В Лос-Анджелесе пасмурно

Особняк из настоящего встретил Франческу Андерсон потрескавшимся паркетом, облупившимися обоями и нечитаемыми гобеленами. В нос ударил запах старости и затхлости. Она шагнула из зеркала, словно в обычный дверной проём — лишь на мгновение почувствовав, как будто кто-то толкает её в спину. И только здесь, наконец, она ощутила всё, что происходило вокруг неё. Ещё сильнее, острее, чем раньше она ощутила себя живой. Вернулся слух, осязание, чувство собственного веса — за время, проведённое в чужих воспоминаниях, показавшееся вечностью, она почти отвыкла, каково это — стоять на своих двоих. И вернулись эмоции. Франческа не поняла этого сразу — но там, в видениях двадцатисемилетней давности, она не чувствовала почти ничего — ни жалости, ни скорби, ни гнева, оставаясь лишь безвольным и бездушным наблюдателем. Теперь же всё это грохнулось на неё с высоты нью-йоркских кондоминиумов, и ей стало страшно. За тех, кого она любила и ненавидела, за тех, кто был дорог ей. И это чувство было самым болезненным из всех — оно казалось острее, чем когда-либо. В холле — старом и забытом — её никто не встречал, да и не было никого, кто встретил бы её. Не было людей, с кем она могла бы поделиться полученными знаниями. Зато был мир. Она закрыла глаза, чувствуя под веками вспышки боли, словно в них что-то попало. Но не смогла бы определить, что именно. Да и не хотела — у неё не было ни малейших сил на эту борьбу. — Значит, вот когда всё стало неправильным, — сказала она в пустоту. — Да, — ответило ей отражение. Фредерика снова была здесь — серая и блеклая, поникшая после встречи с прошлым. — Я хотела, чтобы ты знала. — Столько судеб разрушено, — сорвалось с губ Франчески почти что против её воли. — Больше, чем ты видела, — вздохнула Фредерика. — Марк, Генри, я и Лин погибли. Уилл сошёл с ума. Рэй… — …Стал Дарком, — закончила за неё Франческа. — Но только одного я не могу понять. Как он выжил? Я — мы — ведь видели его, Уилл сломал ему шею. Он же… — Я не знаю, — честно призналась Фредерика. — После случившегося я так и осталась здесь, и Сущность отобрала у меня возможность как жить, так и умереть. Ей это, похоже, кажется… забавным. — Забавным? — горько усмехнулась Франческа. — Забавно то, что живой человек вынужден смотреть на мир из-за толстого слоя стекла? Забавно то, что двадцать семь лет ты не можешь и шагу ступить за пределы места, где ты умерла? — Сущности чужды человеческие эмоции, — Фредерика пожала плечами. — Приятно, что ты сочувствуешь, но я уже почти привыкла. Я могу понять, почему созданию не из нашего мира может быть забавно подобное. Что-то вроде того, как маленькие дети сажают жука в стеклянную банку и забывают сделать в крышке отверстия для воздуха. — Почему она поступила так только с тобой? — Ей было интересно разнообразие. Поэтому она отпустила Лина. Захватила разум Марка. Заставила Рэя воскреснуть. И сожрала Генри. — Генри — это тот актёр, которого?.. — Застрелил Уилл, да, — Фредерика кивнула. — Некоторых из нас Сущность поглотила целиком — не осталось ни следа, ни воспоминания, ни тела. Франческа начала мерить шагами холл. Чем больше проходило времени, тем больше мыслей посещало её голову — так много и так часто, что сложно было сосредоточиться на чём-то одном. Пытаясь собраться, она вертела в руках трость, переключала своё внимание на всё подряд — на холод в пальцах, на боль в ноге, на песок в глазах — на что угодно, что могло бы припечатать её к реальности раз и навсегда. — Значит, Дарк когда-то был мэром этого города, — начала рассуждать она вслух. — Он, фактически, был здесь главным, и всё равно не смог противостоять тому, что случилось. Поэтому он выглядит так, как выглядит. И ведёт себя так, как ведёт. И он… — Она знала, что он жив, но не знала, жив ли он на самом деле. Кое-что во всей этой истории пугало её больше всего. — Но как он смог сохранить себя, свой — не знаю — рассудок, когда буквально восстал из мёртвых? — Контроль всегда был моей сильной стороной, — услышала она болезненно знакомый голос со стороны дверей. Обернулась. Дарк стоял там, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки на груди. Складывалось впечатление, будто он наблюдал за мельтешениями Франчески уже некоторое время. — Привет, — устало сказала она. — Привет, — ответил он ей в тон. — Ты сам догадался, где нас искать? — спросила Франческа, поправив на носу очки и вымученно улыбнувшись. — Эмма рассказала, — просто сказал Дарк, кивнув куда-то за своё плечо. — Они с Филом ждут снаружи. Вы уже нашли Анну? — Да, она на чердаке, — Франческа кивнула. — Ти Джей, Дэнни и Войд сейчас там. Меня выкинули, как самое слабое звено, — вяло пошутила она, — а мы тут пока болтаем. — «Мы»? — переспросил Дарк. — Ну, я и… — она обернулась на зеркало. Там никого не было, кроме её собственного отражения. — И Фредерика. — Франческа, — неожиданно серьёзным и помрачневшим тоном начал Дарк. — Сейчас не самое лучшее время для шуток. — Но это правда! Я клянусь! — возмутилась она, как ей казалось, совершенно искренне. — Она была здесь, в отражении, она говорила со мной и рассказала, что произошло в особняке, когда… Когда погиб Марк. — Франческа… — И ты мне не веришь? — нахмурилась она, рассмотрев его выражение лица. — Как ты вообще можешь мне не верить, ходячий кусок аномалии? — Франческа, — снова повторил Дарк, отчего звук собственного имени уже начал её понемногу раздражать. — Я не сказал, что не верю тебе. Но теперь я… обеспокоен. Серьёзно. Она вопросительно выгнула бровь. Вместо ответа Дарк щёлкнул пальцами — весьма эффектно, как ей показалось, особенно когда аура вспыхнула ярче — и погрузил окружающее пространство во тьму. То есть, переместил в Нигде, как она с недавних пор решила называть это непроглядное состояние пространства-времени. — Ты ведь понимаешь, где именно ты встретила Фредерику? — спросил он. — Да, понимаю, — спокойным — настолько получилось — тоном ответила она. — Представь — на одну крохотную секунду — что это не Фредерика, не призрак прошлого, а Сущность решила с тобой пообщаться, — он тоже стал спокойным — но не отстранённо-спокойным, а, скорее, старательно сдерживающим негодование, гнев и бессилие за всё её несносное поведение. — Но ведь со мной ничего страшного не случилось! — Франческа всплеснула руками, чувствуя, будто снова оправдывается перед родителями, как если бы она сбежала с друзьями в парк пить пиво после полуночи через окно своей спальни. — Мы просто мило побеседовали, и она рассказала мне, кто, когда и как умер. И про тебя не забыла упомянуть. — Вот как, — Дарк выпрямился, скрестив руки на груди. — Ага, — Франческа позволила себе ехидную усмешку. — Я бы посочувствовала, честно, если бы ситуация здесь и сейчас к этому больше располагала. Дарк тяжело вздохнул. Сочувствие ему было не нужно — и даже чуждо в какой-то степени — тем более, что всё это — дела давно минувших дней. Но да, кое-что он всё же понимал — что Франческа обязана знать правду. За сегодняшний день она слышала уже третью версию произошедших событий, и это даже начало понемногу утомлять. Но, как в хорошем детективе, нужно было услышать все точки зрения, чтобы сложить полную картину происходящего, так что она не стала перебивать Дарка, когда он заговорил. Тринадцатого октября Марк Мейер пригласил на званый ужин своих, за неимением лучшей терминологии, друзей. Со всеми ними в его прошлом происходили разногласия, и Дарк — тогда ещё Рэйнард Рэй — искренне надеялся, что он сделал это для того, чтобы сгладить углы и вернуть всё на круги своя. Конечно, это была довольно глупая надежда. С самого первого часа в особняке Марк вёл себя вызывающе и экспрессивно, всеми силами пытаясь доказать, что все они на самом деле неправы, худшие в мире люди, и лишь он один достоин уважения и сочувствия. Он клеился к Фредерике Армстронг и провоцировал Уилла Уорфилда колкими замечаниями о войне; подшучивал над незавидным положением Линдона Лауэра и насмехался над талантом бывших коллег. Конечно, досталось и Рэйнарду. В один из самых тёмных часов, когда веселье улеглось, а алкоголь из крови — выветрился, Марк затеял самый невыносимый спор из всех, в каких Рэйнарду доводилось участвовать. Он обвинял его в том, что тот увёл Фредерику — якобы из-за притязаний такого высокопоставленного человека, как мэр, покусившись на власть и деньги, она и отказала ему, Марку. Он выставил себя абсолютным слепцом, не слыша и игнорируя все встречные доводы и выпады. В ответ на каждое новое слово Марк только снисходительно улыбался и парировал аргументы тем, что Рейнард и сам не без греха. Они оба знали, что это была наглая ложь. Не то чтобы он был совсем уж не прав, но… Марк так и не сказал ни слова оправдания, чем только подлил масла в огонь. Рейнард не понимал, как вообще можно разговаривать с Марком и почему он себя ведёт настолько безумно — они с Фредерикой были друзьями и нередко поднимали эту тему в разговорах тет-а-тет, а всё, что придумал себе Марк, оставалось в голове Марка. И когда Рейнард, наконец, не выдержал, схватил своего друга за грудки и хорошенько встряхнул, Марк лишь расхохотался: «Ты же просто не видел её. Ты ничего не понял… А я всё вижу, я помню её! Ты видишь в ней только её внешность, а я — вижу её суть! Только не смей делать вид, что ты не понимаешь этого!» Когда скандал достиг крещендо и уже, казалось, не было никакого выхода, неожиданную помощь Рейнарду оказал Уилл. Из ниоткуда появившись в коридоре, где состоялась перепалка, он поначалу пытался, как и Рейнард, осадить Марка словами, но гораздо быстрее не выдержал — и врезал ему по лицу. Удар не был сильным, совсем нет — только чтобы привести в чувство и охладить пыл. Но Марк выгнулся, закатил глаза и, побледнев, осел на пол. Лишь гораздо позднее Рейнард выяснил, что всё это время разум Марка затмевала Сущность. Она говорила с ним в его голове, подталкивала на самые безумные и опасные поступки и действия, а в тот момент, вдоволь насытившись, решила оставить его. К тому времени Марк умирал уже не меньше семнадцати раз — он проверял на прочность собственный разум и тело, и многие из этих самоубийств поощрялись Сущностью, которая раз за разом воскрешала его, потешаясь над беспомощностью абсолютно сломанного, ослепшего от чужих мыслей и доводов человека. Можно сказать, что она его убила. А следующей своей целью избрала гордого, вспыльчивого Уилла. Это не было сложно — захватить разум полковника, и так сломленный под напором недавно прошедшей войны. Именно она, а не кто-то другой, заставила его пойти на следующее убийство — шёпоты и подсказки лились из Сущности рекой, и у Уилла не было никакого другого выхода, кроме как подчиниться. Нет, конечно, он пытался сопротивляться — но в момент, когда Рейнард, наконец, заметил неладное, она сама взяла дело под свой контроль. И да, руками Уилла она убила Рейнарда. «Сломанная шея до сих пор болит», — удивительно равнодушно заметил он, дёрнув головой набок. Для неё это было смешно. Чуждая человеческой морали и совести, Сущность развлекалась, как только могла, ибо среди друзей — или бывших друзей, если угодно — Марка было достаточно сломленных или хотя бы надтреснутых разумов. В конце концов ей показалось особенно забавным дать Рейнарду такой же шанс, что она дала и Марку — оживить его и посмотреть, что получится. Правда, она не учла того, что мэром его сделали не только за спокойный характер и рассудительность. У него, как он уже говорил, контроль всегда был сильной стороной. Особенности это разума его или склонность к спиритизму, который в то время вновь набирал популярность, но Сущность с масштабной борьбой покинула его разум, оставив внутри здоровенный кусок, так и не давший покинуть этот мир окончательно. Ему пришлось наблюдать за смертью ещё двоих — Фредерики и Линдона. Как бы ни хотелось, он не смог предотвратить трагического конца, как бы ни старался, не в его силах всё это было исправить. В конечном итоге — пять смертей, один козёл отпущения, а Сущность — всё ещё жаждет развлечений. Своим влиянием она накрыла весь Рэспи-Хилл, заставив его и без того немногочисленных жителей либо погибнуть, либо разбежаться. Безумная череда самоубийств и несчастных случаев посыпалась, как из обскурной трагикомической версии рога изобилия. По иронии судьбы из всех гостей и прислуги подобной участи избежал лишь Уилл — едва освободившись от влияния Сущности, он сам пришёл к полиции, сам рассказал о произошедшем, попытался убедить их, что могущественная гневная тварь действительно существует. Разумеется, ему не поверили. Прошло время Билли Миллигана и Джанет Ходжсон. Его увезли в психиатрическую лечебницу Лос-Анджелеса раньше, чем гнев Сущности успел до него добраться. Несколько лет потребовалось Рейнарду на то, чтобы смириться, оплакать погибших и позаботиться о том, чтобы больше никто и никогда не повторил их — и его — судьбу. Он больше не имел права называться Рейнардом Рэем — доблестный мэр Рэспи-Хилл погиб в тёмную ночь с тринадцатого на четырнадцатое октября тысяча девятьсот девяносто первого года. «Дарк» показалось достаточно ироничным прозвищем, пусть и немного глупым. Но что действительно казалось глупым, нелепым и смешным — бороться с демоном, который сам дал тебе второй шанс. И всё же он надежды не оставлял. На лице Франчески застыло какое-то странное выражение. Не страх и даже не удивление — растерянность. Она смотрела на Дарка, ходящего туда-сюда мимо неё и отчаянно, без пауз, говорящего, и никак не могла отделаться от мысли, что между Рэйнардом и ним отличий больше, чем сходств. В глазах не было лёгкости и уверенности в себе, которую она видела в воспоминаниях. Он не улыбался — лишь хмурился и, изредка, волновался. Не только в эмоциях и выражениях лица были различия, но и в повадках, в манере говорить — во всём. Дарк и Рэй — они разные. Но оба хотели выжить. И оба думали, что всё ещё можно исправить. Было больно — и от чужих воспоминаний, и от осознания того, что она могла никогда и не встретить человека, который был ей дорог вдвойне любого старого друга, а, может, и втройне. И было страшно — потому что это были совсем не книжные сюжеты, а жестокая, скалящаяся реальность, к которой она, как ни старалась, но была не готова. Она не понимала, почему всё это происходило именно с теми, кто ей дорог, и почему она ничего не может изменить. Или может? — Дарк, — осторожно позвала она. — Да? — он замер, полуобернулся к ней. Франческа заметила, что глаза у него блестят в несуществующем рассеянном свете. — Спасибо, — она попыталась улыбнуться. — За что? — За то, что рассказал. Думаю, это было важно, — она перехватила в руках трость и опустила взгляд в пол. — Пожалуйста, — просто ответил он, в миг возвращаясь к своему прежнему настроению — хмурому, немного наглому, абсолютно точно непрошибаемому. — А теперь, когда мы всё прояснили, — наконец, он закончил мельтешить перед её глазами, — я думаю, самое время закончить и заняться делом. Анна до сих пор нуждается в нашей помощи. И мы потратили слишком много слов, чтобы продолжать с этим тянуть. Мысленно Франческа заменила в его последней фразе слово «слов» на «глав» и усмехнулась. Потому что, пиши она про всё это невообразимое происходящее какую-нибудь ширпотребную книгу в мягкой обложке, она бы наверняка дотянула кульминацию до самого последнего момента. — Подожди, — внезапно сказала она, затормозив на предпоследней ступеньке ко второму этажу. — Почему здесь пахнет гарью?.. — Иди на улицу, — строго сказал — почти приказал — Дарк. — Я разберусь. Франческа, хлопая ртом, как рыба, от тона, обращённого к ней, даже забыла ответить что-нибудь колкое и лишь проводила стремительно исчезнувшую в темноте спину Дарка. Складывалось ощущение, что ей снова не дают досмотреть концовку. Поэтому не было ничего удивительного в том, что она, позабыв про опасность и боль в ноге напрочь, кинулась наверх. Она чувствовала, что на этот раз ситуация требует её присутствия.