Пожиратель Богов

Вопрос: "Тебя с Саливаном связывают чисто деловые отношения? Или всё-таки какое-то чувство? Привязанность, дружба, к примеру." *** Было что-то необычное в этом госте Храма Глубин. С самого начала он переступил порог не как прихожанин, а будто уже по меньшей мере верховный жрец, и дьяконы расступились сами, не решившись преградить ему дорогу к саркофагу Повелителя Пепла. Он точно знал, чего хотел. Он буквально излучал амбиции, как Олдрик — алчность, и такой союз обещал быть поистине неодолимым. А главное — в представшем перед Святым, в отличие от других, не было ни страха, ни отвращения. Только решимость, холодная, как лёд Иритилла, и сила духа, пылающая огнём. Любопытное противоречие. Пожалуй, такой мог бы возжечь Пламя... но точно никогда не согласился бы. Выходцу из нарисованного мира этот был безразличен. А жаркое и яркое Осквернённое Пламя заменяло ему жалкие затухающие угли. Олдрик принял его предложение. Больше из интереса, чем ради выгоды, ведь грядущая власть Глубин и так была неоспорима и неизбежна. За титул Понтифика и поверженный к его ногам город богов Саливан обещал не так уж много: процветание для тёмной церкви и самое изысканное лакомство для Пожирателя Богов. Соблазнительно, но мало, слишком мало для вечной неутолимой жадности последнего. Но на данный момент этого было достаточно для соглашения. Хитрец верно понял, чем переманить на свою сторону могущественного союзника, и знал, чем его удержать. Стремление проповедовать еретические пути, развращать и подчинять — вот что объединяло их. Очень скоро до Олдрика начали доходить перешёптывания среди последователей: чем же новоявленный Понтифик проложил дорогу к власти? Что, если не верой и посвящённостью в таинства Глубин, а манипуляциями и расчётом? Разумеется, моральная сторона вопроса интересовала их меньше всего; это была волна гордыни и зависти, поднявшаяся из таких же чёрных сердец, как и их с Саливаном. Поэтому, когда Пожиратель услышал, что они "подозрительно быстро успели подружиться", оригинальный выбор выражений настолько повеселил его, что из всех распространителей ропота и слухов этот был щедро одарён несколькими лишними минутами жизни и съеден последним. Святой всегда был милостив.