Lovesong verse

Здравствуйте, меня зовут Курт Хаммел. Мой жених перенес черепно-мозговую травму с обширным повреждением лобной и теменной доли... Нет. Здравствуйте, меня зовут Курт Хаммел. Три месяца назад двое гомофобных подонков проломили голову моему жениху ржавой трубой... Нет. Здравствуйте, меня зовут Курт Хаммел. Я помолвлен, и мой жених не может сказать, что любит меня – он не в состоянии не то что говорить – есть или двигаться... Нет. Здравствуйте, меня зовут Курт Хаммел. Иногда боль копится в моей груди, превращается в маленькую бомбу, и я начинаю задыхаться, терять контроль над своими легкими, страшась того, что может произойти, когда она, наконец, взорвется... Уже ближе. Здравствуйте, меня зовут Курт Хаммел. Я помолвлен с самым мужественным, храбрым, любящим и старательным мужчиной в мире и не могу дождаться, когда же выйду за него, невзирая на то, пойдет ли он к алтарю, поедет на инвалидной коляске или же его принесут на носилках... Почти правда. Здравствуйте, меня зовут Курт Хаммел. И я так сильно боюсь. – Чего Вы боитесь, Курт? Голубые глаза закрываются под пытливым и слишком добрым взглядом доктора. Вдох, выдох. – Я всего боюсь. Раздается скрежет пишущей ручки. – Что пугает Вас больше всего? Курт открывает глаза. –  Я боюсь потерять его. – Блейна? Кивок головы. – Я боюсь, что этого будет недостаточно. Что меня будет недостаточно. Что я всё делаю неправильно, а потому Блейн не поправится. Я боюсь, что он все же поправится, а потом это случится снова. Каждый раз, когда я смотрю в его глаза, то боюсь, что этот станет последним. Я страшусь боязни его подвести, что буду плох в своих действиях, некомпетентен, что приму губительные в дальнейшем решения. – Теперь слова не задерживаются на губах, стремительно слетая, как водопад, и Курт не может остановиться – нет, он не хочет останавливаться. – Я боюсь темноты, боюсь выходить вечером из дома. Боюсь пустынных улиц без единого живого на них существа, боюсь аллей, переполненных толпами людей. Я боюсь людей, которых не знаю, а также незнакомых мест. Я боюсь труб, и длинных палок, боюсь кочерги и всего, чем можно ударить... Глубокий вдох – что-то влажное на мгновение согревает щеки. – Я всего боюсь. 26 апреля 2019 года. Этот день – счастливая редкость между теми, что наполнены страданиями от мигрени. Блейн, прикрыв глаза, сидит на диване в гостиной, наслаждается свободным днем от тянущей и раскалывающей надвое голову боли. Курт что-то мурлычет себе под нос, вытирая пыль с книжных полок, и покачивает бедрами в такт движениям головы. При каждом удобном случае он бросает взгляд на своего жениха и улыбается, ведь тот наконец-то выбрался из темной спальни и теперь здесь, довольный и живой. – Могу... помочь? – спрашивает Блейн и немного мямлит, замечая, что Хаммел смотрит на него. Он совсем недавно проснулся, измученный от постоянных мигреней, и теперь потягивается, поднимает ладони и трет ими глаза, делая это так, что напоминает Курту еще сонного ребенка. – Лучше отдыхай и восстанавливай силы, – он качает головой, потому что убирается, лишь желая себя занять – дом и так уже сияет после двух трудолюбивых пчелок: Оливии и Джанессы. Но лицо Блейна омрачается, а взгляд приковывается к рукам, и Курт откладывает в сторону тряпку, садится рядом на диван. Кудряшки на затылке Блейна помялись ото сна и словно прилипли к коже, а рубашка надета слегка небрежно, и Курт ласково поглаживает кончиком большого пальца выглядывающее из-под ткани плечо, а когда Блейн смотрит на него – улыбается. Хаммелу никогда не надоест целовать Блейна, а теплое прикосновение губ волнует каждую клеточку его тела, поэтому Курт действует смелее и глубже, ведь теперь он может, все хорошо. Андерсон под ним – как податливая кукла; он шире раздвигает губы и цепляется за руку Курта, потому что жаждет того ощущения комфорта, жаждет притяжения, которое возможно из-за переплетенных пальцев. Курт позволяет себе вольности и поглаживает его своей ногой от лодыжки и выше, медленно и тягуче при этом целуя. Вскоре Блейн немного отстраняется, почувствовав, как эмоции переполняют, и Курт продолжает ласкать его губами, оставляя на подбородке, на нежной коже за ухом и на гордом подъеме шеи легкие, словно перышко, поцелуи. Грудь под его рукой низко опускается, олицетворяя долгий выдох, а давно знакомые губы нежно касаются лба, и сердце Хаммела трепещет, будто крылья бабочки. – Пойдем в парк? – внезапно предлагает он, садится и ловит на себе взгляд Блейна. – Если ты хорошо себя чувствуешь. Тот кивает, и его лицо озаряет улыбка. – С радостью. х х х х На улице начинает теплеть (Курт надеется, что теперь мигрени станут их беспокоить гораздо реже), и они решают обойтись только легкой одеждой (недавно Курт купил Блейну чудесное пальто, темно-зеленый цвет которого отлично оттенял его глаза, и сегодня Андерсон самостоятельно застегнул все пуговицы, едва сдержав победную улыбку), перчатками с обрезанными пальцами и вязаной шапкой для Блейна. Парк находится слишком близко к дому, чтобы ехать туда на машине, но еще пока далековато, чтобы Блейн смог дойти сам – слишком рано для неуверенных и дрожащих ног, а правое колено и вовсе оставляет желать лучшего. Поэтому Курт толкает кресло, а Блейн закрывает глаза и поднимает лицо навстречу полуденному солнцу. Все соседи выбрались во дворики, наслаждаясь первыми деньками весны, и радостно машут им руками, улыбаются, желают отлично провести этот день. Впервые за долгое время Хаммелу кажется, что это действительно возможно. На игровой площадке сегодня куча детей; все кричат, смеются и весело играют друг с другом, а Блейн поворачивает голову из стороны в сторону и наблюдает за ними. Небольшой красный мячик катится к ним и останавливается перед инвалидным креслом. Курт останавливается, а Андерсон осторожно наклоняется и обхватывает его двумя пальцами, а после кидает ребенку, который подбегает за игрушкой. Мальчик с легкостью ловит мяч и нерешительно улыбается в ответ, после чего бегом направляется к своим друзьям. Курт подбадривающе сжимает плечо Блейна и продолжает путь, минует детскую площадку подальше от шума. Рядом с центром есть чудесный небольшой сад, наполненный цветами, бутоны которых только начинают набухать, а по бокам пешеходной дорожки резные кованые перила ограждают газон от бетонной реальности, и при свете солнца все это кажется ярче, нежели сама жизнь. На скамейке сидят всего двое – парочка, а вдоль сада прогуливается еще пара женщин, неподалеку на камне какой-то мужчина играет на гитаре. Они усаживаются на свободное место, и Курт закрывает глаза, слушает красивую музыку и сгорает внутри – так сильно она напоминает ему о прошлом. Об уличной ярмарке, и сахарной вате, и лиричных мелодиях, и о предложении. О поцелуях и переполняющем их счастье, которое окутало обоих, словно ловкой иголкой проникло в сердца и связало их вместе, завершив задание крепким узелком из поцелуя и громких аплодисментов. Очевидно, что и Блейн это вспоминает, потому что слегка облокачивается на Курта, осторожно кладет ладонь ему на бедро и большим пальцем вырисовывает неровные сердечки на грубой ткани. Хаммел опускает руку вниз, обхватывает его за запястье, где чувствуется уверенный пульс, живо и тепло отбивающий ритм жизни. – Потанцуй со мной? – шепчет Курт и, приоткрыв глаза, сжимает пальцы Блейна. Он поднимается со своего места, слегка тянет его за руку. Андерсон оглядывается, а на щеках появляется румянец. – Но ведь никто не... танцует, – бормочет он и прикусывает нижнюю губу. – Ну и что? – Курт тянет сильнее, и Андерсон подчиняется, позволяет поднять себя на ноги. Через мгновение он уверенно стоит, а Курт кладет его руки себе на плечи и сам обнимает Блейна за талию. Ткань, из которой сделано пальто, грубая и немного царапает, но Хаммел только сильнее сжимает ладони, притягивает Блейна ближе к себе. Он чувствует его тело подушечками пальцев, а те несколько миллиметров, что остаются между ними, кажутся огромным расстоянием и умоляют сократить даже его. Гитарист меняет композицию, и воздух наполняется медленным звучанием. Курт берет на себя главенствующую роль и ведет в танце, уводит все дальше от скамейки, вращает бедрами – и Блейн с удовольствием следует за ним. Танцевать просто, и Курт не понимает, в чем причина. Ритм, весна в шагах Блейна, и то, как он приближается к Хаммелу, – это обнадеживает. Они танцуют какое-то время, не в силах перестать улыбаться, и Блейн забавно хихикает, когда Курт поднимает их руки и сам поворачивается вокруг своей оси, а после осторожно наклоняет Андерсона, крепко придерживая за спину и оглядывая нежный изгиб его шеи. Вскоре он выпрямляет обоих, слегка покачиваясь от вновь прямого положения, а лицо наполняется радостью – гитарист останавливается, чтобы похлопать им, Блейн делает небольшой поклон. Музыка вновь возобновляется в неспешном, плавном ритме. По большей части они здесь одни, всего лишь пара человек прогуливается по дорожкам. Солнце приятно согревает спину Курта и ложится яркими лучами на лицо Андерсона, от чего оно слегка блестит. Глаза Блейна прячутся в тени густых ресниц, и Курт обнимает Андерсона сильнее, притягивает к себе, пока их тела не сливаются в единое целое. Блейн неуверенно сжимает его плечи. – Я так сильно тебя люблю, – слова Курта едва слышным шепотом проникают в сознание. Он трется своей щекой о щеку Блейна и осторожно целует его в шею. Андерсон тяжело сглатывает, приоткрывает губы, но ничего не произносит, и Курт улыбается, потому что все в порядке, все хорошо – не страшно, если Блейн не знает, что сказать, если его мысли больше похожи на только что открытую коробочку с перемешанными кусочками мозаики, ведь Курт рядом. Он поможет разложить их по порядку, соединить в прекрасную картину, которая нарисовалась в голове Андерсона. Они покачиваются вместе, Курт поглаживает Блейна по спине в такт музыке, а тот смотрит на него широко открытыми глазами – и Хаммелу кажется, что идеальнее быть уже не может. В какой-то момент Андерсон срывает маленький фиолетовый цветок с клумбы и вставляет за ушко Курта, а тот целует его в нос, тем самым окрашивая щеки в очаровательно розовый. Гитарист начинает собираться, в воздухе появляется запах на ступающего дождя, и Курт помогает Блейну вернуться обратно в коляску, а тот отчаянно цепляется за его руки. – Я тоже люблю тебя, – слова слетают с языка так быстро, словно Андерсон хочет произнести их, пока они не ушли. Курт большим пальцем поглаживает его по ладони. – Тоже люблю тебя. – Я знаю. Хаммел целует его в губы – кратко, но в этом прикосновении чувствуется все, что не удалось произнести вслух. В этот момент Курт ничего не боится. 2 сентября 2019 года. – Сегодня... будет фейерверк. – Это произносится внезапно, пока Курт моет посуду, а Блейн сидит на стуле и вытирает протянутые тарелки. Кожа на руках Хаммела уже скукожилась, и он подумывает поменяться, но Блейн смотрит на него так, что Курт понимает – то, как взгляд Андерсона мечется между его лицом и полом, говорит о каких-то предложениях Блейна, которыми тот хочет поделиться. – Правда? – невнятно спрашивает Курт, и Андерсон кивает, обтирая полотенцем очередную тарелку. – Мы... пойти можем? Хаммел чувствует на себе взгляд Блейна – тот смотрит с надеждой и не отрываясь, а сам Курт продолжает обозревать мыльную посуду. – Я не знаю, – честно отвечает он. – Почему? Хаммел протягивает очередную тарелку, но Блейн не берет ее, только смотрит на Курта – ждет ответа. Поэтому Хаммел на секундочку представляет, как они идут в парк посмотреть на фейерверк, что не делали уже несколько лет. Они держатся за руки – Блейн обязательно настоит, чтобы дойти туда самостоятельно, – обнимаются на теплом пледе. Будет темно и очень много народу, это неизбежно, и парочки будут поглощены только друг другом и яркими огнями в небе. Темно и куча людей, которых он совершенно не знает, укромные уголки, которые он не видит – кто знает, что за человек там притаился, что может случиться и как может закончиться эта ночь. – Слишком поздно, –  говорит Курт, самостоятельно вытирая тарелку. – Начнется в, эм...  в девять, – отвечает Блейн немного другим голосом. – Не... не так уж и поздно. Хаммел закрывает глаза и плотно сжимает губы. Блейн поддевает его ногой за лодыжку. – У тебя весь... весь день свободный, а мы... – он остановился на пару секунд, – мы давно не делали вместе. Вода громко журчит, когда Курт вынимает пробку слива, и, посмотрев какое-то время на появившуюся воронку, Хаммел поворачивается к Блейну. – Пожалуйста? – с нежностью просит тот, нервно одергивая подол рубашки. – Фейерверк очень громкий, – рассуждает Курт, покусывая губу. – Залпы могут спровоцировать новый приступ или мигрень. – У меня не было... не было ничего много недель, – Андерсон тянется к его руке, все еще влажной после мытья посуды. – Было бы здорово. Здорово. Курт отдергивает ладонь и трет свое лицо. Разве Блейн не понимает, что будет очень темно? Темно, незнакомое место, много людей, огромное количество неосвещенных закоулков, бесчисленное множество уголков, где никто и ничего не сможет увидеть. – Я не хочу, чтобы тебе снова стало плохо, – сквозь пальцы произносит Курт. В ответ раздается лишь тишина, и когда Хаммел опускает руки, то видит, что на лице Андерсона читается разочарование и боль, – Боже, он не мог вынести мысль, что стал этому причиной. – Блейн... – Курт, – вторит тот резким голосом, и Курт тяжело сглатывает. Я только хочу, чтобы с тобой все было хорошо. – Просто... – начинает Андерсон, останавливается и отводит взгляд, – я думал, эмм, что было бы весело... пойти с тобой. Курт не знает, что сказать. Ему хочется согласиться, хочется взять его за руки, зацеловать до потери пульса и сказать, что конечно, он согласен, нигде больше ему не хочется быть, кроме как рядом с Блейном и смотреть фейерверк. Но Курт не может. На его груди словно лежит тяжелая плита, которая сдавливает легкие и не дает вырваться словам. Я только хочу, чтобы с тобой все было хорошо. Это признание пузырится на поверхности, лежит на языке, но Блейн толкает кресло из кухни, сжимая колеса гораздо сильнее, чем это необходимо. Курт тяжело вздыхает, откладывает в сторону сухую посуду и, морщась от неприятного чувства в глубине живота, следует за ним. Андерсон стоит с ходунками и смотрит в окно, повернувшись спиной к кухне. Курт тихо подходит к нему, обнимает за талию и целует нежную кожу на шее, после чего кладет подбородок на его плечо, заглядывая. В руке Андерсона телефон. – Я могу просто... просто позвонить Рейч... ел, – напряженным голосом произносит Блейн. – Пойти с ней. – Рейчел в Лондоне, – напоминает Курт и чувствует, как Блейн напрягается. – Блейн... я всего лишь сильно беспокоюсь о тебе. На улице будет очень темно и людно, ужасно шумно, и мне не хочется, чтобы ты пострадал. Темно, Блейн, разве ты не понимаешь? Жутко темно, вокруг кишащие толпы людей, все это снаружи и там очень, очень темно. – Просто... – начинает Андерсон и немного расслабляется. – Я не хочу, чтобы все, эмм. Блейн ёжится, и Курт понимает, что слова потерялись в процессе, потому что неважно, насколько Андерсону становится лучше и как сильно он трудится, слова, предложения и действия все равно ускользают, только разочаровывая его. – Знаю, – Хаммел снова целует его в шею потому что он действительно понимает. Блейн поднимает руку и, запустив в волосы пальцы, гладит то место, где, как знает Курт, надежно скрыты шрамы. – Я не хочу, чтобы это, – наконец, удается сказать Блейну, – предрешало в-все, что мы... делаем. – Хорошо, – согласие слетает с губ прежде, чем Курт успевает тщательно это обдумать. – Мы можем пойти. – Правда? – спрашивает Блейн и поворачивает голову, только оглядывая лицо жениха со слабой улыбкой. – Да, – шепчет Курт и наклоняется, слегка касаясь губ Андерсона своими. Он пойдет с ним. Хаммел готов сделать все, что угодно для Блейна, который так долго заперт наедине со своим недугом, который не покидает этих четырех стен на протяжении многих месяцев, который хочет пойти в этот дурацкий парк и посмотреть на этот глупый фейерверк только потому, что теперь может. И уж Курт точно не станет отнимать у него это, – не тогда, когда Андерсон уже столько потерял. – Спасибо. х х х х Парк находится совсем недалеко, но там собралось много народа, и Курт отказывается оставлять машину в плохо освещенном месте.  Он находит свободную парковку в нескольких метрах от главных ворот, где улица пестрит огнями фонарей, помогает Блейну расправить ходунки и выйти из машины. Солнце почти село, лишь небольшая розовая полоса еще виднеется на горизонте, отказываясь полностью приветствовать ночь. Курт придерживает Блейна за поясницу, пока они идут к парку. Какой-то ребенок бегает совсем рядом с ними, и вот он радостно вскрикивает, когда друг бежит за ним, а Курт испуганно подпрыгивает. Они пересекают аллею, а ему уже кажется, словно кожу стянуло от страха; Хаммел сильнее прижимает ладонь к спине Блейна и случайно сталкивается бедром с его рукой в том месте, где он сжимает ходунки. – Прости, прости, – бормочет Курт, и Андерсон улыбается ему. – Ничего. Ты прости. Я... медленный. Хаммел наклоняется и целует его в щеку; теплая и нежная кожа (Он сегодня помог Блейну побриться, обхватив своими его пальцы и плавно, уверенно поглаживая острым лезвием вдоль щеки и вниз по шее) успокаивала его, напоминала, что он делает это для Блейна, для Блейна, потому что Блейн хочет и только Блейн имеет значение. Они проходят примерно квартал; розовое небо, наконец, надевает ночные одежды, а звезды загораются на всем полотне. Курта и Блейна окружает щебетание разных людей, крики и смех детей и приветствия знакомых, которые увидели друг друга и решили остановиться для дружеской беседы. Курт представил, что они могли бы быть такими же – может, правда, и не здесь, – если бы той ночи не произошло, если бы они не направились домой по тесной аллее, которая навсегда изменила их жизнь. Скорее всего, они бы также были такими же, общались с друзьями и смеялись над маленькими ребятами, что носились вокруг; Блейн, вероятнее всего, затерялся в толпе со своими коллегами-учителями и студентами, а может, даже, собрал их всех и начал петь, играть на гитаре, которую везде любил брать с собой. Курт бы ждал его, приветствовал каких-то знакомых, или даже устроил пикник и попивал шампанское с Рейчел, или Лили, или Купером – с любым, кто бы гостил у них в то время. Да, было бы прекрасно, думает Курт. Прогуливаться по темной аллее к парку, наполненному незнакомыми людьми, и не чувствовать себя так, словно сердце вот-вот выскочит из груди от страха, будто кто-то наполнил его желудок камнями, а вместо тонких ниточек вен под кожей растянулись оголенные провода. Идти навстречу друзьям и радоваться этому мгновению, не оглядываясь. Ощущать рядом присутствие Блейна, который подпрыгивает от радостного возбуждения, притягивает к себе и тем самым заставляет Хаммела хмуриться от наигранного раздражения. Было бы прекрасно – но это не реальность. Вместо этого Курт сильнее прижимает ладонь к спине Блейна, оглядывает дорогу на предмет острых камней или мусора, что могут помешать Блейну идти, и пытается не обращать внимания на комок в горле, который становится все больше с каждым шагом. Они уже совсем близко к парку, и Курт видит влюбленные парочки, рассредоточенные на специальных стульях или пледах, видит, как они обнимаются, целуются, разговаривают с друзьями, и в груди ноет все сильнее, потому что сам Курт так хочет этого. Все хорошо, пока кто-то не задевает его плечо – и Хаммел чувствует другого человека позади них, совсем близко, кого-то пугающего, а здесь так темно, и кто стоит сзади, боже, почему здесь так темно?! – Воу, – произносит неизвестный, когда Курт резко оборачивается, тяжело дыша и крепко сжимая руку Блейна. – Прости, не хотел тебя напугать. Это Брэндон, внук одного из соседей; он на пару лет моложе самого Курта. Парни часто видели, как он приезжал, чтобы помочь Хелене по хозяйству. Всё просто, это Брэндон, а не какой-то незнакомец, не человек, который решил схватить их, разлучить, причинить боль – причинить боль Блейну. Всего лишь Брэндон. Человек с растрепанной прической и дружелюбной улыбкой. – Привет, Брэндон, – произносит Блейн, тогда как Курт продолжает молчать, и так же дружелюбно ему улыбается. – Привет, Блейн. Рад видеть вас здесь. Тоже решили насладиться фейерверком? – спрашивает Брэндон, а Курту хочется, чтобы он поскорее ушел; Курт не хочет ни с кем разговаривать, только не сегодня, когда он напряжен настолько, что вот-вот готов треснуть по швам, когда в голове отчаянно пульсирует, а все его внутренности буквально кричат об опасности, кричат "берегись!", кричат, что здесь так темно. Но Брэндон всего лишь приветлив с ними, Хаммел это знает и знает то, что парень от всей души хотел поздороваться, поболтать со своими соседями в эту теплую ночь. – Да, мы не выбирались... эмм, целую вечность, – отвечает Блейн, изо всех сил стараясь правильно произнести слова, а Брэндон терпеливо ждет и искренне улыбается, – Курт понимает, что тот всего лишь хороший человек, и вот так вот просто позволяет Блейну отдуваться за двоих. – Вы обязательно должны посмотреть салют в честь Четвертого Июля. Он великолепен. – Непременно так и сделаем, – наконец, произносит Курт; он знает, что выдавливает из себя слова, но старается дружелюбно улыбнуться изо всех сил. Курт видит, что Блейн смотрит на него, изучая выражение лица. Брэндон улыбается в ответ, должно быть, почувствовав это напряжение в воздухе (ну еще бы, ведь оно было густым и буквально окутывало их всех), а после слегка хлопает Курта по плечу. – Ну что же, был рад с вами повидаться. Я лучше вернусь к своим подругам, пока они не съели всю сладкую вату. – Еще ув... увидимся, – говорит Блейн, и Курт обязательно бы почувствовал гордость за него, если бы вместо этого не сосредоточился только на том, чтобы легкие функционировали правильно и наполнялись воздухом: вдох, выдох, вдох, выдох, вот так. Брэндон произносит что-то еще и удаляется, машет в ответ и оставляет их в слегка затемненном пространстве между двух фонарей. – Ай, – Блейн осторожно тыкает его в ладонь – в то самое место, где Курт до побелевших пальцев сжал его руку. – Ох, прости, – Хаммел немедленно отпускает, уже чувствуя боль в онемевших пальцах. Блейн смотрит на него, нахмурившись, а Курт с усилием сглатывает все: свои страхи, тревоги и слезы, которые норовят вот-вот вырваться наружу. – Ты в порядке? – нежно спрашивает Блейн, и Курт быстро кивает. – Да, всё хорошо. Он просто... застал меня врасплох. Хаммел прекрасно видит, что Блейн ему не поверил – только не тогда, когда Курт крепко прижимает к его спине напряженные руки, когда избегает смотреть в глаза, а просто стряхивает с пальто несуществующие пылинки. – Можем идти дальше, – предлагает Курт и игнорирует взгляд Блейна, решительно намереваясь справиться со всем. Потому что это всего лишь какой-то глупый фейерверк в парке, а Блейн очень хочет посмотреть, а раньше Курт никогда бы дважды не подумал, чтоб сходить. Наконец, они оказываются в парке, и Курт прекрасно видит, что Блейн устает с каждым шагом – он сильнее опирается на ходунки и больше на левую ногу. Хаммел пытается найти местечко, где можно сесть, желательно подальше от всех этих людей, где можно притянуть Блейна к себе поближе, погладить его руки своими ладонями, где можно закрыть глаза и просто окружить себя Блейном, пока тот смотрит фейерверк. А затем он чувствует это. Резкий и насыщенный запах мясного шашлыка из палатки неподалеку. Очередь к ней – небольшая, и люди каждые полминуты отходят с шашлыком в руке и смеются, разговаривают, наслаждаются вкусной едой и прекрасной ночью. Всё это словно окутывает Курта – запах пронизывает воздух, проникает в ноздри и легкие, сжимает зловонными руками сердце, – и он не может даже вздохнуть, не может выдохнуть, потому что чувствует, ощущает этот чертов запах жареного мяса, лука и кисловатого соуса. И прямо как в первый раз Курт видит перед собой этот прохладный апрельский день, и как Блейн широко улыбался ему, как капля соуса испачкала его нос, а Курт наклонился вперед, чтобы слизнуть, и после на языке разлилось приятное мясное блаженство с привкусом огурцов и лука.  Как они оба смеялись, как Блейн настаивал на том, чтобы выпить горячего шоколада, и что даже слишком сладкая жидкость была не в силах смыть с языка кислый вкус. А после всё это смешалось с кровью, страхом и всем тем, что Курт и представить себе не мог. Вот чья-то ладонь подхватывает его за руку, а он не может дышать, даже думать не может, и вдруг воздух пронзает громкий треск – такой же треск раздался, когда голова Блейна раскололась едва ли не надвое; такой же треск, когда тело Андерсона рухнуло на землю; такой же треск, который издала рука Курта, с силой заведенная за спину. На нем все больше рук, и запах шашлыков все крепче запирает в своей темнице, – очередной треск, снова, и снова, и снова, Боже, сколько раз они будут его бить, они собираются его убить, убить его, Боже, Блейн… – Курт?! Он уклоняется от очередного прикосновения, и тогда рядом раздается негромкое “уфф”. Это уфф очень похоже на голос Блейна – и Курт моргает, зарываясь пальцами в мягкую траву под собой. Трава. Он лежит на земле, а в ногу впивается острый камень. Он снова моргает, оглядывается, а легкие, наконец, впускают свежий воздух, и пелена прекращает туманить взор. Вокруг много людей, и все обеспокоенно и заботливо смотрят на него. Курт видит Блейна (которому несколько неудобно на земле, но он рядом, он жив, с ним все в порядке), а Брэндон напротив, держит руку чуть выше плеча Курта, будто не знает, что делать, можно ли прикоснуться и не причинит ли это еще большего вреда. Рядом находится женщина, которую Курт совсем не знает, и какая-то маленькая девочка неподалеку, нервно кусающая ногти. – Эй, ты с нами? – спрашивает Брэндон тихим голосом, и Курт кивает, чувствуя легкое головокружение. Он впивается пальцами в грязь под собой. – Что?.. Брэндон оглядывается на Блейна, который тянется и осторожно кладет ладонь на руку Хаммела, нежно касаясь. Курт с упоением льнет к нему, обхватывая своими пальцы Блейна, которые словно якорь удерживают его на месте. Глаза Блейна широко распахнуты, а брови сошлись на переносице; Курт читает в его взгляде смятение, видит беспокойство – он беспокоится о нем и о том, что только что произошло. – Думаю, ты просто отключился, – через пару секунд объясняет Брэндон. Я заметил вас вон с той горки; ты просто начал оседать и потянул Блейна за собой. – Блейна?.. – повторяет Курт и начинает вспоминать, что вцепился в кого-то и повалил на пол. Живот скручивает от приступа паники. Он поворачивается к Андерсону, кладет его руку на сердце и крепко сжимает. – Я причинил тебе боль? Мне так жаль, боже, так жаль, я причинил тебе боль, я не... Блейн касается его губ пальцем, излучая только беспокойство. – Со мной все хорошо, – он пытается, хотя Курт не особенно-то и верит. – Беспокоился о тебе. – Ты уверен, что все в порядке? – спрашивает Курт очередной раз и вглядывается в лицо Блейна в поисках дискомфорта, хоть знака о том, что не все идеально гладко. – Уверен, – отвечает Блейн и сжимает его ладонь. Что-то холодное притрагивается ко второй, и Курт инстинктивно оглядывается, видит запотевшую бутылку с газировкой. – Выпейте немного, – говорит ему какая-то незнакомая женщина. Курт подчиняется и, только когда подносит бутылку к губам, понимает, как сильно дрожит. Ледяная жидкость помогает ему успокоиться, останавливает легкое головокружение, и теперь земля под ногами кажется намного устойчивее. – Спасибо, – произносит он и, тяжело дыша, протягивает ей бутылку обратно. – Оставьте себе, – отвечает женщина и качает головой. – Это поможет Вам прийти в себя. – Отвезти вас домой? – вскоре спрашивает Брэндон; рука Блейна до сих пор сжимает ладонь Курта, а легкие, наконец, заработали в привычном темпе. – Спасибо, все хорошо, – пытается убедить их Курт, стараясь изо всех сил звучать легко и непринужденно. – Думаю, это просто... Уровень сахара в крови понизился или что-то вроде этого. И тут раздается очередной треск, громкий хлопок, и Курт подпрыгивает, забывает выдохнуть очередной раз, пока не понимает, что это всего лишь фейерверк. Всего лишь фейерверк. Брэндон приподнимает брови, а по тому, как сильно Блейн сжимает его руку, Курт понимает – никто ему не поверил. – Нет, правда, все нормально, – уверяет их Курт, отпускает Андерсона и пытается встать на ноги. Брэндон придерживает его за спину, желая убедиться, что Курт не упадет снова. – Большое спасибо, и прости за все это. – Тебе не за что извиняться, – отвечает Брэндон, передвигаясь в сторону, чтобы помочь подняться и Блейну, пока Хаммел приходит в себя и беспокойно теребит свои джинсы. – Просто поправляйся, ладно? – добавляет тот и сжимает его плечо. – Уверен, что вас не нужно подбросить до дома? – Да, все в порядке, – говорит Курт, тронутый такой неприкрытой заботой. – С нами все хорошо будет. – Как скажешь. Тогда я загляну завтра, чтобы убедиться, договорились? – настоял Брэндон, и Курт кивнул головой, поблагодарив еще раз. Но вот они остались вдвоем, только Курт и Блейн, и оглушительный треск фейерверка, и ароматный запах шашлыков, и все еще непроглядная темнота на улице – Курту хочется домой. Когда на плечо ложится рука, Хаммел подпрыгивает, резко выдергивая себя из собственных мыслей, и видит Блейна, который с таким беспокойством смотрит на него. Только тогда Курт понимает, что его щеки влажные, а предательские слезы капают из глаз. Он яростно трет лицо и отворачивается. – Ты не... в порядке, – нежно проговаривает Блейн, поглаживая его по руке. – Мы можем поехать домой? – спрашивает Курт и шмыгает носом, стыдясь себя, потому что ночь должна была пройти вовсе не так, а он сам такой идиот, не может даже выполнить простое желание своего жениха. Жениха, который страдал в разы больше него, который так сильно старался, набирался мужества только чтобы прогуляться до парка и посмотреть на чертов фейерверк. А Курт всё испортил. Он бредет по направлению к машине, мечтая побыстрее убраться подальше от шума, запахов, от людей, но вскоре останавливается, тяжело выдыхает и понимает, что один. Развернувшись, Курт видит идущего позади Блейна, примерно в конце дома, который с неимоверными усилиями делает каждый шаг, стараясь подстроиться под его темп и догнать. От этого Курту еще хуже, а горячие слезы плотной пеленой застилают взор. Он спешит назад. – Прости меня, – сдавленно вырывается у него, и Курту в принципе плевать, что сейчас они на улице, нет, больше нет. Он лбом прижимается к рукам Блейна, пытаясь проглотить болезненный комок в горле. – Прости меня, пожалуйста. Я все испортил. Курт чувствует, как Блейн двигается, как отпускает ходунки только чтобы обхватить Курта за талию и притянуть к себе ближе, а тот сдавленно плачет ему в плечо. – Все хорошо, – Курт чувствует, как эти слова шепчут ему в волосы, чувствует неровные прикосновения к своей спине. – Все хорошо.   Слезы еще сильнее рвутся наружу, и Курт понимает, что должен чувствовать хотя бы неловкость – он ведь плачет прямо на улице, когда до машины всего несколько метров, – но ему действительно все равно; единственное, что сейчас важно – это руки Блейна, обнимающие его, крепко прижимающие к себе, не позволяя потеряться полностью. Очередной взрыв и краски разрывают ночное небо, а Курт не может сдержать боязливого стона, сорвавшегося с губ, поэтому сильнее обхватывает Блейна, дабы убедиться – он настоящий, с ним все хорошо, все хорошо. – С тобой все хорошо, – мысли превращаются в слова и срываются с губ, и Курт поднимает голову, смотрит на Блейна и понимает, что это глупо – он прекрасно знает, что с Блейном все в порядке, но события до этого казались слишком реальными, слишком близкими к правде, задевали слишком чувствительные струны. – Да, Курт, – честно и спокойно отвечает Андерсон, и Курт гладит его по лицу, проводит подушечкой большого пальца по щеке. – Я тебе всю ночь испортил, – произносит он и опускает руку, а Блейн сильнее обхватывает ходунки. – Не… ничего ты не… испортил, – говорит тот, и Хаммел знает, что Блейн и в самом деле так думает. – Просто беспокоился. Курт нервно смеется, потому что Блейн беспокоился о нем, а после всего случившегося это вообще кажется каким-то смехотворным. Он снова опускает голову на плечо Андерсона, глубоко дышит, снова чувствует равновесие и может различать предметы и события, может контролировать себя. С Блейном все хорошо. С ним все хорошо. Со мной все хорошо. – Поехали домой, – шепчет Блейн, поглаживая ладонь Курта, и тот кивает, в такт шагам Блейна ведет его к машине, не отпуская руки. х х х х Как только он заходит в квартиру, тяжелый груз словно падает с плеч, страх и паника растворяются в крови, а знакомая домашняя обстановка дарит чувство комфорта. В комнате правит неловкая тишина, вполне ощутимая, и Курт думает, проигнорировать ли случившееся, если Блейн забудет, если не станет упоминать – тогда он сможет просто сфокусироваться на том, чтобы помогать Блейну. Так проще. – Это был... не низкий уровень... – начинает Блейн, а после небольшой паузы продолжает, – сахара. Курт садится на диван и трет глаза ладонями, хоть и прекрасно знает, что это приводит к морщинам. Блейн осторожно устраивается рядом. – Со мной все хорошо, – пытается он убедить жениха и улыбается, но понимает, насколько это натянутая улыбка. – Сейчас все нормально. – Случившееся на... улице, это не было нор... нормальным, – Блейн тянется и берет Курта за руку, тянет ее на свои колени и нежно массирует пальцы. – Мы всегда, эм-м, говорим о моих проблемах. Не... пожалуйста, не скрывай от... меня свои. – Он останавливается, а глаза его блестят от невысказанных чувств, эмоций и бесконечной заботы. – Я хочу помочь. Курт делает глубокий вдох. – Это все шашлыки. Блейн моргает. – Эмм, что? – В ту ночь, когда все произошло, мы ели шашлыки, – объясняет Курт слабым голосом, игнорируя комок в горле. – Шашлыки и горячий шоколад – ужасное сочетание, если быть откровенным, – он издает сдавленный смешок, а Блейн сильнее сжимает его пальцы. – И это все... запахи парка и фейерверк, это было так похоже на... когда они... Непрошеная влага щиплет глаза, и Курт делает паузу, чтобы вдохнуть. – Иногда воспоминания накатывают... со всей силой, и кажется, что мой мозг не перестает думать, не перестает прокручивать, и я так сильно беспокоюсь, ведь не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, а иногда я невероятно боюсь. Слова резко, поспешно срываются с губ, и как только Курт замолкает, Блейн притягивает его к себе, прижимается щекой к волосам, крепко обхватывает своими руками. Курт закрывает глаза – в объятиях Блейна он чувствует тепло, чувствует себя в безопасности; каким-то образом Блейн всегда знает, что делать, как заставить его почувствовать себя лучше. – Мне очень жаль, – шепчет Курт, утыкаясь лицом ему в грудь и ощущая успокаивающее, равномерное биение сердце. – Не нужно, – бормочет в ответ Блейн и тяжелым вздохом слегка приподнимает волоски на макушке Курта. – Это я... должен извиниться. Хаммел немного отстраняется и видит, что лицо Блейна исказило чувство вины. – Я подтолкнул тебя... – глубокий вдох, – к прогулке. Я не знал... я не... – Я не сказал тебе, – нежно прерывает Курт. – Просто... иногда очень сложно, знаешь, справляться со всем сразу, и я чувствую себя невероятно глупо из-за боязни каких-то дурацких фейерверков, тогда как тебе пришлось пережить столько... – Не... – останавливает его Блейн, крепко сжимая руку. – Не... сравнивай. Курт смотрит на то место, где их колени соприкасаются, а ладони не отпускают друг друга. – Я знаю, что у тебя... эм-м, у тебя бывают пани... – Блейн раздраженно стонет, когда теряет слова, а лицо его превращается в беспомощную маску, потому хочется сказать так много, хочется убедить, что он тоже здесь для Курта, хоть раз в жизни. – Что у тебя бывали... сложные времена до того... до того как я смог... – он жестом указывает на свой рот, а на щеках вспыхивает краска, и Курт понимает, что Блейн имеет в виду. До того, как он смог разговаривать, общаться, двигаться и рассказывать Курту о своих ощущениях. – Я не знал, что ты... до сих пор... Его взгляд бегает по лицу Курта, отчаянно желая, чтобы тот понял его мысль. – Я не хотел тебя беспокоить, – едва слышным шепотом произносит Курт, потому что знает: Блейн расстроится. – Ты так много работал... я не хотел добавлять к этому еще свои проблемы. Блейн слегка отстраняется. – Ты всегда рядом, когда нужен мне... Я... я тоже хочу... для тебя. Я хочу, чтобы ты... тоже рассказывал мне. Его взгляд отчаянно пересекается с взглядом Курта, умоляя того понять, насколько это важно. – Я знаю, что ты хочешь… защитить меня, но и я хочу защитить тебя. Курт чувствует, как комок в горле становится больше, как слова Блейна цепляют за живое – он знает, что держать его в неведении было неправильно, утаивать какую-то информацию и молчать. Потому что даже после всех горестей, через которые им пришлось пройти, после всего, что было сделано, пережито, Блейн до сих пор ставит Курта превыше всего. – Прости меня, – честно извиняется Курт. – Я больше ничего не буду скрывать от тебя, обещаю. – Я просто… – Блейн останавливается, рисуя на руке Курта какие-то неведомые узоры. – Я просто хочу, чтобы с тобой… все было хорошо. – И это так, – шепчет Курт, и Блейн смотрит на него таким взглядом, что Хаммел понимает – тот ему не поверил. – По большей части. Это как в твоем случае, когда бывают хорошие дни и плохие дни. Иногда со мной все в порядке, а иногда… немного сложнее. Блейн кивает и притягивает Курта поближе к себе. – Я ходил к докторам, когда все было реально плохо, и они помогли мне – ты  помог мне, просто… иногда. Не знаю. Было темно, а потом эти шашлыки и шум… Хаммел вздрагивает и крепко зажмуривается, чувствует, как Блейн целует его в висок. – Иногда мне очень сложно поверить, что с тобой действительно все в порядке. Андерсон обхватывает ладонью его лицо, поглаживает большим пальцем по щеке и нежно наклоняет голову Курта, прикасаясь своими губами к его. – Все в порядке, клянусь тебе. Звук, который издает Курт, вполне можно принять за смешок, но по большей части это тихий всхлип, и Хаммел упирается лбом в плечо Блейна, пытаясь успокоиться и сделать глубокий вдох. – Пойдем на улицу. Внезапное предложение разрезает тишину, но Курт быстро выпрямляется, широко улыбается, потому что он здесь, с Блейном, и он не позволит этой ночи пройти впустую. – Давай же. Курт встает и тянет за собой Андерсона, лицо которого принимает удивленное выражение столь резкой переменой. Захватив с собой теплый плед, Курт помогает Блейну выйти наружу. За последние пару часов ночной ветерок становится холоднее, освежающим дыханием напоминая о приходе осени, а луна ярко светит в небе, окрашивая все на свете в серебристые тона. Курт раскладывает одеяло на земле, затем осторожно устраивает их обоих и откидывается на спину. Блейн ложится более осторожно, вертится, пока не находит удобную позу под боком у Курта, а потом кладет голову ему на плечо. Хаммел поворачивается и целует Блейна в макушку, зарывается носом в густые пряди волос и просто дышит под этим ночным небом, под неусыпным взглядом мерцающих звезд, чувствуя себя на своем месте, чувствуя себя таким маленьким и одновременно таким большим и значимым, словно каждое мгновение, все боли и страдания, страхи, каждая пролитая слезинка растворились в небытие, оставив за собой только их двоих: Курта и Блейна, лежащих на пледе под ночным небом. – Обещаю, что расскажу тебе, – произносит он, а волосы Андерсона щекочат губы. – И позволю помочь мне. Я больше ничего не буду от тебя скрывать. – Спасибо, – выдыхает Блейн и берет его за руку. 6 января 2020 года. Курт всегда пытается думать и планировать рационально. Каждый день он изо всех сил старается равномерно балансировать между работой, Блейном, между сторонним проектом, в котором принимает участие, постоянными звонками Рейчел, между общением с отцом и друзьями, с которыми он давно пытается наладить отношения, счетами, требующими оплаты, и сломанной посудомоечной машиной, которую давно пора починить, а также их автомобилем на предмет своевременной замены масла, и… Он трясет головой, чтобы привести мысли в порядок. Вдыхает через нос и выдыхает ртом. С глухим стуком ударяется об стол, чувствуя, как голова начинает покалывать от надвигающейся боли. Может, ему следует взять отгул хотя бы на один день. Здравствуйте, меня зовут Курт Хаммел. И я измотан, выжат до последней капли. Он рано уходит с работы, решает провести оставшееся время с Блейном и сделать все дела, которые давно должен, но все не доходили руки. Возможно Курт, наконец, зашьет ту дырку на штанах Блейна, или начнет красить в ванной. А еще лучше, если он разожжет камин, сделает кофе и уговорит Блейна с ним пообниматься или даже сделать ему массаж… Курт даже стонет от этой мысли и разводит в стороны напряженные плечи. Ему точно нужна долгая терапия от стресса. – Блейн, привет, я взял отгул, – кричит Курт, как только заходит в квартиру, снимает покрытые снегом ботинки и отодвигает их в сторону. Его встречает тишина. – Блейн? – Курт идет в гостиную, бросает сумку на диван и хмурится. Свет погашен во всех комнатах, а пальто Блейна не висит на привычном месте. Хаммел пытается унять приступ паники (который уже горячо клубится внутри), пытается не придумать себе сотни причин, по которым Блейна нет дома, а вместо этого глубоко вдыхает и достает телефон, набирает знакомый номер. Через пару секунд он где-то слева слышит смешной рингтон Блейна, а после находит и сам телефон, застрявший между подушками. Курт смотрит на него какое-то время, затем оседает на диван, осторожно придерживая в руках бесполезный пластик. Блейн где-то снаружи без своего телефона. Курт понятия не имеет, где он, и как выяснить это тоже не знает. Всё может случиться – Блейн мог упасть, а теперь лежит в незнакомом месте, не в силах даже попросить о помощи; Блейн мог столкнуться с боссами мафии, и почему он вообще забыл взять с собой телефон?! Разглядывая лежащее в руке средство связи, Курт нервно отбивает сложный такт ногой и повелевает ему немедленно рассказать, где Блейн. Все ли с ним в порядке. Он звонит Рейчел, Джанессе, Лили, даже Куперу – но никто ничего не слышал от Андерсона, никто не знает, куда пошел Блейн. Курт набирает Центр Помощи, но Блейн ушел по окончании занятий, а после о нем ничего не было слышно.   Курт благодарит администратора и кладет трубку, пытается отвлечься уборкой и чистит кухню, придумывая себе список причин, по которым не стоит пока звонить в полицию. Он не хочет бурно реагировать. Поэтому Курт начищает раковину, пока та не начинает сверкать от чистоты, подметает полы и моет все кастрюли, стоящие на плите. А затем Курт просто встает посреди кухни, чувствуя, как край столешницы впивается в спину, закрывает глаза и фокусируется на ровном дыхании, потому что волнение не поможет решить ему проблемы, а Блейн в порядке, с ним все хорошо все хорошо все хорошо должно быть все хорошо. И как только Курт решает, что хватит с него, он позвонит в полицию, он больше ни секунды не может провести в ожидании и неведении, передняя дверь с характерным звуком открывается, а кто-то в коридоре начинает копошиться и топать, стряхивая снег с ботинок. Хаммел из кухни идет на шум – сердце бьется где-то в районе горла, а  пальцы с такой силой сжимают телефон Блейна, что костяшки становятся белыми. Андерсон вешает пальто на крючок – его щеки порозовели от морозного воздуха, – а губы расплываются в широчайшей улыбке, когда он видит Курта. – Ты рано, – говорит он и берет свою трость, которая прислонена к стене, намереваясь поставить ее на место. – Я взял отгул, – коротко объясняет Курт, а его беспокойство сменяется раздражением от столь спокойного поведения Блейна; он что, не знает, как сильно Курт за него боялся? – У меня был просто потрясающий день, Курт, ты будешь… мной очень гордиться, я помог… – Где ты был? – прерывает его Хаммел и напряженно ждет ответа. Блейн нерешительно топчется на месте и хмурится, осознавая: что-то не так. – У меня было занятие, эмм, в группе поддержки, – отвечает он и сутулится под пристальным взглядом Курта. – Занятие было в одиннадцать. Сейчас половина четвертого. Блейн кладет руку на живот и встает в защитную позу. – Парень… эм-м, парень Пенни расстался с ней, поэтому я пригласил ее на обед… поговорить. – Блейн произносит это так, словно это – самое очевидное объяснение в мире, и как вообще Курт мог подумать, что он в эту трудную минуту будет где-то еще. – Ты не взял с собой телефон, – констатирует Курт безжизненным голосом. Блейн немедленно начинает шарить руками по карманам и застывает на месте, когда Хаммел протягивает упомянутую вещь. – Я пытался позвонить тебе и не знал, где ты. – Прости, я просто… забыл. Ничего… страшного не произошло, – отвечает Блейн, взмахнув рукой, словно Курт просто должен забыть об этом мелком инциденте, а потом проходит мимо него в гостиную. – А ты не подумал, что должен позвонить мне? И сказать, куда собираешься? – Ничего страшного не произошло, – повторяет Блейн, слегка повысив голос. Курт знает, Андерсон начинает злиться и защищать себя, но сейчас ему почти что все равно, ведь он сам в ярости – в ярости, что так сильно беспокоился, в ярости от того, что Блейн думает, можно просто так об этом забыть. – Я просто сводил ее на обед, как это делают хорошие друзья. – Я не знал, где ты! – Хаммел понимает, что почти кричит, что его голос достигает самых высоких нот, но больше сдерживаться он не в силах, не в силах дать этому эпизоду просто пройти мимо. –Я не знал, в порядке ли ты, нужна ли тебе помощь! – Боже, Курт, – раздраженно говорит Блейн, – со мной все хорошо. – Ты упал на прошлой неделе, Блейн. – Люди постоянно падают, Курт. – Ответ пропитан ядом, и Андерсон отбрасывает трость в сторону, не заботясь о том, чтобы ее поднять. – Эти люди – не ты. Во взгляде Блейна загорается странный огонек, и он делает полшага вперед. – Что ты хочешь… сказать? – Просто ты… ты слишком упорно над собой работаешь, Блейн. Ты делаешь все это, не говоришь мне и просто себя изматываешь. Андерсон переводит взгляд на пол и прикусывает губу. – А я думал… ты веришь в меня. – И я действительно верю в тебя, – отвечает Курт и делает шаг вперед, пытаясь проигнорировать то, как Блейн отстраняется. – Я просто не хочу, чтобы ты сам причинил себе боль. – Нет, ты просто не хочешь, чтобы я.... что-нибудь делал. – Голос Блейна дрожит; он теперь не такой уверенный, как раньше, и Андерсон разворачивается, проходит вглубь гостиной. – Это неправда, – говорит Курт и ступает следом; Блейн останавливается и  поворачивается к нему лицом. – Да ладно? Тогда почему ты… – он прерывается, и Курт понимает, что нужные слова потерялись, ведь Блейн разочарованно хмурится и сжимает ладони в кулаки. – Неважно. – В следующий раз просто скажи мне, куда собираешься, чтобы мне не пришлось волноваться? Блейн отчаянно стонет и раздраженно вскидывает руки. – Чтобы ты мог… держать меня на крючке? Говорить, что можно делать, а что нельзя? – Чтобы я мог знать, что ты в порядке! – Мне двад… двадцать семь лет, я сам могу о себе позаботиться, – холодным тоном произносит Блейн, а Курту хочется плакать – ну как он не может понять? – Я два года провел, ухаживая за тобой, Блейн. Не нужно сейчас говорить, что в моей помощи ты не нуждаешься. – Прекрати перекрывать мне воздух! – Выкрикнутые слова режут сильнее ножа, щеки Андерсона горят красным, а глаза подозрительно блестят. – Ты еще хуже, чем моя мама. Ты думаешь… Боже, Курт. Все, что ты делаешь… это беспокоишься, могу ли сделать то, то, ты даже не даешь мне воз... возможности быть... собой. – Блейн… – Нет, Курт. Боже, я… – Блейн отводит взгляд, и Хаммел успевает заметить скатившуюся по щеке слезу, прежде чем Андерсон злобно смахивает ее. – У меня был такой хороший день, пока ты не заставил меня чув... чувствовать себя, как… реб-ребенок. Курт открывает рот, чтобы ответить, но Блейн еще не закончил свою тираду и уже не скрывает горячие слезы отчаяния, устремившиеся вниз. – Мой мозг и так одна большая ерунда, и я это знаю, вся моя жизнь превратилась в помойку, и я… прости, что я завел друга… что решил с ним пообедать и не с-с... сказал тебе. Прости, что я всего лишь хотел… – Блейн, я не… – Я хочу... домой, – говорит Андерсон тихим голосом, скрещивает руки на груди. Курт моргает. – Ты дома. – В Лайму. – Блейн срывается на последнем слове, и на какое-то мгновение между ними воцаряется тишина; теперь Курт ощущает слезы в своих глазах. – Что ты имеешь в виду? – спрашивает он, не до конца уверенный в том, хочет ли знать ответ. У Блейна играют желваки на скулах, и на секунду он расслабляет ладони, прежде чем  вновь сжать их в кулаки. – Имею в виду… может, это Пенни оказалась счастливой. – Он шепчет эти слова, но Курт чувствует, как комок в горле перекрывает поток дыхания. – Ты хочешь… – Курт даже не может произнести это вслух. Расстаться. – Я хочу… хочу быть с человеком, который мож... может относиться ко мне как к своему пар... парню. Не как к ребенку. – Я не отношусь к тебе… – Тогда почему мне кажется, словно я под арестом? – вновь прерывает его Блейн, и если бы Курт не был так золсердитсбитстолку, то обязательно бы остался под впечатлением от Андерсона, который завел такой длинный разговор. – Блейн, почему ты просто не можешь понять? – спрашивает Курт и, не скрывая разочарования, глядит на потолок. – Почему ты не можешь понять? – перебивает Блейн и смотрит прямо на Курта, после чего разворачивается и уходит в спальню, слегка спотыкаясь без трости. Курт нерешительно стоит на месте и думает, идти ему следом или остаться здесь. От громкого звука захлопывающейся двери он морщится, но продолжает стоять, смотрит в сторону спальни и пытается разобраться, что же все-таки произошло. Курт наклоняется и дрожащими руками поднимает трость, – холодный металл приятно ласкает кожу, – и с ней в руке усаживается на диван. Может, он перегнул палку? Он действительно перекрывает воздух Блейну? Неужели его желание знать, где находится его парень, чтобы он ему позвонил, такое безрассудное? И правда ли Курт – такой плохой парень, если беспокоится о Блейне? Потому что хочет, чтобы с ним все было хорошо? ...и действительно ли Блейн хочет расстаться? От этой мысли в животе что-то больно сжимается, и горло сокращается, отказываясь пропускать воздух. Он только что все испортил. У Блейна был такой хороший день, и он думал, что Курт будет им гордится, – а Курт взял и накричал на него, засомневался во всем. Может, Блейн действительно заслуживает кого-то лучше? Но Курт всегда старается, пытается, хочет убедиться, что с Блейном все в порядке, и чтобы он знал – Хаммел всегда рядом с ним и готов поддержать. Курт столько оставил ради Блейна – и сделал это без раздумий, а если придется, то поступит так еще раз. Какой-то “бум” вырывает Хаммела из пучины мыслей, затем еще один, и Курт осторожно кладет трость на диван, пытаясь удержаться от того, чтоб не вломиться в спальню и ещё больше всё испортить. Вместо этого он прижимается ухом к двери и прислушивается – внутри открываются дверцы шкафа, затем с треском закрываются, а Блейн бормочет что-то совершенно неразборчивое. Курт хмурится и задумывается, что же он может там делать, потом решает дать ему еще пару секунд, три раза стучит и заходит внутрь. Блейн не поднимает взгляда, когда Курт делает шаг вперед, просто продолжает доставать вещи из разных ящиков и скидывать их в раскрытую сумку, стоящую на кровати. Хаммел чувствует, как внутри что-то обрывается, словно в груди внезапно образовалась дыра размером с сердце, которое больше там не помещается. – Блейн, – произносит нежным голосом Курт, пытаясь тем самым остановить его, заставить просто посмотреть. Андерсон не оправдывает его ожиданий, продолжая хлопать дверцами и искать что-то дальше. – Блейн, остановись. Пожалуйста. Тот замедляется, но не перестает перебирать вещи, держит в руках рубашку и крепко стискивает ее, а затем поворачивается, но старается сложить предмет одежду, прежде чем положить в сумку. – Ты действительно имел это в виду? – спрашивает Курт и шагает вперед, пока не приближается к Блейну – тот напрягается. – Действительно хочешь собрать вещи и уехать? Проходит пара секунд молчания, после чего Андерсон кивает. – Почему бы и нет? Я думал, что тебе… что ты этого хочешь, – Блейн поднимает взгляд, его глаза покрасневшие, а Курт ненавидит себя за то, что стал этому причиной, ненавидит больше, чем что-либо в этом мире. – И тогда тебе не прид... придется волнов... ваться так много. Что-то в его голосе напоминает Курту старые времена – этого не было в последнее время. Однако он помнит это, помнит с тех дней, когда они ссорились в колледже, когда принимали глупые решения и аргументировали это не менее глупо, когда упрекали друг друга в таком, за что потом бесконечно извинялись. Курт отлично это помнит и ненавидит всей душой. – Я этого не хочу, – тихо отвечает он и тянется к Блейну, но тот отстраняется. – Мне никогда в жизни не хотелось, чтобы ты уехал. Андерсон отступает на шаг назад и гладит ладонью спинку кровати. – В этом вся и проблема… так? Блейн смотрит на Курта широко распахнутыми глазами, словно умоляет, чтоб тот понял. – Ты… – начинает Курт, тяжело сглатывает, а затем резко моргает, пытаясь смахнуть слезы. – Ты хочешь уехать? Мгновение – и раздается да, такое тихое, словно на острие дыхания. Но это слово здесь, и Блейн опускает плечи, словно больше не может ссориться. Курт не уверен, что и сам в состоянии продолжать. Он так устал. – Хорошо. – Это все, что он может сказать, единственное слово, которое вертится в голове, которое слетело языка, оставляя конечно оцепенелыми, омертвевшими. Зрение Курта затуманилось, и он быстро моргает, отворачиваясь в сторону, потому что если Блейн этого хочет, что же, тогда все хорошо – единственное, чего Курт хочет, это чтобы Блейн был счастлив. Чтобы с ним все было в порядке. И если это счастье зависит от того, уедет Блейн или нет, тогда Курт не станет спорить и отговаривать. Больше не станет. – Хорошо, – шепчет в ответ Андерсон, но как-то нерешительно, и краем глаза Курт видит, как тот неловко переминается с ноги на ногу. Он замечает, как Блейн открывает и закрывает рот, словно хочет что-то сказать, ищет правильные слова для своей мысли. – Я.. не, эм-м, не навсегда. Курт поднимает на него взгляд, видит целый спектр эмоций на лице Блейна и понимает, что тот сейчас так же сильно пытается найти выход из положения, как и сам Хаммел. – Просто… – начинает Блейн и нервно стучит по спинке постели, – просто я хочу иметь хотя бы возможность сам... самостоятельно уехать без… того, чтобы ты меня… душил меня. – Прости меня, – искренне произносит Курт, тянется к Блейну,  и на этот раз тот не отстраняется. – Прости, что перекрывал тебе воздух, просто я так сильно беспокоюсь, особенно когда не знаю, где ты. Блейн отдергивает руку, а Хаммелу хочется зарычать от разочарования. – Раньше ты бы не волновался, – назидательно произносит Блейн и жестом указывает на свою голову. – Раньше ты бы и телефон не забыл, – возражает Курт, прекрасно понимая, что вот так они дойдут до очередной ссоры, но не знает, как остановиться. Не знает, как заставить Андерсона увидеть его сторону. – Люди забывают телефоны, Курт. Это всего лишь телефон! Все забывают его ин... иногда. Ты сам забыл на… прошлой неделе. – Ладно! – Курт вскидывает руки, а затем закрывает лицо ладонями. – Ладно, ты прав. Прости, что я беспокоился о тебе, что перекрывал воздух, что… прости. – Курт… – Ты только… почему бы тебе не отложить пока вещи? Пожалуйста? Пожалуйста, останься? Блейн кивает, и Курт беспомощно опускает руки. – Мне нужно в магазин сходить, – мягко говорит Хаммел и отворачивается. Вообще-то он завтра собирался, еще один день они спокойно протянут со своими запасами, но сейчас Курту нужно сделать хоть что-нибудь; он не может просто сидеть здесь, в этом доме, который давит на грудь и отчего тяжело дышать. – Можно с тобой? – спрашивает Блейн, когда Курт находится уже на полпути к двери; его голос слегка высокий, а тон больше похож на извиняющийся. – Хорошо, – отвечает Курт, стараясь не заплакать. х х х х Дорога до магазина проходит в тишине, которая неловкой тяжестью повисла между ними. Блейн вертится на своем сидении, стучит пальцами по колену, открывает рот и закрывает, сглатывает – Курт знает, что он хочет что-то сказать, потому что постоянно переводит взгляд на Хаммела, а затем обратно в окно, словно не уверен в настроении Курта и не знает, что можно говорить, а что – нежелательно. Вероятнее всего, он до сих пор зол – и Курт это отлично понимает, – ведь все подводные течения от их ссоры до сих пор струятся по венам, все еще покалывают под кожей. – Значит… – начинает Курт, и Блейн смотрит на него широко распахнутыми глазами, словно удивлен тем, что Хаммел прерывает тишину. – Эм-м, парень Пенни с ней расстался? Эти слова тихие и нерешительные, но Курт надеется, что Блейн заметит в них первую ступень к извинению. Надеется, что со временем они смогут переступить этот барьер и сгладить швы от прошедшей ссоры. – На самом деле, это она… она с ним... рассталась, – отвечает Блейн и вдавливает большой палец в колено, после чего останавливается, оглядывается на Курта, заметил ли тот. Это так, но Курт решает не комментировать, прекрасно понимая, что старые привычки Блейна берут верх, особенно когда он в стрессовой ситуации. – Он ей изменил, а она узнала. Она все еще… эм-м… была расстроена в группе. – Бедная девушка, – искренне говорит Курт. Он уже встречался с Пенни, а затем они оба приглашали ее на ужин, и Хаммел немедленно почувствовал к ней симпатию. Она заставляет Блейна смеяться, прикасается к его руке, когда шутит, да и вообще у них образовалась очень интересная связь, потому что она понимает его. В свое время девушка попала в аварию, возвращаясь после выпускного, поэтому теперь страдала от потери памяти, от потери чувствительности в пальцах, а также не могла сфокусироваться на каком-то задании больше, чем на пару минут. Она понимает, каково это, когда жизнь неожиданно переворачивается с ног на голову и самым жестоким образом перестраивается на новый лад, когда все, что у тебя есть, забирают в одну секунду. – С ней все будет хорошо? Блейн пожимает плечами и хмурится. – Не знаю. Ее парень сказал, что не может… быть с человеком, который даже не пом... помнит, когда у него день рождения. С кем-то, кому приходится столько помогать. Последние слова произнесены очень тихо, сказаны в тот самый момент, как они въезжают на парковку около супермаркета, и несколько минут они просто сидят, не смотрят друг на друга, но чувствуют все в пять раз острее. – Блейн, я… – начинает Курт, и Андерсон переводит на него взгляд, устало улыбается. – Я знаю. Мгновение – и Блейн отворачивается, открывает дверь и выходит на улицу. Курт спешит следом и быстрым шагом идет к багажнику, намереваясь открыть и достать оттуда ходунки Блейна, но вдруг Андерсон останавливает, кладет руку ему на предплечье. – Мне они не нужны, – произносит он и смотрит широко распахнутыми глазами, где надежда, что Курт согласится, сияет всеми огоньками. Но все, что видит Курт – это усталые темные мешки под глазами Блейна, замечает, как тот все сильнее опирается на левую ногу и вяло передвигается. Он на минуту закрывает глаза и вспоминает прошлую неделю: Блейн тогда выглядел почти так же и попытался преодолеть расстояние от кухни до спальни самостоятельно, не используя трость или ходунки, а выражение его лица было каменным. Курт воспроизводит в деталях, как Блейн слегка взмахнул руками, потому что рядом не было никакой точки опоры, как зацепился ногой за ковер и упал, оставаясь на месте с красным от стыда лицом и горящими от удара локтями, пока Курт не пришел на помощь. Хаммел открывает глаза, смотрит прямо на Блейна, и дрожащее нет срывается с губ прежде, чем он успевает даже обдумать. Андерсон моргает. – Нет? – Блейн, ты устал. Я же вижу, – Курт делает шаг вперед, пытаясь взять Блейна за руку, чтобы дать понять – он все еще здесь, все еще верит в него, и его единственное желание – это безопасность жениха, но Блейн отступает, и внезапно кажется, будто те слова, сказанные дома, каждая яростная фраза вернулась, заряжая воздух между ними. – Почему ты просто не можешь в меня поверить? – спрашивает Блейн, а от столь явной боли в его голосе Курту хочется плакать, потому что это неправда, и, Господи Боже, почему Блейн такой упрямый?! – Я верю в тебя, Блейн, но ты устал и слишком много взвалил на свои плечи. А мне просто хочется, чтобы ты был в безопасности. – Нет, ты просто хочешь, чтобы я совсем ничего не делал. – Его глаза горят, а губы сложились в упрямую линию. – Боже мой, Блейн. Почему ты себя так ведешь? – Курт слышит, что повышает голос, а Андерсон просто смотрит на него в течение нескольких секунд, разворачивается и начинает идти к магазину без посторонней помощи. Курт тихо стонет, после чего направляется следом, оставив ходунки в машине. Они не разговаривают; Курт проглядывает список необходимого, а Блейн нарочито смотрит в другую сторону, берет за ручку тележку и сжимает так сильно, что костяшки становятся белого цвета, а все тело излучает напряжение. Курт с ума сходит от беспокойства, потому что он видит признаки того, как Блейн подталкивает себя к пределу, видит, как эмоции и разочарование берут верх над всем остальными, и в какой-то момент начинает жалеть об этой поездке. Он должен был остаться дома – там, где все началось, и где все должно было прийти в норму, ему нельзя было позволить Блейну себя изнашивать. Андерсон пытается что-то доказать – самому себе и Курту, – поэтому совершенно игнорирует предупреждения собственного тела. – Осталось взять только хлеб и яйца, а потом можем идти домой, – говорит Хаммел и замечает, как напрягается Блейн при его словах, пытается не думать о наполовину собранной сумке с вещами, что стоит дома. – Я схожу за хлебом, – натянуто произносит Блейн, отпускает тележку и уходит в противоположном направлении. Курт подумывает о том, чтобы остановить его, настоять на совместных покупках, но полки с хлебом находятся совсем недалеко, а Блейну, быть может, необходима пара минут, чтобы прийти в себя. Возможно, Курту и самому нужно это время, подготовиться к тому, что все начнется по новой, как только они приедут домой. Курт вздыхает и толкает тележку вперед, пытаясь сфокусировать внимание на том, стоит ли купить дюжину яиц или им хватит всего шести. Последнее время Блейн пристрастился к омлету (хотя Курт уже начинает подумывать, чтобы ограничить его привычку), и Хаммел уже протягивает руку за упаковкой, как вдруг слышит это. Удар – и крик, а следом еще больше криков и топот бегущих куда-то людей. Курт даже не думает – инстинктивно реагирует, отталкивает от себя тележку. Его сердце отчаянно колотится, а в голове стучит лишь только не Блейн только не Блейн только не Блейн, и руки дрожат, когда он видит работников магазина, спешащих в секцию с хлебом, Нетнетнетнетнет. Курт, движимый только потребностью немедленно оказаться рядом с Блейном, пробирается через небольшую группу людей, даже не думая об извинениях. Блейн лежит на полу, на виске – кровь, а сам он дрожит и хрипит, содрогается от очередного приступа. Рядом с ним женщина; она вытягивает руки, но не прикасается, словно не знает, что делать. – Отойдите! – Словно со стороны Курт слышит свой крик и падает на колени. Он различает, как кто-то собирается звонить в скорую, видит нерешительно уставившихся на них людей. – Вы его знаете? – спрашивает та самая женщина, а Хаммел желает только чтоб она перестала говорить, потому что ему необходимо считать, нужно понять, как долго продолжается приступ. – Это мой жених, – быстро отвечает Курт и переводит взгляд на часы. Добраться до этого места заняло у него около 30 секунд, и после прошло примерно столько же, что в сумме составляет минуту, и это уже гораздо больше, чем было раньше – Боже, у Блейна не было приступов уже несколько месяцев, и почему у него кровь на голове, почему вокруг так много людей, Курт не может дышать – ему не нужно дышать, нужно только считать. Женщина продолжает говорить, и, кажется, кто-то говорит про скорую, но Курт не слушает, продолжает следить за временем, наблюдает, как минута превращается в две, потом в три, следит чтобы Блейн не ударился – его тело содрогается, будто каждую секунду через него проходит разряд молнии, и почему он не останавливается, он должен был уже остановиться, прошло уже четыре минуты, слишком долго, слишком долго слишком... А затем всё прекращается – Блейн замирает, его дыхание становится слишком тяжелым и резким, а Курт здесь – он нежно держит его за плечо. Блейн задыхается, не открывает глаза, содрогается еще пару раз в качестве остаточного явления, а Курт в это время бегло осматривает порез на голове, прямо за левым виском (и так близко к старым шрамам). – Что произошло? – спрашивает Курт, требует  ответа, а затем снимает пиджак, комкает его в подобие подушки и осторожно кладет Блейну под голову. Он оглядывается на женщину рядом; ему необходимо знать, что случилось, дабы помочь Блейну, выяснить, что нужно сделать, потому что это очень плохо – он прекрасно знает, что плохо, ведь у Блейна еще не было таких приступов, не таких долгих и тяжелых. – Я… я точно не знаю, – бормочет очевидно напуганная женщина. – Я особо-то и не смотрела, а он за чем-то потянулся, и потом, кажется, он поскользнулся или вроде того, – я точно не видела, но думаю, что он ударился головой о полку, а затем упал и начал… начал… Курт переваривает полученную информацию и разворачивается обратно к Андерсону, осторожно, как только может, поворачивает голову так, чтобы видеть его лицо – и в это же мгновение Блейн устало начинает моргать. – С тобой все хорошо, – нежно говорит Курт, с любовью берет его за руку, ведь прекрасно знает, что лишняя стимуляция может спровоцировать очередной приступ. – Я с тобой, все хорошо. Блейн, усталый и в растерянности, скользит взглядом по лицу Курта и отчаянно сжимает его пальцы. Хаммел стирает слюну с его подбородка и, используя свою рубашку, вытирает кровь, которая вот-вот грозится попасть в глаз. – Курт… – бормочет Блейн, и наполовину закрывает глаза. Курт чувствует горячие слезы, собирающиеся в уголках, и позволяет себе крепче сжать ладонь жениха, кончиком большого пальца успокаивающе поглаживает его по костяшкам. – С тобой все хорошо, все будет хорошо, – бормочет Курт, несмотря на то что Блейн снова начинает дрожать, а тело слегка вибрировать, и голова не перестает кровоточить. Курт видит, что Андерсон пытается открыть глаза и оглядеться, но быстро сдается, захваченный усталостью и болью. – Мы в супермаркете, – объясняет Курт, не повышая голос. – Ты ударился головой, что спровоцировало приступ. Скорая уже едет, и с тобой все будет хорошо, обещаю. На мгновение воцаряется тишина – дыхание Блейна до сих пор тяжелое и прерывистое, а пальцы с силой сжимают ладонь Хаммела. – Кур.. не чвст... – невнятно бормочет Блейн, в панике смотрит на Курта, а тот удерживает его за плечи, помогает удерживать голову прямо, тогда как спина тяжелеет, и вдруг он тянется, ужасно кашляет и опустошает свой желудок на пол, а Курт начинает бояться, что все зашло слишком далеко, и у Блейна начнется очередной приступ, если он не расслабится. Курт успокаивающе гладит его по спине, пытаясь таким образом отвести подступающую болезнь, как вдруг Блейн останавливается – и Курт осторожно вытирает его рот и кладет голову Андерсона себе на колени. – Все хорошо, – снова шепчет Курт, не до конца уверенный, кого же пытается убедить на этот раз. – Я здесь, я с тобой. Его глаза до сих пор закрыты, из раны течет кровь, а Курт пытается подавить собственный приступ паники, закрыться от воспоминаний про прошлый раз, когда Блейн лежал на земле с пропитавшимися кровью волосами, пытается остаться здесь, с Блейном, потому что он нужен ему, он нужен Блейну. Одинокая слеза покидает свое убежище, катится по щеке и задерживается на кончике носа, а после оставляет на штанах Курта влажное пятно. Хаммел наклоняется и легко целует его в лоб, чтобы Блейн понял – Курт здесь, рядом с ним, и он в безопасности, потому что Курт об этом позаботиться и никогда не отпустит его. – Можешь отдохнуть, – бормочет он, отчаянно желая скорейшего прибытия врачей. – Я с тобой, можешь отдохнуть. И он чувствует, что Блейн немного расслабляется, его пальцы уже не так сильно сжимают руку, а дыхание, наконец, становится ровнее. Курт продолжает гладить его по костяшкам, начинает тихо напевать You Are My Sunshine, тем самым стараясь уверить Блейна в своем присутствии. Он хочет скорее поднять его с холодного пола, унести подальше от запаха свежеиспеченного хлеба и пирожных, от прохладного воздуха и нескольких людей, все еще стоящих неподалеку. А затем жизнь ускоряет свой ход, словно кто-то выбирает соответствующую функцию в проигрывателе –  становится слишком шумно и все как-то быстро начинают двигаться,  парамедики в голубых униформах заполняют помещение и забирают у него Блейна. Курт инстинктивно усиливает хватку, но затем вспоминает, что произошло, и отпускает. Ему задают кучу вопросов, а Хаммел пытается очистить свои мысли и сфокусироваться на настоящем, ведь нужно снабдить докторов информацией, чтобы они могли помочь Блейну. Это мой жених Он упал и ударился головой Продолжалось четыре минуты Нет, это не нормально Он перенес черепно-мозговую травму с обширным повреждением Два года назад Да, он принимает Депакоте и Баклофен Да, обычно под контролем Нет, я не знаю Я не знаю Я не знаю Просто… помогите ему И затем всё снова приходит в движение, на Блейна надевают кислородную маску и кладут на каталку. Курт семенит рядом, не отрывая взгляда – Блейн приоткрывает глаза и снова закрывает, когда его грузят в машину, а после снова начинает дрожать, его конечности напрягаются, боже, очередной приступ, это не может быть, нет, только не снова, нет, нет, нет. Курт скорее забирается следом – и они уезжают. х х х х Курт ненавидит комнаты ожидания с этими дурацкими коврами, дурацкими стульями и дурацкими часами, этот медленный и ужасающий ход времени. Он ненавидит бесконечное ожидание, бесконечную неизвестность, сочувствующие взгляды медсестер и слишком горячий больничный кофе. Курт ненавидит, что Блейн где-то там, ему больно, а Курт не имеет никакой власти ни над чем, понятия не имеет, что происходит и когда он сможет увидеть его снова. Курт ничего не знает, кроме этого уродливого узора на ковре, пятна на спинке стула и неспешного “тик-так-тик-так” часов. Поэтому он просто закрывает глаза, дышит и ждет. – Мистер Хаммел? – чей-то голос привлекает его внимание, и Курт поднимает голову. Перед ним медсестра в фиолетовой униформе, которая участливо ему улыбается. – Блейна разместили в палате, я могу Вас проводить. Он просто кивает, не доверяя своему голосу и способности говорить, а потому идет за ней – все тянется слишком медленно и неопределенно. Она ведет его дальше по коридору, проходит мимо реанимации – отчего Курт дышит немного легче – и останавливается у палаты под номером 322. – Он сейчас спит. Доктор скоро подойдет, чтобы поговорить с Вами. Просто нажмите кнопку, если Вам что-нибудь понадобится. Курт снова кивает – ему кажется, что это единственное, на что он сейчас способен – и входит внутрь. Свет в палате приглушен, стены окрашены в светло-коричневый, а в некоторых местах висит пара картин, видимо, чтобы создать уютную домашнюю обстановку. Но не создают. Скорее, подавляют. Он садится на стул рядом с кроватью, а в горле образуется болезненный комок при виде забинтованной головы Блейна, при виде капельницы, закрепленной на тыльной стороне руки, и тонкой, словно лист бумаги, больничной одежды. Глаза Андерсона закрыты, а лицо расслаблено, рот слегка приоткрыт – от этого в уголках губ Курта расцветает легкая улыбка. Блейн постоянно отрицает, что спит с открытым ртом, но Курт считает это довольно милой привычкой. От этого он выглядит гораздо моложе, чем есть на самом деле. Одеяло сползло слишком низко, и Курт проводит руками по грубой ткани, после чего натягивает его на грудь. Блейн вздрагивает и тяжело вздыхает, немного поворачивает голову и снова засыпает. Приступы всегда сильно изматывают его, а после сегодняшних двух он наверняка будет несколько дней измученным и изнуренным. Но на работе сейчас все относительно спокойно, и Курт знает, что может взять пару дней отпуска, остаться с Блейном ровно столько, сколько потребуется. Он хмурится, когда замечает, что правая рука Блейна слегка дергается, а пальцы левой – дрожат, когда Курт обхватывает его ладонь. Он сидит так какое-то время, в тишине комнаты, и смотрит за медленным и уверенным подъемом груди Андерсона, за подергиванием руки, за лекарством в капельнице. Курт даже больше не возражает, что приходится ждать, не тогда, когда он здесь, рядом с Блейном, где может смотреть на него и быть уверенным в том, что с ним всё хорошо. Дверь скрипит и открывается, в палату входит доктор в белом халате. Его волосы слегка растрепаны, да и в целом мужчина выглядит уставшим – но кто в нынешнее время не устает? – А Вы, должно быть, жених Блейна? – с улыбкой спрашивает доктор, сокращает расстояние между ними и жмет ему руку. – Меня зовут Доктор Тейлор. – Как он? – спрашивает Курт, не обращая внимания на формальности. –  С ним всё будет хорошо? – Мы сделали несколько снимков; Блейн перенес легкое сотрясение, когда упал. Обычные пациенты быстро восстанавливаются после этого,  хорошо отдохнув, но повреждения и мозговые рубцы, а также эпилепсия привели к некоторому… перевозбуждению в мозге, именно поэтому приступ был таким тяжелым. Мы дали ему успокоительное, чтобы немного ослабить напряжение, но на восстановление, боюсь, потребуется какое-то время. Курт  смотрит на Блейна и представляет, какой водоворот активности происходит в его голове, как Андерсон боится, насколько измучен тем, что мозг предает его вот так. – А что с его рукой? – спрашивает Курт и переводит взгляд на доктора. – Блейн ударился левой стороной головы, когда упал. Уверен, что Вы знаете, что шрамы от предыдущей операции находятся в эпилептогенном очаге судорожной активности. Нам удалось остановить судорожную активность, пока она не охватила весь мозг, но в левом полушарии она и без того постоянная. Однако и ее можно остановить, какое-то время принимая успокоительные. – Ох. – Это единственное, что может произнести Курт. Его голова итак уже распухла от обилия информации, а также от слов, которые он надеялся никогда больше не услышать. –Я так понимаю, что Блейн провел очень впечатляющую работу по восстановлению после повреждения мозга? – спокойным голосом спрашивает врач, совершенно лишенным любопытства, и Курт кивает, слегка улыбаясь. – Да, он… он просто потрясающий. – Блейн – очень сильный человек, Курт. Он уже проделал значительную работу. Это происшествие, быть может, вынудит его отступить на пару шагов назад  в области координации и речи, но я уверен в его способностях. Особенно с Вашей поддержкой. У Хаммела сохнет во рту, потому что именно его поддержка привела к этому, его контроль и нытье – Блейн был прав. Он не должен был подталкивать его к этому, и все случившееся – исключительно вина Курта. Доктор слушает сердцебиение Блейна, проверяет реакцию зрачков и регулирует уровень лекарства, после чего уходит. Курт снова берет Блейна за руку, наклоняется и целует его в щеку, шепчет на ухо тихое прости и ждет, стараясь не заплакать. х х х х Спина ужасно болит, а в шее что-то хрустит, когда Хаммел открывает глаза и удивляется, как же он умудрился заснуть на стуле. А затем Курт обращает внимание на коричневые стены, картины, капельницу и начинает вспоминать. Блейн. Магазин. Приступ. Сотрясение. Блейн. Взгляд теплых медовых глаз устремлен на него – уставший, но в сознании. Курт замечает, что рука перестала содрогаться, и теперь все кажется немного ярче, ведь солнце игривыми лучами проникает в палату сквозь щели в шторах. – Привет, – нежно произносит Курт, тянется к руке Блейна. – Как ты себя чувствуешь? Андерсон облизывает языком пересохшие губы. – Как будто у меня… похмелье. Слова немного неразборчивые, но Курт не может удержаться от смешка и сжимает пальцы Блейна. – Прости меня, – говорит он, смахивая пару непослушных прядок волос со лба Андерсона. – Что-нибудь болит? Принести еще лекарство? Блейн слегка качает головой и на мгновение закрывает глаза. – Медсестра… рассказала мне, что… – он смотрит на их соединенные руки. – Ты был прав. – Насчет чего? – спрашивает Хаммел нежным и подбадривающим голосом. Блейн молчит, и Курт видит, что тот с трудом пытается подобрать нужные слова – Курт не уверен, проблема в сотрясении или же в действии лекарств. – ...счет меня. Что я… не могу делать это. Блейн смотрит на него широко распахнутыми глазами, и Курт, заметив, что те подозрительно заблестели от влаги, неистово закачал головой. – Нет. Я был неправ, Блейн. Мне следовало послушать тебя. Блейн опустил взгляд, а вместе с ним слеза скатилась к подбородку. – Прости меня. – Не нужно извиняться, – уверяет его Курт и двигается на стуле, стараясь оказаться к нему как можно ближе, и сжимает ладонь так крепко, как только может. – Тебе не за что просить прощения. Я подтолкнул тебя к этому, заставил думать, что ты должен мне что-то доказать. Он поглаживает щеку Андерсона кончиками пальцев, стирая по пути горячие слезы, а затем нежно обхватывает ладонью. – Ты не должен мне ничего доказывать. Я – единственный, кто ошибался, Блейн. Мне следовало больше поддерживать тебя, поэтому прости. Тишину между ними разрывает только тихое шмыганье Блейна, и Курт целует его в уголок рта губ. Тот с радостью льнёт к Хаммелу, а Курт вообще не уверен, как его сердце до сих пор остается одним единым целым, если кажется, что оно вот-вот взорвется на мелкие кусочки. – Просто… – глухим и нерешительным голосом шепчет Блейн, а затем делает паузу, собирает в кучку то, что собирается сказать. – Я так… устал. Устал… постоянно оступаться и оказываться… здесь. Пару секунд Курт молчит, а потом отвечает, смотрит на Блейна, со взъерошенными после сна волосами и темными мешками под глазами,  такого маленького и хрупкого на этой больничной кровати. – Можно? – он жестом указывает на свободное место рядом, и Блейн кивает, бесцветно улыбается. Курт помогает ему немного подвинуться, после чего садится рядом, прижимает Блейна к груди и упирается подбородком в макушку, расчерчивая кончиками пальцев на руке Андерсона странные линии. – Я знаю, ты думаешь, что всегда ошибаешься, Блейн, но это не так. Ты так хорошо со всем справляешься, и я должен был сказать тебе об этом. Должен был сказать, что омлет, который ты мне приготовил, был самым лучшим из всех, что мне довелось пробовать, и что иногда я сижу перед дверью ванной комнаты только потому, что хочу послушать, как ты поешь, ведь ты делаешь это просто замечательно. И что я обожаю, насколько безукоризненно ты гладишь мои рубашки. Я должен был доверять тебе, Блейн. Не должен был сомневаться. Блейн поднимает правую руку и обхватывает ладонь Курта, скользящую вверх по локтю, переплетает их пальцы и кладет на грудь, прямо там, где бьется сердце, словно привязывая таким образом себя к нему. – Я обещаю, что… буду звонить, – шепчет едва слышно произносит он, и Курт чувствует горячий шепот слез в глазах, разгорающийся в уголках. – Я больше не заб… забуду свой телефон. Резкий выдох – и Курт прижимается губами к волосам Андерсона. – Мы что-нибудь придумаем, обещаю. Все будет хорошо. Мы справимся. – Всегда справляемся, – бормочет Блейн, и Курт чувствует, как голова жениха тяжело наклоняется – он снова начинает уставать. – Всегда справляемся, – повторяет Хаммел, ведь это правда. В их жизни есть свои взлеты и падения, болезненные места в отношениях и мгновения, когда Курту кажется, что он может треснуть по швам от счастья. Они ссорятся и мирятся, никак не могут выбрать, какую ткань купить и какая из них мягче, а и Курт всегда будет использовать Mac, тогда как Блейн остается ярым приверженцем Windows. Но, несмотря ни на что, они всегда справляются, учатся жить друг с другом и находить золотую середину. Так они поступят и в этот раз. И неважно, насколько сложным он может оказаться. – ...люблю тебя, – бормочет Блейн, потихоньку засыпая, его тело расслабляется в руках Хаммела, – он в безопасности в руках Курта, а тот ложится щекой на мягкий подъем его волос. – Я тоже тебя люблю.