Большой спорт

– Знаешь, в чем различие между дружбой и любовью? Дружбой нельзя заниматься.

– Миш, ты никогда и ничему не научишься, если будешь себя так вести! Миша чувствовал стыд, волнами проскальзывающий по его телу. Появилось желание нелепо махать руками в воздухе, словно прогоняя назойливую муху, лишь бы избавиться от этого липкого ощущения неловкости. – Я не специально, – попытался оправдаться Коллинз, но ни к чему хорошему это не привело. – Твоя осанка недостаточно прямая. С такой ленью на медаль можешь не рассчитывать, – холодно отчеканил Ричард. Миша поджал губы, пряча взгляд. Он знал, что ему не было равных в мире спорта, но слышать от тренера обратное было чертовски страшно. – Ты тратишь свой потенциал неизвестно на что! – Ричард протянул ладонь вперед, желая погладить парня по щеке, но Миша брезгливо увернулся от настойчивой ласки. Рич тихо выдохнул, признавая свое поражение. Его нежный взгляд словно кричал, извиняясь перед Мишей. Коллинз стойко выдержал его, ненавидя себя за то, что в прошлом столько раз поддавался влиянию. Пришло время самому решать, как поступать. – Миш, я просто не понимаю, что происходит с тобой в последнее время, – на его красивом лице застыло выражение вселенской печали, и Миша поневоле смягчился. – Я не хочу находиться под давлением. Никогда больше, – стараясь быть спокойным, прошептал парень, хотя пульс в висках отдавался стаккато. Ричард прерывисто вздохнул и отвел взгляд в сторону, слегка улыбнувшись. Миша поджал губы, чтобы не заныть. Выражение лица Спейта было ему чертовски знакомо. – Всю свою жизнь я только и делал, что прятался. Сначала от отца, затем от тебя, – задумчиво протянул подросток, стараясь не выпустить из поля зрения ни одной важной детали. – Ты даешь мне полную свободу, но на деле привязываешь к себе еще сильнее. Я не хочу, чтобы это происходило со мной. – Миш, прошу тебя, не делай этого, – не своим, не человеческим голосом попросил Рич, подходя намного ближе, нарушая все мыслимые и немыслимые границы. Миша внимательно вглядывался в его янтарные глаза, волнение подступало к горлу, и от этого слегка подташнивало. – Что бы ты там не вбил себе в голову, мы справимся. – Я не хочу ни от кого зависеть, Ричард. И в первую очередь я должен избавиться от тебя, – решительно отозвался Миша, упирая свои ладони в грудь тренеру. Под тонкой тканью футболки ощущался размеренный пульс, будто тот совсем не волновался. Конечно, его ладони не потели, как у Миши, голос не дрожал…. Ричард вообще не выказывал никаких эмоций. – Прощай, Рич. – Нет, Миша! – в висках стучали барабаны, в уши словно заливали ледяную воду, а голос Ричарда доносился до него все тише и тише. Тот кричал, активно жестикулировал, и во всей этой суете Миша чувствовал себя сравнительно спокойным. Все было слишком наигранно. Почему раньше он не смог заметить этого? – Миша, НЕТ! Коллинз сделал глубокий вдох, распахивая глаза. Светлый потолок приветливо встретил его, подставляясь солнечным зайчикам. Миша тихо выругался. Ноги словно онемели и отказывались двигаться, кровь на кончиках пальцев бешено пульсировала, и ладони слегка подрагивали. Миша осторожно принял сидячее положение. Вылезши из-под одеяла, он почувствовал себя более чем странно. Холодная поверхность пола казалась обжигающей после жаркого тепла постели. Внутри прочно обосновалось жуткое ощущение пустоты и растерянности. Словно он уснул с включенным газом. Оглядевшись по сторонам, Миша вытер липкие и потные ладони о свою футболку. Те оставили два небольших, но довольно ярких следа на груди. Коллинз тихо заскулил, вытирая лоб краешком одеяла. Нет, ему определенно стоит снова сходить к психотерапевту. В самом углу его комнаты выжидающе сидел Себастиан, шумно шурша газетой. Миша морщился от каждого его движения и, внимательно всмотревшись в выражение лица своего друга, понял, что именно его не устраивало. Все в этом помещении было наигранным и неправильным. Словно Роше намеренно решил поиздеваться над ним, в отместку за годы, прожитые вместе. Будто почувствовав на себе чужой взгляд, Себ стянул с носа старые Мишины очки и спрятал их в нагрудном кармане. Яркий красный след от дужек отпечатался у него на висках, и это выглядело довольно смешно. Впрочем, взгляд француза выражал суровую серьезность, так что Мише было не до смеха. И прежде чем Коллинз успел спросить, что, черт возьми, происходит, Себастиан свернул свою газету в трубочку и безмятежно поинтересовался: – Чайку? *** Дженсен почти перестал появляться в пределах его квартиры, за что Миша был ему безмерно благодарен. Несколько раз, правда, они сталкивались нос к носу на лестничной площадке и, наверное, так бы и простояли, пялясь друг на друга, если бы не Себастиан, так вовремя вернувшийся из магазина. Дженс мгновенно покрылся розовыми пятнами и, не успел Миша сказать ему банальное «Привет», с яростью хлопнул дверью. – Что это с ним? – удивленно спросил Себ, останавливаясь в проеме. Впрочем, в ответе он не нуждался – перекошенное выражение лица Коллинза было гораздо более красноречивым. Конечно, Миша и сам не горел желанием встречаться с подростком, зато никогда не упускал возможности подглядеть за ним – благо Дженс оставался верен своему расписанию. Вечером, где-то в районе шести часов, синий форд отъезжал от подъезда, и Коллинз всегда подскакивал к окну, в надежде увидеть что-нибудь новое. Он с улыбкой наблюдал, как подросток, с жаром матеря всех и вся вокруг, колотил ни в чем неповинную машину, умоляя ее завестись. «Так-то!» – мстительно думал Миша. – «В следующий раз сразу поедешь в мастерскую». Хотя весь его воинственный дух всегда испарялся, стоило ему наткнуться взглядом на опущенную голову и поникшие плечи Дженсена. В такие моменты подросток был похож на небольшого потерянного птенчика, мечущегося в поиске помощи. Коллинз никогда не спешил спускаться, но мыслями находился внизу, рядом с Дженсеном. Даже несколько раз представлял, как помогает ему копаться в машине. Этим фантазиям, естественно, не суждено было сбыться – Миша ни черта не понимал в механике, но умные слова всегда всплывали в его голове в правильном порядке. В десять часов Дженсен приезжал обратно и всегда хлопал дверцей машины с такой силой, что у Миши ложка в чашке с чаем подскакивала. Сам же Коллинз уже занимал наблюдательную позицию у окна. Дженс лениво, словно нехотя, вылезал из машины, что Мише казалось – еще немного – и тот стечет лужицей в канализацию. Подросток держался изо всех сил, стараясь стоять ровно, не покачиваясь. Хотя при этом всегда переступал с пятки на носок. Баулы с заднего сиденья он теперь вообще не доставал, разве что в исключительных случаях, когда форма нуждалась в стирке. Походка Дженсена становилась все более неуклюжей, колени будто прогибались в другую сторону. Дженс передвигался так, словно с трудом выдерживал вес собственного тела, и у Миши внутри все сжималось, когда он видел, какую боль приходится переносить подростку. Миша проклинал себя, наверное, уже в сотый раз, размеренно покачиваясь на качелях. Нога не болела, даже корсет со временем перестал натирать, волдыри с кожи исчезли, и от отсутствия физической боли усугубилась боль моральная. Коллинз же обещал, что не подведет его, а на деле сбежал при первых же трудностях. Они должны были действовать вместе, не обращая внимания на личные проблемы и стараясь их преодолеть. Миша проявил слабость характера, и от этого они оба пострадали. «По-крайней мере, у меня есть Себастиан», – пытался успокоить себя Коллинз, но от этого становилось еще хуже. У него-то есть лучший друг, а кто есть у Дженсена? Никого. Миша тихо выдохнул, брезгливо смахивая снежинки, приставшие к вороту пальто. Он не собирался уходить домой до тех пор, пока не решит проблему. Там Себастиан, вечно издевающийся, треплющий нервы…. Нет, он, конечно, был хорошим другом, вовремя оказывал поддержку, но сейчас, когда Миша больше всего нуждался в помощи, все отвернулись от него. Боль, которую он испытывал, нельзя было сравнивать с той, что сопровождала его восемь лет назад. В этот раз Миша прогнил насквозь не только снаружи, но и изнутри. Над ним издевались все, кому не лень. «Пусть они оставят меня в покое», – отчаянно думал Коллинз, но внешне никак не реагировал. Все косые взгляды, кричащие о том, насколько он пуст внутри, насколько уродлив снаружи – все люди, трепетно стерегущие свое мнение, были правы, потому что он действительно заслуживал такого мнения о себе. Сколько бы он не беспокоился о Дженсене, он все равно не сможет его спасти. Прыжок нельзя выполнить без вреда для здоровья, таким как они – Миша всегда это знал. Сейчас же, когда болезнь Дженса начала прогрессировать, он просто побоялся сказать это вслух, заранее зная, какой ответ его поджидает. Будь Коллинз чуть настойчивее, он бы давно отвел подростка в клинику, где ему бы вшили удерживающие штыри, и, черт знает, почему он до сих пор так не сделал. Дженсен всегда доверял ему, смотрел своими карими глазами, не моргая, как ребенок, у которого только что отняли конфету. Миша не мог его подвести, но что бы он не делал, как бы не заботился о подростке, все уже потеряно. Дженс сам выбрал этот путь, и останавливать его сейчас было бы глупо. Коллинз лишь дожидался подходящего момента, чтобы поддержать парня и не дать пасть так же низко, как себе восемь лет назад. Сложно смотреть, как другие страдают из-за тебя. Качели тихо поскрипывали, и дрожь, пробегающая по железным балкам, противно отдавалась у Коллинза в спине мелкой вибрацией. Миша постоянно вздрагивал и ерзал на сиденье, но соскакивать с места не хотел. На заднем дворике было уютно. Скрытый от посторонних косых взглядов, Коллинз чувствовал себя защищенным, в одиноком обществе самого себя. Конечно, это ощущение не шло в сравнение с тем, которое дарил Ричард или… Дженс, но все же лучше, чем ничего. – Есть много вещей, которые мы хотим скрыть, – мягко прошептал голос слева. Миша внутренне напрягся, не зная чего ожидать от подростка. Сбегать он не собирался, хотя находиться рядом с ним было просто невозможно. Кто знает, насколько далеко все это может зайти? Коллинз не должен сопротивляться – ему нравилось общество Дженсена, нравилась его глуповатая улыбка и, черт возьми, ему нравилось ощущение его губ на своих…. И все же, было гораздо легче бороться с этими мыслями, когда Миша признавал их открыто. Легче, и одновременно труднее. – Правда, это так глупо выглядит на самом деле, потому что все уже понятно. – Ты о чем? – напрягшись, поинтересовался Миша, не отрывая взгляда от своих ботинок. Дженсен обошел его со стороны и присел рядом на вторую качель. Железные балки отдались громким поскрипыванием, и Коллинз брезгливо поморщился от этого звука. – Мне предложили операцию, – негромко продолжил Дженс таким тоном, что Миша мгновенно потерялся в логике их разговора. Он не был уверен, говорили ли они об этом с самого начала. – Надо вычищать плечо, и все-такое, – фыркнул подросток, отмахиваясь. В отличие от Коллинза он довольно быстро раскачался, и теперь подозрительно уютную тишину нарушали только грубые звуки метталических прутов с его стороны. – Что произошло? – стараясь сделать голос как можно менее заинтересованным, спросил Миша. – Мне неправильно вправили сустав на прошлой неделе… – Соглашайся на операцию, – глухо отрезал Коллинз, даже не дослушав подростка до конца. Дженсен тут же отвернулся от него. – Я знал, что ты так скажешь, – хмуро отозвался он, спустя несколько мучительных минут. – Но я здесь не для того, чтобы слушать твое мнение. Если честно – мне плевать, – грубо, почти рыкнул Дженс, и Миша поежился, глубже кутаясь в пальто. Видеть парня таким взрослым и самостоятельным было до жути непривычно. – Я здесь для того, чтобы попросить тебя о помощи. Если ты скажешь нет, поверь, я больше никогда тебя не побеспокою, – скоро тараторил Дженсен, его слова сбивались, торопливо слетая с языка, но Миша словно вовсе этого не замечал. – Но… ты мне нужен, Миш, – останавливаясь на качелях, прохрипел подросток. Тихий полушепот, полный безнадежности мгновенно отозвался внутри Коллинза. – Мне не справиться без тебя. Дженс внимательно всматривался в него. Взгляд темных глаз был ласкающим, жалостливым, но явно не к Мише. Дженсен был открыт, как на ладони, готовый подставиться ласке или пощечине. Коллинз невольно сглотнул, не выдержав пытку взглядом, и отвернулся обратно, цепляясь в ручки качелей, как за спасительный якорь, удерживающий его в этой реальности. Дрожь в ладонях распространилась по всему телу, а в висках стучало настойчивое: «Давай!». Вряд ли можно ожидать в скором времени более подходящий момент, чтобы сказать… – Да… Да, хорошо, – хрипло прокашлявшись, ответил Миша, сверля взглядом свои ладони и подрагивающие пальцы. Внутренний голос разочарованно отозвался «Идиот», но Коллинз поспешил послать его куда подальше. Гораздо важнее сейчас сохранить дружеские отношения с Дженсеном. Дженс неуверенно улыбнулся, словно собирался съязвить, но предпочел сдержаться, водя носком ботинка по таявшему снегу. Миша завис на этом движении, прокручивая его в мыслях по несколько раз. Он не мог вспомнить, почему сам так начинал делать перед выступлениями, и, глядя на то, как смущенно выглядел Дженсен в этот момент, даже не хотел думать об этом. – Ненавижу свой аналитический тип мышления, – улыбнулся подросток обворожительно, вскидывая голову. Миша вздрогнул, чуть сползая с сидения, и повернулся к Дженсу. – Ты уже говорил это, – глухо напомнил Коллинз. – И собираюсь повторить еще раз, чтобы до тебя дошел смысл сказанного, – фыркнул Дженс с напускной строгостью. Миша нервно усмехнулся. – Если ты хочешь продолжить работать со мной, мы должны сосредоточиться только на деле. Забудь о личном на время соревнований, – неуверенно протянул Коллинз. Он понимал, как смотрится со стороны Дженсена весь этот разговор, но ничего с собой поделать не мог. То, что он говорил, было правильным, значит именно так они и должны были поступить. – Ты забывай. А я не стану, – весело отозвался Дженс, хотя его голос светился наигранностью, словно кто-то прибил табличку «Лжец» ему на лоб. – Потому что это теперь единственное, что придает мне сил. Миша тяжело выдохнул, елозя на месте. Нельзя было разрушить тонкую нить доверия, которая только начала возникать между ними. Коллинз не собирался терять то, что досталось ему огромным трудом. Только не Дженсена, только не сейчас. – Почему ты не можешь жить, как все? – устало поинтересовался он. – Жена, двое детей… Собака?.. – отчаянно жестикулируя, перечислил он. Дженс громко засмеялся, откидывая голову назад. Миша проследил за его движением, мимолетно облизываясь, чтобы подросток не заметил. От звонкого смеха на душе становилось теплее. Правда, и он не мог избавить от гнили, прочно осевшей внутри. Рядом с Дженсеном становилось теплее, поэтому Миша старался находиться как можно ближе к нему, и одновременно как можно дальше. – А ты? – плавно затихнув, поинтересовался Дженс, проигнорировав официальную часть, где по самым банальным сюжетам, расписанным британскими сценаристами, он должен был ответить: «Значит, я необычный. Не такой как все». «Ты действительно не такой как все», – неожиданно для себя подумал Коллинз, отводя взгляд, но вслух ответил совсем другой фразой, к которой неоднократно возвращался сегодня. – У меня есть Себастиан, – как само собой разумеющееся, кинул он. Дженс фыркнул. – Тебе просто необходим кто-то другой, – сообщил подросток, и Миша еле сдержался от того, чтобы энергично закивать. Себ был хорошим другом, но порой терпеть его было невозможно. Коллинз поднял голову, собираясь ответить очередной колкостью, но тут же одернул себя, как загипнотизированный уставившись на Дженсена. Тот устало привалился щекой к холодному металлу. Снежинки на ресницах мелко подрагивали, а голос звучал размеренно от лени, расползающейся по его телу. Миша чувствовал ее присутствие, и, наверное, поэтому рядом с Дженсом ему всегда было уютно. Сейчас же Дженс внимательно сверлил Коллинза взглядом, не реагируя на внешние раздражители. Кажется, в такой неудобной позе он чувствовал себя более чем комфортно. – Не хочу портить тебе жизнь, – признался Миша, жадно разглядывая тонкие черты лица, чтобы запомнить каждую из них. Если это станет их последней встречей, почему бы этим не воспользоваться? – Ты так и не понял? – тепло улыбнулся Дженс. В его голосе не было никаких наездов, не было привычной паники. Он говорил спокойно, размеренно, словно они обсуждали погоду, и Миша, разморенный его тоном, расслаблялся. Действительно то, что нужно им обоим сейчас. – Ты – лучшее, что со мной случалось, правда. – Дженс… – протянул Миша, не уверенный, хочет ли он продолжать выслушивать. Все, что мог сказать подросток, он уже несколько тысяч раз прокручивал в голове, но когда это повторялось в реальности, он не мог спокойно реагировать на такое. – Просто верь мне, хорошо? – попросил Дженс, протягивая ладонь к Мише. Коллинз даже бровью не повел. – Может, я слишком многого прошу? – догадался подросток, опуская руки. Мгновенно встрепенувшись, он вернулся в прежнее положение, и по выражению его лица Миша понял, что только в такой позе Дженсен не чувствует привычного давления. – Я лишь хотел уберечь тебя от боли, – отрешенно прошептал он. Дженс шумно вдохнул морозный воздух. – И ты мне причинишь гораздо большую, если просто уйдешь, – мгновенно нашелся подросток, вставая с места. Миша не собирался его останавливать, отворачиваясь и давая понять, что разговор окончен. Впрочем, как оказалось, Дженсен так не считал вовсе. – Знаешь что? – в его голосе струилась уверенность, он светился невидимой энергией, поэтому его легким толчкам невозможно было не подчиниться. Миша поднялся следом за Дженсом, придерживаемый за талию теплыми ладонями. Его прикосновения были типичными для друзей, но совсем необычными в их ситуации. «Кем мы приходимся друг другу?» – невольно задумался Коллинз. – Я выйду на ковер и сделаю этот чертов прыжок. Миша собирался вставить еще несколько фраз, только бы прервать монолог подростка, но тонкие пальцы уверенно коснулись его губ, и ему пришлось заткнуться. Коллинз мелко вздрогнул, пытаясь не так бурно реагировать на прикосновение. На месте прикосновения гулко отзывался пульс, и Миша поспешил провести по губам языком, чтобы избавиться от этого навязчивого ощущения. – Я сделаю его не потому что так хочет тренер или потому что так надо…. Это просто то, чего я хочу. И я добьюсь этого, – тихо прошептал Дженс, скользя ладонью по щеке Миши. Коллинз невольно потерся, поддаваясь неожиданной ласке, и взгляд подростка мгновенно потеплел. – Я сделаю все, чтобы ты смог гордиться мной. Миша перехватил запястья, отстраняя руки от своего лица. Дженсен разочарованно выдохнул, но еле заметно улыбнулся, когда Коллинз опустил ладони, не разрывая прикосновения. – Я уже горжусь тобой, правда, – выдохнул Миша шепотом, ощущая в себе желание сократить расстояние между собой и Дженсом до минимального. До тех пор, пока не будет чувствовать это соблазнительное частое дыхание на своих губах. Но, когда Дженсен подался вперед, притягивая его к себе за шею, Миша застыл, не двигаясь, как статуя. – Дженс, – грубо прошептал он, не предпринимая никаких попыток вырваться. Его безразличие действовало куда более отрезвляюще. Дженсен быстро отнял ладони от его лица, будто бы обжегшись. Миша глянул на него с сожалением, но теперь подросток даже не хотел смотреть на него. Означало ли это, что он снова все испортил? – Прости, – донеслось до слуха Коллинза. Миша стыдливо потупил взгляд. – Я зайду за тобой… завтра, – уже стоя полу боком, оповестил Дженс. Миша попытался коснуться его руки, но Дженсен стиснул ладони в кулаки, словно в любой момент был готов сорваться и накостылять своему тренеру. Впрочем, Коллинз бы точно не стал его останавливать, он заслуживал этого, как никто другой. – Дженс… – с сожалением протянул он. – Да… Завтра. В шесть, – отрезал подросток, стремительно отходя от него и, несмотря на то, что Миша был способен догнать его, он не стал. Наверное, теперь им нужно время поразмыслить над тем, кем они приходятся друг другу. *** В тот вечер луна светила особенно ярко, и Миша думал, что, будь он волком, обязательно бы завыл от тоски, которая заполняла его изнутри. Возможно, Дженсену и удалось достучаться до его сознания, но он сам теперь хотел вернуться в прежнее состояние. Раньше было намного проще общаться, намного проще существовать. То, как быстро Дженс втерся ему в доверие, пугало. Миша не хотел ему доверять, но, черт возьми, он просто не мог сказать об этом, глядя в самые честные глаза на свете. Свет в их переулке отключался рано. Предстоящие подготовки к Олимпиаде затрачивали много времени, а еще какой-то сумасшедший благотворительный деятель устраивал «день без света», который позволит сэкономить деньги на какой-то фонд. Переулок как раз относился к списку мест, не нуждающихся в освещении, и теперь Миша наслаждался тишиной и темнотой, охватившей его квартиру. Улицы озарялись ярким светом луны, но даже она была не в силах осветить каждую часть их переулка. Звезды сияли намного ярче и Миша, не привыкший к такому зрелищу, подсел к окну, предварительно закрывшись от Себастиана. Ему было ни к чему разговаривать с кем-то другим. «Поразительно, как одиночество меняет людей», – внезапно подумалось Мише. Звонкие шаги и шарканье случайных прохожих гулко отзывались по всему переулку. Миша наблюдал за ними с ворчливостью одинокой старушки, потягивая остывший кофе из своего бокала. Все куда-то торопились, спешили, быстро перебирая ногами, нарушая идиллию, воцарившуюся в городе. «А я никуда не спешу», – улыбчиво подумал Миша, задумчиво постукивая пальцами по подоконнику. В последнее время мысли перегружали его, он находился под давлением, создаваемым на стыке нескольких собственных мнений. Как может столько противоречий уместиться в одном человеке? Миша бы ответил на этот вопрос, но это не совсем то, что интересовало его сейчас. Он перебирал все воспоминания, которые раньше считались хорошими. Столько моментов, приносящих радость, и каждый из них намертво отпечатался в его памяти. Каждый жест, каждая фраза, произнесенная когда-либо. Все это Миша старался сохранить, но теперь это было совершенно ни к чему. Теплота, прежде возникавшая в его теле, внутри него пропала. Оставались только радостные улыбки и ностальгия. Миша чувствовал себя так, словно недавно пересмотрел действительно хороший фильм. Нет, он теперь не нуждался в Ричарде, он, наконец, вырос, чтобы понять самого себя, чтобы уберечь другого человека от плохого влияния. Это следовало осознать еще давно, несколько месяцев назад, но Миша не из тех, кто ищет легкие пути. Он любил прочувствовать все моменты своей жизни, пропуская их сквозь себя словно ситечко. Потом, конечно, становилось легче, если только в процессе Миша не пускал себе пулю в висок. Сейчас, как ни странно, он был на волосок от этого решения. Еще с детства в его голове вертелось, как минимум, десять способов самоубийств, не приносящих боли. Столько же вариантов сопровождались адскими муками. Однако Коллинз никогда не спешил воспользоваться такими решениями. Может, ему не хватало смелости, а может, глупости, но именно страх остаться одному по ту сторону, придавал Мише силы жить дальше и бороться, несмотря ни на что. В конце концов, всегда найдется тот человек, который убьет тебя. Или, наоборот, спасет? Миша легко улыбнулся, нервно теребя ручку от кружки. Ему было неловко в одиночестве. Никто на свете не заслуживает такой муки, но почему именно он, именно сейчас, испытывает это чувство? «Почему я не достоин быть счастливым?» – поинтересовался Коллинз у самого себя, коротко ухмыляясь. Естественно, ответа на этот вопрос он не нашел. Впрочем, скорее всего, это и не было так важно в его случае. А важным было решение, которое он собирался принять. Остаться в заманчивом прошлом или окунуться с головой в пугающее будущее? Ричард всегда действовал на него умиротворяюще. Примерно это чувство покоя Миша ощущал и рядом с Дженсеном. Но стоит ли ему делать следующий шаг? Дженс оказался достаточно смелым, чтобы поступить так, как хочется, а у Коллинза никогда не хватало наглости на это. Он всегда был ведомым и, в ситуации, где все зависело от него, терялся. Миша не мог отвечать за две жизни, потому что слишком боялся все испортить. Коллинз неожиданно вспомнил, как сбежал от отца, освободился от пут, стягивающих его. Таким свободным, таким потерянным он себя еще никогда не чувствовал. Разве что сейчас, когда все на свете зависело от него. Ричард так радовался за него, даже улыбался, поглаживая по голове. А Миша не мог выдавить из себя вообще никаких эмоций, вымученно пялясь в фисташковые глаза своего собеседника. Коллинз помнил, как широкие ладони нежно оглаживали его по плечам, ласковыми прикосновениями ласкали его тело, кажется, успокаивая. В ту ночь Миша лишился девственности и, наверное, чувства собственного достоинства. Он перестал ощущать себя целым человеком, словно часть души отрезали тупыми ножницами и выкинули в сточную канаву, и где-то эта часть ныла, напоминая о себе, но никто ее не замечал. Миша искал поддержки в единственном человеке, которому доверял. И как оказалось, он ее не получил бы в любом случае, настолько радовался Ричард их воссоединению, настолько эмоции переполняли Спейта. Только сейчас Миша понял, что у них не было ни одного шанса. Рич – мужчина, да, и он тоже. В этом нет ничего нормального, об этом Коллинз знал с самого детства по наставлениям отца. Наверное, это и манило его. Идти наперекор отцу, делать все, что угодно, только чтобы обратить на себя его внимание. О, да, это было похоже на Мишу. Но это лишь объясняло его отношение к Ричарду. Теперь, когда Миша оказался предоставленным самому себе, откровенные мысли роились в его голове, не желая остаться невысказанными. Дженсен нравился ему. Он был прекрасным собеседником: веселился искренне, грустил так, что внутри все сжималось от боли. Миша ценил его за доверие, за помощь, которую тот оказывал. А еще Коллинза привлекало крепкое тело подростка. Оно было переполнено внутренней энергией, которая проскальзывала, несмотря на вечную усталость. Миша не мог оторвать взгляд от Дженса, когда тот выполнял упражнения. Его просто тянуло к Дженсену, и он не хотел отказываться от него. «Тело. Вот, что оказывает на меня влияние», – неуверенно сделал вывод Коллинз, отодвигая от себя кружку с кофе, когда он стал совсем противным. Значит, в его чувствах не все было нормально. Он лишь поддался старому влиянию, поддался Ричарду и своим старым мыслям о нем. Стоило отпустить прошлое от себя и позволить будущему немного постоять в очереди, пропуская сквозь себя настоящее. Миша улыбался, найдя легкое решение проблемы. Что ж, возможно, эта благотворительная акция не была такой уж и бесполезной? В дверь его комнаты аккуратно постучали ровно три раза. Миша даже не дернулся с места, стараясь сохранить в себе это чувство внутреннего ликования. Когда все преисполнено энергией, и буквально разрывается на части, но уже не от боли, а от радости и чего-то еще, совсем незаметного, но настолько очевидного…. Чего-то, что Миша упорно игнорировал, забивая в потайные уголки своего сознания. Чего-то, что он пока что не испытывал. – Миш, идем кушать, – тихо позвал Себастиан из-за двери, когда понял, что самостоятельно Коллинз выходить не собирается. Миша снова проигнорировал его, хотя, решив, что так Роше не отступится, все же прикрикнул: – Ага, сейчас. Тихое шарканье домашних тапочек донеслось до его слуха, и Миша расслабленно выдохнул. Себастиан ушел. А вот он никуда не собирался уходить. Он будет сидеть на своем месте до тех пор, пока не расстанется со своей больной любовью навсегда.