Авторы текста: Хельга, R2R, Тэсса Найри, Murmur Авторы стихов: Хельга (от лица Тингрэлла), R2R (от лица Тэлвэ), Тэсса Найри (от лица Мириэли)
Период, когда происходят события: от пробуждения квэнди до начала Войны Стихий _____________________________________ Звезды, щедро рассыпанные по черному небу, кажутся брызгами живого серебра. Но если внимательно приглядеться, у каждой из них свой оттенок. Вот три голубые — одна поярче, две посветлее. Рядом с ними желтоватая. И еще одна — отливающая оранжевым, словно искра, поднявшаяся от костра. А вот розовая, почти как те камешки, что недавно нашел Финвэ. И ослепительно-белая — иногда такие падают сверху, нежные и хрупкие, сразу тающие, если поймать их в ладони. Румил нарек их «лосс», и в этом имени отразилось все: легкость и почти неслышный шорох, с которым звездочки опускаются на землю, на кусты и деревья, чистота цвета и холод. И недолговечность: внизу слишком тепло, упавшие звездочки быстро исчезают. Если только не воплотить их в узоре. Мириэль стояла на берегу великого Озера, запрокинув голову и всматриваясь в небо. Мягкий ветерок играл прядями ее длинных серебристых волос. Чуткие пальцы квэндэ едва заметно шевелились, словно перебирая невидимые нити. Новый узор, видимый пока ей одной, обретал все большую четкость и завершенность. Так было всегда — Мириэль бродила по берегу, сидела где-нибудь в тишине или беседовала с сородичами, и мелодии мира, цвета, ароматы, ощущения начинали сплетаться перед ее внутренним взором в орнамент. И в конце оставалось лишь перенести его на ткань — вышивка рождалась очень быстро, искусные руки мастерицы едва успевали воплощать замысел. Дуновение ветра принесло едва слышную ноту. Далеко, за мысом, за камышами кто-то играл на тростниковой флейте. Дыхание озера, дыхание ветра. И тихо, едва слышно — мелодия, что переливается, как тёмная прозрачная вода — из горсти в горсть. С холма откликалось эхо, запаздывая на полтакта. Потом… эхо подхватило музыку и повело. С озера отвечали ему. Мелодию перебрасывали друг другу, и вёл то один, то другой. Флейта поддразнивала, смеялась, звуки перекатывались и расплёскивались брызгами. Второй голос ловил эти брызги — и они становились бегущими волнами, чёрным небом. Первый подхватывал — и в черноте неба возникал силуэт горного хребта, холод и сияние снега. Второй отвечал — безудержным скольжением, спуском по снежному склону. Две флейты летели кубарем, перебрасываясь обрывками мелодий, как снежками. Вот один из этих обрывков закружился вихрем, растёкся водой, волной ударил в берег, отхлынул глубокой, дрожащей, стихающей нотой. На холме поймали эту ноту и заиграли колыбельную — и музыкант с берега вторил бесхитростному напеву, едва слышно, всё тише, тише… Чуть в стороне из-за холма к озеру вышел Финвэ. И остановился, увидев среброволосую квэндэ, внимательно и в то же время отрешенно разглядывающую звезды. Мириэль. Финвэ улыбнулся, глядя на девушку. Подойти? Он помедлил в нерешительности: в последнее время он почему-то все чаще думал об этой квэндэ. Странное, никогда прежде не изведанное… Чувство? Предчувствие? Он приблизился, почти бесшумно ступая, и тихо окликнул девушку: — Привет тебе. Не помешаю? Мириэль, полностью ушедшая в свои мысли, вздрогнула от неожиданности, и на лице ее на мгновение промелькнула досада. Но она сдержалась, не желая обидеть сородича, и, повернувшись к Финвэ, улыбнулась в ответ: — Привет и тебе, мастер! Смотри, какие чистые и звонкие цвета у звезд! Финвэ понял, что некстати отвлек девушку. Но уходить ему не хотелось. Он поднял голову, пытаясь понять, что увидела Мириэль в этом бесконечном звёздном покрывале, в этом сплетеньи узоров. Он и не заметил, как прошептал последние слова вслух. Обычно вышивальщица не любила, когда ее отвлекали, но сейчас присутствие этого квэндо внезапно оказалось последним штрихом, который придал завершенность картине мира. И замыслу. Только в этот раз то, что чувствовала Мириэль, воплотилось не в орнаменте. Ветерок подхватил песню, глубокий и мягкий голос девушки разнесся над озером: Далекие небесные огни — Игра? Искусство? Или волшебство? Они такие разные — взгляни, Но каждый — часть рисунка одного. Чьи руки этот создали узор — Сплетенье линий, нежные цвета? Мелодии слились в единый хор, Но в каждой — мир, и в каждой — красота. Их отсвет в нас, их отзвуки везде: В творениях наших, песнях и мечтах. Так небо отражается в воде, Так звезды отражаются в глазах. Новый голос негромко откликнулся из полумрака, словно продолжая размышления вслух, начатые Мириэлью: Как звезды отражаются в воде, Как холод растворяется в огне, Так мир весь отражается в тебе, Так мир весь повторяется во мне. А мы ему даруем имена, И память наша вечности залог. Вот новая натянута струна, Вот вышивка ложится на полог. Сплетаются узоры бытия. Их линии прозрачны и чисты: Полынь и подорожник — это я, Звезда в ветвях жасмина — это ты. У музыки ладони из тепла, Для музыки порой не нужно нот, Сейчас кого-то флейта позвала, Как знать, кого дорога позовет… Тингрэлл легко спустился к самой кромке воды, лукаво скорчил рожицу своему двоящемуся в волнах озера отражению. — Айя, Финвэ! — радостная улыбка другу, и еще одна, немного смущенная, адресованная квэндэ. — Айя, Мириэль. Прислушавшись, добавил восхищенно: — Как дивно звучит эта флейта. Девушка застенчиво улыбнулась рыжеволосому квэндо, который так внезапно ответил на ее песню. Мириэль привыкла, что сородичи восхищаются ее мастерством, ее творениями, ее голосом, если ей, обычно молчаливой и задумчивой, случается петь. Но чтобы так красиво сказали о ней самой… «Звезда в ветвях жасмина» — образ отзывался в душе. Тингрэлл как будто увидел, почувствовал самую суть. — Как ты… угадал? — растерянно спросила она. — Не знаю… — Тингрэлл наклонился, осторожно коснулся пальцами водной глади. Вода качнулась послушно, разошлась беззвучными кругами — заколыхалось удивленное отражение рыжего эльфа, плавно закачались вокруг отраженные в волнах «повторения» звезд. — Да я и не гадал вовсе. Услышал, скорее. И увидел. Вот как раз прямо сейчас. «Звезды отражаются в глазах ” — то-то я всегда думал, что мне напоминает твой взгляд, Мириэль. Еще больше смущаясь, он добавил: — Это, наверное, всё флейта виновата. И, покосившись на непривычно задумчивого Финвэ, спохватился: — Друзья мои, а не помешал ли я вам?* * *
Тинвэ шлепал по мелкой воде у самого берега, рассеянно вслушиваясь в звуки флейты. Штанины, хоть и закатанные почти до колен, снизу слегка намокли, но это мало заботило эльфа. Тинвэ искал глину. Собственно, у него уже имелось несколько излюбленных мест, куда он наведывался за материалом. Но, как давно уже убедился Тинвэ, глина бывает разная. Помягче и поплотнее, да и оттенки различные. Так что поиски свои квэндо не оставлял — вдруг да найдется что-то… особенное. Облазив все окрестные овраги, он решил на всякий случай обследовать и берега озера. Музыка внезапно смолкла. Тинвэ выбрался на берег, чтобы обогнуть заросли камышей, и увидел ворох одежды, поверх которого сиротливо лежала тростниковая флейта. Тинвэ огляделся. Никого. Коснулся инструмента — тот еще хранил тепло пальцев хозяина. — Эй, — тихонько окликнул квэндо, снова принимаясь озираться по сторонам — на этот раз с некоторой тревогой. Молчание. — Эй! — позвал Тинвэ уже громче.- Есть тут кто? Со стороны камышей раздался громкий всплеск. И неразборчивый вопль. И снова плеск. И только потом ответ: — А! Ой! (фырканье) Есть, конечно. Я это. Засим последовало хлюпанье по воде, треск камышей, и на берег выбрался чрезвычайно недовольный Тэлвэ, крепко держащий охапку камыша. Сложил свою добычу на берегу. Попрыгал, вытряхивая воду из уха. Пояснил: — Поскользнулся. Да ещё коряга какая-то под ноги попалась. Вот и сбулькал. Нож утопил, сейчас полезу его искать. Так, чем бы мне камыш придавить, чтоб ветром не сдуло? Может, ты посторожишь, а? Я быстро. — Да я-то посторожу, только — может, тебе лучше с ножом помочь? А то, неровен час, опять… сбулькаешь. — Тинвэ с удовольствием попробовал на вкус новое слово. — Веревка у тебя есть? Свяжем камыш, и придавливать не придется. Флейтист задумался. — Верёвка у меня есть. В пещере. Может, просто утащим камыш туда? Всё равно его развесить надо, чтобы просох. А потом вернёмся и за ножом поныряем. Давай? Сейчас я место отмечу. Подобрав несколько камешков, Тэлвэ выложил на берегу подобие стрелы, указывающей прямиком в камыши. Нож было жалко потерять. — Давай, — охотно согласился Тинвэ, сгребая половину камыша в охапку. — А на что он тебе? В смысле, камыш, а не нож, конечно. — Может, будет новая музыка, — Тэлвэ мечтательно улыбнулся. — А если нет — можно что-нибудь сплести. Флейту, пять отрезков камышового стебля, разной толщины, длиной — от мизинца до ладони, на коротком шнурке — на шею. Только после этого Тэлвэ влез в штаны и рубашку. Раскатал длинные рукава, чтобы не порезаться острыми листьями. Собрал оставшийся камыш. — Пока не высохнут, не узнаешь ведь, как они будут звучать. Хотя я выбирал самые певучие. — Певучие… да… это было — как танец бликов на волнах, как стремительный бег облаков, как глоток родниковой воды, — Тинвэ не хватило слов, он взмахнул руками и едва не рассыпал камыш. — Я хотел бы вылепить такое из глины, но Песнь замирает в ней без движения, а твоя музыка — она живая. Если только… нарисовать. Синие глаза эльфа невидяще смотрели куда-то вдаль, и оставалось только диву даваться, как он еще не споткнулся о какой-нибудь камень. — Музыка всякий раз бывает другая. Прозвучит и исчезнет, — отозвался Тэлвэ. — А рисунок остаётся. Музыка… ну, она как озеро. Или как квэнди. Стебли поют на ветру, это можно услышать, но нельзя поймать… — руки заняты, и жест «поймать» — быстрый наклон подбородка к плечу. — А то, что нарисовано, это как звёзды. Или как скалы… За камышовой заводью снова открывалась широкая полоса чистой воды. — Вот в том-то и дело. Мне бы хотелось как-то соединить это — то ли поймать музыку, то ли сделать так, чтобы фигурки, которые я леплю, могли двигаться. Если я нарисую озеро, на картине оно останется навсегда таким, каким я его увижу. Но ведь назавтра оно будет уже совсем другое. Тинвэ все-таки оступился и только чудом устоял на ногах и ничего не выронил. Это вернуло его к действительности, и он растерянно огляделся, хлопая глазами, словно только что проснулся.* * *
Флейта умолкла, только слышались за мысом голоса квэнди. Мириэль рассеянно кивнула Тингрэллу. Ее мысли уже вернулись к будущей вышивке: глубокая синева фона и легкие летящие линии орнамента — серебристые, белые, льдисто-голубые. И кое-где — блестящие полупрозрачные камешки, которые иногда находят на берегу квэнди — бледно-розовые, светло-фиолетовые, голубоватые. Словно таинственное мерцание звезд, словно мягкие переливы бликов на волнах, словно нежные звуки далекой флейты. Наверное, это будет скатерть, праздничная, для тех вечеров, когда квэнди собираются вместе, чтобы разделить с друзьями трапезу, рассказы об открытиях и находках, новые песни. Финвэ молчал долго. Размышляя… словно… да, пробуя на вкус слова Мириэли, что обретали странное отражение в его собственном сознании, теснее сплетаясь, дополняя образ среброволосой мастерицы. Тингрэлл — вот тоже… ещё кусочек рисунка. — Нет, чем мог ты помешать? Скорее, помог, — и, как ни странно, эти слова — истина. — Помог, говоришь? Тингрэлл с неким подозрением взглянул на друга. Он никогда не переоценивал своих особых способностей, которые были более чем далеки от определения «помощь», скорее уж наоборот — рыжий эльф постоянно впутывался в неприятности, так что помогать ему большей частью приходилось окружающим. Тому же Финвэ, например. Взглянул, и решил списать это неожиданное заявление на необычное состояние друга — определенно, присутствие Мириэли делало Финвэ каким-то… А, не важно… Квэндо решил не углубляться в размышления об особенностях поведения некоторых юношей и девушек, к тому же со стороны камышовой заводи доносился заинтересовавший его звук голосов. Наверняка, тот таинственный флейтист, чья дивная песня все еще звенела в ушах Тингрэлла. Самое время расспросить его про камыш. Сам Тинг за камышом не лазил, потому как воду вообще не очень любил, а вот идей насчет применения этого самого камыша у него было выше рыжей головы. Финвэ смотрел на воду, чуть прищурившись, и смутный образ рождался в его мыслях. Вещь… изделие. Как это можно сделать — вот вопрос… Найдёшь ответ? И неясным отзвуком — возможно, это будет… так. Круглые и гладкие сияющие камешки, которые иногда оказываются внутри раковин… их назвали жемчугом. Да, жемчуг. Отражение звезд — для той, что сама напоминает звезду. Да? Посмотрим… Мириэль словно услышала мысли собеседника и повернулась к Финвэ: — Что ты ищешь на берегу, мастер? — Идею. Решение. Тебе должно быть знакомо это чувство, мастерица, я знаю, что-то должно… появиться. Сначала — в мыслях моих, а потом — возможно, обрести плоть. Но поиск наилучшей формы творения порой долог. Я никогда не знаю, что натолкнет на верную мысль. Возможно, я начал путь к этому здесь и сейчас. Возможно, — Финвэ смотрит в небо, по-прежнему не решаясь взглянуть на Мириэль. «Поймет ли она? Да понимаю ли я сам себя? Теперь — уверен, я знаю точно, это будет — для нее. Как ответный дар — за подаренную песню, кусочек чужого (такого странного и привлекательного!) мира — кусочек формы, возможности создать новое…» Мириэль удивленно посмотрела на собеседника: — Разве идеи рождаются не в тишине и одиночестве? Тебе в самом деле удается думать над работой, когда рядом кто-то есть? Это был намек: если ты пришел, чтобы пообщаться, так говори. Если же нет, зачем было нарушать чужое уединение? Финвэ покачал головой в задумчивости: — Думать над работой? О, нет, чтобы думать, надо для начала понять хотя бы, что ты собираешься создать. Когда я не могу представить себе, что же сделать, когда прихожу в ярость оттого, что ничего не выходит — я ищу общества. Отвлечься от раздумий… но попробовать через некоторое время снова взглянуть на образ в своих мыслях, и, возможно, увидеть всё с другой стороны, — Финвэ пытался чётче сформулировать ощущения, которые никогда прежде не пробовал описать. — Бывает, что сам мир вокруг подсказывает идею, — он пожал плечами. — Мир — это тот, с кем ты говоришь, или сами слова, или то, на что смотришь… А время думать приходит позже, и тогда действительно одиночество необходимо. — Ярость? — темно-синие глаза вышивальщицы изумленно распахнулись. — Как можно злиться на образ, если он не приходит сразу? Гнев мешает слушать и слышать. Финвэ усмехнулся как-то растерянно: — Ну, злюсь-то я обычно на себя самого… Он смотрел на Мириэль… какая же она все-таки красивая, когда задумается, или смотрит на что-то! Вот стоило ей заинтересоваться чем-то, живо заговорить, и словно она вся осветилась изнутри.* * *
Тингрэлл постарался исчезнуть как можно более незаметно, даже не прощаясь. Вообще-то ему хотелось показать Мириэли одну вещицу — реализацию некой идеи, которую сам же квэндо считал слишком уж женской, так что и посоветоваться ему хотелось не с мастером, но с мастерицей… Ну да ладно, успеется. Когда эти двое смотрят друг на друга таким взглядом, перебрасываются глубокомысленными фразами, а при этом небо и земля вокруг начинают, вроде бы сами по себе, звучать какой-то совершенно необычной мелодией… Скорее всего, Финвэ и Мириэль её даже и не слышат. А вот он почему-то слышит. Короче, в таких случаях лучше не мешать, третьему тут ловить нечего. Самое время отправиться на поиски флейтиста с его камышовой музыкой… — Айя! — Тингрэлл безошибочно сориентировался «на голоса» и вышел, даже скорее выбежал, ибо его быстрый шаг почти всегда балансировал на грани бега, прямо навстречу двум квэнди, неспешно несущим камыш. Восхищенно глядя на Тэлвэ и его флейту, рыжий эльф выпалил: — Это ты играл на берегу, да? И переводя загоревшийся пламенным желанием взгляд на связку камыша в руках юноши, добавил: — Тэлвэ, знаешь что… А не одолжишь ли ты мне несколько стеблей? Просительно: — Любых, самых плохоньких, можно даже поломанных… Все знают, что Тинг старается лишний раз в воду не лезть. Другого Тэлвэ просто позвал бы сплавать за камышом. А так… — Бери, конечно! А зачем тебе? Этот я выбирал, чтобы музыка получалась… новую флейту сделать. Тэлвэ посмотрел на две охапки камыша. И засмеялся: — Здесь на десяток флейт хватит… Ты бери, сколько надо! — Я тоже хочу флейту, — откровенно сознался Тингрэлл. — Но не для себя. Для ветра. Я же бездельник, мне даже дуть лень… Мечтательным тоном: — … А так я нарежу трубочек из камыша разной длины и толщины, наковыряю в них дырочек и повешу на тонких нитках где-нибудь на сквозняке. И они будут петь сами по себе. О тех местах, где уже успел побывать ветер, и, может быть, однажды побываем мы… Тингрэлл задумчиво вздохнул. Ветреная земля Стелется нам под ноги, Щедро поют дороги, Вечным песком пыля. Ветреные мечты Нам обещают снова Смысл за порогом слова, Сказку из пустоты. Ветреная судьба — Долгих путей отрада. Разве нам много надо? Песен без зла и фальши, Счастья шагать все дальше, Пот отерев со лба. — Почему мне все время кажется, что этот мир намного больше, чем мы готовы даже вообразить, и песен у него тоже намного больше, чем мы в состоянии расслышать… Песня лихого ветра, Пойманная в горстИ — Камышовая флейта, Смейся. Звучи. Лети. Всё, чему есть на свете Смыслы и имена — С неба приходит ветер, Песню приносит ветер, Всё, что узнает ветер, Ветер расскажет нам. — Тогда, — решил Тэлвэ, — камыш всё равно нужно высушить. Или для песни ветра годится сырой? Тогда забирай. А для флейты — его нужно очистить от листьев, развесить на сквозняке, просохнет — нарезать. Послушать, как споёт. И тогда можно подбирать трубочки одну к другой, чтобы они звучали вместе. Ещё бы что-нибудь придумать, чтоб флейта сырости не боялась. — Нужно, пожалуй, весь камыш вместе сушить, — с сожалением согласился Тингрэлл. — Ты в этом лучше меня разбираешься. А я потом в гости забегу. Улыбнулся: — То-то хороший повод будет. Он помолчал, а потом добавил все еще с оттенком восхищения в голосе: — Как же ты здорово играешь, Тэлвэ! Знаешь что, загляни как-то ко мне домой — я хочу показать тебе кое-что. Мне очень нужен совет по одной… ну, не знаю, задумке, что ли. Может получиться нечто совсем необычное, — весело сверкнув глазами, — а может, конечно, и не получиться…* * *
Финвэ и Мириэль опять замолчали, но теперь их молчание стало иным: что-то рождалось в этой хрупкой тишине. Новое творение? Или новое… чувство? Слушай дыхание Тишины. Чистое, раннее — Не спугни. Катятся волны За окоем. Этот узор мы сплетем — Вдвоем. Прозвучали эти слова вслух или Мириэль прошептала их про себя? — Даже и не знаю, что сказать. Правда, — теперь Финвэ говорил тихо-тихо. — Наверное, еще не придуманы нами те слова, чтобы объяснить, как, откуда и почему приходят к нам образы, которые мы пытаемся потом повторить и воплотить в этот мир. Это как ворота между прекрасными грезами и явью. Иногда хватает сил, желания и веры, чтобы их открыть. Иногда нет. А образы… Кто знает, может, мы их выбираем. А может, они нас. «Мириэль… Почему сейчас мне хочется подойти ближе, дотронуться ненароком до твоих волос, услышать твое дыхание. Забыть обо всем, и просто стоять вот так, рядом, целую вечность…»* * *
— Ну, так мы идем? — нетерпеливо притопнул босой ногой Тинвэ, слегка уязвленный тем, что его не позвали смотреть «задумку». — А то ведь нам еще нож искать. — Идём, — до холма с пещерами, где жил флейтист, было уже недалеко. На берегу стояли двое: Финвэ и… Мириэль. Загадочная, прекрасная — ведь все квэндиэр прекрасны, каждая по-своему. Но Мириэль не походила на других квэнди. Подойдёшь не вовремя, заговоришь — она ответит, она не рассердится, но будет словно здесь и словно далеко-далеко… Тэлвэ зажмурился и покрутил головой. Повторил: — Идём. — Айя, Мириэль! — звонко окликнул девушку Тинвэ. Того, кто был рядом с вышивальщицей, квэндо не разглядел, а мысль, что он может помешать, как-то не пришла ему в голову. Но девушка как будто не услышала: она не сводила глаз с Финвэ. Тинвэ пожал плечами и чуть смущенно улыбнулся своему спутнику. Мириэль, небось, как всегда, в работе. Ну, что ж, не стоит мешать, коли так. Новый замысел, новый образ. Что-то мимолётное, ускользающее. Ловить его — пустой труд. Но мастер может взять иглу и нить, или дерево и резец, или глину, и сделать так, чтобы это чувство рождалось вновь и вновь у каждого, кто видит его творение. Это странное, чему нет имени, живёт не в рисунке или вышивке. Оно в самих квэнди. Как огонь — его нет ни в камнях, ни в ветках, но камни высекают искры, искры зажигают дерево. Так вышивка или мелодия — искра, спящая в камне. Озеро подступало здесь к самому холму. Берег был обрывистый, и по крутому склону вились дорожки, ведущие к небольшим пещерам — в одной из них и жил Тэлвэ. Кто-то сказал бы, что постоянный плеск может надоесть, а ветер здесь слишком сырой. Но Тэлвэ нравилось его жилище. Он поднимался по склону первым. Ноги сами находили знакомую тропу. — Пещеры! — светло-карие глаза Тинга восхищенно расширились. Он, в отличие от своих спутников, шагал налегке, не обремененный грузом двух охапок мокрого камыша. Так что причин осторожничать на тропинке у него не было, и квэндо звонко шлепал босыми ногами по утоптанной земле, постоянно вертел головой во все стороны, и все время то останавливался поглазеть на что-нибудь, привлекшее его внимание, то переходил на быстрый шаг, почти бег, нагоняя Тинвэ и Тэлвэ. — Почему ты решил поселиться в пещере, Тэлвэ? — полюбопытствовал он, в очередной раз поравнявшись с приятелями. — Я вот пытаюсь представить, как там внутри. Тихо, наверное. И в тишине бродят всякие таинственные шорохи… Брр… — Тихо? Нет, я живу тут, чтобы всегда слышать голос озера. Может, в больших пещерах и бывает совсем тихо. Но не в моей, — Тэлвэ вышел на широкий уступ перед входом в свой дом. Положил камыш и нырнул в темноту пещеры за светильником. Зажёг, подвесил у входа. Эльфы уселись прямо на пороге и принялись неторопливо перебирать влажные стебли. Привлеченная теплым светом масляной лампы, из темноты плавно вынырнула пара больших серебристых мотыльков и закружилась над их головами в своем сложном танце-разговоре.