Black Carnival

      Держа в руке узкую ладонь и краем глаза отмечая, как ветер колышет рыже-каштановую массу волос, Канда удивляется: когда-то он протестовал против их отношений за них обоих.       Теперь разжать руку и выпустить чуть влажную, теплую ладонь — это что-то невероятно ужасное. Что-то, из-за чего он рефлекторно сжимает руку крепче.       Это самые нежные и плавные отношения, которыми его наградила судьба. Кто бы мог подумать, что расставание с Алмой — который и парой-то ему не был, а лишь некоторое время был рядом — выльется в новое знакомство. Во встречу с таким человеком, который способен часами тихонько сидеть рядом, глядя, как он что-то делает. Который много улыбается и всегда — видя его, при встрече. Который кусает губы от страха за то, что прошлое вернется и ударит их в спину. Который боится лишний раз прикоснуться, целует больше мысленно и в щеку. Который не решается иногда даже за руку взять, но не толкает к нарочитым действиям Канду.       К которому Юу привязывался все сильнее с каждым новым днем, понимая, что эта петля вокруг его лодыжки — она только сильнее затягивается. Он уже пойман в капкан. Но все еще почему-то не сопротивляется.       Не то чтобы Канда не хотел — иногда на него накатывала паника от мысли, что кто-то снова будет так близко. Будет знать его слабые и нежные, уязвимые места. Он ощущал себя ежом, которого жизнь ничему не учит.       Но игнорируя тысячи острых колючек, Аллен, как опытный ходок по канату, подбирался к его сердцу и занимал голову — практически безраздельно.       Наверное, даже не понимая этого, и не осознавая, что он ничего не дает увидеть за своими щитами самому Канде. Что тот слеп и беспомощен вдвойне перед отработанной улыбкой, которая злила развитую интуицию.       Канда всегда хорошо ощущал маски и барьеры. Иногда лучше самих людей. И воспитанность уже давно не позволяла ему просто ломиться вперед, даже зная, что он справится и трудностей не будет. Желая узнать, что скрывается под отработанным жестом.       Под ним чаще всего оказывались болезненно уязвимые люди, которые могли превращаться в паразитов, и пытались сожрать нарушителя в качестве расплаты за нетерпеливость.       Алма был таким.       Канда не хотел рушить маску Аллена.       Канда не хотел ошибиться.       Канда увязал в рыже-каштановых волосах. — Что-то случилось? — когда Аллен хмурится, у него между бровей сразу появляется морщинка. Аллен много хмурился в этой жизни. Юу знает, что тому довелось много плакать. Что у Уолкера внутри — кладбище ушедших людей, море нерастраченной нежности, океан заботы.       Целое засилье демонов, которых Аллен боится выпускать.       Юу хотел бы сразиться с ними, но часть демонов была похожа на часть натуры. Натуры, что в равной степени обещала проблемы и интриговала.       Все это выливалось в головную боль.       Аллен был старше его на полдюжины лет.       Канда ловит пальцами рыже-каштановую прядь, приобнимает шумно вздохнувшего мужчину за талию. Пряди непослушные, но гладкие, скользящие между пальцев.       В серых глазах плещется вопрос.       У Юу сжимает горло, когда он делает следующий шаг и целует Аллена куда-то в шею, не то за ухом, не то под ним.       Уолкер хихикает и ежится. Щекотно. — Ты сегодня на солнце особенно рыжий, — улыбается Канда, и на его обычно хмурой, сосредоточенной физиономии эта улыбка выглядит немного чужой, но уместной. Канда ошарашен собственной смелостью, но говорит дальше, не в силах замолчать: — Разрешите вас сжечь, молодой человек?       Юу часто мечтал закрыть рот. На веки вечные. Не открывать никогда, ни за какие деньги.       Обычно все, о чем он говорил, заставляло его жалеть в последствии.       Но Аллен только тихо смеется и приобнимает его в ответ. Игра в ведьму и инквизитора, поверхностная, но уже общая их шутка, его не задевает.       Аллен ведет носом по скуле к уху и горячо выдыхает — Канду пробирает дрожь. — Разрешаю.