Большой спорт

Дженсен Дженсен-Дженсен-Дженсен – все мысли в последнее время занимал только один человек. Миша не мог сказать, что существовал кто-то до этого, к кому бы он обращался столь же ревностно и одновременно с такой нежностью, заботой, желанием уберечь от всех бед. Он вообще не был способен хоть что-то вымолвить в его присутствии. Горло сжималось от волнения, и слова получались скованными, даже несмотря на то, что Коллинз все тщательно репетировал дома, перед зеркалом. С Дженсеном все было по-другому. Все началось с неудавшегося падения в подъезде и чашки пролитого кофе. С зеленой футболки и великой тайны, которая не давала Мише покоя. Дженсен был парнем-загадкой с самого начала, весь искрящийся радостью и эмоциями, независимый, сногшибательный. Коллинз сходил с ума от него. Не было ни минуты, в течении которой он отвлекался от мыслей о Дженсене. Миша просыпался, думая о подростке, засыпал с его именем на губах, а на протяжении всего дня просто находился с ним рядом. Дженс окружил его своим вниманием и оптимизмом. И, наверное, именно поэтому у Коллинза появились силы на возвращение в большой спорт, а самое главное – на встречу с прошлым, которой он так боялся, которую так оттягивал. Все казалось мелочным теперь – Миша смог преодолеть свои страхи, в какой-то степени избавиться от них хотя бы на несколько недолгих мгновений. Старую трость они с Дженсеном торжественно зарыли на заднем дворике. Это было первым, что они сделали, как только все закончилось. Как символ всего, что они смогли преодолеть. Миша зарыл все свои ужасные воспоминания в этой могиле под деревом, под которым любил проводить свое свободное время. Один. Сейчас же они ходили на это место вместе, просто для того, чтобы скрыться от Себастиана, а может, понастольгировать о прошлом. Воспоминания давили на них с самого первого дня. Слишком много чувств, с которыми справиться в одиночку было просто невозможно, в такие моменты они и обращались к этому месту. Летом там дул прохладный ветерок, а зимой дворик давал защиту от дождя и ураганов. Миша всегда улыбался, находясь там, рядом с Дженсеном. Конечно, возможно, рутина и поглотила их отношения, но Миша все равно был доволен. У него был лучший друг, любовник и, может, это не было нормальным понятием о семье, но поддержку ему оказывали в любой момент времени, когда бы ему это не было нужно. И Дженс, и Себастиан словно чувствовали, когда ему становилось плохо, и всегда оказывались рядом. Кстати, по этому поводу Миша ворчал еще несколько недель после Олимпиады. Засыпая на разных с Дженсом кроватях, он все равно просыпался, прижатый к стенке сонным телом подростка. Кости все так же ломило, пока они не приобрели спальное место под стать их размерам. Миша все еще жил у Себастиана и планировал там оставаться, до тех пор, пока француз не прогонит его, самостоятельно выперев за дверь со всеми вещами, но Себ этого не делал и, наверное, уже не сделает никогда – так думал Миша. Или надеялся…. Но, впрочем, неважно. Главное было в том, что, встретив на пути сложные препятствия, они устояли. Не сломались, как думал Коллинз в самом начале. Только, чтобы понять это, следовало переступить через себя, пройти самое главное испытание. И вот, как оно начиналось. *** Миша проснулся рано, несмотря на то, что спать лег за полночь. Себастиан уже суетился на кухне, не звеня посудой, как обычно, а сохраняя блаженную тишину. Коллинз вышел к нему уже одетый, гладко выбритый, причесанный, но не выспавшийся. Глубокие синяки залегли у него под глазами, и выглядел он устрашающе. Царапины от очков, которые остались у него вчера на носу и от которых его заботливо избавил Себастиан, покрылись коркой, и теперь Миша был похож на жертву разбойного нападения, но никак не на себя. – Как настроение? – все же поинтересовался Себ, ставя тарелку с блинами на стол. Миша любил блины – наверное, именно так Роше и решил приободрить его с утра. – Хочешь сказать, ты не видишь этого по мне? – измученно улыбнулся Коллинз. – Всю ночь не спал. Как закрою глаза – сразу вижу его падение. Мне кажется, что он не выдержит, – Миша устало потер переносицу, откидываясь на спинку стула. Его предыдущее место теперь казалось ему неудобным, поэтому сейчас он сидел у окна, где раньше любил восседать Роше. Себ был не против или просто не возмущался по этому поводу. – Ты больше меня уверен в том, что выдержит, – фыркнул Себастиан. – Я-то уверен. Но я был так же уверен и в себе. А что, если он упадет? Не спина, так плечи… – отмахнулся Коллинз. Он потыкал вилкой верхний блин и отстранил тарелку от себя. Есть совсем не хотелось. – Ты должен поесть хотя бы немного, Миш. Сегодня ответственный день, – предупредил Себ. Как будто Миша и сам этого не знал. Такое не пропустишь, учитывая, что каждый день СМИ только и делают, что публикуют новости об этом. И кого угораздило включить соревнования по гимнастике в первые недели Олимпиады? – Сегодня день, когда все будут обсуждать мои отношения с Ричардом, – фыркнул Коллинз, но тарелку с блинами все же придвинул. Себастиан вернулся обратно к сковороде, на которой громко шкворчало кипящее масло. – Тебе бы лучше думать о чем-нибудь хорошем, – протянул Себ, выключая кухонную плиту. Миша снова отложил вилку. Все мысли его были заняты Дженсеном и, как бы он не пытался, свернуть с этой темы не получалось. – Думаешь, я не пробовал? Я стараюсь, Себ, правда, стараюсь. Но все, что происходит – происходит само по себе, а я просто… как в коляске, прикрепленной к скоростному поезду. – Мчишься по инерции, ага. Я уже где-то это слышал, – хмыкнул француз, присаживаясь напротив Коллинза. Он протянул руку через стол, сжимая его ладонь. Миша старался не обращать на этот жест внимания. Ему не было неприятно, да и создавать неловкую ситуацию совсем не хотелось. – Просто помни, что все будет хорошо. Когда это я тебе врал? – напомнил Себ. Миша улыбнулся. *** – Когда уже наступит моя очередь? – Дженсен нервно шагал по периметру отведенной им площади, наматывая и разматывая бинты на своих запястьях. Миша занимал свое место и большую часть времени разговаривал о чем-то своем с Коэном, который, казалось, ничуть не волновался. Впрочем, даже он то и дело поглядывал в сторону взбунтовавшегося подростка. Миша поспешил оставить Мэтта одного. – Перестань себя накручивать, – пробурчал Коллинз, оказываясь рядом с Дженсом. – В буквальном смысле, – добавил он, косясь в сторону его запястий. Кончики пальцев гимнаста уже потемнели от недостатка кислорода. – Ты так можешь навредить себе, – заботливо пояснил Миша, разматывая узелки. Дженсен, словно расслабился рядом с ним, смягчился, закатывая глаза. Он знал, что не должен показывать своего волнения на камеры, но это было просто невозможно! Давление, которое он испытывал было колоссальным. Хотелось поскорее скинуть с себя это напряжение. – О чем ты думал, выходя на ковер в первый раз? – спросил Дженс, наблюдая за тем, как тренер обрабатывает его руки. Миша оторвал взгляд от запястий и улыбнулся ему. – Не помню уже, если честно. Хотел поскорее вернуться к себе домой, – протянул Коллинз. Конечно, он врал и, конечно, Дженсен понимал это, но ложь, на удивление быстро смогла его успокоить. – Ты должен расслабиться перед выходом. Движения получаются скованными, когда ты напряжен, – начал давать наставительные рекомендации Миша. – Я не могу тут выступать. Слишком много народу, – оглядывая трибуны, прошептал Дженсен. В этот раз на стадионе и правда было достаточно фанатов и прочих зевак, пришедших поглазеть на его выступление. Тысяч семь или десять – не имело значения, главное, что Дженс боялся каждого из этих людей. Боялся их реакции, и, хоть они с Мишей и работали над этим последние две недели, страх все равно никуда не исчезал. – Думай о другом, – посоветовал Коллинз, разминая плечи гимнаста. – Если я буду думать о другом, телекамеры насладятся зрелищем моего стояка, Миш, – прошипел Дженс, убирая ладони тренера со своего тела. – Ты и так уделяешь мне слишком много внимания. – Боже, это так круто! – зашелестел голос Тревиса, который только что выполнил свое вольное упражнение. Воспитанники Академии возвращались с довольными выражениями лиц, и Дженсену хотелось поскорее оказаться среди них, чтобы разделить общее веселье. – Господи, – взмолился он, и при этом тон его голоса стал неимоверно высоким. Миша улыбнулся, когда на таблоиде высветилось имя Дженса. – Я не могу, Миш. Не могу, – засуетился подросток, обнимая Коллинза. Миша прижал его в ответ, не растерявшись. – Иди и помни, что я верю в тебя, – прошептал он. Дженсен быстро отлип от него, не глядя, и, нелепо передвигаясь, взобрался на помост. Кто-то на трибунах засмеялся, поглядывая на него. Дженс покрылся краской в тон его новенькой форме. Впрочем, его ладони все еще выделялись среди общих зелеными полосками бинта из комплекта тренировочной одежды. Дженсен обмакнул руки в чан с канифолью и застыл на мгновение, словно собираясь с мыслями. Сердце Коллинза бешено колотилось при виде этой картины. Он все еще не верил, что спустя столько лет снова оказался так близок к Олимпийской системе. Дженс с силой хлопнул в ладоши так, что белое облако пыли тут же осело рядом с чаном. Наступила его очередь «оседлать» коня. После перекладины, конь был его коронным снарядом, где он мог показать себя во всей красе, разве что сбивался с ритма постоянно – довольно сильная ошибка. Миша прикрыл глаза, не желая смотреть на то, что происходит вверху на помосте. Дженсен ласково погладил снаряд, словно этот конь был живым. Следы канифоли оседали на бархатной поверхности, и, переборов отвращение к происходящему, Дженс начал выполнять упражнение. Он делал его тысячу раз, нисколько не ошибаясь в поворотах, движениях руками. Ноги расслабленно раскрывались в нужный момент, пропуская мимо огромный снаряд с выступающими ручками. Дженсен хватался за них так, словно в любой миг мог свалиться не на маты, а в кипящую лаву, и все же, со стороны казалось, что он выполняет все без особого напряжения. Удача в этот день улыбнулась ему, и, наверное, только Миша заметил злобную гримасу на соскоке. При выполнении упражнения, все напряжение опускалось на плечи, которые сейчас были не в лучшем состоянии у Дженсена, но он все-таки справился, мягко приземляясь на землю. Несколько секунд он отстоял в тишине, а затем, поклонившись судьям, как можно скорее покинул помост. Миша улыбался ему, но подросток предпочел игнорировать тренера, забившись в самый далекий угол, где до этого Коллинз разговаривал с Коэном. Дженсена потряхивало, несмотря на то, что все упражнение он выполнил довольно неплохо, и каждый в этом зале понимал это. – Все, нахрен. Больше ты меня не затащишь сюда, – пожаловался парень, стоило Мише показаться рядом. – Что? – переспросил Коллинз. – Кто из нас кого затащил, – улыбнулся он, опуская руку ему на плечо. Судя по тому, как отреагировал Дженс, терпеть это прикосновение было возможно, а значит, есть надежда на медаль в командном соревновании. – Это было очень ужасно? – спросил Дженсен, с надеждой заглядывая в глаза Миши. – Ноги были слегка расслабленны, а в основном неплохо, – фыркнул Миша. В это время на таблоиде появились оценки, и Дженс свободно выдохнул – они все еще на первом месте, значит, есть время отдохнуть перед следующим снарядом. – Ну, это же ты научил меня думать о другом во время исполнения, – попытался пошутить Дженсен, переходя с одного места, на другое, где их уже поджидали кольца. – И что же? Под кем ты мечтаешь так раздвигать ноги? – поспешил поинтересоваться Коллинз, ни на шаг не отступая от гимнаста, словно боялся, что тот потеряется. – Не делай вид, что не понимаешь, о ком я, – легко улыбаясь, выдал Дженс, занимая себе место в углу. Миша опустился в кресло рядом с ним. В этот раз по списку Дженсену выпала честь выступать третьим в общем зачете. Коллинз успел посмотреть выступления двух хороших гимнастов, о которых слышал по телевизору, но они совершенно не впечатлили его. Первый парень, кажется, из России, упал со снаряда, и возвращаться, чтобы доделать не стал. Впрочем, Коллинз точно понимал, что после того, что русские устроили в Афинах или Сиднее, еще долго придется ждать возрождения гимнастики в этой стране. Дженсен уже не так сильно волновался, хотя ему было над чем подумать. Кольца не всегда давались ему, особенно сейчас, когда плечи постоянно ныли от боли. Гимнаст всегда сваливался со снаряда во время «креста» – руки просто отказывались выдерживать его вес. Миша перепробовал многое, чтобы исправить это недоразумение, в итоге, все равно результат оставался прежним. Больше чем в половине случаев Дженсен запарывал это упражнение. Коллинз боялся, что тот сделает, если упадет со снаряда. Обычно, он устраивал погром в тренерских. Что же будет сейчас, Миша думать не хотел. Дженсен окинул Коллинза взглядом, извиняющимся заранее за свое поражение, и все же Миша верил в него, верил в то, что тот сможет все сделать без запинки. Пеллегрино, как самый высокий в компании тренеров, помог Дженсу забраться на снаряд, чем очень разозлил Коллинза. Миша не хотел, чтобы этот человек хоть как-то вмешивался в жизнь его Дженсена. По-крайней мере, не сейчас, когда вся команда застыла в шаге от первой Олимпийской медали. Дженс крепче сжал деревянные кольца в ладонях. Миша волновался не меньше остальных, задумчиво глядя на то, как подросток играючи обходит все острые углы своего упражнения. Баланс, правда, был потерян примерно на середине задания, но и это было простительно при такой технике. Тело Дженсена было вытянуто в ровную линию – никакого напряжения, прямая осанка и тонкие ноги, плотно прижатые друг к другу. Миша получал эстетическое наслаждение от его выступления. Дженсен как раз завершал его, собираясь исполнить свой любимый элемент – двойное сальто и соскок. Миша заметил ошибку еще до того, как Дженс начал падать, сорвавшись. Ладони неправильно вцепились в рукоятки колец и подросток, не сдержавшись, повис одной рукой на снаряде. Больное плечо не выдержало, и парень упал лицом вниз. Миша дернулся вперед, чтобы поскорее ему помочь, но Ричард остановил его на месте, придержав твердой рукой. Дженсен поднялся с матов и, поклонившись, добрел до своего места. Коллинз не стал сразу нестись к нему, хотя желание было сильным. – Успокойся, ничего страшного не произошло, – услышал он голос Марка за спиной и тогда понял, что пора вмешаться. Никто не смел успокаивать Дженса, кроме него самого. – Свали отсюда в туман, – четко разделяя слова, просипел Коллинз, опускаясь рядом с подростком, но, судя по его виду, тот не хотел ни с кем разговаривать сейчас. – Думаю, балл тебе скинут за соскок, – протянул Миша задумчиво. Дженсен никак не реагировал на его слова, начиная раскачиваться на потрескивающем стуле. – Ничего страшного… С кем не бывает? – Со мной не бывает, – донесся обидчивый голос со стороны подростка. – Да успокойся. Глупости все делают, – как можно более безмятежно отмахнулся Коллинз. – Перед всей страной? Перед всем гребаным миром? – вспылил Дженс, отрываясь от лицезрения своих колен. – Черт возьми, Миш, я самый фееричный лох в этой чертовой истории гимнастики! Это самая глупая ошибка, которую я только совершал! – зашипел подросток, стараясь не попадать в объективы камер, которые только и сновали рядом с ним, норовя запечатлеть момент краха его спортивной карьеры. – Разве что помимо той, что я пришел в спорт. – Не говори так. Ты же прекрасно понимаешь, что это не так, – мгновенно посерьезнев, отрезал Миша. – И вообще, в одиночных ты их всех уделаешь, обещаю, Дженс. – Есть Джей. У него сложность исполнения более высокая, чем у меня, – проскулил Дженсен, пялясь на своего партнера по команде. Джаред о чем-то беседовал с Ричардом, а тот, кажется, пытался успокоить бедного парня. Миша задержал на них взгляд чуть дольше секунды, а затем вернулся к Дженсу. В конце концов, он не должен был заниматься чужими проблемами. – Я просто хочу, чтобы ты вернулся на ковер и достойно выполнил последующие упражнения, – Миша сжал его ладонь в своей, а затем тут же убрал руку, чтобы не вызывать подозрения у журналистов. Дженсен одобряюще улыбнулся ему. – Хорошо, но ты будешь должен мне. Я… ясно выражаюсь? – спросил он на всякий случай, вскинув брови. Миша улыбнулся. В этом был весь его Дженсен – переменчивый, как и погода в Лондоне. Домой они возвращались без медали, в полной тишине. *** Миша снова спал беспокойно. Он то и дело просыпался от залпов салюта, который взрывали, кажется, прямо под окном. За последние два дня это стало нормой, поэтому вызывать полицейских было глупой затеей – Миша знал точно. Еще в комнате было душно, поэтому к утру Коллинз вспотел, от чего простыни прилипали к телу, а значит, нормально выспаться ему сегодня точно не светило. Вроде, снаружи с ним было все в порядке – относительное спокойствие отражалось на невыспавшемся и помятом подушкой лице… А внутри все наоборот: щекочущее чувство в груди, от которого никуда не спрячешься. Миша предчувствовал что-то плохое, накручивал себя с самого начала, поэтому не мог отпустить мысль о том, что Дженс может сорваться, что в последний момент все пойдет не так. Конечно, это были обычные мысли спортсменов, тренеров, но даже это не могло успокоить Коллинза. Когда начало светать, он пробрался на кухню, чтобы заварить чай с ромашкой. Себастиан недавно купил баночку травяной заварки, заявив, что Мише надо успокаивать нервы. Коллинз предлагал приобрести таблетки, но Роше не давал ему скатиться на них, задабривая нормальной, домашней пищей и своей заботой. Миша точно не мог сказать, где бы оказался сейчас, если бы не Себ. В окно на кухне тонкими лучами пробивался солнечный свет, и Коллинз почувствовал себя более-менее спокойным. Ничего страшного не происходило, а если даже и так, то он не должен бояться. Дженсен не повторит его ошибок, и в этот раз все будет по-другому. Хотя ощущение неправильности происходящего так и не покидало Мишу. – Не спишь? – Коллинз не вздрогнул, когда мимо прошел Себастиан. – Мне вот тоже не спится. – С тобой-то что? – хрипло отозвался Миша. Роше тоже выглядел не должным образом. – Твое волнение передается на меня, – пожаловался Себастиан. – Вчера записался в отряд уборщиков улиц. Это нормально? – Для тебя? Вполне, – улыбнулся Коллинз, опуская свою огромную чашку обратно на стол. – Знаешь, так долго ждал этого дня…. – протянул он неуверенно. – Но мне до сих пор кажется, что все это было зря. – Что ты имеешь в виду? – нервно улыбнувшись, спросил Себ, опускаясь напротив. – Я мог остаться там, в Кардиффе, найти отца, сказать ему, что он был неправ и что из меня, действительно, не вышло ничего путевого… – задумчиво пояснил Миша. – Знаешь, если Дженс упадет, я окажусь в той же психологической яме. И стоило ли все это того, чтобы терпеть? Я мог покончить с жизнью еще восемь лет назад, но мне не хватило смелости. – Перестань так говорить, пожалуйста, – поджав губы, попросил Себастиан. – Ты действительно так думаешь, да? Миша смотрел на него несколько долгих секунд, размышляя над ответом, а затем, чуть склонил голову, кивая. Себ хрипло засмеялся. – Ты меня иногда поражаешь своей твердолобостью, Коллинз, – сквозь хохот выдавил он, мгновенно становясь серьезным. Миша уже не был уверен, что хоть что-то понимал в этой жизни. – Представь тысячи вероятностей, в которых мы никогда не встречались, в которых ты оставался в Кардиффе или выигрывал ту Олимпиаду, или становился калекой… Только подумай о том, что ты сделал, чтобы оказаться сейчас, здесь. О том, какой путь ты прошел с самого начала. Ты, правда, все еще думаешь, что это того не стоило? Миша нахмурился, а Себастиан продолжал втирать ему вдохновенную чушь. Возможно, что-то из сказанного им и было правдой, но все равно не имело значения. Коллинз еще никогда так сильно не хотел уйти из гимнастики. Уйти и никогда не появляться в объективах фотокамер спортивных обозревателей. Более того, он был уверен, что сбежит сразу после окончания соревнований. Интересно, Ричард чувствовал то же восемь лет назад? Спустя пару часов наставительных речей Себастиана, Миша был готов выйти в свет в качестве тренера в последний раз. Последний день соревнований, который должен был решить все. Коллинз настолько уверился в проигрыше, что даже не старался задумываться о том, что будет делать, если медаль все же окажется у Дженсена. Он никогда еще так сильно не волновался, даже когда выступал сам. – Ты должен пообещать мне кое-что, – заметив отчужденное выражение лица своего друга, Себастиан остановил его в дверях квартиры. Миша обернулся. – Ты вернешься сюда, что бы не произошло, договорились? Коллинз не горел желанием врать лучшему другу, но ему пришлось кивнуть, сдавшись под острым взглядом француза. Себ, конечно же, ни на секунду ему не поверил. Ну, и плевать. – Это все? – Миша удивлялся собственному спокойствию. Словно эмоции выжгли все чувства внутри, и теперь не осталось ничего – только оболочка. – Нет, я… – рассеянно протянул Себастиан. Его глаза бегали, ни на секунду не задерживаясь на одном объекте. Мише надоело ждать, и он сделал шаг в сторону выхода. – Стой, я… хотел тебе кое-что подарить, – улыбнулся Себ, останавливая его за руку. Коллинз проследил за этим движением, и его взгляд заставил француза отпустить запястье. В прихожей повисла неловкая тишина. Себастиан порылся в карманах своих домашних штанов и выудил что-то маленькое, блестящее. Миша попытался сфокусироваться на этой безделушке, но не получилось. Себ спрятал ее в своем кулачке. – Я знаю, ты не любишь подарки. Не дал поздравить себя на Рождество, на день Святого Патрика ты валялся в больнице, а на Пасху… – Себастиан поморщился при воспоминании о неожиданной гостье. – В общем, я давно хотел поделиться с тобой кое-чем, – нервным движением он притянул Мишу ближе к себе, расстегивая ворот олимпийки. Коллинз склонил голову на бок, не понимая, что от него требуется, но и не сопротивлялся. Себ в несколько ловких движений пристегнул маленький талисман к одежде и опустил ладони на грудь Мише. – У нас в семье принято дарить это тем, с кем связываешь оставшуюся жизнь, а я еще не знаю человека, который был бы мне ближе, чем ты. Миша чувствовал, как кровь приливает ему к щекам. Что сейчас происходит между ними? – Себ, – он попытался сделать шаг назад, но наткнулся спиной на дверь. – Я буду ждать твоего возвращения, – Себастиан склонился и запечатлел легкий поцелуй в уголке его губ. Миша замер в оцепенении, не решаясь как-то отреагировать на этот жест. – Je touche du bois*, – прошептал он, отходя на приличное расстояние. Коллинз глубоко вздохнул и, не глядя, нашарил ручку двери. В прихожей резко стало тесно, воздуха совсем не хватало. Что только что случилось? Было ли это признанием, а может, Себастиан так хотел поддержать его? Неважно, главное, что это заставило Мишу снова почувствовать себя нормальным. *Je touche du bois – на удачу *** Миша по-прежнему стоял вдали от всех, внимательно вглядываясь в лицо каждого, кто проходил мимо. Тренеры были на нервах, некоторые из них и вовсе не пришли на соревнования. Соперники, казалось, обладали титаническим спокойствием, что раздражало само по себе. Дженсена видно не было, зато Ричард то и дело проходил мимо него, словно не мог начать разговор. Миша пытался не обращать внимания на это скопление народа, в то время как фанаты начали занимать свои места. Снизу они выглядели, как маленькие муравьишки, что должно было успокаивать, но Коллинз взъедался еще сильнее. Хотелось поскорее покончить со всем этим. – Прошел, – выдохнул Ричард, вернувшись на свое место. Судьи приняли свое решение еще полчаса назад, но оттягивали время, чтобы создать никому не нужную интригу. – Прошел, – улыбнулся Спейт, кивая на листки в своих руках. Миша вырвал их из его цепкого захвата. Быстро просканировав взглядом отчет, он перевел взгляд на тренера. – А Дженс? – нервно спросил он, сгорая от волнения. Бумага шуршала в дрожащих руках. Миша пытался успокоиться. – Я взял только результаты Джея, – отмахнулся Рич, которому было явно не до разговоров с Коллинзом. Тренер тут же направился к своему воспитаннику. Миша оставался стоять на месте, чувствуя себя, как никогда потерянным. Вокруг продолжали суетиться тренера, поздравляли Джареда, пожимали ему руки, остальные спортсмены из других стран так же спешили его поздравить. Дженсен же сидел на своем месте, уткнувшись носом в телефон, упорно делая вид, что ничего не замечает. Миша присел рядом с ним, перебирая листы, ища его фамилию в списке. Ничего. – Я не прошел, да? – безразлично осведомился Дженс, убирая сотовый на соседнее сиденье. – Не знаю, – честно ответил Коллинз, пытаясь выглядеть кого-то в толпе, кто бы не занимался проблемами Падалеки. – То есть не прошел, – грустно констатировал подросток, поднимаясь с места. Его плечи были опущены. С самого утра Дженсен явился в прескверном настроении, не желая ни с кем разговаривать. Даже с Мишей он нехотя перекинулся парой слов. Сейчас же его настроение испортилось окончательно и, казалось, бесповоротно. – Это так странно… Зато теперь я точно понимаю, чего достоин. – Дженс… – позвал его Коллинз, останавливая. – Не надо только меня успокаивать. Не хочу ни с кем видеться, – буркнул подросток, закидывая сумку на плечо. – Да нет же! – улыбнулся Миша, поглядывая на изменившиеся цифры таблоида. От нахлынувших ощущений хотелось скакать на месте, подобно сумасшедшему. – Ты стоишь шестым в общем зачете, Джен! – Что? – подросток смотрел на него непонимающим взглядом, и Коллинзу хотелось рассмеяться во весь голос. – Шестой?.. – переспросил Дженсен, не веря его словам, глядя на таблицу участников. – Эклз? Ты почему еще не в раздевалке?! – прогнусавил Пеллегрино, оказываясь рядом. Дженс ярко улыбался. Мише хотелось подойти к нему и обнять, чтобы больше никогда-никогда в жизни не отпускать. Может, ему сегодня и не выиграть медаль, но Дженсен уже давно доказал Коллинзу, что он самый-самый. – Бегу, – его голос снова повеселел, Дженс убежал в коморку, чтобы переодеться и принять душ перед следующим заходом. Миша остался в обществе Пеллегрино. Марк испытующе смотрел в его сторону, словно собирался что-то сказать, как рядом, словно из ниоткуда, возник Ричард, повиснув на их плечах. – Двое из пяти? Не так уж и плохо, – прокомментировал он и, вцепившись в Коллинза мертвой хваткой, увел в сторону. – Финал, да? – нервно спросил Рич у него. Миша кивнул. – Ты думаешь, есть шанс на победу? Коллинз посмотрел в сторону помоста, на котором уже вовсю трудились технические работники, подчищая следы канифоли или выравнивая расшатавшиеся снаряды. Включились вытяжки, и дышать стало значительно легче. А может, Миша просто расслабился, узнав, что Дженсен «допрыгался» до финала, в буквальном смысле. – Не знаю, – честно ответил он. – Не хочу задумываться над этим. Пусть победит тот, кто достоин. – Дженсен достоин? – продолжил Ричард, приглашая Коллинза присесть рядом с собой. – Не мне решать, – уклончиво пролепетал Миша, опускаясь в кресло. Рич нервно покачивал ногой из стороны в сторону, а затем, резко повернув голову в его сторону, снова начал говорить: – А я верю, что мы победим, – просто выдал Спейт, тут же отворачиваясь. – Прям чувствую, что сегодня все будет хорошо. – Как Джаред? – осторожно спросил Коллинз. – Спит беспокойно, – нехотя пробурчал Рич. – Как ты. – Это заставляет задуматься, – попытался намекнуть Миша, стараясь не глядеть в сторону своего тренера. Ричард, конечно, заметил это и тут же пихнул его локтем в бок, обращая на себя внимание. – Я знаю, что все будет хорошо, – улыбнулся он, вертя в ладони крохотный плетеный кружок, с витиеватыми линиями, стремящимися к центру. Коллинз почувствовал приятное тепло от воспоминаний. – Все еще ношу его с собой. Помогает успокоиться. – Ты никогда не относился всерьез к моим подаркам, – Миша старался, чтобы голос звучал, как можно строже, но улыбка все равно не сползала с его губ. – Неправда, – воспротивился Рич. – По-крайней мере, то Рождество я запомнил надолго. Щеки Коллинза покрылись алыми пятнами. – Он успокаивает меня. С ним я чувствую себя уютно, – признался Спейт, пряча талисман в нагрудном кармане олимпийки. – Как когда-то с тобой. – Почему ты не пытался найти меня? – вдруг поинтересовался Коллинз, когда терпеть тишину стало невозможно. Он давно хотел узнать об этом у Ричарда, но напрямую сказать об этом не решался. – А ты? – вопросом на вопрос ответил Спейт. Миша ухмыльнулся. Все потихоньку начинало возвращаться на свои места. – Иногда я думаю, что было бы с нами после того падения, – протянул Коллинз. – Ты бы не выдержал меня. – Правда? – улыбнулся Рич. – Я и без палки был злюкой, а еще с этой болью… Разбивал стекла в больницах, издевался над психиатрами… – ностальгически изрек Миша. Спейт прыснул от смеха, прикрывая лицо ладонями. – О, да, представляю, как им повезло, – фыркнул он, перестав сотрясаться от хохота. Коллинз продолжил рассматривать людей, которые новым потоком прибывали на купленные места. Сейчас сидеть с Ричардом молча было не так уж неловко. Возможно, он даже мог терпеть эту затянувшуюся паузу, если бы Рич снова не нарушил тишину. – А у тебя есть талисман? Миша уже собирался ответить, что не верит в эту ерунду, как вспомнил о маленьком четырехлистном клевере, который Себастиан заботливо прикрепил к его олимпийке этим утром. Ощущение неловкости быстро вернулось на место. Коллинзу стоило прояснить все с другом до того, как тот успеет надумать себе всякие глупости. – Подарок на Рождество, – поделился Миша. – От Дженсена, я полагаю? – Нет, но этот человек тоже много значит для меня, – сухо ответил Коллинз, прикрывая ладонью брошь. От чего-то ему не хотелось, чтобы Ричард глазел на него сейчас. Себастиан был единственным, кого Миша не испортил своим присутствием. По крайней мере, так Коллинз думал до сегодняшнего утра. – А Дженсен? – Что Дженсен? – не понял Миша. – Он тоже много значит для тебя? – поинтересовался Ричард. Коллинз снова отвел взгляд сторону. Проблема была в том, что он еще сам не понимал, кем ему приходится Дженс и какое место занимает в его жизни. Друг? Любовник? Парень по соседству? Разобраться с этим было сложнее всего. – Я просто уверен, что сделал бы все, чтобы ему было хорошо, – подумав, ответил Миша. Ричард улыбнулся ему, расслабленно откинувшись на спинку стула. – Знаешь, раньше я так же думал о тебе, – признался он. Коллинз заерзал на своем месте. – Зачем ты это говоришь сейчас? – Потому что я боюсь, что после Олимпиады мы не увидимся, – улыбка мгновенно сползла с губ Рича, когда он затронул эту тему. В зал начали возвращаться спортсмены, а судейская бригада уже заняла свои места. Миша удобнее устроился на своем месте. *** Спортивная форма на нем всегда смотрелась просто шикарно. Красная майка с белыми полосами плотно прилегала к телу, очерчивая рельефные мышцы. Трико было туго стянуты к низу, и время от времени казалось, что парень просто влез в огромного размера детское трико. Ноги гимнаста от этого выглядели ровными, красивыми, и Миша признавал, что откровенно наслаждается его выступлением. Когда на таблоиде только выскочило его имя, вкупе с предложенной сложностью, Коллинз нетерпеливо заерзал на стуле. Он не был уверен, что кто-то был в состоянии повторить его прыжок, оставшись при этом полностью неуверен, поэтому, конечно, волновался. Зато парень улыбался, нисколько не сомневаясь в своем успехе. Миша скрестил пальцы, когда прозвучал тихий писк машины. Все зависело всего от нескольких мгновений, пары секунд, которые перевернут все с ног на голову. Коллинз прикрыл глаза, не в силах смотреть на выступление. А смотреть было на что. Парень запечатлел легкий поцелуй на поверхности снаряда, прежде чем легкой походкой добраться до исходной позиции. Его нескладные ладони как всегда были испачканы канифолью – Мишу удивляла эта привычка перебирать мягкие шарики смолы между ладонями. Кажется, это успокаивало гимнаста. Он тяжело дышал, как от волнения, но все его движения по-прежнему оставались резкими. Парень вскидывал руки вверх, приветствуя толпу, и начал свой разбег. Миша перевел взгляд на остальных членов тренерской команды, которые в предвкушении наблюдали за своим воспитанником. Легкий толчок и мощное тело подбрасывает в воздух. Коллинзу на мгновение даже не верится, что это может произойти. Проходит несколько секунд, прежде чем он начинает понимать, что это, наконец, свершилось. Первый оборот, второй, третий…. Приземление легкое, без ошибок, словно гимнаст весит совсем ничего. Руки вскинуты вверх, а на губах витает плутоватая ухмылка. Зеленые глаза светятся счастьем, но Коллинз уже видел, что что-то идет не так. Парень пошатнулся в бок, не удержавшись на месте, и заступил за красную линию. Взгляд его помутнел, ладони опустились на пояс, словно он старался удержать себя на месте. Коллинз сделал медленный шаг вперед, собираясь вскочить на помост, но крепкие руки старшего тренера удержали его на месте за плечи. Гимнаст продержался на ногах еще пару секунд, прежде чем свалиться с матов от потери сознания. На трибунах повисла поразительная тишина, парень не двигался, и Миша почувствовал, как внутри что-то оборвалось.