Глава 5
20 февраля 2019 г. в 19:23
На следующее утро Уотсон предсказуемо проснулся в одиночестве. Он уже перестал удивляться исчезновениям Шерлока, который большей частью умалчивал о своих планах. Однако со вчерашнего дня настроение доктора претерпело изменения к лучшему, поэтому ему не хотелось ни о чём беспокоиться заранее. Будет повод – тогда и поволнуется: о себе, о Холмсе, об их странных отношениях, о своих проблемах с наследством, а пока можно просто плыть на шикарном корабле и наслаждаться путешествием. Тем более теперь, учитывая вчерашний поделённый поровну (вероятно, именно так: в окончательном подсчёте Джон не участвовал, но верил в честность Холмса) выигрыш, он мог позволить себе некоторые приятные мелочи.
Уотсон не спеша оделся, собрал разбросанные как попало после вчерашних сборов Шерлока вещи и отправился в ресторан к завтраку. Народу в зале было уже немного. За его столом оставалось только семейство Хупер, да и то казалось, что миссис Хупер специально ест свой омлет со шпинатом медленнее, чем обычно, чтобы дождаться припозднившегося соседа. Сегодня она была несколько любезнее, чем в прежние дни, и, когда Джон завёл приличествующую случаю и английской благовоспитанности беседу о погоде, поддержала её весьма любезно. Незаметно она перевела разговор на вчерашний вечер в казино и поинтересовалась, не знает ли уважаемый доктор, в какой каюте плывёт его давешний партнер по карточной игре, мистер Холмс. Как оказалось, Холмс обещал ей быть на каком-то вечернем концерте, но, как назло, сегодня в одно и то же время предполагалось выступление в кают-кампании итальянской оперной примы Фланчирелли, а на палубе – шотландских волынщиков, что внесло некоторую путаницу в их договоренность.
Джон, не желая вызывать подозрений, сказал, что не успел познакомиться с мистером Холмсом достаточно близко, чтобы узнать, где именно тот разместился, и, дабы избежать дальнейших нежелательных расспросов, побыстрее покинул ресторан.
Он неожиданно ощутил раздражение на Холмса, который надавал различных обещаний и даже не предупредил его об этом. Посещение концерта вряд ли могло более навредить их конспирации, чем вчерашний поход в казино, однако то, что Шерлок, возможно, вновь задумал что-то особенное, но не хотел посвящать в это доктора, вызывало обиду.
Не желая тратить время на бесплодное гадание о планах Холмса, Джон решил заняться чем-то интересным для себя. Он уже пару раз, бывая на верхней палубе, видел шикарный бильярдный зал, но ещё ни разу не заходил туда и сегодня решил исправить это упущение.
Бильярд на «Принце Уэльском» был действительно превосходен. Там собралась знающая толк в этом занятии публика, среди которой оказалось немало военных. Несмотря на первоначальное неудобство, возникшее из-за необходимости при расчёте силы и времени удара по шару учитывать качку, Джон через некоторое время привык к необычным условиям и полностью влился в игру. Наличие денег в кармане сделало её ещё привлекательнее, и доктор не заметил, как прошло несколько часов. К сожалению (или счастью), он не преумножил своих средств, но и не проиграл их, и покинул зал почти с той же суммой, с которой и вошёл туда, зато с чувством удовлетворения от проявленной ловкости и меткости.
День близился к закату. На южных широтах переход от света к темноте довольно резок, а солнце не уплывает, а практически проваливается за горизонт, оставляя после себя на глазах растворяющееся в чернильной морской глади золотистое мерцание. Но, находящимся на пароходе такого класса, долго переживать за потерю естественного светила пассажирам не приходилось. Не успели ещё исчезнуть его последние лучи, как бесчисленные свечи и газовые рожки озарили палубы, отражаясь в оконных витражах и хрустальных люстрах коридоров и залов, преломляясь в бриллиантах дам и моноклях господ, спешащих предаться вечерним развлечениям.
Однако Джону поднадоело общество. Этим вечером он решил не ходить на ужин, чтобы избежать непременных светских бесед с соседями, поэтому просто перекусил в баре на корме, взял корзинку с фруктами и печеньем для Шерлока (если тот соблаговолит опробовать хоть что-то из выбранного доктором), а потом отправился к себе в каюту. Джон неплохо провёл день, но сейчас чувствовал, что ему не хватает именно Холмса, и надеялся, что тот уже вернулся (где бы он ни пропадал) и они смогут о чём-нибудь поговорить. А лучше было бы снова сыграть в преферанс, а заодно порасспрашивать Шерлока о его методах просчёта масти и расклада. Холмс так очаровательно увлекался и сиял глазами, когда дело касалось объяснения его логических построений, что сердце Джона тоже замирало от восхищения то ли умом собеседника, то ли чем-то иным. К тому же вчерашняя нервозность почти полностью прошла, и доктор уже сам удивлялся, что он умудрился себе нафантазировать относительно трудностей в их общении.
Джон открыл ключом дверь каюты и не смог сдержать радостного вздоха – Холмс был на месте.
Он сидел по-турецки на кровати, листая какой-то блокнот. На нём по-прежнему были лишь батистовая сорочка и тонкие светлые брюки. Джон подумал, что надо бы предложить ему приобрести хоть что-то новое из гардероба, если уж он сам не озаботился ничем, кроме вчерашнего выходного фрака. Днём, конечно, была жара, но к вечеру значительно холодало, да и провести всю дорогу без дополнительной смены белья было невозможно.
– О, доктор Уотсон… Вы вернулись. Наконец-то. Ну что же, проходите.
Шерлок приглашающе махнул рукой.
Вдаваться в споры по поводу того, кому приличествует распоряжаться в каюте, доктору не хотелось. В общем-то, как и в какие-либо другие споры. Однако что-то в жестах и голосе Холмса насторожило Уотсона, и он пригляделся внимательнее. На столике возле кровати стояла открытая бутылка виски. Была она раньше в каюте или нет, Джон не помнил, однако, судя по расширившимся зрачкам и сосредоточенной плавности движений, Холмс сегодня успел употребить не только крепкий напиток.
Уотсону довольно часто приходилось сталкиваться с разными видами наркотических средств, с курильщиками опиума и гашиша, так как это было распространено не только среди низов общества, но и в высших аристократических кругах, а в Индии, при огромном выборе веществ на любой вкус и кошелёк, особенно. Но для него самого подобные развлечения всегда являлись запретными – мысль о потере контроля над собой даже по собственной воле вызывала глубокое отторжение.
Но Холмса, видимо, такие проблемы не беспокоили.
– Скучно! – пожаловался он. – Как же скучно!
– И ты, похоже, решил таким образом развлечься, – сердито произнес Джон, указывая на бутылку. Стало ясно, что приятной беседы или карточной игры двух приятелей сегодня явно не получится.
– Если бы ты только мог представить, как далеко моё состояние от развлечений и как близко к страданию, – с театральным пафосом объявил Шерлок. – Находиться столько времени в замкнутом мире ограниченных самовлюбленных представителей человечества, лишь по ошибке именующихся гомо сапиенсами, смертельно опасно для истинного разума.
– И это повод, чтобы напиться и обкуриться?
– Какое вульгарное определение! Я лишь пытаюсь подпитать свой страдающий без интеллектуальной пищи мозг.
– А почему ты не на концерте? Возможно, там бы тебе удалось подпитаться более подходящей для интеллекта пищей, – поддел Холмса доктор. – Тем более, мисс Хупер, а также её маман наверняка тебя уже заждались.
– Какой концерт? – отмахнулся Шерлок. – Тут, в открытом море, вдалеке от очагов цивилизации, по определению не может быть настоящих музыкантов, одни лишь гастролирующие неудачники.
– Ну, уж какие есть… В Лондоне, если при таком образе жизни ты туда доберёшься, сможешь взять абонемент в королевскую консерваторию.
Холмс мученически закатил глаза:
– Что за намёки и упрёки? Я люблю музыку. Но настоящую, а не этот предлагаемый под видом европейских знаменитостей суррогат.
– Зачем тогда было обещать Хуперам совместный поход? – Джон вроде бы хотел выказать своё неодобрение необязательности Холмса, но подспудно иррационально обрадовался его равнодушию к посещению культурных мероприятий в женском обществе.
– Не помню. Вероятно, это было несущественно, и я просто отключил своё внимание. А откуда ты знаешь об этом? Где ты был?
– То же самое я могу спросить у тебя. Ты вообще исчез с утра без всяких предупреждений!
– У меня было дело. Секретное. К сожалению, уже третий день в нём нет никаких подвижек. Большего я о нём рассказать не могу. Но, во всяком случае, я гарантирую, что, в отличие от тебя, не убивал время предаваясь низкопробным забавам, – поморщился Холмс. – В попытках сбежать от себя и от своих пристрастий.
– О чём это ты? – переспросил Уотсон. От двусмысленности последней произнесённой Шерлоком фразы внутри неприятно похолодело.
– Бильярд, бар, разговоры о женщинах, политике и скачках – то, чем пристало заниматься настоящему мужчине. В твоём представлении. Поэтому ты и посвятил весь день всей этой чепухе с чувством полного самоудовлетворения.
– А ты что, следил за мной? – подозрительно поинтересовался доктор.
– Чтобы сделать нужные выводы, нет никакой необходимости бегать по кораблю, высунув язык, как охотничий пёс. По тебе и так виден весь незамысловатый круг твоих интересов.
– А в чём вообще смысл твоего недовольства? Что мне, по-твоему, следовало делать? Сидеть тут взаперти и ждать, когда ты вернёшься неизвестно откуда, а потом развлекать – нет уж, увольте!
– Лучше бы и правда остался здесь. Я уже сожалею, что отдал тебе вчера выигранные деньги – ты совершенно не умеешь ими распоряжаться! Так и собираешься до конца поездки болтаться по барам и ресторанам?
– Что за детские упрёки! – не выдержал Джон. – Ты сам отказываешься посвящать меня в свои занятия, а потом попадаешь во всякие сомнительные ситуации. Если ты будешь продолжать вести себя в таком же духе, сомневаюсь, что мне вообще захочется возвращаться в эту каюту.
– Ну и не надо! Если бы я знал, что ты окажешься таким занудой – выбрал бы себе в спутники кого-нибудь повеселее, – мстительно упрекнул доктора Холмс.
– Ну да, насколько я помню, у тебя в Индии прямо очередь была из желающих развлекать, охранять и обслуживать ваше сиятельство.
– Не паясничай, Джон! Тебе это не идёт, – недовольно скривился Холмс. – Лучше поставь, наконец, свою корзину и подай мне газету.
Уотсон, только сейчас заметив, что всё ещё держит корзину в руках, пристроил её на ближайший столик.
– Я принёс это для тебя. Не знаю, ел ли ты что-нибудь сегодня. Или приземлённые вопросы питания тоже ниже твоего достоинства?
– Газету! – не отвечая на вопрос, властно повторил Холмс.
Джон мрачно вздохнул, осматриваясь вокруг в поисках необходимой Холмсу вещи, и тут заметил, что на кресле у кровати было разложено голубое сари. Откуда оно там взялось (ведь он только утром навёл порядок в каюте и убрал всё ненужное в шкаф), было непонятно.
– Что, нравится? – поймав его взгляд, насмешливо спросил Холмс. – Насколько я заметил, на тебя производят впечатление экзотические наряды. Ну, или же я в них.
Под пристальным вниманием Шерлока Джон нервно вздохнул. Во рту пересохло.
– То приключение с переодеванием было действительно забавно, если ты имеешь это в виду. Ты прекрасно справился со своей ролью.
– И это доставило тебе немалое удовольствие. Ты так смотрел на меня…
Щёки Джона будто обожгло, и не будь его кожа загорелой от южного солнца, он, возможно, испытал бы ещё большее смущение от того, что краснеет, как девица.
– Возможно, это от неожиданности. Не каждый день можно наблюдать за такими преображениями. Впрочем, традиционные костюмы идут тебе гораздо больше, – Уотсон попытался перевести разговор на менее скользкую тему. – Теперь, когда у нас появились деньги, не думаешь ли ты пополнить свой гардероб? В Лондоне по приезде тебе может понадобиться что-то более практичное, чем фрак или батистовая сорочка.
– Я подумаю над этим, – равнодушно ответил Холмс. – Может быть... А много ли ещё рекомендаций на мой счёт у вас припасено, уважаемый доктор?
– Ничего особенного, только есть, пить и не забывать о своей безопасности.
– Скучно! – опять повторил Шерлок.
– И что же мне сделать, чтобы прогнать твою скуку? – полушутя, полусерьёзно спросил Джон.
– Скажи, что за всей твоей заботой скрываются не совсем принятые между джентльменами чувства по отношению ко мне! – с горящими нездоровым блеском глазами заявил Холмс. А потом продолжил со страстью инквизитора, пытающегося вырвать у пленника заветное признание. - И для тебя это не тайна.
– Спишу все эти нелепости на то, что ты сейчас нетрезв и не можешь полностью отвечать за свои слова, – Джон попытался хоть как-то остановить не признающего границ Холмса.
– Не стоит ничего списывать. Я говорю вполне прямо. И я всего лишь хотел дать тебе понять, что осознаю природу твоего внимания, когда ты пожираешь меня глазами, а потом делаешь вид, что ничего не происходит. Возможно, я даже польщён.
Джон растерянно замолчал. Он не знал, как ему сейчас себя вести. Признать, что он считает Шерлока привлекательным и испытывает чувства? Или не соглашаться даже на возможность появления таких мыслей? Оба эти решения казались в данной ситуации ошибочными. Оба могли привести к нежелательным последствиям или для его сердца, или для самоуважения.
– Чего ты от меня хочешь? – устало спросил он.
– Для начала, чтобы ты прекратил уже быть таким упрямым и отрицать очевидное. Тебя привлекают мужчины.
Произнося эти слова, Холмс откинул локоны со лба и облокотился на изголовье кровати, будто нарочно провоцируя Джона соблазнительной позой. Его рука ещё раз прошлась по волосам, а потом расслабленно легла вдоль тела ладонью вверх.
Доктор замер, как истукан, на расстоянии пары футов от полулежащего Холмса. Мысли метались в голове, не находя точки опоры.
«Что он делает? Зачем?» – думал Джон. «Это знак одобрения или просто поза? Он дразнит меня? Его пальцы, они уникальны, никогда не видел руки красивее. Если я сейчас дотронусь до них, как он к этому отнесётся?»
Джон уже почти сделал шаг вперёд, когда неожиданно узнал лежащий рядом с Холмсом блокнот. Это была его собственная записная книжка времён службы в армии.
– Ты копался в моих вещах! Боже, это переходит все границы! Какое право ты имел лезть туда, куда тебя не просят! – в негодовании вскричал он.
Шерлок тут же выпрямился и спокойно пожал плечами:
– Кто же виноват, что мне было скучно сидеть одному в четырёх стенах. А чего вы так беспокоитесь, доктор? Все ваши вещи на месте, все ваши истории в сохранности. И даже милые воспоминания. Кстати, кто это?
Шерлок схватил блокнот и потряс его, демонстрируя Джону слегка порыжелую фотографию молодого светловолосого мужчины в военной форме.
– Не твоё дело!
– «На память доктору Уотсону от лейтенанта Мюррея»! Надо же, какая «дружба», какая преданность. Ты носишь с собой его портрет уже много лет, даже в Англию потащил, на другой конец света. Это вместо положенного фото невесты?
Уотсон задохнулся от возмущения. Эти обвинения были мало того, что опасны, но ещё и болезненны. Не то чтобы Джон испугался разоблачения или же судебного преследования, если об его прежних отношениях станет кому-либо известно – они оба: и он, и Шерлок - были не в том положении, чтобы выносить такие сведения на всеобщее обозрение. Но что бы там ни мог определить гениальный наблюдатель Холмс по замятости уголков или потёртости краёв фотографии, он не имел права лезть в его жизнь и топтаться в чувствах.
– Не хочу это с тобой здесь обсуждать, тем более в таком тоне. Надеюсь, это ты понять в состоянии. Бенджамин действительно был моим другом, настоящим другом, и это единственное, что я могу сказать.
– И до сих пор, спустя столько лет, ты бледнеешь, как романтичная девица, стоит кому-то лишь прикоснуться к фото твоего «друга»? Сентиментальность, граничащая с идиотизмом!
– Кто же виноват, что ты не в состоянии понять естественных человеческих чувств.
– Чувства, любовь - всё это глупости. Эмоциональный дефект неразвитого ума. И лишь иногда бывают полезны, если знать, как ими воспользоваться, – раздражённо произнёс Шерлок.
Джона как холодной водой окатило.
– Возможно, чувства могут быть болезненны, но это же не всегда так, – стараясь, чтобы голос прозвучал ровно и спокойно, ответил он. – Они бывают и прекрасны. А если и случаются иногда ошибки, то за них приходится расплачиваться тем, кто позволил себе чувствам чересчур поддаться.
Холмс презрительно захлопнул старый блокнот и бросил его на кровать.
– Тогда надёжнее не поддаваться.
– Если бы все могли быть такими механическими людьми, как ты, и управлять чувствами в сердце, как подачей воздуха в клапаны парового двигателя! Насколько тогда была бы проще наша жизнь.
Джон горько усмехнулся. Сердце колотилось как бешеное. Ещё мгновение, и он бы мог сгореть в огне этого ослепительного ледяного пожара. Нужно было спасаться, бежать как можно дальше, пока он ещё был в состоянии это сделать.