует снова. — Полагаю, я всегда думал, что как только Блейну станет лучше, всё сразу придёт в норму и вернётся на свои места, но… — Он ёжится и неудобно ёрзает в кресле. — Это не отвечает вашим ожиданиям? — спрашивает она и заправляет тёмный локон волос на ухо. Курт качает головой, сомневаясь, что сможет и дальше говорить с застрявшим в горле комком. — Давайте попробуем так: вы расскажете о ваших ожиданиях, а дальше будем отталкиваться от этого. Договорились? Она говорит очень мягко. Курту нравится, что она всегда заручается его согласием, что он готов следовать её предложениям, что он знает о направлении разговора, а потому может излагать мысли, имеющие смысл. Он кивает, делает небольшой глоток чая и старается привести сумятицу в голове в порядок. — Думаю, я ждал, что всё вернётся на круги своя. Что в конечном итоге мы сможем… жить дальше, будто ничего и не произошло. Что мы легко вернёмся к прошлой жизни. — Курт горько смеётся. — Очень глупое предположение, не правда ли? Шанти качает головой. — Это вовсе не глупо. После пережитого, это вполне нормально — хотеть вернуться в то время, когда было проще, когда настоящее не преподносило печальных сюрпризов. Курт на мгновение поднимает голову и встречается с её взглядом. — Думаю, я просто… я ждал, что со временем мне будет лучше. Не хуже. — Что заставляет вас думать, будто вам становится хуже? — спрашивает она и делает несколько заметок в блокноте. — У меня продолжаются эти… приступы? Когда я не могу дышать, а в голове лишь мысли о той ночи, и мне безумно хочется, чтобы всё прекратилось. — Голос слегка дрожит, а в уголках глаз скапливается влага, и Курт сильнее вжимается пальцами в обивку кресла. — Мне всё напоминает об этом, и раньше как-то получалось это игнорировать, с Блейном, но… — он выдыхает, часто моргает, стараясь не заплакать, фокусируется на этой мысли, заставляет себя не плакать, только не так, Боже, это унизительно, да почему же у него ничего не получается… — Курт? — Он резко перестаёт думать и смотрит на Шанти, которая одаривает его беспокойным взглядом. — Прошу прощения, — бормочет он. Курт чувствует себя жалким от того, что сидит и плачет перед психотерапевтом, к которому вообще идти не хотел. — Курт, я хочу задать вам вопрос. Он очень откровенный, но нам важно обсудить его до того, как двигаться дальше, — говорит она спокойным голосом и Курт, шмыгнув носом, кивает. — Чувствуете ли вы себя в безопасности? — говорит она. Курт не понимает, медленно моргает. — Хотели бы вы или планируете ли причинить себе вред? — Ох, — удивлённо выдыхает Курт. — Нет, я… нет. Я не хочу покончить жизнь самоубийством, если вы об этом. Шанти кивает. — Расскажете ли вы мне или кому-то из своих близких, если подобные мысли возникнут? Мне бы не хотелось, чтобы с вами что-то случилось. — Обязательно, — клянётся Курт, уставившись на колени. — Я не хочу умирать, мне просто хочется… чтобы это прекратились. Не хочу чувствовать себя так. — Как? — осторожно подталкивает его к признанию Шанти. — Будто бы я тону, — шепчет он. Пара тихих минут пролетает незаметно, и Курт делает глоток чая. — Чувствую себя так, будто… я же должен радоваться тому, что Блейну лучше, так? — Шанти не кивает, не качает головой, а терпеливо ждёт продолжения. — Но мне кажется, словно это меня зажимает в тиски. Я так много вложил в его восстановление, потратил столько времени и сил, я делал для него всё. Знаете ли вы, каково это — кормить своего жениха через трубку, ведь если он будет есть нормальную еду, то умрёт? Я выстроил всю свою жизнь так, чтобы заботиться о нём, я кормил его, одевал и, Боже, я даже задницу ему подтирал, а теперь… — он пожимает плечами. — Вы чувствуете, что больше не нужны ему так, как раньше? — спрашивает она. Курт утвердительно кивает, кончиком пальца проводит по краю кружки, подхватывая ускользнувшую чайную каплю. — Но мне он нужен, — признаётся Курт дрожащим голосом. — С тех пор, как он уехал в Лос-Анджелес, мне кажется… — одинокая слеза всё же срывается и катится вниз. Курт сухо смеётся. — Мне кажется, что я всё время реву. Что моя жизнь разваливается на части. Шанти молчит, и Курт благодарно приветствует эту тишину — ему нужно немного времени, чтобы собрать себя в кучу, чтобы насухо вытереть щёки. — Вы строили свой день вокруг Блейна, — говорит она, и Курт жалко шмыгает носом. — Мне кажется, я больше не понимаю, как быть собой, знаете, — признаётся он, устремляет взгляд в пол и потрясывает ногой. — Думаю, что я нервничаю или боюсь или ещё что-то, потому что… — он смущённо прерывается, задумывается, так ли Блейн себя чувствует, когда не может подобрать слов, ведь в голове роятся сотни мыслей, а подобрать ниточку к нужной необычайно сложно. — Блейну с каждым днём становится всё лучше, и я счастлив, правда, я ведь именно этого и хотел, но… мне кажется, в течение этих двух лет я где-то потерял себя. — Во рту пересыхает, горло сжимается всё сильнее. — Я просто снова хочу стать собой. Шанти понимающе кивает. — Вам было проще концентрировать внимание на нуждах Блейна, нежели на своих собственных, — подытоживает она. Курт соглашается. — А с Блейном вы об этом говорили? — Нет! — быстро отвечает Курт. — Нет, я знаю, что он будет чувствовать себя виноватым и… Он и так себя за многое винит. — Хорошо, — произносит Шанти и записывает что-то ещё. — Мы уже многое прояснили, и сейчас мне бы хотелось вернуться к разговору о том, что иногда вы испытываете проблемы с дыханием и мыслительным процессом. Мы можем продолжить? — спрашивает она, и Курт кивает. Они общаются, и на этот раз Курту удаётся избежать неадекватной реакции. Он внимательно слушает, когда она рассказывает о тревожных сигналах, о ранних стадиях депрессии, как предотвратить возникновение панической атаки. Они обсуждают возможную поддержку помимо Блейна, с кем Курт может поговорить, что сделать и куда пойти, если вдруг снова почувствует опасные симптомы. Впервые за долгое время Курт чувствует себя немного лучше. Словно бы он по-настоящему контролирует ситуацию. — Мне бы хотелось, чтобы вы начали вести дневник, куда будете записывать эти симптомы, — произносит Шанти и снова заправляет ручку за ухо. — Это поможет нам прояснить, какие ситуации вызывают срывы и панические атаки, а также решить, как в вашем случае с ними работать. Договорились? Курт кивает, проводит кончиком большого пальца по обивке кресла. Нервничает. — Ещё я думаю, что с вашими симптомами и регулярными приступами было бы неплохо заручиться поддержкой лекарственных препаратов, — медленно подводит его к сути предложения Шанти. — Лично я не могу выписать рецепт, но могу порекомендовать доктора, с которым часто сотрудничаю. Он сможет обсудить с вами все вопросы, касаемо лекарств, а также прописать самые лучшие, исходя из вашей ситуации. Как вы на это смотрите? Курт моргает, пытаясь осмыслить услышанное. Он раньше никогда не пил таблетки, только Тайленол и витамины, которые забывал принимать регулярно, а потому предложенное заставляет его нервничать. Как будто с ним действительно что-то не так. Словно бы он до такой степени псих, что даже его психотерапевт думает, что кроме её помощи нужно что-то посерьёзнее. Да ладно, как будто бы он этого не знает. — Не нужно принимать решение прямо сейчас, но я предоставлю вам всю контактную информацию перед уходом, чтобы вы могли подумать, хорошо? — Хорошо. — В горле пересохло, а в глазах будто песок. Они расходятся. Курт не знает, что ещё сказать. Он выжат, как лимон, особенно после того, как согласился ходить на сеансы каждую неделю. Он записывается у секретаря на встречу через несколько дней, крепко сжимает листочек с номером доктора, снова обещает Шанти, что будет себя беречь, что обратиться за помощью, если вдруг это потребуется. Всё это суета — а ему сейчас больше всего хочется оказаться на свежем воздухе. На парковке Курт глубоко вдыхает и прижимается к машине. Он очень устал, но не в плохом смысле — не так, как он привык. Это больше похоже на усталость после долгой тренировки, когда все мышцы ноют, означая, что он становится сильнее, что не сегодня, но в каком-то обозримом будущем Курт сможет сделать больше, почувствовать больше, принять больше. Что он сможет стоять с высоко поднятой головой и расправленными плечами, даже если на них будет лежать тяжёлое бремя. Курт разгибает ноги, встряхивается. Вдох. Выдох. Он чувствует себя живым. х х х х По дороге домой он останавливается в книжном магазине и покупает небольшой ежедневник в кожаном переплёте, потому что выкладывать самое сокровенное на дешёвую зернистую бумагу — не в его стиле. Возвращаясь к машине, Курт неожиданно слышит странный звук и, нахмурившись, оглядывается. Слева в кустах он видит какое-то движение. Быть может, это белка, попавшая в беду. Он делает шаг вперёд. Звук становится громче и настойчивее. Курт присаживается на корточки и видит маленького котёнка, притаившегося в раскидистых и колючих ветках кустарника. Он протягивает руку, и котёнок смотрит на него взглядом, в котором смешиваются тревога и отчаяние. Он обнюхивает его пальцы, делает небольшой шажок вперёд и жалобно мяукает. — Вы только посмотрите, что это тут за грязнуля такая, — лепечет Курт, раздумывая, трогать ли животное или нет. Его пушистая шёрстка местами покрыта толстым слоем грязи, розовый нос — весь в пыли, зато глаза широко распахнуты, и даже за всеми этими декорациями видно, что котёнок очень тощий, а потому наверняка ещё и ужасно голодный. Он снова жалобно мяукает, и Курт, забыв про чувство собственного достоинства, сгребает его в охапку, поднимается и оглядывается в поисках матери-кошки или других котят. Но вокруг никого, а маленькое животное в руках начинает облизывать его пальцы и смотреть на него огромными умоляющими глазками. — У тебя есть дом, грязнуля? — спрашивает Курт, но котёнок снова лижет пальцы, и в его голову закрадывается подозрение, что скоро тот начнёт пробовать их на вкус зубами. — Нет? А хозяин у тебя есть? — Котёнок кусает подушечку пальца и фыркает, с отвращением смотрит на несъедобную плоть, заставляя Курта смеяться. Он знает, что должен положить его на место, что понятия не имеет, как ухаживать за котами, но оставить его здесь, такого голодного и жалкого, у Курта просто не хватает сил. Поблизости нет жилых домов, а по внешнему состоянию котёнка можно сказать, что вряд ли в его жизни есть любящий человек. Курт не настолько бессердечный. Поэтому, глубоко вздохнув, он прижимает находку ближе к груди и возвращается к машине. — Ты любишь собачью еду? — спрашивает он, усаживая котёнка на переднее пассажирское сидение, после чего достаёт из пакета несколько подушечек сухого корма Бэлль, что на всякий случай лежит в машине. Котёнок сначала облизывает угощение, а потом жадно набрасывается, сметает за считанные секунды и вновь смотрит на Курта широко распахнутыми глазами, выпрашивая ещё. Курт проклинает себя за сердобольный характер, но целенаправленно идёт к продуктовому, покупает пакет кошачьей еды (с лососем, разумеется, потому что ни при каких обстоятельствах живые существа в его доме не будут есть всякую гадость с запахом печени или с гусиными потрохами). Котёнок жалобно мяукает всю дорогу, справляет нужду на сидении, а Курт сжимает руль до побелевших костяшек, потому что вся эта история с крохотным животным, брошенным на произвол судьбы в этом большом и страшном мире, полагающимся на доброту незнакомца, невероятно печальная. Дома он закрывает его на кухне, чтобы тот не обделал ковёр в гостиной, и чтобы Бэлль от радости его не раздавила, насыпает в небольшую миску еду, которую котёнок сметает с львиной жадностью. Он садится на пол и обзванивает приюты поблизости, но там печально сообщают, что у них и без того слишком много брошенных животных и ещё для одного места нет. У Курта больно колет в груди от мысли, что это маленькое существо могут усыпить лишь за то, что тот существует. — Ну что же, — говорит он и чешет котёнка за ухом. — Думаю, что ты можешь остаться. Но пока только на ночь. У нас есть уже один пушистик, который не платит аренду. — Котёнок мурлычет, а потом кусает его за палец. — Надеюсь, ты хоть немного наберёшь веса. Боже, а в туалет-то ты куда будешь ходить? Тот его полностью игнорирует, наклоняется, занимает охотничью позу, трясёт задницей и прыгает вперёд, приземляется на шнурки Курта. — Ты маленькое чудовище, — ласково улыбается Курт. Бэлль носом тычется между стульями, загораживающими проход на кухню, и скулит. Курт с интересом наблюдает, как котёнок, распахнув глаза пошире, с интересом смотрит на Бэлль. — Ты чудовище, не правда ли? Маленький зверь. Чудовище и Бэлль, — улыбается собственной шутке Курт. — Моя личная межвидовая история любви. Он достаёт телефон, делает фотографию Чудовища (именно так решает он назвать маленького львёнка, потерявшего интерес к собаке и теперь грызущего шнурок). Потом он отправляет фотку Блейну, подписывая: помогите, меня взяли в заложники! Через минуту или две телефон вибрирует входящим сообщением. От Блейна [15:20]: ЭТО ЧТО, КОТЁНОК!!!??!?!???! Курт смеётся и отправляет ещё одну фотографию, где Чудовище набрасывается на уголок ковра под раковиной. От Блейна [15:22]: ПОЖАЛУЙСТА, СКАЖИ, ЧТО МЫ ЕГО ОСТАВИМ Курт прижимает телефон к груди и закрывает глаза, слышит голос Блейна в голове. От Курта [15:22]: можем это обсудить Курт смотрит на котёнка, который возвращает взгляд, не выпуская при этом ковёр из своих зубов. Курт думает, а не совпадение ли то, что он нашёл этот маленький меховой шарик именно сейчас, не послали ли этого котёнка ему, чтобы избавить от грусти и печали, надёжно закрепившимися внутри. Ему интересно, можно ли назвать надеждой этой тёплое чувство внутри, возникающее всякий раз, когда он смотрит на это крошечное и грязное существо. — Ну что же, если мы собираемся тебя оставить, маленькое чудовище, то первым делом тебе следует помыться.