Большой спорт

Миша любил заниматься самокопанием. Он тратил большую часть своего свободного времени, лишь бы поваляться на кровати подольше, размышляя о бренности бытия. Конечно, это приносило пользу и удовольствие, когда происходило по собственному желанию. Если же нет – Коллинз был готов рвать на себе волосы от безысходности. Вдохнув полной грудью едкий больничный воздух, Миша в одно мгновение вспомнил, что с ним произошло. Каждое короткое движение или воспоминание отдавалось болью, хотелось умереть прямо сейчас, на месте, пока его никто не увидел. Собственно, почему он не сдох в первые пять минут? Это бы облегчило жизнь всем на планете Земля. Коллинз ненавидел того, кто оставил его в живых, всей своей крохотной душонкой. Уже второй раз в своей жизни Миша испытывал это странное саднящее чувство в своей груди. Сейчас оно привычно разливалось внутри, разрывая все органы на крохотные части. Тогда Коллинз не успел толком разобраться в этом, все мысли были забиты Ричардом и Олимпиадой. В этот раз, отбрасывая физическое состояние, Миша чувствовал почти ликование, стискивая жесткие больничные простыни. Наверное, эта тупая боль – все, чего ему не хватало. – Миша? – послышался голос где-то спереди. Миша не был готов к посетителям, и уж точно не был готов к Дженсену. – Я ненадолго, – стеснительно пролепетал подросток, присаживаясь на край кровати. В груди привычно заныло от его мягкого голоса. Миша пытался побороть в себе желание улыбнуться. Все еще хотелось пить. – Хотел заскочить утром, но медсестра не пустила меня в палату, – в голосе подростка слышалось нескрываемое сожаление, и Коллинзу захотелось задушить эту самую медсестру, с которой он даже не был знаком. Наверное, она действительно этого заслуживала. – Я скучаю по тебе, – тихо прошептал Дженсен, словно боясь, что его кто-то услышит. Миша затаил дыхание, вслушиваясь в его слова. – Сегодня заходил к тебе домой, чтобы убедиться, что там все нормально, все вещи стоят на своих местах, а мистер Роше продолжает отмывать седьмой набор посуды… – еле слышно улыбнулся Дженс. Коллинз позволил себе шумно выдохнуть, чем и прервал речь подростка. Показатели приборов, судя по участившемуся писку, возросли, и Миша мысленно дал себе подзатыльник. – Знаешь, каждый день бываю там, убеждаюсь, что все в порядке, но там нет тебя. И я скучаю, – тяжело вздохнув, признался Дженсен. В груди у Миши заныло еще сильнее. Хотелось избавиться от подростка, но эта боль была настолько притягательной…. Она делала Коллинза живым, поэтому отказываться от нее не представлялось возможным. – Обещаю, что этого не повторится, только возвращайся скорее, – Дженс помялся несколько секунд, а затем Миша почувствовал мягкое прикосновение чужой ладони к своей. Коллинз с трудом поборол в себе желание пробежаться кончиками пальцев по запястью Дженсена, потому что было невозможно находиться рядом. – Мистер Роше не находит себе места. Мне кажется, он не ложился спать все то время, пока ты здесь, – продолжил Дженс, легко поглаживая Коллинза по тыльной стороне ладони, словно всю жизнь только и занимался этим. У Миши перехватывало дыхание от этих невинных скольжений. Если бы время можно было остановить, он бы наверняка воспользовался этой возможностью прямо сейчас. Надо лишь задержать дыхание и представить все, что угодно. Миша попытался усмирить дыхание, утихнуть, и в этот момент можно было даже почувствовать мягкое прикосновение губ подростка к щеке, а затем губам… – Ему тебя не хватает, – тихий голос, прозвучавший совсем рядом с ухом, вырвал Коллинза из размышлений, и за это он был готов ударить Дженсена (или себя) чем-то тяжелым по голове. – Ты ему нужен, – Миша почувствовал, что поглаживания в районе запястий прекратились, и теперь ладони подростка перекочевали ему на грудь. Тепло от них, словно заживляло все внутренние раны. Внутри переставало болеть, только спасительный жар мгновенно распространился по всему телу. – И мне…. Тоже нужен, – стеснительно добавил Дженс. И на этот раз даже Миша почувствовал его сладкое дыхание на своих щеках. Сердце заколотилось быстрее – приборы глухо запищали, но Коллинз старался все игнорировать, только это было более чем сложно. Пальцы и ресницы подрагивали, хотелось слиться с поверхностью кровати, чтобы скрыться от взгляда Дженсена. Миша чувствовал его всей своей кожей. Кушетка чуть скрипнула под тяжелым весом двух человек, а затем Коллинз почувствовал теплое прикосновение к своему лбу. Дженсен аккуратно поглаживал его по щекам самыми кончиками пальцев, боясь навредить, щеки одарило теплом. Мише казалось, что он покраснел. Он все еще не чувствовал себя живым, до тех пор, пока мягкие губы подростка не задержались на его собственных. Мимолетное касание заставило Мишу вздрогнуть. Писк приборов мгновенно прекратился, но через одно мгновение тут же возобновился в нормальном, не учащенном темпе. Пересохшие губы пульсировали, наливаясь кровью, требуя прикосновений к себе. Дженсен еще несколько секунд сидел на краю кровати, а потом, ласково погладив Мишу по щеке, подросток поднялся с места. – Возвращайся скорее, мне не справиться со всем этим без тебя, – тяжело прошептал он, поспешив скрыться с места. Миша прислушался к приглушенным шагам. Послышался свист скользящих дверей, и после глухого удара Коллинз испуганно распахнул глаза, оглядываясь по сторонам. Дженсену не следовало этого делать. *** Миша проснулся от резкого запаха парфюма, пронесшегося по палате. Он ненавидел этот плавный аромат бергамота, но с упоением поджидал обладателя этих чудесных духов. От них по телу распространялась приятная дрожь, зарождающаяся где-то в пояснице, и Коллинз невольно вздрагивал всякий раз, вдыхая этот запах. Себастиан осторожно присел на диванчик, будто специально пристроенный для него в самом углу палаты. Миша с трудом приоткрыл глаза и, вымученно улыбнувшись, хрипло поинтересовался: – Ангел или демон? – Роше, словно и не заметил его, продолжая внимательно рассматривать витиеватые подлокотники. Миша не сомневался, что в замысловатых узорах, созданных искусной резьбой Себастиан узрел тонны пыли и грязи. Впрочем, Себ доверял больницам, и лишь это удерживало его от дезинфекции. – Ты все шутишь, я смотрю? – презрительно отозвался француз, осторожно теребя край своей футболки. От мягкого баритона у Миши за одно мгновение все перевернулось и тут же встало на свои места. Коллинз закашлялся от острой боли, пронзившей ребра, и решил не отвечать колкостью на колкость. У него было много свободного времени, чтобы пораскинуть мозгами. Теперь он явно не собирался тратить свое время, издеваясь над Себастианом. В его жизни было не так много людей, оказывающих поддержку. Было бы глупо потерять одного из них. – Можешь принести попить? – сипло попросил Миша, пытаясь принять нормальное положение на чертовски неудобных подушках. Роше тут же засуетился, бегая по палате. Коллинз прикрыл глаза, расслабляясь. Мягкие подушечки пальцев ласково коснулись его лица, уверенным движением стирая пот с его лба. Миша облегченно застонал, припав губами к спасительной влаге. Себастиан ловко придерживал его за шею, помогая приподняться. Коллинз осторожно сжал меж пальцами тонкую ткань его футболки, удерживая рядом с собой. Роше хмыкнул, словно еле сдерживался от комментариев, но уходить не торопился. – Вот тебе надо было это делать? – поинтересовался Себ, присаживаясь рядом. Кушетка заскрипела, напоминая Мише о последнем посетителе. Коллинз вздрогнул и отпустил край футболки, который стискивал до этого. – Честно, кому и что ты пытался доказать? Все мы знаем, насколько ты крут. Коллинз едва заметно улыбнулся. – О, вот прекрати! – возмущенно воскликнул Роше, вскакивая с кровати. Он не мог себя адекватно вести в присутствии Миши, и тот откровенно пользовался этим. – Почему тебе надо быть такой занозой в заднице? – Ты бы общался со мной, не будь я таким? – прошептал Коллинз осторожно, неуверенный в том, хочет ли знать ответ. Себастиан несколько секунд помялся на месте, принимая удобное положение. – Ты просто должен пообещать мне, что больше не станешь этого делать, ясно? – его голос подрагивал от напряжения, Себа и самого трясло, и из-за этого Миша не мог смотреть на него. Ничего в мире больше не должно вызывать в Себастиане такой реакции. В первую очередь, Коллинз пообещал самому себе, что больше этого не допустит. – Ясно, мамочка, – хрипло ответил Миша, отворачиваясь от своего друга. – Я просто не переживу этого еще раз, – признался француз, снова присаживаясь на самый краешек койки. Казалось, что стоит Мише шевельнуться, и Себ свалится на пол. – Мог бы отблагодарить меня, – заметил Роше несколько молчаливых минут спустя. – Вот встану с кровати и отблагодарю тебя так, что мало не покажется, – морщась, прошипел Коллинз. Себастиан ехидно засмеялся в кулак. – Опять эти твои шуточки. Если твое «Спасибо» не закончится чужим языком в моем рту, то я согласен, – безмятежно протянул Себ. Миша внутренне сжался, он все еще чувствовал себя неуютно, когда Роше поднимал эту тему. Себастиану же, словно доставляло удовольствие издеваться над другом таким способом. – Ну, и что ты чувствуешь? – спросил француз. – Зависть или ненависть? – О, просто прекрати, – устало фыркнул Миша, придерживая ноющий бок свободной рукой. Себастиан хмыкнул, задумчиво качнув головой. Дженсен был прав – Себ выглядел так, словно не спал несколько ночей подряд. Изящные морщины четче проступили на его красивом лице, а в уголках глаз крошились сонинки. Ресницы слипались, когда Себастиан моргал, и дыхание было сиплым, как у старика. Миша не чувствовал жалости к нему, но был готов убить себя за то, что сделал такое с лучшим другом. Оглядев француза с ног до головы, Коллинз пришел к выводу, что он не единственный в этой палате, кому нужна помощь. – Когда ты менял носки? – принюхавшись, вскрикнул Себ, поднимаясь с места. Миша аккуратным движением стянул одеяло со своих ног. – Эм… Вчера? – корчась, скорее спросил, чем ответил, Коллинз. – С левого на правый? – насмешливо улыбнулся Себастиан. Миша смущенно пожал плечами. Никому в этой больнице не было дела до его гигиены. Себ осторожно обхватил ладонями его щиколотки, огладив проступившие вены большим пальцем и, аккуратно подцепив резинку носков, потянул их на себя. Коллинз поджал губы, сгорая от неловкости. Вскоре два черных носка валялись в дальнем углу палаты, а Себастиан, довольный своей работой, снова восседал на кушетке, заняв собой большую часть площади. Миша сжал пальцы на ногах, впиваясь ими в хрусткие простыни. – Спасибо. Так намного лучше, – сипло поблагодарил он. Роше лучился счастьем. Обычно он выглядел так, начистив кафель во всей их ванной, что было самой трудной работой в их доме, поэтому Коллинз, глядя на своего друга сейчас, чувствовал себя намного лучше. – С тебя должок, – поспешил добавить Себастиан. – Жизни не хватит, чтобы расплатиться с тобой, – стараясь не переигрывать, Миша прижал свои ладони к ноющей груди. Себ заалел. – Ой, просто помолчи, – резко прервал он пламенную речь Коллинза. – Завтра же снова рычать на меня начнешь. – Я?! Да никогда в жизни! – возмущенно воскликнул Миша, пытаясь самостоятельно подняться на локтях. Себастиан поджал губы, отводя взгляд в сторону. – Я не прошу тебя меняться, – тихо прошептал он. – Оставайся таким, каким ты хочешь себя видеть, – накрыв ладонь Коллинза своими, попросил Себ. – Но ты должен пообещать мне, что никогда больше не станешь меня игнорировать. Миша некоторое время смотрел в его глаза, не решаясь ответить. Что-то мешало ему быть до конца искренним с Себастианом. Непременно хотелось поиздеваться, уколоть…. Словно их отношения в этом и заключались – чем сильнее ты обидишь человека, тем больше ты выказываешь ему свою симпатию. Коллинз неуверенно кивнул, соглашаясь то ли с самим собой, то ли с Себастианом. – Давай, пользуйся моим положением, – все же не удержался он от сварливого комментария, но тут же сдался под строгим взором француза. – Отлично, а теперь отдыхай, – хлопнув в ладоши, заключил Роше. Миша поджал губы, обдумывая, как бы поскорее избавиться от постельного режима. Себастиан поднялся со своего места и нелегкой походкой побрел к двери. Коллинз словно разрывался между двумя решениями. Сказать или не сказать? Себ задержался в проеме еще ненадолго, словно чувствовал, и Миша не выдержал: – Себ, перед тем как мы помиримся окончательно, я хотел бы тебе кое-что рассказать… *** Первое о чем подумал Миша, переступив небольшой порожек его квартиры, так это о том, что в его комнатах всегда было темно. Темно, и от этого уютно. Не хотелось никого тревожить в этом приятном полумраке, когда свет проникает только сквозь тоненькие щели плотно занавешенных окон. Миша улыбнулся своим мыслям и осторожно двинулся дальше. Баулы были аккуратно сложены друг на друга в самом углу комнаты, зато остальная одежда была хаотично разбросана по всему периметру, поэтому Мише пришлось потрудиться, перед тем, как добраться до подростка. Дженсен сидел на полу, сложив ноги по-турецки, освещенный тусклым светом ноутбука. Коллинз мягко улыбнулся, глядя на него. Хотелось потрепать уставшего парня по непослушному вихрастому затылку. – Как-то невесело все у нас происходит, – заметил Миша, не задерживаясь на месте. Несмотря на чувство радости, переполняющее его, он все еще испытывал некую неловкость. Дженсен мелко, едва заметно подрагивал, и пальцы постоянно соскальзывали с клавиатуры. – По крайней мере, ты теперь не единственный, кто подводит своих друзей, – невесело хмыкнул Коллинз, присаживаясь рядом. – Как ты? – хрипло прошептал Дженс, вздрогнув от внезапной близости. Миша улыбнулся сквозь нежелание. Говорить конкретно об этом совершенно не хотелось. – Жить буду, – отмахнулся он, отбирая ноутбук у подростка. По комнате пронесся тихий щелчок, и последний источник света погас, оставляя их в кромешной темноте. Миша был впервые благодарен Дженсену за то, что тот экономил на электричестве. – Как ты? – осторожно опустив ладони на острые колени парня, спросил Коллинз. – Я видел тебя там, – тихо отозвался Дженсен. В тишине комнаты его приглушенный голос эхом отдавался где-то в груди Миши. – Видел, и ничего не смог поделать, – поджав губы, продолжил он. – Я думал, что смогу тебе помочь, но на деле…. Я стоял на месте и ничего не мог поделать. Абсолютно ничего, – его голос был отрешенным, а взгляд пустым, словно ему совсем не было важным присутствие Коллинза, чтобы исповедаться. Миша аккуратно обвил его запястье пальцами и погладил кончиками подушечек тонкую кожу в районе пульса. Дженсен судорожно выдохнул, отзываясь на это прикосновение. – В первую очередь, мы причиняем боль тем, кого любим, – задумчиво протянул парень, слегка склоняя голову на бок. – Правда не знаю, кто от этого больше страдает. – Просто не думай об этом, – ласково прошептал Миша, придвигаясь ближе. Ему казалось, что он как никогда сейчас нужен Дженсену. – Сейчас все хорошо, – сухо поцеловав его во влажный висок, добавил он, отстраняясь. Хрупкие плечи подростка затряслись, и не было понятно – плачет Дженс или смеется. – Я не знал, что должен был сделать, и просто сбежал, – признался подросток, боязливо касаясь раскрытых ладоней Коллинза. Миша вздрогнул от его невесомых прикосновений, но позволил задумчиво водить по коже внутренней стороны своих запястий. – Не жалей об этом, – попросил Коллинз, поглаживая парня по спине, надеясь усмирить его нервное дыхание. – Я должен кое-что сказать тебе, перед тем, как ты уйдешь, – просипел Дженсен, выпутываясь из объятий. Миша коротко вздохнул, прогоняя от себя наваждение. Кровь мгновенно распространила его волнение по всему телу, пульс участился, и его сердцебиение глухо отзывалось в тишине комнаты. Дженсен осторожно опустил свою ладонь ему на грудь, стискивая жесткую ткань рубашки. Он еще какое-то время рассматривал его заинтересованным взглядом, а затем, нервно облизнувшись, прошептал: – Извини меня за то, что оставил тебя одного. Мне нельзя было уходить. – Дженсен… – облегченно выдохнул Миша, свободной рукой оглаживая чувствительное местечко в сгибе локтя. Дженс вздрогнул, одергивая свою ладонь от груди Коллинза, будто обжегшись. – Я боюсь, что однажды мне просто не хватит сил, чтобы вытерпеть все это, – рассеянно протянул он. – Столько всего, что я пережил за свою жизнь…. Я сильный, пока могу бороться с этим. Но что, если я сломаюсь? – сорвавшись на сиплый шепот, прошипел Дженс. Миша растерянно провел ладонью по его взъерошенным волосам и уткнулся лбом в острые плечи. – Не надо разбираться в этом. Почему нельзя просто жить дальше, забыв обо всем? – отстраненно поинтересовался он. – На словах все просто, а на деле совсем не так, – ответил Дженс, отчаянно вцепляясь в рукав Мишиной рубашки. Коллинз ухмыльнулся ему, но не спешил делиться своими мыслями. – Тогда, может, стоит перестать говорить? – отозвался Миша полушепотом. Сидеть рядом с Дженсеном оказалось чертовски уютно, даже не смотря на острые плечи, мешающие устроиться удобнее. Дженс относился с хладнокровием к тому, что с ним происходило раньше, он принимал Мишу таким, какой он есть, а это было, если не самым главным, то хотя бы единственным, чего не хватало в его жизни. – Я говорил тебе, что надо иметь наглость, чтобы сделать следующий шаг. Как ты думаешь, ты достаточно наглый для этого? – спросил Коллинз, заглядывая подростку в глаза. В темноте они мистически поблескивали, отражая свет уличных фонарей. Миша улыбался. – Я не уверен, но… – задумчиво пробормотал подросток, прижимая теплые ладони к щекам Коллинза. Миша доверчиво ластился, но, сообразив, что происходит что-то неправильное, напрягся всем телом. Дженсен поджал губы и торопливо прошептал: – Я бы мог просто попробовать, – Миша ощущал его частое дыхание на щеках, а затем Дженс коротко и смущенно поцеловал его, мягко коснувшись колючей щетины. Коллинз вздрогнул от этого прикосновения, дрожь от которого мгновенно распространилась по всему телу. Дженсен наскоро провел языком по своим губам, и они тут же тускло заблестели в тусклом свете улицы. – Дженс… – осторожно протянул Миша и тут же почувствовал невесомый поцелуй в уголке своих губ. Дженсен доверчиво прижался к нему всем своим телом, судорожно вдыхая воздух и оставляя влажные поцелуи где попало. Внутри все затрепетало, сворачиваясь в тугой комок, и в то же время вставая на свои места. Миша ощутил в себе желание крепче стиснуть подростка в объятиях и не отпускать его от себя никогда больше. – Дженс, – он аккуратно поглаживал Дженсена по плечам, успокаивая и высвобождаясь из объятий, вопреки желанию, распространяющемуся по телу сладким ядом. Плечи парня подрагивали и он, словно испугавшись, коснулся пальцами своих пухлых губ. – Простите, – тихо пискнул Дженс, отворачиваясь. Миша дернулся в его сторону и уже почти приобнял за талию, но тут же отстранился, неторопливо поднимаясь с места. Коллинз потоптался в полуметре от подростка, сомневаясь, стоит ли ему что-то говорить в данной ситуации. Дженсен же даже не смотрел на него. Тяжело выдохнув, Миша побрел в сторону выхода. В груди что-то протестующе скребло по стенкам разума, но Коллинз успешно проигнорировал этот зов, как несколько недель назад в зале. В конце концов, ничего смертельного от этого не будет. *** Поясница ныла вот уже вторую неделю. Связанно ли это с переменой погодных условий или нет, Коллинз не понимал. Зато он уяснил, что без специального корсета ему теперь просто не выжить. Под грубой тканью жесткой материи все чесалось, краснело и, кажется, покрывалось волдырями. Подолгу задерживаясь на одном месте, Миша начинал ерзать, стремясь почесаться об любую поверхность. «Хоть колено перестало ныть», – оптимистично думал Коллинз, но радости это, почему-то, не прибавляло. Оказалось совершенно странным ходить по улице без трости. Первое время Миша чувствовал себя обнаженным, словно все взгляды были прикованы к нему и только к нему. Вечером, после этой прогулки, Коллинз обнаружил, что это вполне приятное чувство, и он не прочь снова неторопливо пройтись по узким переулкам. Первые несколько дней Миша бегал по лестнице вверх и вниз, будто боясь, что это все простой сон. На третий день Коллинз отказывался вставать с постели. Ломота в мышцах была настолько сильной, что Себастиан не мог упустить случая поиздеваться над своим другом. Конечно, сиплые стоны предоставляли широкий пласт для насмешек. – В чьем же рте побывал твой язык на этот раз? – стало первым, о чем поинтересовался Себ. Миша, не поворачиваясь к нему лицом, выставил средний палец из-под одеяла. Это было к лучшему, что Себастиан не видел его, потому что тогда подколки стали бы приобретать более личный характер. В прочем, в скором времени Роше все же заметил резкие изменения в поведении Миши. Конечно, будучи параноиком, Себ записал их на сеанс к личному психологу, несмотря на протесты Коллинза, но, сначала он, как умный человек, поинтересовался у своего друга о причинах столь разительных перемен. – Я могу сбегать в аптеку за прокладками, если тебя это успокоит, дорогой, – язвительно заметил Себастиан в один из вечеров. Миша торопливо перемещался из стороны в сторону, из угла в угол. Его метания вовсе не были связанны с тем, что в это время, по обыкновению, приходил Дженсен. На самом деле, он просто не мог стоять на одном месте, не почесываясь. – Слушай, не пойти бы тебе со своими шуточками? – сварливо отозвался Коллинз, замедляя шаг. Он был готов признать, что слишком сильно отвлекает свое внимание. – Если хочешь, можешь присоединиться к чистке кухни, – беззаботно протянул Себ, игнорируя яростные взгляды своего сожителя. Миша несколько минут пялился на него, стараясь проклясть всеми возможными и невозможными способами. Но, видимо, у Роше был иммунитет, и ничего из Мишиного арсенала на него не подействовало. – Угрызения совести еще ни кому не помогали, Миш. Займись делом или не мешай. А еще лучше – сходи и поговори с Дженсеном. Миша вспыхнул мгновенно, гордо вскидывая подбородок. Его дыхание по звуку было сравнимо с гудками парохода, что слегка отягощало восприятие его, как адекватного человека. Себастиан повернул голову в его сторону, выкидывая тряпку в мусорку. Миша поджал губы, словно что-то в словах друга его смутило. Буквально выбегая из кухни, он был уверен, что услышал презрительный смешок, направленный в его сторону. *** Чем Миша ненавидел совместные походы к психологу, так это тем, что они все больше и больше стали напоминать ссоры двух старых супругов. Себастиан постоянно норовил обратить все внимание на себя, привирая и приукрашивая факты. Коллинз же стискивал кулаки, скрипя зубами, и старался, честно, старался не надавать своему другу по морде. Сколько было прекрасных возможностей залепить французу рот! И сколько из них было утеряно…. – Подождите… – впрочем, было кое-что и смешное в этих встречах. – Себастиан, можешь помедленнее рассказать, что именно привело вас двоих сюда? – Миша откровенно посмеивался, глядя на нелепые попытки доктора успокоить Роше. В чем в чем, а в сплетнях Себ был просто превосходен, тараторя каждое слово, перескакивая с французского на английский, заплетаясь и страстно жестикулируя. Последующие версии всегда отличались от предыдущих, поэтому заставлять его повторить текст несколько раз было просто самоубийством. Ничего толкового Себастиан сказать и не мог. Миша не мог сдержать истерики, когда доктор умоляюще взглянул на него. Это было необычной встречей, да и они не были обычными пациентами. – Давайте начнем с того, что вы мне расскажете, что произошло интересного в вашей жизни за то время, пока вас не было, – устало выдохнул психолог, и Миша возликовал. – Ну, я прокатился автостопом по всем больницам, а Себ купил комплект новой посуды, – безмятежно протянул Коллинз, пожав плечами. Горшок с непонятным растением, стоявший рядом, опасливо качнулся. Острые уголки зеленой травы неприятно оцарапали запястья. Миша дернулся, вжимаясь в кожаное кресло. – Ты забыл еще кое-что, – сварливо напомнил Роше, ехидно улыбаясь. Коллинз закатил глаза. – Вот только не надо, Себ. Это уже не смешно, – огрызнулся Миша. – А нехрен было свой язык мне в рот пихать! – наигранно возмущенно парировал Себастиан, скрещивая руки на груди. – То-то я смотрю, ты сопротивлялся! – прошипел Миша, отворачиваясь. Доктор переводил подозрительные взгляды с одного пациента на другого. Коллинз все сильнее и сильнее сжимался, чувствуя на себе внешнее воздействие окружающих. Себ смягчился, а психолог откровенно перестал понимать что-либо. – Погодите… Вы… Вместе? – рискнул предположить он и тут же нарвался на два яростных взгляда. Нервная улыбка расцвела на его губах. – Тогда, скажите, пожалуйста, что привело вас сюда, – стараясь быть как можно более милым, прошелестел психолог. Миша отвернулся. – Мише нужен совет, – начал Себастиан с абсолютно серьезным видом. – Не слушайте его, – пробурчал Коллинз, не двигаясь с места. Спину привычно закололо, поэтому он не терял надежды потереться о стоящее рядом растение, которое так соблазнительно раскинуло в стороны колючие ветви. – Он влюбился, – уверенно заявил француз, и Мишу передернуло от этого. Коллинз возмущенно уставился на своего друга и, разведя руки в стороны, решил подсуетиться: – Не слушайте его! – повторил он. – Это неправда! – однако, его тирада была остановлена легким жестом широкой ладони психолога. Миша тут же заткнулся, не понимая, почему это все еще на нем работает. – Правда-правда, – поняв, что доктор на его стороне, продолжил Себ. – Только слюнки не текут, но, я думаю, неровен час, как… – задумчиво, почти мечтательно протянул он, и Коллинз, не выдержав, пихнул Себастиана локтем в бок. Тот одарил его мощной оплеухой в ответ. Зашипев, Миша уже занес кулак для удара, но во время опомнился под давлением спокойного голоса терапевта. – Успокойтесь. Миш, ты не хочешь рассказать свою версию? «Как на допросе», – мелькнуло в голове у Коллинза, но вслух он этого не стал произносить. – Короче, – снова встрял в разговор Себ, когда пауза затянулась. – Миша занимался с Дженсом, а потом почувствовал, что любит его. Боль в ноге прошла, и он решил, что может выполнить прыжок. Естественно у него нифига не получилось, но Дженс его успокоил, и они провели ночь вместе, – протараторил Себастиан, возбужденно запыхавшись. Миша не расслышал его целиком, но последнюю часть услышал четко. – Что?! Не было такого! – возмущенно воскликнул он. – Ну не было такого! – повторил он, поворачиваясь к доктору, и добавил, кинув взгляд на друга: – Опять ты все придумываешь, идиот! – Миша, успокойся, – попросил психолог, чуть меняя положение. Кажется, он заинтересовался их делом. Коллинз подозрительно глянул на него, и вымолвил гораздо менее уверенно: – Он все врет! Доктор, почуяв слабину, снова промолвил своим до жути спокойным голосом: – Хорошо, может, расскажешь свою версию? – Себастиан обидчиво поджал губы, откинувшись в кресле, а Миша почувствовал удовлетворение по всему телу, которое может подарить только месть – самая сладкая вещь на планете. – Я просто помог ему, – выдохнул Коллинз, стараясь, чтобы его голос звучал так же невозмутимо. – Вы же видели его! Он же все еще ребенок! – Для Ричарда ты тоже был ребенком, – напомнил Себ, но, наткнувшись на взгляд своего друга, заткнулся. Кажется, психолога ждет пара беспокойных ночей. – Я – не он, – все же откомментировал Миша реплику Себастиана. – Тогда почему ты волнуешься? – взгляд француза был настолько искренен, что Коллинз не мог ему соврать в этот момент, поэтому пришлось смотреть на психолога. Тот выглядел, если не сказать, ошарашенным, то обескураженным точно. – Я не волнуюсь, правда. У меня все в порядке, и я пришел сюда, потому что этот, – ткнув пальцем в Себа, прошипел он. – Уже оплатил прием. Себастиан мстительно пихнул его в бок. Миша успешно проигнорировал этот жест, морщась. Спина опять зачесалась, и ему пришлось поерзать, прежде чем принять нормальное положение. Доктор смотрел на него в течении долгих секунд, а затем выдал свой вердикт: – Ты получил все, что хотел. Жизнь без боли, – начал перечислять психолог. «Хорошо бы и без зуда», – мысленно добавил Миша и усмехнулся, несмотря на то, что ситуация была довольно напряженной. – Хороших друзей, – добавил он, смотря на Себастиана. Миша скептически хмыкнул, за что получил очередную оплеуху. – У тебя появилась настоящая семья, и наши встречи свелись к минимуму. Тебе больше не нужны мои советы, но позволь кое-что спросить у тебя? Миша мимолетно облизал пересохшие губы и, теребя край толстовки, кивнул. Смотреть в глаза психологу, почему-то расхотелось. – Чего ты хочешь? Этого Коллинз боялся больше всего на свете. Получив все, что ему только было нужно, он оказался совершенно растерян. В мире не существовало ничего, в чем он бы нуждался так сильно. Впрочем, был кое-кто, кто вызывал в нем желание к жизни, но Миша не мог себе позволить быть рядом с ним. Он и так позволил себе слишком много. – Я хочу прекратить все это, – тяжело выдавил Коллинз, спустя несколько мгновений, проведенных в размышлениях. – Я не просто помогаю Дженсу, и не просто волнуюсь за него, – признался Миша, нервно касаясь подушечками пальцев джинсовой ткани. Себастиан вздрогнул в своем кресле, медленно поворачиваясь к другу. Коллинз поднял неуверенный взгляд на француза – тот был не то, чтобы недоволен, но удивлен – точно. На доктора Миша предпочитал не смотреть, хотя это было необходимо. Он чувствовал себя, как пловец, собирающийся сделать глубокий нырок под воду. Взять побольше дыхания – все, что ему нужно сейчас. Миша провел языком по своим губам, скользя взглядом по растению, словно надеясь найти в нем поддержку. Остроконечные листья продолжали раскачиваться рядом с ним на опасливом расстоянии. Коллинз тяжело сглотнул и, взглянув на доктора, прошептал: – Он мне не просто друг. Я думаю, что влюбился в него. Несколько недолгих секунд в кабинете висела напряженная тишина, создаваемая дыханием Себастиана. Тот, наверняка, сдерживался только из-за приличий, но уже буквально через мгновение, помещение озарило вскриком: – Влюбился! – радостно оповестил Себ, вскакивая с места. Миша оставался сидеть в кресле, желая срастись с его кожаной спинкой, чтобы оставаться навсегда в тени колючего растения. – Себастиан, – укорительно пролепетал психолог, и, сдавшись, француз опустился обратно. – Молчу, – примирительно выставив руки вперед, добавил он. – Миш, просто разберись в том, чего ты хочешь, – Коллинз хмыкнул. И, видимо, взгляд его был настолько растерян, что доктор, выдохнув, дал ему направление для размышлений: – Просто, подумай о том, чего тебе не хватает в жизни? Больше за сеанс они к этой теме не возвращались, предпочитая потратить время на обсуждение нового кафеля для ванной. Миша, конечно, не участвовал в беседе, но ему было приятно слышать скорую болтовню своего соседа. Возможно, он не задумывался над этим, но лепет Себастиана всегда помогал найти ему правильный выход из ситуации. Коллинз хмыкнул, отодвигая надоедливое растение в сторону. Приветливые лучи февральского солнца скользили по его лицу. Чего ему не хватает в этой жизни? Миша не был уверен, что знает хотя бы половину видов плиток, предложенных Себастианом, но кое-что он точно понимал. В этой жизни ему не хватает только Дженсена.