Авторы текста: R2R, Кэл, Тэсса Найри, Фред, Лемур, Кэрлиен, PanchaDevi, Murmur
Период, когда происходят события: от пробуждения квэнди до начала Войны Стихий _____________________________________ Тэлве шёл по лесу. Один. Счастье внезапного «мы» было песней, негромкой и радостной. Мы квэнди. Говорящие. Те, кто отвечает словом. Единство, родство было постоянным, и не требовалось видеть друзей — достаточно было слышать их голоса. Но сейчас Тэлве вслушивался в песнь мира. Спящие деревья — одна мелодия, шелковистые травы под босыми ногами — другая, и они — одно. Музыка. Жизнь. Живые волны озера. На них можно смотреть… просто смотреть. Слушать шорох набегающей волны, плеск. Закрыть глаза, и любоваться, как журчание водопада вплетается в песню прибоя. Открыть глаза, чтобы видеть, как отражения звёзд пляшут на волнах. Зачерпнуть горсть воды — и в ней отразится звезда. Взглянуть с холма — и увидеть чашу озера в ладонях леса. Серебристые травы — у каждой свой голос. Тэлве лёг на землю. Сплетение узких листьев возле самого лица. Он не знал слова «долго». Звёздный свет перебегал по листве, и тени ложились всякий раз по-другому. Хорошо. Он почти уловил слово в этом шёпоте трав, слово должно быть таким… мягким, струящимся, но не как вода. Нужно вернуться к озеру. Новое слово скоро придёт. Тэлве встал и прислушался. Восхитительное чувство новизны, доверие к ласковому миру, который щедр на изумительные подарки. Чем он одарит — здесь и сейчас? Что-то вторглось в музыку мира. Как если бы что-то разорвало надвое серебристый лист травы. Музыка больше не была цельной. Там, где раньше перетекали друг в друга песнь озера, песнь берега, песнь дерева, песнь неба, там — на вершине холма — было то, что не пело в лад с этим миром, с деревьями и небом.* * *
Он сидел на вершине холма, поросшего неприметного цвета, но удивительно мягкой травой. У подножия тёк небольшой ручеёк, журчал и лепетал невнятно, словно пытаясь объяснить что-то, но Финвэ не слушал его. Финвэ смотрел на звёзды и пытался понять их. Они были такими… манящими. Загадочными. Великолепными. Но… что это? Он прислушался: но не только ушами, но и душой, связанной с собратьями, со всем окружающим его миром. Что-то было НЕ ТАК, КАК ВСЕГДА. Не понять, хорошо или плохо, но — необычно. Где же это? А-а-а, там, за холмом. Да, там раздаются голоса родичей. Надо пойти, посмотреть, что же могло случиться. Финвэ вскочил, охваченный внезапно вспыхнувшим любопытством, и побежал. Туда, где творилось что-то странное.* * *
Тинвэ лежал на животе, уткнувшись подбородком в ладони, и смотрел вниз. Отсюда, с обрыва открывался такой вид, что дух захватывало и хотелось не то запеть ликующе, во весь голос, не то раскинуть руки и полететь. Казалось — шагни за край, навстречу звездам, и воздух подхватит тебя упругой ладонью, повинуясь одному лишь страстному желанию твоему. Подхватит и понесет — над серебрящимся мягкими волнами озером, над пронизанными жемчужным светом струями водопада, над холмами и деревьями — дальше и дальше, туда, где еще не был никто из квэнди. Внезапно мир вокруг потемнел — резко, словно облако набежало. Квэндо задрал голову — небо оставалось чистым, только звезды померкли, словно отодвинулись дальше. Тинвэ поежился от неясной тревоги и нерешительно поднялся, прислушиваясь. Что-то надвигалось с запада. Что-то похожее на порыв холодного ветра, от которого становится неуютно и по телу ползут мурашки. Тинвэ замер на месте. До сих пор мир был для эльфа другом, щедро дарившим все новые чудеса, но теперь лик его изменился, стал странным — чужим? неправильным? — и квэндо пока не знал, как к этому относиться.* * *
— Индис! — Ингвэ искал сестру. — Индис, ты где? Он споткнулся о неудачно подвернувшийся корень и зашипел от боли, запрыгав на одной ноге. И тут случилось ЭТО — что-то изменилось вокруг, что-то происходило. И это что-то было… странным, таким, какого раньше Ингвэ не замечал.* * *
«Как здесь поет воздух! Как льются, трепещут, переливаются струи воды! И как дивно и странно звучат новые голоса… Голоса — чьи же они? Не знаю, но как это прекрасно! Чем-то похоже на ту, Первую Песню… Что ж, тогда и мой голос не станет лишним». Тевильдо-ветер вплел в новую Музыку те линии, те искры, что когда-то тянулись из его сердца в пустоту Эа, те, что после создали ковыль и перекати-поле. Майа больше всего гордился этими созданиями своей темы, но… Тревожные аккорды — дорога, бездомность, непокой, ветер — заставили испуганно задрожать звездный сумрак. Почему-то песня странствий не подошла к таинству водопада… Мышь выглянула из гнезда. Шарик на стебле травы и впрямь оказался её гнездом! Крохотный зверёк повёл носом. Нэнле затаила дыхание. Она смотрела, как мышь — пушистый шарик цвета прелых листьев — спускается по травинке. А за ней торопятся другие, ещё меньше. Они не слышат и не видят эльфийку — она замерла, опасаясь спугнуть зверьков. Внезапно стало холодно. Ветер колыхнул метёлки трав. Семейство мышей, которое куда-то деловито спешило, замерло — точки живого тепла посреди мира, который, кажется, из круглого уютного шарика (земля под ногами, деревья вокруг, небо над головой) протянулся, раскатился во все стороны. Стал огромным. Верхушки деревьев качались, звёзды стали острыми и колючими. Ветер звал — уйдём. Нэнле знала, даже не глядя, что мыши удрали в свой дом, что всё живое-что-движется забивается поглубже в нору, в дупло, вцепляется когтями в ветку и взъерошивает перья. А ветер звал, и что-то в его песне пугало, говорило — спрячься, ухватись за дерево, уткнись лбом в жёсткую кору, не слушай. Но что-то в ней самой спорило, твердило — вслушайся, откликнись, выйди на залитую светом поляну, вдохни ветер полной грудью, пойми, что он поёт тебе. Финвэ остановился, глядя на то место, где чувствовал что-то чуждое. Как же неприятно воет ветер! Странная заунывная мелодия, рождающая новое, очень неприятное чувство в душе. Страх и беспокойство… Жажда — уйти… У тебя отныне нет дома, нет ничего, нет ни друзей, ни родичей… Чего ты ждёшь, почему стоишь на месте?.. Вслушайся… Тревога рождается в душе, прогоняя покой и счастье — навсегда, навеки… Финвэ тряхнул головой, поспешно отгоняя странное наваждение. Он побледнел. Он… боялся. Что это? Что случилось? Всмотрелся: но… это непростой ветер! Что-то (кто-то, поправил он себя), пело в темноте. Это существо… оно чужое. Чуждое. Страшное. Финвэ отступил на шаг и поспешно скрылся под сводами леса. «Надо идти», — подумал он. — «Предупредить остальных. Ведь этой песне так легко поддаться. Забыть — кто ты и что ты, уйти неизвестно куда. Вместе с ветром». Уйти вместе с ветром — серебряной пылью — травой и водой — улететь не вернуться — растаять — исчезнуть — в ковыльные стебли врасти — и уйти — уйти… Тевильдо сам стал своей Музыкой, ветер обретал плоть — привычный кошачий силуэт, но и только: огромная тень, грозовая туча, лишь формой схожая с кошкой, подобравшейся для прыжка. Янтарныe глаза горели во тьме, словно два костра. Ворваться в грозу — и лететь — и не быть — молчать — и раскатами грома воскреснуть — и песней возникнуть на гребне волны — в огне извержений — и в пламенном танце — остаться… Неуютность. Непристроенность. Бездомность. Без-Домность. Как это? Ингвэ растерялся. Это было непонятно. Разве может быть, чтобы не было места, где ты — свой, где тебя ждут. Вот же оно рядом, Озеро. Вон там другие квэнди, друзья. Но странное чувство не оставляло. И непривычно, непонятно щемило в груди. Прикосновение ветра, его странная песнь… Ветер говорит — одиночество. Уйди далеко, за этот холм, за то дерево, за дальнюю реку, и всё равно не будешь один — ведь ты думаешь о других, а они — о тебе, и знают, что ты вернёшься к ним. Разве бывает одиночество? Ветер говорит — печаль. Это музыка, что разрывает надвое песню мира… там, где сердце. Ветер говорит — путь. Идти вдаль, чтобы видеть новое — это и есть жизнь. Но путь — и то, что приводит к дому. А в этой песне — вечное странствие, такое долгое, что само воспоминание о доме стало лишь печалью, лишь словом, что не наполнено смыслом. Как можно захотеть уйти — навсегда? Тэлве думал об этом. Новые слова складывались легко и были горькими на вкус. Путь — но не как путь куда-то. В никуда. Уходишь, и больше-нет-тебя-здесь. Навсегда. Но если дом, дружба, радость, покой были — озером, были народом этого озера, то чем будут новые слова? Серебряной пылью — в порывистом ветре — умчаться с грозою — на пенистых гребнях — плясать под огромным клубящимся небом — стать пламенем, ветром, раскатами грома, бескрайней дорогой, ковыльною песней. Это было жутко. Это было красиво. Это звало и отталкивало одновременно. И озноб, ледяными иголками покалывающий кожу, казался сейчас сладким. Тинвэ, сам того не осознавая, двинулся навстречу странной песне, невидяще глядя прямо перед собой широко распахнутыми глазами. Мир исчез для него — осталась только влекущая эта музыка. Он не все, далеко не все понимал в Песни ухода? движения? — слишком много было в ней незнакомых образов. Но именно эта загадочность казалась щемяще прекрасной и манила сильнее всего. — Возьми меня в небо, — беззвучно шептал квэндо Поющему-дорогу. — Где звезды танцуют — где тучи клубятся — где новые песни — где я еще не был.* * *
Мир сегодня звучал иначе — новые темы вплетались в мелодию Эндорэ, и темы эти шли не от Мелькора. И не от Валар. Неужели?.. Так вот оно, то, чего так долго ждал Темный Вала! В Арду явились Дети! Он явственно слышал их голоса — слабые, робкие, они становились теперь частью Музыки. Мелькору захотелось, чтобы пришедшие тоже услышали его Песнь — во всей ее полноте, во всей неукротимой мощи. Они подхватят ее, не могут не подхватить, ведь она так прекрасна: неистовое буйство красок, яростный накал страсти, дерзость вызова, сладость преодоления, пьянящее чувство свободы и силы, упоительный вкус победы. Он придет к эльфам, могучий Властелин Эндорэ, Создатель Арды, величайший из Валар. Он явится, чтобы принять их под свою руку и вести за собой. Дети станут его народом. Он будет заботиться о них, учить и защищать, они же помогут ему в трудах. Темный Вала уже предвкушал их удивление, восхищение, благодарность, любовь, когда они поймут, что этот мир — для них и что он, Мелькор — творец мира. Его охватило нетерпение, и образ, в котором Вала воплотился на этот раз, был новым, никогда прежде не опробованным — но ведь сегодня весь мир казался едва родившимся, таким же юным, как Дети. Как будто и не было всех этих тысячелетий трудов и борьбы. Черный всадник на бешеном коне устремляется на восток, туда, где только что пробудились Дети. Взгляд его — обжигающее пламя, плащ его — Внемировая Тьма, и огненная корона венчает его гордую голову. Лик его вдохновенно-прекрасен и пугающе грозен — лик величайшей из Стихий Арды. Следом за Всадником тенью несется черный волк, ближайший помощник Владыки. Бег его стремителен и тих, как и положено верному слуге. Чуткий нос вынюхивает возможную угрозу от этого нового, появившегося. Глаза сверкают, пасть слегка оскалена, острые зубы готовы схватить и разорвать любого врага… …и отшатывается Финвэ, выходя из леса. Страх, которому нет имени и объяснения, охватывает его. Та жутковатая песня ветра кажется теперь маленькой и ничего не значащей, ибо Этот, Чёрный, велик и ужасающ. Ты чувствуешь себя жалким перед мощью его, перед обликом его… И становится ясно, что Всадник может сделать с тобою всё что угодно, а ты будешь не в силах противостоять, ибо ты — всего лишь часть мира, а Он — из тех, кому мир покоряется… А вид его жуток, пламя вокруг головы его, одежда — пятно мрака, неестественно бледно лицо, но самое ужасное — глаза его… Хриплый вопль вырывается из груди Финвэ и, объятый всепоглощающим ужасом, эльда бежит, бежит, бежит… Куда угодно — только прочь, подальше от Чёрного Всадника! Что-то смяло песнь, смяло и отшвырнуло. На это невозможно было смотреть — и невозможно отвести взгляд. Прямо по небу, затмевая звёзды, мчится облако мрака. Это не грозовая туча сошла с небес — этот ужас живой. Нечто, вечное, как горы и небо. Способное уничтожить тебя — и не заметить. Нечто смотрит на тебя — ты видишь его безудержное пламя, ты ощущаешь его невероятную мощь — и бежишь, потому что этот взгляд больше, чем ты можешь вынести. Бежать! Всё равно, куда. В никуда. Не спрятаться, не исчезнуть, просто бежать. Пусть убежать невозможно, этот ужас настигнет где угодно, но просто стоять и ждать — тоже невозможно. Тэлве мчался, не разбирая пути, задыхаясь, и остановился только потому, что налетел на кого-то. Ингвэ чуть не упал, когда Тэлве налетел на него. Впрочем, он прекрасно понимал, что движет квэндо, только, в отличие от него, Ингвэ от ужаса застыл на месте, не в силах пошевелиться. Страх ворвался в Музыку, навсегда изменив мир, и теперь Ингвэ пытался обрести себя в этом новом мире, пытался бороться с охватившим его ужасом. И никак не мог справиться. Тэлве так перепугался, что поначалу шарахнулся прочь. Потом понял — тот, с кем он столкнулся, один из квэнди, и он тоже перепуган. Выдохнул: — Ингвэ! Осанвэ — полнейшее непонимание, что это такое было. Страх. — Успокойся, успокойся, пожалуйста, — Ингвэ дрожал от наползшего непонятно откуда холода, но чувствовал, что должен, обязан как-то успокоить Тэлве. Ответное осанвэ: Мы еще так мало знаем о мире. Может, это и не опасно… Концовка получилась почти вопросительной, Ингвэ очень хотелось, чтобы кто-то ему сказал, что в самом деле бояться нечего. Ветер донес издалека голос. Ингвэ встрепенулся. — Мне кажется, или я слышал голос Индис? Индис! Сестра! — Веди меня, ветер — умчи меня к звез… Ох-х! Завораживающая Песнь Дали внезапно распалась, рассыпалась звенящими нотами-искорками, снесенная новой Музыкой, словно ураганом. Тинвэ опомнился, вдруг остро ощутив свое одиночество и незащищенность. Зябко обхватил ладонями плечи. Растерянно огляделся, пытаясь понять, куда увел его Зов дороги. И — увидел. Две огромные черные фигуры стремительно мчались прямо к нему, и глаза их светились во мраке ярче молний в грозовом небе. И мощь, которая от них исходила, казалось, вот-вот раздавит Тинвэ, как муравья. Эльф судорожно всхлипнул и неловко попятился, не находя в себе сил бежать.* * *
Сегодня положительно не обычный день, думала Мэльмэ, пробираясь тропами по холмам, что у озера. Что-то определенно назревало. Сначала, в небе среди нежно мерцающих звезд появились некие неясные, легко закипающие пушинки, но их все больше и больше, они, влекомые неясной им самим силой, подбегают к друг другу, собираются тесно, точно семечки одуванчика и вот уже растет целая гора — такая же, в дальней дали у самого края земли. Звезды затихли, небо побледнело, природа мерно вздыхает и в беспокойстве обманчиво слабый, предобморочный ветерок колеблет травы и кусты, лишь вопросительно задевая ветки крепких деревьев. Но что-то прошло в кроне — шепот, волнения вздох, какое-то… искривленное движенье, на минуту исказившее его крону. «Что это? Откуда? Почему? Мне — не стоит это знать?» Она села, разложив перед собой венки, гирлянды и свежие растения. Происходящее в небе так увлекло Мэльмэ, что она забыла о себе, о буйных и наивных играх соплеменников и своем желании побыть одной. Вдруг она порывисто поднялась. Ей чудилась могучая тоска незримых сил, будто движется НЕЧТО — огромное, величественное и властное, ей мнились голоса неведомых существ, разумных, но других, непохожих на всех ей известных, ей чувствовалась их поступь, от которой глухо стонет земля и молит о пощаде все живое на их пути. Она — заворожена, она не противится. Да и как можно противостоять такому? Еще совсем недавно небо было, как темно-сапфировая чаша, и безмятежная песнь природы поила своим дыханием Перворожденных. И — что же это за мерцание? Неявное, оно все крепнет: сначала слабые голубые сполохи, кажущиеся причудой воображения, дальше тема нарастает, крепнет и уже нездешняя их яркость заставляет увидеть мир в его торжествующей красе. «Какой цвет! Это — алый. Багровый. Малиновый. Как кровь. Или — кровь? Я не хочу. Не надо. Я одна перед Ним. Это — Черный, абсолютно черный. Я знаю это — но откуда? Я — не хочу это. Я не хочу знать. Не надо. Моя ли это музыка? Я — не могу. Как… страшно! Этому — быть моим? Для чего?» …Мэльмэ со странным, неестественным послушанием сделала несколько шагов навстречу ЭТОМУ, но ноги подкосились. Мягко согнувшись, она уронила цветы и травы и медленно осела на землю. Мир раскрыл для нее объятья, он здесь и рядом. Но — какие дали влекут ее? Какие терзают ее сомнения? И — где же сейчас ее душа?* * *
Мелькор резко осадил коня. Что-то было не так, что-то нарушилось, он явственно это ощущал. В неокрепшей мелодии Детей зазвучало новое чувство. Неожиданное. До этого были — удивление, радость, любопытство, симпатия. А то, что добавилось теперь, было Мелькору незнакомо, хотя… Что-то похожее, кажется испытали некоторые Майар и даже Валар, когда он обрушил Светильники. Но почему это происходит сейчас с Детьми? «Так вот чья была Музыка! Конечно же, Вала Мелькор, нет, Айну Мелькор, тот, кто пел Песнь в пустоте и безвременьи!» — Как я рад тебя видеть, друг мой! — обратился к Мелькору Тевильдо. — Ожившая буря — величие силы — гроза в Безначалье — и Пламя Творенья венчает короной Владыку Эндорэ — Прими же мой ветер! — О, и ты тоже здесь! — откликнулся Темный Вала. — Ты — почувствовал! Рад встретить тебя, имлаи! Веселый бродяга — пьянящей свободой — пусть дышит мгновение каждое жизни — лети, растворяясь в безудержном ветре — танцуй в звездном ливне под небом Эндорэ… Ты — ветер, я — пламя, мелодии наши, сплетаясь, вливаются в Музыку мира.* * *
Тишина… Тишина, словно перед грозой. И — словно в начале грозы — ворвался в спокойную тишину природы резкий холодный ветер. Ветер? Странный ветер, непонятный ветер, жутко-живой ветер. Что-то незнакомое шевельнулось в душе… будто ледяные пальцы коснулись сердца, будто удушливый туман комом встал в горле, задушил струящиеся ноты песни. Тень беспросветного мрака скрыла звезды — или потемнело в глазах? Индис слабо вздохнула. Огромные глаза расширились от ужаса, став двумя глубокими озерами. Онемели тонкие пальцы, дрожь пробежала по коже, сердце забилось в груди, готовое выпрыгнуть — слабый вскрик замер на устах… — Ингвэ… Ингвэ… Где ты? Слезинка скатилась по щеке — злой ветер похитил ее, иссушил кожу. — Ингвэ… Квэндэ бросилась вперед, не разбирая дороги, слезы застили глаза. Трава путалась в ногах, не желала отпускать. Мир стал — иным. Злым — новое слово? образ? — пришло из ниоткуда. Не хочу… Вихрь, водоворот, пламя — в Песне Мира… — Ингвэ…* * *
Серебристые нити протянулись по небу — то ли облака, то ли что-то иное, для чего нет ещё не только названия — мысли. Нэнле не успела даже обрадоваться этому огромному, просторному, изменившемуся миру, который позвал её, которому она поверила: земля содрогнулась, и небо закачалось. Что это? Гроза идёт? Буря начинается? Обернулась на отсветы пламени — как раз вовремя, чтобы увидеть, как мимо беззвучно проносятся две тени. В сполохах пламени мчится бесформенное облако, похожее то ли на квэндо, то ли на оленя — пытаешься угадать понятные черты, но они мучительно ускользают. За ним следует облако поменьше — яркая зелень глаз и пылающий оскал пасти, и всё это — в тишине, которая грохочет вокруг страшнее грома. Квэндэ упала в траву, откатилась за дерево, закрыла голову руками — это не помогало, всё равно, даже не глядя, она видела… Зажмуриться, спрятаться, стать крохотной, стать незаметной… Нэнле казалось, что её сердце стучит на весь лес, что она никогда больше не сможет сделать вдох. Она бы закричала, позвала других квэнди, если бы это не было ещё страшнее: ей показалось, что эти тени ищут её.* * *
Румил не торопясь брёл вверх по склону. Умения обмениваться чувствами ему уже было мало, хотелось большего. А вот недавно обретённые слова… Было так интересно давать имена тому, что видишь. И слова были… неисчерпаемы. Это занятие захватывало настолько, что Румил порой не видел и не слышал ничего вокруг. Потому испуганные голоса он услышал не сразу, а лишь когда их стало много. И поспешил туда. Кричали где-то здесь. Вот голос Ингвэ — он говорит «Успокойся», он зовёт сестру. Что же тут происходит? Румил шагнул на поляну. Он мысленно обратился к сородичам, стараясь передать и своё недоумение, и радость, что видит их, и желание помочь.* * *
Индис шла, не разбирая дороги. Точно злой ветер коснулся и тела ее, и души. Странный, небывалый холод. Травы гнутся и повторяют: «Не быть твоему счастью». Деревья плачут, сгибаясь почти до земли: «Не видать тебе счастья». Примолкли птицы, затаились шорохи лесных мелких созданий. Охваченная тоской и тревогой, она слышала голос брата, но где и как ей найти его? Кто-то из Перворожденных, объятый ужасом, кинулся прочь. Кто-то был поражен постигшим его… тем новым, для чего нет слов в языке и чувств в душе, и потому вовсе не мог двигаться и лежал странно неподвижный. И совсем немного было тех, кто был спокоен в заботе и крепок в поступках своих. Наверное, брат где-то рядом, с ними, она почти это ощущала. Квэндэ почти неожиданно для себя вытерла слезинку со щеки. Странное состояние овладело Индис. С одной стороны, душа ее тосковала и сердце ее было с теми, кто лежал сейчас без памяти. Дух ее рыдал, и впервые Перворожденные узнали слезы, тоску, печаль и скорбь, так легки были их дни ранее. И она уже знала, что ей придется до дна испить чашу этой печали. Но она отчего-то ведала, что место ее именно здесь. Чувство — и действие. Какие разные. Можно быть смятенной душой и в то же время не уступать этому холодному ветру. Жесткому ветру. Жестокому ветру, не дающему сделать и вдоха. Мертвящему дыханию этого… Чему Нет Названия…* * *
Эльвэ сидел на берегу ручья, рассматривая найденный камень — свет звезд мерцал на ровной молочно-белой поверхности серебристыми искрами. Вдруг — что-то изменилось. Тревожное чувство всколыхнулось в груди — словно порыв холодного ветра ожег кожу. В воздухе появилось что-то — напряженное, мрачно искрящееся… Гроза? Эльвэ вскочил и бросился к Озеру. Он чувствовал мысли, ощущения собратьев — настороженность, испуг — и что-то совершенно незнакомое. СТРАХ. Вперед, быстрее — быстрее птицы, быстрее ветра! Чувство опасности неприятным холодком пробежало по спине. Только бы успеть! Эльвэ выбежал на берег, окинул взором стоящих квэнди. Кто-то замер, широко раскрытыми глазами смотря куда-то на северо-запад, какая-то девушка плакала… Кто-то бежал сломя голову, не разбирая дороги — Эльвэ схватил его и крепко встряхнул, пристально глядя в невидящие глаза… Кажется, эльф очнулся. Эльвэ отпустил его. Быстрое осанвэ: — Прячься! Эльф послушал его. Эльвэ действовал по наитию — как когда-то, во время грозы. — Быстро, прячьтесь! — четкое осанвэ прозвучало приказом. Пещера под водопадом, нора под корнями большой ели, тайная ложбинка, заросли кустарника — Эльвэ мысленно перебирал все знакомые ему места, где можно спрятаться, укрыться — подсказывая всем, куда бежать. Но многие не слышали, застыв. Эльвэ пытался вывести их из оцепенения — жестко брал за плечи, сильно встряхивал и говорил — нет, приказывал — что делать. Эльфы слушали — но их было много… И с каждой минутой нарастала паника. Квэнди бежали, куда глаза глядят, спотыкаясь, наталкиваясь друг на друга, замирали в растерянности, не зная, что делать, спрашивали друг друга и не находили ответа. Эльвэ в отчаянии понял, что они не успеют, а значит, погибнут! И тогда откуда-то пришло понимание, что делать. Он сосредоточился и мысленно произнес — громко, всем, чтобы его услышали: — Слушайте меня! И его услышали. Квэнди вопросительно уставились на Эльвэ. От неожиданности он вздрогнул — и понял, чего сейчас от него ждут. Что нужно делать. Уверенность. Спокойствие. Твердость. Сила. Поддержка. Образы текли сами собой. — Все, кто на берегу передо мной — в пещеру под водопад! Кто остался в лесу? В одно мгновение все стало удивительно просто и понятно. Страх перед неизвестной, странной грозой все еще оставался, но на душе Эльвэ стало спокойно. Паника, чужой страх и сумятица перестали давить на сердце, липким туманом опутывая мысли. Разум прояснился и начал действовать ясно и четко. Эльвэ с улыбкой и непонятной радостью увидел среди перепуганных квэнди таких же, как он. Вот его брат помогает подняться споткнувшейся квэндэ — легкое соприкосновение мысли: понимание, уверенность, поддержка. Вот Айэнэ подталкивает ко входу в пещеру двух эльфов, помогая не поскользнуться на влажных камнях. Вот Морвэ, вспоминая, кто остался в лесу и сосредоточившись на осанвэ, подобрал на берегу большую палку — вернее, дубину, и быстрым шагом направляется к лесу… Это спокойствие и уверенность тех, кого после назовут — вождями, почувствовали все. И, словно от искры загорается сухая трава и вспыхивает огромным пожаром, всех охватило новое чувство, прогнавшее страх. Мы.* * *
— Румил, там… Там… — Ингвэ тряхнул головой, пытаясь объяснить. — Что-то очень большое и страшное. Оно несет с собой неведомое, но не хорошее, полезное неведомое, а плохое. Тэлве испугался. Да и я… Мы для него… — он мысленно показал образ: квэндо и трава. Что-то большое, незнакомое, но не хорошее, а плохое? Румил пытался разобраться в сбивчивых образах, отвечая на них успокаивающе и ободряюще. Но он так и не понял, что же случилось. Трава, квэнди, опасность, неуверенность… Эхо странной, незнакомой Музыки в мыслях Ингвэ и Тэлве. Нет, всё равно непонятно. Нужно взглянуть самому. Квэндо пересёк поляну. Ни страх, ни смелость были ему ещё неведомы, и чувство, которое заставило его отвести в сторону ветви кустов, мешающие смотреть, было — любопытство, жажда познания. Мелькор почувствовал чей-то взгляд и обернулся. Из-за кустов осторожно высунулся один из Пришедших. Темный Вала ясно помнил видение, явленное Эру, и знал, как должны выглядеть Перворожденные, но это странное существо оказалось прекраснее, чем он мог ожидать. Нежно-розовая кожа, тонкие, изящные черты, огромные глаза цвета древесной коры, длинные каштановые волосы. Эльф выглядел таким хрупким — казалось, он вот-вот растворится в сумерках, и Мелькор протянул к нему руку, словно пытаясь удержать, остановить это чудо прежде, чем оно исчезнет. Открытость, которой квэнди встречали всё новое в мире, сыграла с Румилом плохую шутку: тому, что он увидел, не было названия, это и впрямь был ужас, непонятный и оттого ещё более ужасающий. Эльф замер, не дыша. Когда Румил смеялся — он сам был смехом. Когда думал — был мыслью. Был радостью встречи, был вкусом воды и ягод, был жаждой всё знать и понимать. Сейчас он стал страхом, отторжением, неодолимым желанием броситься прочь. Все эти чувства вихрем кружились у него в голове, и из них будто само родилось новое слово. — Урргха, — произнёс он, едва шевеля губами. И в этот миг отделил свой страх — от себя самого. Дал ему имя. Оказался вне этого страха, словно защитился от него словом. Будто бы незримая стена встала вокруг него — подобная той сосредоточенной задумчивости, из которой его можно было вывести, только встряхнув за плечо, но на сей раз это было не погружение в себя и мир, а нежелание понимать и знать нечто, появившееся в этом мире. Румил отпустил ветку и попятился. Мелькор с изумлением увидел, что Пробудившийся с искаженным от ужаса лицом пятится обратно в кусты, и невольно обернулся в поисках того, что могло так напугать существо. Ничего опасного для эльфов здесь не было — Восставший бы почувствовал и принял меры. Не могло же это создание устрашиться самого Валы, в самом-то деле? Мелькор попытался мысленно заговорить с эльфом — и наткнулся на барьер. Вала знал, что у Детей будет собственный язык, но то сочетание звуков, которое издал Перворожденный, едва ли было приветствием, судя по интонации. Мелькор слез с коня, стараясь не делать резких движений и осторожно шагнул в сторону эльфа.* * *
Страшные существа — существа ли? — остановились. От одной из теней отделилась фигура, отдаленно напоминающая квэнди, шагнула куда-то в сторону. Тинвэ продолжал медленно пятиться, прижимая к груди судорожно стиснутые кулаки. И споткнулся в конце концов. Повалился навзничь, порывисто сел… и встретился глазами с одним из Них. Жуткая звериная морда с оскаленной пастью — и светящиеся глаза травяного цвета. Осмысленные. Нет, хуже — Тинвэ на миг показалось, что тварь не просто умеет понимать, подобно квэнди. В ее взгляде была какая-то запредельная мудрость — не поиск, не озарение, как у Румила, а… знание. И ни злобы, ни доброты — полное безразличие. Холод. И вот этот-то равнодушный взгляд неожиданно вывел эльфа из оцепенения. Тинвэ быстро перекатился на четвереньки, вскочил и молча бросился прочь. Черный волк на мгновенье замедлил бег, чутко принюхиваясь: пахло страхом. Хорошо! Боятся, значит, не опасны. Значит, у Владыки появятся новые слуги… — Владыка! Они разбегаются! Я догоню одно из этих существ и приведу его тебе! Глаза волка блеснули зеленым. Зверь выбрал одного, который бросился бежать последним, и устремился следом, делая небольшой крюк. Сильные волчьи лапы вынесли Сайрона далеко вперед. Он устроился за кустами, добыча неслась прямо на него… Тинвэ мчался, не разбирая дороги. …И остановился, как вкопанный, захлебнувшись отчаянным воплем, когда высунулась навстречу ему из-за кустов клыкастая морда. Квэндо замер, дрожа всем телом, не в силах отвести взгляд от холодных зеленых глаз, не понимая, каким образом чудовище оказалось впереди него. Или это уже другое? Может, они повсюду теперь? В любом случае, бежать было некуда.* * *
…Сначала его «увело» озеро — медленная вода, отражения звезд, тихий, но внятный голос волн, набегающих на галечную отмель… Из темной воды поднимались прозрачные струи тумана, сплетаясь в странные образы: огромные птицы, высокие горы, странные цветы… Новэ смотрел на туманные картины, чувствуя, что вот-вот поймет их значение… но видения таяли, оставляя странный холодок в груди — Новэ еще не знал, какими словами передать его: словно кто-то позвал издалека, но понять не получилось… и — теперь неясно — кто звал, да и — звал ли?.. А потом пришла чужая песня. Она была именно такой — чужая, чуждая, другая, непохожая. Она звала и уводила, но не так, как озеро, нет, она звала в путь без цели, без оглядки, даже без спутников… Она — манила… Так, как манит танец водяной змеи: дивно прекрасно, но опасно и — может быть — больно… И все же Новэ готов был ответить, поддаться и пойти и — уйти… Но и эта песня — тоже ушла. Не бесследно. На смену ей, а, быть может, перекрыв ее, слившись с ней и заглушив, как более мощный поток пересиливает более слабый, пришел страх. Это было что-то такое, рядом с которым просто невозможно находиться! Что-то настолько иное, настолько невыносимое, что Новэ показалось: легче вообще не быть, нежели быть рядом с этим! Новэ бросился бежать… …и остановился, «налетев» на видение, словно на дерево в темноте. Странные существа, так похожие на квэнди, но почему-то одетые в железо… их много… они — на равнине перед скалами… Высокие скалы, странно-ровные, словно все волны всех рек и озер оглаживали их… И — в этих скалах-стенах — средоточие невыносимого! Но ведь эти привидевшиеся квэнди — прямо у скал! и — они не бегут… они… они… «Они держатся! Значит, можно выдержать? Значит, и я — могу? Да, я — могу» Новэ оглянулся, даже сделал несколько шагов в сторону того — и в это время «услышал» Эльвэ. «Брат мой… Я слышу, да, я знаю — мы можем справиться. Мы — можем». Новэ остановился и принялся напряженно прислушиваться — кто-то находился поблизости, но не отзывался на осанвэ. Квэнди — их Новэ слышал тоже — уже справились с паникой, каждый, кто был хоть-чуть тверже, старался помочь другим… Ольвэ, Айэнэ. Морвэ — этот даже какую-то палку подхватил… Новэ мысленно окликнул его: — Осторожней! Здесь кто-то есть! Не напугай ее сильнее, чем этот! И — сам себе удивился: откуда-то он точно узнал, что заблудившийся или потерявшийся квэндо — квэндэ. И даже понял, кто именно… — Индис! Новэ «слышал» горькую печаль, незнакомое, ледяное отчаянье, необъяснимую тоску… «Слышал» — и шел на них, словно на свет костра вдалеке… Ледяного костра… — Индис! Подожди! Вернись! «Надо что-то делать, — подумал Ингвэ. — Нельзя, чтобы все так боялись». И мысленно обратился к этому: — Уходи отсюда! Мы не хотим, чтобы ты был здесь! Кто-то из Детей, скрытый деревьями, коснулся сознания Мелькора, и были в этом мысленном обращении страх, отчаянная решимость и… мольба: — Уйди! Исчезни! Не будь! Темный Вала немного поколебался: он никак не ожидал, что вызовет у Предпетых ужас. Неприятие. Пожалуй, лучше будет покинуть Детей на время. Пусть успокоятся. Позже можно будет вернуться и понаблюдать за ними, не воплощаясь. Может быть, тогда он поймет, почему они так испугались, эти странные существа. — Оставь их сейчас, — безмолвно окликнул Темный Вала увлекшегося помощника. — Вернемся в Удун. Они слабее, чем я ожидал. А я не хочу, чтобы главным чувством, которое я им внушаю, был страх. Мелькор бесшумно и очень медленно вернулся к коню. Одним неуловимо-быстрым движением вскочил в седло. Надо, чтобы Пробудившиеся увидели: он уходит. Не стоит развоплощаться у них на глазах. Он пустил коня шагом, чувствуя, как постепенно слабеет страх Детей, которым был напоен воздух. — Слушаюсь, Владыка! — отозвался Сайрон. И с неудовольствием прервал охоту. Ему уже начинало здесь нравиться… Волк бесшумно растворился в окружающих тенях, и вскоре его черный силуэт сопровождал удаляющуюся фигуру всадника. Наконец, Мелькор счел, что отъехал достаточно далеко. Конь и всадник исчезли одновременно — лишь порыв ледяного ветра хлестнул по земле.* * *
Взгляд черного зверя внезапно изменился — словно тот прислушивался к чему-то… внутри себя. А потом чудовище внезапно развернулось и исчезло в кустах. И Музыка — немыслимо, невыносимо громкая, подавляющая все мысли — начала постепенно стихать. Но Тинвэ было уже все равно. Обхватив руками голые плечи, он на негнущихся ногах, шатаясь, заковылял в сторону озера. Ему больше не было страшно. У него вообще не осталось никаких чувств. Кроме безумной усталости. И еще ему было холодно. Как никогда в жизни. Морвэ упрямо шагал в сторону леса. Там было что-то незнакомое, непонятное, оно вызывало какие-то странные чувства, и это не нравилось эльфу. Он не очень понимал свои чувства, но среди них четко осознал одно: ощущение опасности. Поэтому Морвэ крепче сжал палку в руке и направился вперед. Опасность следует встречать лицом — это он понял еще давно… Каждый шаг давался с трудом, словно приходилось идти против ветра, мир вокруг менялся и все громче звучал по-иному, но Морвэ упрямо шел вперед. Впереди показалась одинокая фигура эльфа. Морвэ присмотрелся и бросился вперед: — Айа! Отшвырнув бесполезную палку, он взял Тинвэ за плечи, поддерживая. — Что с тобой? Что случилось? Что там? Я помогу. Тинвэ остановился, безучастно глядя куда-то мимо сородича. Его трясло от озноба. Квэндо не закрывался от осанвэ, но ответить на мысленное обращение был не в силах. Морвэ инстинктивно обнял Тинвэ, прижал к себе, пытаясь согреть. Опасности уже не было — он откуда-то это знал. Теперь настало время бороться с последствиями… Он послал Тинвэ мысленные образы: Тепло. Ласка. Забота. Друзья. Костер. Тихие волны озера. Душистый ветер. Шепот листьев. Морвэ не знал, что сказать Тинвэ, чтобы он очнулся. Перестал быть ТАКИМ. Зеленая трава на лугу и большие красные маки. Ильмэрэ плетет венок. А на озере Новэ пытается поймать руками рыбу. Поймал и отпустил. Финвэ кидает в воду камешки. На темном небе светит звезда… Тинвэ судорожно вздохнул, и взгляд его прояснился. Ответом Морвэ Эолу стал целый шквал чувств: Опасность. Ужас. Непонимание. Холод. Одиночество. Беззащитность. И напоследок — образ: чудовище с зелеными глазами, в которых светился чуждый, пугающий разум. Морвэ вздрогнул. Удивленно вскинул брови, после чего мотнул головой, отгоняя видение. — Все хорошо. Страшное — далеко. Друзья рядом, у озера. — Пойдем. Эльф подобрал палку и нахмурил брови, вспоминая о чудовище. Крепко взял Тинвэ за руку и повел к озеру. Образ яркого большого костра, стреляющего рыжими искрами. Тинвэ и Морвэ сидят у костра. Тинвэ ответил: Благодарность. Облегчение. Взгляд его окончательно стал осмысленным, и квэндо даже сумел слабо улыбнуться Морвэ. Силы медленно возвращались. Когда эльфы достигли берега озера, Тинвэ уже почти справился с потрясением.* * *
В мир снова возвращались звуки. Писк мыши показался необычайно громким в грохочуще-безмолвном мире. Услышав его, Нэнле открыла глаза. Ужас закончился. Она непонимающе смотрела на свои руки, все в зелёном травяном соке — за траву, что ли, хваталась? Что же это такое было всё? Был голос, он звал. Был страх. Непонятно. Не хочется об этом думать. Ей было страшно оставаться здесь одной. И Нэнле пошла к берегу. Шорохи и тени леса не раз заставляли её замереть и испуганно вслушиваться. Но это каждый раз оказывались белка, или птица, или ветерок в ветвях. А вот уже виден берег, там развели огонь. По траве протянулась тень, и у Нэнле на миг перехватило дыхание. Но это просто кто-то из квэнди прошёл между ней и костром.* * *
Индис сломя голову бежала — нет, летела, — вперед. — Индис! — сквозь безумный звон в ушах квэндэ послышался голос брата. Индис на мгновение замерла, прислушиваясь. — Ингвэ, Ингвэ-э-э! — срывая голос, закричала она. — Где ты? — Индис, — Ингвэ вскинул голову. Сейчас он разрывался между невозможностью оставить Тэлве и желанием броситься навстречу сестре. — Индис, я здесь! — Ингвэ! Индис побежала на звук голоса и кинулась на шею брату. — Ингвэ, там… что-то… Квэндэ дрожала всем телом и слабо всхлипывала. — Ну что ты, Индис, ну, все хорошо, — Ингвэ гладил Индис по волосам, — это уже ушло, тебе нечего бояться. Испуганный голос Индис помог Тэлве сбросить оцепенение. Кто-то искал их. В голосах и мыслях квэнди слышался уже не страх, а беспокойство друг за друга. — Нас зовут, слышите? Идём? Индис только молча кивнула.* * *
Румил не откликнулся. Он снова был погружён в раздумья. Образ, посланный Ингвэ, стал понятен, как только Румил сам взглянул на ужасное, которое приходило и ушло. Квэнди как трава. Урргха как ступня, что приминает траву. Но его сходства с квэнди Румил не мог не заметить. И все-таки чувствовалось: это не квэндо, это иное. Чем же оно отличается от говорящих? Не только страх, что-то ещё. Какое слово будет означать примятую траву — и то, что наступает на неё; неодолимую мощь грозы; ветер, несущий сухой лист? Образы возникали разные, но было в них что-то общее, и это общее можно было отыскать, поймать и назвать. Кто-то ищет его? На обеспокоенный мысленный зов Румил ответил коротко — спокойствие и ощущение, что угрозы больше нет. Он даже не знал, кто его позвал. Ответил — и снова вернулся к ускользающим образам.* * *
Похоже, все уже успокоилось. Вот, даже ответил кто-то: спокойствие-угрозы нет-не мешайте думать, ну, конечно, — Румил, кто же еще! «Принесет потом новое слово!» — усмехнулся Новэ, восхитившись неуемным квэндо, которому так необходимо найти слова для всего, что только есть в мире… И — даже для того, чему в мире лучше не быть… …Но в темноте по-прежнему оставались квэндэ: та, что не отзывалась на осанвэ, и та, что стала похожа на ледяной костер. Новэ едва не наступил на нее: Мэльмэ лежала совершенно неподвижно, словно ворох травы, а не живое существо. Новэ опустился на колени возле нее, отвел от лица длинные пряди волос, перепутанных со стеблями травы, позвал: — Мэльмэ! Мэльмэ, что с тобой? Открой глаза, скажи что-нибудь! «Неужели можно так испугаться?.. Это, невыносимое, что оно сделало с ней?!» Когда Мэльмэ очнулась, она точно сквозь пелену слышала невнятный гомон голосов, шумы луга, леса, ветра, мира — хруст веток, шорох взволнованных трав. «Надо бы доплести венок… А то так и останется.» Но открыть глаза, сесть и протянуть руки она, пожалуй, что и не смогла бы. Вдруг совсем рядом зазвучала какая-то другая мелодия. Невиданной чистоты, силы и мелодичности. Такой не бывает, но теперь Мэльме точно знала, что есть. «Надо… только дотянуться и привстать на цыпочки. Будешь рядом с ней… рядом. Всегда рядом. Всегда в ней. Надо дотянуться до нее своей музыкой. Это так просто. Она все звучнее и светлей, и куда ярче, чем твоя. Проще — влиться в нее. Проще слиться с ней. И не надо ничего делать. Слушать и правильно дышать. Вот так. Осталось совсем недолго и Она — теплая, светлая, ласковая, — примет тебя. Тут нет ни холода, ни боли, вольется в тебя и ты — наконец-то — станешь ее частью. Как кричат! Как они мешают! Но я, я, я — не предам ее…» Глаза Мэльмэ широко раскрылись, она беззвучно вздохнула — глубоко, чисто, точно пытаясь напиться нежным воздухом. Она расслабилась, и глаза ее уже ничего не отражали, кроме неяркого света звезд. …Это было страшно. Страшней даже того-черного-от-чего-бежали, страшней и давешнего видения странно-выглаженных скал и квэнди, одетых в железо. То, что Новэ чувствовал сейчас, было так же вне всей его прежней жизни, вне этих звезд, озера, голосов, друзей и песен. «Мэльмэ. Что с ней?! Что же это такое?.. Это нельзя понять, это даже назвать нельзя — нет к такому слов! Да что же это…» Мелодия Мэльмэ уходила. Сама квэндэ по-прежнему неподвижно лежала головой на руке Новэ, но Песня ее становилась все тише, прозрачней, уходила, утекала — словно вода из ладоней… Новэ не знал (ему еще неоткуда было знать это), как справиться с такой напастью, как вернуть Мэльмэ ее Музыку. Но безучастно следить за тем, как — водой-из-ладоней — уходит Песня квэндэ… нет, этого Новэ не выдержал бы. Он потянулся за уходящей Музыкой Мэльмэ — потянулся своей Музыкой, пустил ее следом, как древесный лист по воде. И — услышал. Где-то далеко, там, куда уходила и ушла Песня Мэльмэ, очень тихо, так, как — через Песню-Озеро звучит Песня-Море — звучала странная, незнакомая, но прекрасная Мелодия: покой, чистота, ясный невиданный свет, ласковая нежность. Все это было там, было — далеко, но явственно, и Песня Мэльмэ уже стала частью этой дальней прекрасной Темы… Но перед Новэ словно бы встала мягкая невидимая преграда: нельзя. Спокойный, но и властный запрет: рано. Твое время еще не пришло. Отойди. Новэ тряхнул головой — и видение рассыпалось. Он снова был в темноте, где только звезды сияли — нежно и высоко. Он осторожно уложил Мэльмэ на траву; в глазах квэндэ отражались звезды — и то странное спокойствие, что звучало в далекой Музыке. «Вот и все. Все, что осталось. Мэльмэ уже нет — здесь. Здесь только внешнее, то, «что-дышит-и-ходит», а ее, Мэльмэ, настоящей Мэльмэ, «той-что-поет» — ее уже нет. Она ушла в Далекую Мелодию, к свету и покою…» Новэ вытер лицо. «Похоже, что не Румил, а я буду тем, кто принесет новое слово… Да, теперь я знаю, как назвать то, что случилось с Мэльмэ. Это называется смерть, вот как. Или — уйти-навсегда-отсюда, не просто — от Озера, а — из этого мира… Куда?.. Не знаю… Какая разница? — она ушла. Вот и все…» Новэ поднялся. Надо было привести кого-нибудь, надо было решить, что теперь делать с тем, что от Мэльмэ осталось здесь, надо было… Надо было понять, что прекрасный мир уже больше никогда не будет прежним. Надо было понять это — и принять: больше — никогда. — Прощай, Мэльмэ, — вздохнул Новэ и, неожиданно для себя самого, добавил: — До встречи — когда-нибудь. На берегу квэнди грелись у костра. Тэлве тоже постоял, глядя на пламя. Вроде бы всё вокруг спокойно. Только в песне озера не хватает чего-то, будто унесённого нашествием теней. Тэлве вслушался. И те, кто был на берегу, и те, кто остался в лесу, ощущались — их мелодии вплетались в пение мира. Они были чуть другими, но они были. А одной песни — не было. — А где Мэльмэ? — Я её не слышу. — И я. — Новэ ушёл искать её. Мелодия Новэ была из тех, что звучали странно. Тэлве ещё раз потянулся мыслями к нему — и понял, что ничего не понимает. Там звучало то, странное, что пел ветер, уйти-и-не-вернуться. И сильная боль, такая, что невозможно дышать. И что-то ясное, зовущее, неосознанно-знакомое. В этой путанице Тэлве понял одно — Новэ знает, что с Мэльмэ, и ему нужна помощь. Он был не один, кто это услышал. — (Недоумение.) — (Идём туда?) — (Согласие.) — (Согласие.) — (Отказ. Там-страшное.) Квэнди прошли по тропинке между холмов и свернули туда, где был Новэ. Мэльмэ по-прежнему не было слышно. Вот же она, лежит на траве. Уснула? И… И её тут нет. Совсем нет. Нигде нет. Новэ сказал что-то, и всё сразу стало ясно и ощутимо. Слово — боль утраты, слово — прощание навсегда, не-жди-и-не-ищи, слово — далёкий свет, который защитит Мэльмэ там, куда она ушла от нас. Смерть. «Она ушла навсегда. Исчезла. Я тоже хотел уйти-навсегда-отсюда. Слишком страшно, слишком громко, невозможно выдержать. Если бы не Ингвэ…» А сквозь тело лежащей девы были видны травы. Рука её всё ещё сжимала недоплетённую гирлянду — Тэлве понял, что видит яркий голубой цветок, будто пальцы Мэльмэ вдруг стали прозрачны. Как в рисунке облаков порой видишь птицу или чьё-то лицо, так трава и тени деревьев на миг сложились в облик юной девушки, что заснула, не доплетя венок. Но ветер подует, тени качнутся, переступишь с ноги на ногу, моргнёшь — наваждение исчезнет, будто не было никогда. Только лёгкий венок, белые и синие цветы на чуть примятой траве. Возвращались те, кто разбежался. Выходили из пещеры те, кто там спрятался. Дети собирались вокруг костра. Новые чувства обжигали, будоражили, не давали успокоиться. Страх. Делиться им — значит, ещё раз вспоминать кошмарную встречу. Отказ делиться, отказ снова переживать безумное бегство — и возникает непривычная закрытость, и приходит ощущение, что остаёшься совсем один, хотя вокруг стоят и сидят твои друзья. Пустота. Холод. Согласие, попытка рассказать о том, что пришло с холмов — и слушатель сам отгораживается, закрывает сознание, зажимает уши ладонями. А рассказчик растерянно теребит его — не бойся, это же я, я просто не знаю, как рассказать… Находятся те, кто может выслушать и понять, не пугаясь, да ещё и успокоить напуганного. И те, кто сплетает образы, не выплёскивая на других ледяное пламя. Умеющие объяснить. Умеющие слушать. И всё равно непонимание, обида, растерянность и досада не уходят насовсем. Окружающие сумерки уже не будут тем ласковым и привычным миром, полным чудес — тени внушают опасение, и случайное облако, на миг закрывшее звёзды, ещё долго будет вызывать в памяти эту странную встречу. У всего, что случилось сегодня, две стороны. Разобщённость, одиночество — и отчётливо ощущаемое единство. Слабость, испуг — и внезапно пробудившаяся твёрдость, бесстрашие, невесть откуда взявшееся знание, что нужно делать. Беззащитность, утраченное доверие к миру — и желание стать сильным, умение защититься и защитить других. Те, кто был частью мира, внезапно осознали себя — теми, кто действует, кто сопротивляется, кто может не принять что-то в мире. Слова, которые не хочется повторять, — и отстранённость, которую они дают, помогая не переживать ужас снова и снова. Безвозвратная потеря — и обещание чего-то незнаемого, что можно будет обрести. Обещание встреч. Не слишком ли рано уютную колыбель сменила бесконечная дорога под неласковым небом? Кем могли бы стать квэнди, никогда так и не узнавшие страха? Ответа никто не ведает. Для того, что могло быть, но никогда уже не произойдет, у эльфов пока нет слов. Только печаль. Они ещё не умеют долго грустить. Ужас — ушёл. Друзья — рядом. Тёплый ветер приносит аромат мяты. Малыши возятся в песке. Айэнэ выбирает веточки и сухие листья из волос Индис. Тэлве рассеянно подбирает лист осоки, крутит в пальцах, дует, и получается долгий дрожащий звук. Он пытается найти правильную ноту, поворачивая листок то так, то этак, потом роняет его и садится, запрокинув голову. Высоко в небе медленно движутся звёзды.