Большой спорт

Миша чувствовал себя одиноким с самого детства. Обделенный вниманием со стороны отца, он старался компенсировать недостаток в общении с ровесниками или тренерами. Коллинз проявлял интерес к жизни в обществе и, только находясь рядом с близкими людьми, мог устранить свое любопытство. Он любил частые прикосновения, долгую игру взглядов, когда те значили намного больше обычных слов, и даже сейчас, окончательно повзрослев, не потерял этой особой тяги к сентиментальности. Хотя – Миша был вынужден признать это – спать в одной кровати с Дженсеном было просто невыносимо. Вообще, Миша не привык делить свою кровать с кем-то, кроме Ричарда. С кем-то, кто занимал большую половину, кто громко сопел на ухо и кто пинался всю ночь. Даже находясь в спящем состоянии, Дженсен умудрялся выводить его из себя. Миша всем своим телом чувствовал ноющую боль в пояснице, мышцы на ногах затекли и то и дело дергались, от чего последующие пять минут Коллинз лежал, как на иголках, борясь с желанием перевернуться на другой бок. Дженс же, кажется, был доволен своим положением, полностью наваливаясь сверху, собственнически обвивая крепкими руками тело Миши поперек груди. Под утро ноги начали неметь, и Коллинз попытался подвигать руками, отказавшими еще несколько часов назад. Тихо заскулив от боли, Миша максимально прижался к стенке, отдаляясь от крепкого тела разморенного подростка, и принялся разминать конечности. Согнувшись в три погибели, он не сразу заметил взгляд, с интересом изучающий его. – Что ты делаешь? – откашлявшись, спросил Дженс. Миша замер, оставив свои ладони в районе колен. – Ничего, – он принял сидячее положение, стремясь оказаться в другом конце кровати. Дженсен никак на это не отреагировал. – Доброе утро, – наконец, поздоровался Миша, спуская ноги с койки. – Доброе, – ответил Дженс, закрывая глаза. Судя по его измученному, хотя и чуть более довольному, чем у Коллинза, виду, он тоже был не особо рад наступлению нового дня. – Я…. Пойду домой? – спросил Миша, опираясь, чтобы встать. Дженсен безразлично махнул рукой, и от этого простого жеста, в груди Коллинза что-то предательски заныло. Впервые Дженс обращался к нему с таким пренебрежением. Миша поднялся, покачиваясь и прихрамывая, словно по старой привычке, побрел к двери. – Снова хромаешь? – заметил Дженсен. Коллинз обернулся, улыбаясь уголками губ. Подростку будто было не до этого – его взгляд выражал непоколебимую серьезность. – Я в порядке, – приободрил Миша, будто убеждая самого себя. Дженс кивнул ему, отворачиваясь к стенке. Больше тем днем они не сталкивались. *** Миша честно старался избегать Себастиана после ночи, проведенной в квартире Дженсена. Француз придумывал все более и более сумасшедшие теории по поводу того, чем Коллинз, собственно, занимался. Миша не любил, когда кто-то вмешивался в его личную жизнь, он всегда ревностно относился к тем, кто был значимым для него. Но даже имея за плечами огромный опыт в общении с Роше, Коллинз никак не мог отмазаться от «серьезного разговора». По Мишиному мнению, Себ никогда не отличался особой тактичностью. И дело даже не в частой, бессмысленной болтовне. Дело в обычных вопросах, которые любой другой нормальный человек стеснялся бы задать. Нормальный, но не Себастиан. И все же, Роше был замечательным другом – верный, отзывчивый и, несмотря на свою излишнюю болтливость, скрытный. Миша мог быть уверен, если что-то и расскажет ему, то это навсегда останется между ними. Себ не выдал бы его тайны даже под угрозой собственной смерти. – Ты ему рассказал?! – Миша ворвался в комнату Себастиана, громко хлопая дверью, чтобы француз оторвался от своих дел и обратил на него внимание. Однако Роше продолжал невозмутимо валяться на кровати (которую, кстати, уже успел поменять после приезда мисс Роше), перелистывая страницы книги. – Что и кому я рассказал, солнышко? – ласково пропел Себ, хлопая томиком и откладывая его в сторону. Он выглядел пьяным и обдолбанным, чему Миша уже не удивлялся. С самого начала каникул Себастиан завел привычку начинать утро с алкоголя. – Дженсен, – многозначительно кивнул Коллинз, присаживаясь на край кровати. – Оу, – понимающе протянул Себ. – Что с вами на этот раз? – Ты ему рассказал, да? – повторил Миша свой вопрос. – О том, как я схожу по нему с ума, и все такое… – пояснил он, заметив недоумение на лице друга. Коллинз знал, что с прямолинейным Себастианом тоже стоит быть максимально откровенным, чтобы до него дошел смысл сказанного, поэтому скрываться не стал. – Не понимаю о чем ты, но как по мне, все это и так заметно, – безмятежно отозвался Себ, пьяно улыбаясь. Миша сузил глаза в тонкую полоску. – Нет, серьезно, Миш. То, как ты смотришь на него… – Да, никак я на него не смотрю! – вспыхнул Коллинз, поднимаясь с места. Что-то странное с ним творилось в последнее время. Он признавал свои чувства, но ненавидел, когда кто-то говорил об этом помимо него. В конце концов, у него должна быть своя личная жизнь! – Вот именно! – рассмеялся француз. – Раньше пожирали друг друга взглядами, а теперь ты стесняешься, как влюбленный мальчишка. – Просто…. – Миша обреченно вздохнул. – С ним я именно так себя и чувствую! Не понимаю, что творится между нами. Он как с цепи сорвался после выпускного. Все эти прикосновения и…. Как будто он знает, что я без этого уже жить не могу! – вырвалось у Коллинза. Себастиан многозначительно двинул бровями. – Ой, молчи, – попросил он. – Слушай, Миш. Если честно, ты меня уже достал со всем этим. Я прошу просто пару недель покоя, чтобы не выслушивать эти твои истеричные: «Дженсен, Дженсен». Ты уже кроме него других людей не замечаешь! – быстро протораторил Себ. Миша склонил голову в непонимающем жесте. – Что?.. – спросил он, вглядываясь в точку на стене невидящим взглядом. – Вот об этом я и говорил, – довольно фыркнул Себастиан. – Мусолишь тут черт знает что, а потом все сваливаешь на меня! Я давно тебе говорил, что вы друг друга стоите. – Но не сейчас, когда мы окончательно разъяснили все, – тут же воспротивился Коллинз. – Да? Если бы действительно все было так, ты бы не прибежал сейчас ко мне. Вы вдвоем сейчас оккупировали бы мой диван, наслаждаясь упругими задницами друг друга, – хохотнул Себ, выходя из своей комнаты. Миша тут же последовал за ним. – Что ты имеешь в виду? – Между вами возможен только один выход. Жить долго и счастливо, – Себ ополоснул свой стакан и, порывшись в кухонных полках, выудил из глубин запылившуюся бутылку вина. – Это банальная история, Миш. Я встречал таких сотни, если не тысячи. – Где? – не сдержавшись, фыркнул Коллинз. – В этих твоих сериалах? Себастиан смерил его презрительным взглядом, но комментировать ничего не стал. – Послушал бы меня – давно был бы счастлив, – буркнул Себ, перед тем как осушить свой стакан с вином. Миша поморщился. – Честно, я ставил на то, что вы трахнете друг друга еще после больницы, – Себастиан упрямо проигнорировал громкое «Эй!». – Увы, признаю, проиграл. Вы оба туго мыслите. – Ничего не туго, – возразил Коллинз. – Уверен, ты поступил бы так же, если бы влюбился в человека, лет на десять младше тебя самого. Себ задержал долгий взгляд на Коллинзе и отвернулся обратно к кухонной тумбе. Миша почувствовал себя неловко. За все время, что они прожили бок о бок, они всегда обсуждали проблемы, касающиеся только его. Будучи разговорчивым, Себастиан никогда не был откровенен, и сейчас Миша понял это отчетливо. – Себ? – словно опасаясь чего-то, спросил Коллинз. Себ убрал недопитую бутылку обратно в полку и вышел из комнаты. Миша внимательно проследил за ним, а затем так же покинул помещение. *** В зале все еще было немноголюдно. Спортсмены из других стран только начинали приезжать в Лондон, и мало кто из них знал об этой Академии. Миша считал, что у сборной Англии огромное преимущество перед остальными гимнастами. И дело даже не в качественной подготовке или постоянных тренировках. Дженсен – все зависело только от него. Этот подросток не вылезал из зала, повторяя упражнения снова и снова. Программа, выбранная им для выступлений, усложнялась с каждым разом, и теперь даже парни из команды смотрели на его тренировку, раскрыв рты. Движения Дженса были четкими, ровными, тело вытягивалось в струнку, когда приходилось работать с кольцами. Он поймал баланс, и теперь выполнять задание ему было проще простого. Дженсен изящно спрыгивал, врастая в маты, словно всю жизнь только и стоял на них. Миша смотрел на своего воспитанника и улыбался. Тот же каждый раз одаривал его благодарным взглядом, перед тем как перейти к очередному снаряду. Коллинзу оставалось только аплодировать вместе с остальными. – Задержишься на пару секунд? – спросил Дженс, подскакивая к Мише после очередного упражнения, выполненного с блеском. – Мне нужно кое-что сказать тебе. Внутри у Коллинза что-то сжалось в предвкушении. Он был готов заорать: «О, Боже, да!», но смог выдавить только снисходительную улыбку. Судя по всему, Дженсен остался доволен и этим, как бы невзначай проведя ладонью по плечу Миши, пачкая его канифолью. Коллинз чувствовал себя как на аттракционе. Что-то натягивалось внутри в ожидании чего-то большего, чем простое прикосновение, и обрывалось, стоило Дженсену отойти на приличное расстояние. Его бросало то в жар, то в холод, Миша никогда не чувствовал себя подобным образом, когда любое слово о любимом человеке вводит в состояние неловкости, хочется постоянно улыбаться и плакать одновременно. Вероятно, это и было настоящей любовью – Миша понять не мог – но это ощущение, мягкое, но опаляющее, заставляло его просыпаться каждый день с мыслью, что, может, все не так уж и плохо. Дженс закончил тренироваться поздним вечером, когда за окнами уже начинало темнеть. Тренеры расходились, насильно уволакивая за собой спортсменов, а вот Дженсена никто не трогал. Словно все понимали, что бесполезно – ночью тот все равно вернется. Хотя Мише было приятно думать, что этот подросток принадлежит только ему и что именно поэтому к нему никто не решался подходить. Устав целый день пребывать на ногах, Миша развалился на матах. Мышцы ломило от боли, даже от короткого воспоминания о недавней ночи, проведенной в обществе подростка. Но все же это было приятным ощущением, напоминающем о доступной близости. Конечно, будь на месте подростка Себастиан… Миша улыбнулся абсурдности этой мысли. – Забавляешься? – поинтересовался Дженсен, глядя на него сверху вниз. Коллинз распахнул глаза. При одном взгляде на красивое тело Дженса его сердце начинало биться гораздо быстрее. Дженсен опустился на маты рядом с ним так, чтобы голова была на уровне стоп. Миша удивленно вскинул брови – парень явно не хотел смущать его. «Заботится», – тепло подумал Коллинз, сползая вниз до тех пор, пока его взгляд не наткнулся на довольную улыбку подростка. Дженсен прижался к его голове своей, распластывая руки в стороны. Миша повторил это движение, накрывая руками чужую ладонь. – Так… И что это у нас? – спросил он, внимательно наблюдая за своими движениями. Руки словно не подчинялось ему, оглаживая израненные многочисленными тренировками запястья. – Пере-дружба? Недо-любовь? Дженсен продолжал улыбаться. – Не знаю. Мне плевать, если честно, – признался он. – Я хочу к тебе прикасаться, и я буду к тебе прикасаться. Могу обнять, взять за руку или просто лежать, как сейчас. Это ведь не называется отношениями? Значит, ты можешь быть спокоен. Никаких приставаний в душе, но я не собираюсь так быстро отпускать тебя от себя, – с придыханием вымолвил подросток. Миша повернул голову в его сторону. Конечно, это не называется отношениями, но что-то Коллинзу подсказывало, что он недалек от того, чтобы прекратить весь этот цирк. – Ты попросил меня остаться, чтобы сказать это? – справившись с эмоциями, подкатывающими к горлу, спросил Миша. Дженс покачал головой, и Коллинз мог почувствовать запах пота и, совсем чуть-чуть, шампуня. – Нет, я…. Должен…. – начал Дженсен, но его голос тут же сорвался. Миша сильнее стиснул пальцы, выражая свою поддержку. – Понимаешь, две недели до Олимпиады, а я…. Не чувствую, что готов к ней. – Брось, у тебя самые лучшие результаты, – тут же прервал его Коллинз. – Тебе не о чем волноваться. – В том-то и дело. Все идет слишком легко. Так не должно быть, – прошептал Дженс. – Я пришел в гимнастику с намерением выполнить твой прыжок, а вместо этого только и занимаюсь тем, что нарабатываю баллы сложности по перекладине. – Потому что это твой лучший снаряд. Ты выполняешь на нем такие упражнения, которые пока что никто не может в мире, – уверенно выдохнул Коллинз. – Вот именно. Значит, мне пора перестать уделять ему так много внимания. Пора подумать и о других вещах, – протянул Дженсен задумчиво. Миша напрягся. – Например? – Кольца, – грубо ответил подросток. – Я облажаюсь на них. Чувствую это. А еще опорный прыжок. Джей выполняет гораздо более сложную связку, а я не могу отработать эти чертовы три винта. – Потому что это не так легко, как кажется на самом деле, – фыркнул Коллинз. – Я все еще боюсь, что ты сорвешься, что что-то пойдет не так. – Я готов, – воспротивился Дженсен. – Только не говори мне, что мы зря тренировались все это время здесь. – Я знаю, Дженс. Я понимаю твое рвение, но проблема в том, что я еще сам не готов к твоему прыжку, – признался Миша. Дженсен повернул голову в его сторону. – Ты не доверяешь мне? – улыбаясь кончиками губ, спросил он совсем тихо. Коллинз поджал губы, отворачиваясь. Он не знал, способен ли ответить честно на этот вопрос. – Как твоя спина? – решил сменить тему Миша. Дженс молчал несколько секунд, а потом расслабленно ответил: – Нормально, – по его тону было понятно, что это совсем не так. – Но спасибо, что спросил. – По шкале от одного до десяти?.. – начал Коллинз, но подросток резко прервал его, сдавленно выдавив: «Десять!». Миша неуклюже согнул руку, пытаясь успокаивающе погладить Дженсена по щеке. Вышло нелепо, и подросток засмеялся. – Мне очень жаль, – прошептал Миша, убирая ладонь. – Но это еще не худшая проблема, Миш, – протянул Дженсен, провожая взглядом ладонь, которая недавно касалась кожи его лица. Коллинз напрягся, разрывая прикосновение и поворачиваясь на бок. Дженс последовал его примеру. – Что-то случилось? – заботливо поинтересовался Миша, и аккуратно дотронулся до кончиков его пальцев, уместив руки рядом с его ладонью. Коллинз чувствовал свою потребность заботиться о ком-то как никогда раньше. – Я не могу выступать на Олимпиаде. *** Начинался новый рабочий день, и Миша привычно сопровождал Дженсена в раздевалку, таща за него тяжелые баулы с формой. Он откровенно не понимал, что подросток носит в этой сумке, ведь на тренировку он выходит в одном и том же костюме, который, наверняка, умещался в шкафчике с одеждой, но ни разу не спрашивал парня об этом. В конце концов, это было его личным делом. В этот раз они шли по непривычно пустому коридору, переговариваясь между собой о чем-то незначительном, как на Коллинза налетел Ричард. – Надо поговорить, – он стиснул его плечо с такой силой, что Миша почувствовал, как наворачиваются слезы на глазах. – Наедине, – предупредил он, поглядывая на Дженсена. Подросток отобрал сумки у Коллинза. – Прежде чем ты начнешь говорить – у меня нет никаких отношений с Дженсеном. А если и есть, то они никак не помешают выиграть золото, – предупредил Коллинз, переступая порог тренерской вслед за Ричем. Тот присел на край своего стола, закинув ногу на ногу и то и дело выстукивая пальцами неопределенный, нервный ритм. – Что случилось? – спокойно спросил Миша, стараясь обратить на себя внимание неудачного собеседника. – Я не знаю, что должен делать, Миш, – наконец, прошептал Ричард, вскидывая голову. В его глазах было столько отчаяния, что Коллинз почувствовал, как по телу прошлась волна мурашек. – Я не хочу, чтобы все повторялось снова. Мне не вытерпеть этого, – покачал он головой, отводя взгляд. Грустная ухмылка повисла на его тонких губах. Миша сделал шаг вперед, чтобы обнять Рича, но тут же застыл. Не он должен заниматься делами своего тренера. – Что ты имеешь в виду? – все же спросил Коллинз. – Тогда… Восемь лет назад… – протянул Ричард, снова затрагивая эту тему. Миша почувствовал, как при одном упоминании о его прошлом, внутри проснулось ощущение слепой ярости, ненависти ко всем. В присутствии Спейта заглушить это было невозможно, и Коллинз впервые осознал, что Рич оставался единственным, с кем он еще не обсуждал свое старое падение. – Я видел твои снимки, но не верил им до последнего. Все думал, что это просто желание конкурентов устранить соперника. Я совсем не думал о тебе. – И знаешь, я заметил это, – едко отозвался Коллинз, присаживаясь на место напротив Ричарда. – Ты просто не поймешь, что я испытывал, когда ты упал там, на ковре, – прошептал Рич, покачивая головой. Его взгляд был сумасшедшим, словно он снова и снова погружался в атмосферу того вечера. – Я не хочу, понимаешь? Не хочу чувствовать этого, не хочу видеть этого! – Рич… – попытался успокоить его Миша. Ричарда ощутимо потряхивало, кожа лица побледнела. Коллинз оказался прикованным к месту одним лишь взглядом своего бывшего тренера. – Это все в моей голове. Мучает меня каждую секунду. Второго раза мне это не вытерпеть. Меня откачали в прошлый раз, а в этот раз я постараюсь… – Постой, что? – Миша поднялся с места, подходя к Ричарду. – От чего откачали? – Мне сказали, что ты не выживешь, а если и выживешь, то останешься калекой на всю свою жизнь. Я был слаб, чтобы вытерпеть это, поэтому… – его голос затих к концу предложения. Рич маниакально заулыбался, и Коллинз инстинктивно отшатнулся от него. Его пугало состояние Спейта. – И сейчас буду слаб. Ты думаешь, что я мелочная скотина и, знаешь, Миш, ты прав. Абсолютно прав. Как и всегда. – Нет, я так не думаю, – воспротивился Коллинз. – Ты можешь обманывать себя, но я всегда мог читать тебя, как открытую книгу, – Ричард втянул воздух через нос, будто успокаивая себя, готовясь произнести следующие слова. – Есть кое-что, что ты должен знать. – Что? – тут же встрепенулся Миша. – Джаред упадет с языка так же, как и ты, – выпалил Рич, почти не разжимая губ. Коллинз тряхнул головой. – То есть… Как это упадет? – он улыбнулся, словно не веря словам, которые только что сорвались с уст его бывшего тренера. – Месяца два назад я заметил те же симптомы, что и у тебя. Из-за его роста все происходит намного быстрее. А недавно пришли снимки…. И… Я не знаю, что делать, Миш. Коллинз смотрел некоторое время на Ричарда, стискивая кулаки. В нем давно роилось желание начистить ему морду, но сейчас оно достигло своего апогея. – Ты совсем идиот или только прикидываешься? – спросил он. – Снимай его с соревнований! Ричард смотрел на него глазами, полными ужаса. – Я не могу. Тогда страна лишится командной медали, – пролепетал Рич. Миша хрипло засмеялся. – Серьезно? А кто тебе дороже? Медаль или Джаред? – тут же вставил Коллинз. Ричард впился в него цепким взглядом. – Ты должен хотя бы сказать ему. Парень будет сходить с ума от неизвестности. – Я. Не. Могу, – прошептал Рич, оглядываясь. – Понимаешь? Это сложнее, чем ты можешь себе представить. – Сложнее, чем сказать всего пару слов? – Миша пытался заткнуться – это не его дело, и он не должен в него вмешиваться. Но с другой стороны – он был первым, кому Ричард доверил эту тайну, а значит, он обязан был помочь ему всем, чем только мог. – Просто подумай о том, что происходило со мной в больнице, пока тебя не было. Подумай об этом, а потом поговори с Джаредом. – О чем поговорить? – улыбнулся парень, заскакивая в тренерскую за своими наколенниками. Дженсен мельтешил следом, призывая Мише скорее выходить в зал. Коллинз кинул прощальный взгляд на Ричарда, ожидая увидеть решимость на его лице, но тот лишь покачал головой, глядя на него. – И о чем вы там секретничали? – улыбнулся Дженс, сжимая его ладонь в своей. Никто из тренерского состава уже не обращал на это внимания. Миша оглянулся по сторонам – ни один человек даже не смотрел в их сторону. – Не бери в голову, – отмахнулся Коллинз. Дженсен поджал губы и отправился на пробежку по кругу. Миша довольно наблюдал за ним. *** Вечер накануне Церемонии открытия Олимпиады Миша провел в компании Себастиана, сходя с ума от чувства страха, внезапно нахлынувшего на него. Он понимал, что бояться происходящего не стоит – это такое же выступление, как и раньше, но все равно то и дело вздрагивал, вспоминая о том, что ожидает его и Дженсена в ближайшие несколько недель. Миша пробовал ложиться спать, но каждый раз его не покидало ощущение падения, словно он срывался куда-то в пропасть. И от этого пропадало всякое желание вернуться обратно в кровать. Поэтому он был вынужден выплыть в коридор, где и встретился с Себастианом, который отправлялся на кухню за третьей за ночь порцией молока или сока. Он бросил пить алкоголь, после того разговора с Коллинзом, и Миша радовался этому, хотя не совсем понимал, что именно послужило причиной для такой резкой перемены. – Ты боишься? – спросил Себастиан, когда Коллинз, накрывая их вдвоем пледом, устроился на диване. Его всего колотило, и зуб на зуб не попадал от холода. А по словам Роше, в комнате было тепло. – Хочешь сказать, по мне не видно? – попытался отвертеться Миша. Себ приобнял его за плечи. Телевизор отбрасывал на них достаточное количество света, чтобы не включать ночник. Диктор на экране что-то говорил, но Коллинз убавил до минимума, и теперь не слышал ничего за треском своих зубов. – Перестань волноваться. В этот раз ты будешь не один, – поддержал Себастиан. – Спасибо. Утешил, – криво усмехнулся Коллинз, обхватывая живот ладонями. Тот постоянно болел от напряжения. – Поспи, пожалуйста, – шепотом попросил Роше, поглаживая его за ухом. Миша постепенно успокаивался, прикрывая глаза. – Ты будешь лучше всех. – Конечно, буду. Куда я денусь? – сонно пролепетал он, засыпая на плече друга. Проснулся Коллинз в прекрасном настроении в кровати Себастиана. Он узнал бы эту комнату из тысячи. Вообще, Миша был уверен, что это помещение еще долго будет преследовать его в Аду, после того, как он умрет. Самого Себастиана в квартире не было. Он не появлялся целый день, но Коллинз теперь не слишком нервничал по этому поводу. Он точно знал, что друг будет рядом, если случится что-то непоправимое. Вечером он должен был отправиться на главный стадион для открытия и торжественной церемонии зажжения Олимпийского огня. Миша мог пройтись по ковру вместе со всей своей командой, может, даже возглавляя ее, шествуя рядом с флагоносцем…. Однако он не стал уподобляться большинству своих нынешних знакомых, пусть у него и была эта странная форма, подобранная организаторами. Коллинз хотел проследить за церемонией, не отходя от берега Темзы, до которого, при желании, можно было дойти не торопясь за двадцать минут. Вечером он вышел на улицу. Воздух был свежим, на небе ни облачка, только о погоде Миша все равно рассуждать не мог. Она была столь же переменчива, как и его желание оставаться рядом с Дженсеном. Улыбнувшись сравнению, Коллинз засунул руки в карман и побрел к берегу. Начинало темнеть. Несмотря на то, что Миша пришел к Темзе одним из первых, к началу церемонии у берега ошивалось приличное количество народу. Коллинз предпочитал не вглядываться в их лица – не запомнит. Зато он с интересом разглядывал газету, которую полчаса назад вытащил из почтового ящика. Каждый заголовок статьи был связан с предстоящими соревнованиями. Олимпиада мозолила глаза. Миша понял, что ему стоит подобраться ближе к краю мостика, когда стемнело. По плану – он это знал точно – Олимпийский огонь начнут провозить как раз с этого места, а стало быть, с минуты на минуту должно было начаться шоу. Город погрузился в молчание, и Миша мог поклясться, что слышал крики тысяч фанатов, которые приветствовали спортсменов на стадионе, в десятках километров отсюда. Лондон весь вымер на время открытия. Люди приникли к экранам телевизора, а некоторые сейчас просто молчали, прислушиваясь к чему-то. Вдалеке, за городом, раздавались одиночные залпы фейерверков, но и они скоро прекратились. Миша чувствовал, как у него кружится голова от волнения. Темза слабо освещалась подводными фонарями, но Коллинз все же мог смотреть, как в глубине плещется рыба. Огни на улицах были приглушенны. Обычно в это время в этом месте было светлее, и сейчас Миша определенно мог назвать этот момент самым романтичным в жизни, если бы его можно было разделить с кем-то. С кем-то, кто выше всего на пару дюймов, кто ходит, чуть переваливаясь, кто ярко улыбается и одним присутствием заставляет улыбаться Коллинза. – Прости, я опоздал, – крепкие ладони обхватили его талию. Миша чувствовал, как Дженс уткнулся лицом между его лопаток. Стало намного уютнее, но волнение никуда не ушло, а наоборот, усилилось. Коллинз тихо засмеялся, откидываясь назад. Нет, он не сбежит. Не в этот раз точно. – Почему не остался со своей командой? – спросил Миша тихо-тихо, чтобы никто вокруг не услышал. Совсем не обязательно людям знать, кто стоит среди них. – Ты – моя команда, – хрипло засмеялся Дженс, целуя его в затылок, и, потеснив людей, прорвался вперед – ближе к реке. – Я же еще не опоздал, нет? – на всякий случай спросил он. Миша покачал головой. – Все нормально, – и он обнял его за талию, крепче прижимая к себе. Поднялся ветер. Когда послышался рев мотора лодки, вокруг все оживились, примкнув к забору, огородившему реку. Дженсен одним из первых заметил тлеющий вдалеке Олимпийский огонь. Миша пытался вглядываться вдаль, но без очков ничего не видел, поэтому положился на чутье подростка, опустив голову ему на плечо. Когда лодка проезжала мимо них, факелоносец поднял огонь высоко над головой и толпа громко зааплодировала. Миша присоединился к ним из вежливости, пару раз хлопнув в ладоши. Никакого чувства эйфории от происходящего, зато удовлетворение от близости Дженсена. Подросток же, в отличие от Коллинза, был недоволен происходящим. – И это все, что?.. – начал он, поворачиваясь к нему лицом, и тут прямо над его головой с оглушительным хлопком взорвались тысячи и тысячи фейерверков. Светящиеся ракеты, свистя, вырисовывали спирали на темном небе, проносясь близко к головам прохожих. Дженсен от неожиданности подскочил на месте, тут же поднимая взгляд к нему. Синие, красные, белые, зеленые – сотни маленьких искр светились над ним, складываясь в непонятную композицию. Из-за шума было непонятно, что именно издает эти звонкие хлопки, после которых все новые и новые залпы взмывали высоко в небо, растворяясь у самой земли. Миша улыбался, как ребенок, наблюдая за всем этим. Пухлые губы Дженса приоткрылись от восторга, в его глазах отражались крохотные фейерверки, и Коллинз как никогда сходил с ума от желания обладать им. Прямо сейчас, на глазах у каждого, показать, кому принадлежит этот заносчивый подросток. Дженсен счастливо захохотал, зарываясь пальцами в волосы. – Боже, ты только посмотри! – вырвалось у него, когда он смог перевести взгляд обратно. Миша продолжал беззастенчиво разглядывать его, словно это и не он несколько недель назад обрубил все их отношения на корню. – Красивый… – прошептал Дженс, и Коллинз был точно уверен, что это не относилось к беспорядку, творившемуся над их головами. Взрывы, свисты, крики доносились до них словно сквозь толщу воды. Миша не чувствовал и не слышал ничего, кроме глухого стука сердца, отбивающего размеренный ритм. Он успокаивался только в присутствии Дженсена. – Дай мне руку, – Коллинз стиснул ладонь подростка в своей, перецеловав избитые костяшки, словно заключая какой-то договор этим жестом. Дженсен удивленно смотрел на него. – Пойдем, – Миша не был в силах отвести взгляд от подростка. Дженс поспешил вцепиться в Коллинза, когда расстояние между ними увеличилось. И Миша почувствовал, как сухие губы коснулись его собственных. Резкое и смазанное касание заставило его одобряюще улыбнуться подростку. Дженсен внимательно взглянул ему в глаза и поцеловал снова, так же коротко, словно еще не верил, что может касаться этих губ. Миша опустил ладони ему на талию. Дженс устремил взгляд вниз, прослеживая за этим движением, а затем, обхватив лицо Коллинза руками, прижался к его губам, жестко сминая, целуя, словно в последний раз, словно с залпами фейерверков прекратится это восхитительное чувство внутри. Миша никогда не чувствовал себя таким живым, таким настоящим, как сейчас, когда над головой проносились сотни ярких зарядов, которые нет-нет, но приземлялись на землю, крутясь и искрясь под ногами прохожих. Коллинз не замечал этой красоты, весь мир сжался до одного конкретного человека, который самозабвенно покрывал его лицо поцелуями, и Миша был счастлив, что может ответить ему прямо сейчас. – Люблю. Люблю тебя, – тихо прошептал Дженсен. Глупая улыбка блуждала по его губам, и Миша не мог не улыбаться в ответ. – И никому не отдам, – он покачал головой, будто хотел подтвердить собственные слова, но Коллинз и так верил. Он готов был поверить всему, что скажет Дженсен. Его Дженсен. – Я тоже, – нашел в себе силы ответить Миша, отрываясь от мягких губ. – Как мальчишка, честное слово, – он откинул голову назад, засмеявшись, и Дженс спустился поцелуями к его шее, где, прижавшись, можно было почувствовать вибрацию голоса. – Пойдем, пожалуйста, – прошептал он, когда губы Дженсена переместились к уху. – Дженс, – улыбнулся Миша, отходя в сторону. Счастье переполняло его изнутри. – Миш, я… – он нахмурил брови, несмотря на улыбку. Коллинз ощутил в полной мере неловкость этого момента. – Только не уходи от меня, пожалуйста, – попросил он. – Тихо, я здесь, – Миша приобнял его за плечи, поглаживая по спине. Дженсен вцепился пальцами в грубую ткань теплой толстовки. – Я все понимаю, Дженс. – Я не хочу, чтобы ты снова использовал меня, а потом выбросил, как ненужную вещь, – признался Дженсен, прижимаясь к нему сильнее. – Но я думаю, что все именно так и будет. Ты говорил, что не готов, и сейчас я отчетливо вижу, что ты не готов. Это… Минутное недоразумение, за которое тебе позже будет стыдно. – Мне не стыдно за любовь к тебе, – Миша отстранился, подняв глаза на подростка. – Миш, пожалуйста, – Дженс скривил губы в усмешке, отстраняясь от Коллинза. Тот не стал возобновлять прервавшийся контакт. Подросток сделал еще несколько шагов назад, а затем кинулся бежать, подальше от Миши, от всех людей и от обязательств. Коллинз очнулся, когда в небе снова вспыхнули фейерверки, только теперь они не приносили ему такой радости, как несколько секунд назад. Эйфория прожгла его насквозь и оставила слабым, помирать от тоски и от испытанных ощущений. Говорят, к счастью привыкаешь быстро, появляется зависимость, и Миша стал одним из таких людей. «Видимо, я зря надеялся на что-то большее», – устало подумал Коллинз и, развернувшись, побрел домой. Впереди была тяжелая неделя.