Великая Британия

— Вам не кажется странным то, что мы каждый раз отключаемся, просыпаясь в совершенно незнакомом месте? — - Америка, уставший уже от подобного рода переходам от одного воспоминания к другому и всем этим скачкам по времени, ходил по помещению, в котором все они оказались минут где-то примерно тридцать или сорок. Франция же, чувствовал себя как дома, ведь на самом же деле отчасти это было и чистой правдой. — Америка… Это же Пуатье! Как ты мог не узнать эти стены, по которым я сам лично тебя водил?! — Франция, знавший пожалуй даже самый маленький уголок Парижа прекрасно ориентировался во всех дворцах и замках, разбросанных по его территории. Ведь это дома тех господ, с которыми ему часто приходилось иметь дело, или просто получать приглашение в гости после очередного бала. Пуатье, дом Алиенор, которая сейчас прибывала не в лучшем расположение духа в связи с тем, что ее великий и горячо любимый король ради своих целей заложил добрую часть Аквитанских, ее, земель. — Ты водил меня по таком количеству мест, что я сбился со счета уже после Нотр Дам! — Американец, не имевший у себя на родине такого разнообразия в замке, привык видеть только свою зеленую мадам с факелом в руке, а то, что он сейчас стоит в месте, о котором Фрнциск с новым рвением направился ему рассказывть парраллельно с чтением нотаций все, что по его мнению американец просто обязан знать, но Америке, сказать по правде, зевать было на все это. Его просто начинало все бесить. Медленно и потихоньку, что самое противное. — Этот человек… Он…он… — Королева, на которую предпочли обратить вместо перепалки внимание Япония, Италия, Россия и Германия, дала одним жестом руки понять всем, что ее стоит оставить с Ричардом, ее сыно наедине. — Да как он посмел только? — Королева зла, рассержена. Ричард не меньше. Он встает в след за своей матерью и подходит к ней, ступая тяжелыми шагами по белоснежному полу под внимательными взглядами. — Он не имел права закладывать эти земли. — Будущий король констатировал факт, ничего более. Он был взбешен тем, что теперь потерял добрую часть земель своего главного врага — Франции. Генрих заложил добрую часть Аквитании. Никто не спорит, она досталась ему в браке. Но это не его земля целиком и полностью. И Ричард не мог понять, как он ради союза заложил добрую часть его будущего наследства. Если оно вообще у него будет, зная заоблачные границы жадности своего отца! Ричард начинал медленно выходить из себя, пока Алиенора размышляла. Она не оставит этого всего просто так, и уж точно никогда не сделает вид, что ничего не произошло. — Он же заложил Аквитанию, да? — Все, кроме Италии, уже вспомнили это, а он же, не изменяя самому себе, тупил все это время, пока королева и Ричард говорили друг с другом. — Не всю, а только часть. — Франция тяжело вздохнул, прикрывая глаза, в которых начинало темнеть. *** -Это… --Они снова переместились, но слишком уж быстро, по мнению Германии. Америка взбесился окончательно, начиная кричать на Артура, чтобы тот вытащил их из своих воспоминаний. Ведь если он настолько всесильный маг, что сумел перенести их в свое подсознание, то почему бы ему и не иметь возможность слышать их? — Это! — Франциск, игнорируя всех и вся поспешил по давно знакомому ему коридору, спеша к большой роскошной двери, которую решительно раскрыл двери нараспашку и забежал в зал, где увидел будущего короля — Генриха молодого, Людовика седьмого и… Себя в те годы, стоящего рядом. Страны несколько испугались столь резкой смены настроения у Франциска. Первым спохватился Россия и поспешил за ним, пытаясь остановить или расспросить, что происходит. — Ве… Братик Франция был таким милым в молодости. — - Италия, подошедший к ним, тоже посмотрел на тронный зал, в котором перед троном короля Генрих преклонил колено, прося о помощи. — И зачем он это сделал? Почему воспоминание сменилось так быстро. — - Германия не мог понять, почему этот человек сейчас не у себя на острове, а здесь, среди вражеских земель, в их столице и перед их королем в такой признавающей поражение позе. — Может потому, что это не воспоминания самого Англии? Ведь его там не было. Он сейчас должен быть в походе в Ирландию. Может для полноты и понятия картины нам просто нужно было увидеть это все? Насколько я помню, этот юнец хотел иметь замок Шинон. Как известно, колыбель династии Плантагенетов. По крайней мере, восточную часть построили именно они. Владеешь им — владеешь династией, а следовательно из этого вытекает правление и всей Англией. Генрих второй отдал все своему сыну Иоанну. Помните его, он подписал еще Великую хартию вольностей? — Россия тяжело вздохнул, смотря за тем, как сын предает родного отца, прося помощи у французской стороны. Да, Генрих не прав, но Брагинскому тяжело смотреть на то, что когда-то пережил и он. При его дворе чего только не случалось. И предательство — не самое страшное, что он видел за всю свою длинную жизнь как государства. Стоящий рядом с королем молодой Франциск только хмыкнул, презрительно смотря на Генриха. Что не укрылось от взгляда других стран. Это презрение на лице самого себя Франциск не мог себе простить. Тогда молодой, эгоцентричный и жадный, он не знал, что ему делать, как поступать. Знал и прекрасно понимал только одну вещь — англичане и все, что связано с ними — его враги. Ему уже удавалось пообщаться с тем маленьким и занудным мальчишкой, который отказывался всячески признавать его достижения. Словно он хуже его! Это бесило и выводило из себя и теперь, видя как наследник английской короны собирается все разрушить, он ликовал внутри себя, сохраняя внешнюю невозмутимость и спокойствие. — Мне не передать словами то, насколько сейчас стыдно за совершенные ошибки — Франциск виновато опустил голову, чувствуя на своем плече тяжелую руку Брагинского, поглаживающую его в дружеском жесте. — Время такое было. Скоро тут будет и Альенора, Ричард, все… -В глазах стран снова потемнело. Последнее, что каждый из них заметил — это уводящего Генриха Людовика. *** Гробовая тишина, разрываемая только тихими болезненными стонами, первое, что бросилось странам во внимание. Генрих молодой король лежал на кровати, худой до этого, он показался странам ходячим трупом. Впалые щеки, тяжело вздымающиеся грудь, вырывающиеся из груди. Болен и ослаблен. Рядом сидел сам Артур, державший в руках книгу и читающий ее специально медленно и тихо для короля, который уже никогда не сядет на трон. Артур пытался держаться, не показывал того, насколько он напряжен и обеспокоен свалившегося на него делами. Шотландия стал слишком агрессивен, пробиться в Ирландию было нелегко и теперь он каждый вечер стонет от тянущей боли в спине. Чего ему стоило держать себя ровно в седле. А убийство архиепископа кентерберийского… Только подливало масла в огонь, разрушающий династию изнутри. Он всегда говорил Генриху Плантагенету быть спокойнее, сдержаннее и внимательнее в своих словах. Ведь он же король. Но Генрих отбросил его слова-как ненужный звук. Теперь же поплатился за это.Одна неосторожно брошенная фраза разрушила все, что он с таким трудом строил… Люди считают своего короля безбожником, недостойным престола. Теперь еще его сын… Голос Артура начинает дрожать при чтении. Он боится думать о том, что будет завтра. Ведь еще вчера король был здоров и полон сил, а теперь он лежит, не в силах даже поднять головы, чтобы выпить воды. У Артура скрипит сердце, и он останавливается, переводя взгляд полных грусти зеленых глаз на хворающего еще совсем ребенка… — — Мне искренне жаль, что я не могу никак помочь вам и облегчить ваши страдания, мой молодой король — Он тяжело вздыхает и опускает голову на руки, сжимая свои волосы на голове. -Простите… — Все замерли, наблюдая за этим. Артур был надломлен. Это осознали все, но больнее всего было Америке и Франции, знавшим Артура гораздо лучше других. Америка привык видеть Англию стоящим на высоте, лидером, представителем Великой Британской империи, а теперь… Он видит как по его щекам бегут слезы, с глухим треском разбиваясь о пол. Точь в точь, как тогда… Первое время Альфред проклинал свою независимость именно за это… У него не выходила из головы, стояла перед глазами картина, где он поставил Англию на колени. Глупый мальчишка… — Он погибнет, на престол сядет Иоанн… Начнется же тогда… — Франция усмехнулся и сел на край кровати, смотря внимательно на Артура. — Чем дальше, тем хуже… — Не знал, — неуверенно начал японец, прижимая руку к груди — Что Англия настолько чувственный и переживающий. — Ты во время континентальной блокады его не видел… — Россия ухмыльнулся, сталкиваясь с взглядом Франции. Мрачным и тяжелым. — Погорячился ты тогда… — Без тебя знаю… — Он отмахнулся. — Что было, то было. Я не жалею об этом. — Франциск не собирался разворачивать эту тему. Хотя бы потому что, что они и так все это увидят в скором времени. Престол Плантагенетов после смерти Генриха второго Плантагенета прыгал как попрыгунчик от одного его потомка, к другому, ударяясь сокрушительными ударами по всей Британии. Тяжелое время для Британских земель. *** Зал, освещаемый лишь зеркалом луны был практически пуст. Тишина, давила настолько, что у всех присутствующих звенело в ушах. Затянутое тучами небо уже не радовало так, как вчера. Никто не улыбнулся в этот день, ведь погиб их будущий король, старший сын Генриха Плантагенета. — Он обошелся мне очень дорого… Но пусть бы жил дольше, чтобы обойтись еще дороже — Такими были слова монарха, смотрящего со слезами на глазах на своего погибшего сына. Он простил его, любил его несмотря даже на это предательство… А теперь… Генрих больше не хотел говорить. Он устал. Сильно устал. И Артур понимал это, стоя рядом со своим королем. Больше никого не было. Он, Генрих, Ричард, Иоанн…1183 год… Англия навсегда запомнит его, когда видел слезы на лице своего короля и тело успевшего стать младшим братом мужчины… Болезни накрыли всю Европу. — Мы должны пережить это — Рука страны ложится на плечо короля, который не стряхивает этот короткий жест поддержки. Он прощается с сыном… У каждого осталось перед глазами убитое горем лицо короля и печальный взгляд Англии, а затем — лишь кромешная темнота… *** — Не давать ему и лишнего гроша! — Англия был зол, разгневан… Он стоял у стола, склонившись над рукописном документе. Позади него стояла маленькая девочка лет так тринадцати — четырнадцати. В темном платье, с длинными, собранными в две длинные косы, рыжие волосы и почти что такие же, как и у Артура, зеленые глаза, с беспокойством смотрящие на брата. В начале Ричард натворил тут дел, потом его брат чуть ли не уничтожил его. Благо, они с баронами сумели добиться от него того, что поможет Кёркленду теперь держать нынешнего короля в узде — Великая хартия вольностей. И снова Генрих… На этот раз третий. Он не может править достойно, постоянно ввязывается в перебранки с этим французской выскочкой и постоянно тратит государственные деньги просто в никуда. Нет, Англия поддерживал его идею вернуть все те земли во Франции, что раньше принадлежали его семье, обратно. Но… Второй поход и второе поражение… — Брат… — Ирландия прижимала к себе руку, не зная что ей делать, ровно как и собравшиеся по просьбе Англии эрлы. Ирландия не была полностью и до конца покорена… Но она все равно здесь, рядом с ним… Хоть и могла остаться у себя дома. Люди сидели, внимательно смотря на свою страну. Они и сами уже давно поняли то, что король слишком слаб, чтобы править страной достойно своих великих предков. Но сказать ему это прямо в глаза навряд ли смог бы кто-нибудь из них. Но все они сошлись за этот вечер, в одном — у них есть хартия и они могут больше не давать ему лишних денег. Ему это не понравится, но препятствовать не будет. — Все в порядке… — Он отстранился от стола, выпрямляясь. — Можете идти, господа. — Услышав его слова, знать начала медленно подниматься со своих мест и выходить из тронного зала, обсуждая итог из собрания между собой. Артур же остался там со своей сестрой потирая правое плечо. После первого проигрыша Франциску у него начало нещадно болеть плечо. — — Совсем разболелась? — - Стоило последнему человеку скрыться за дверью, как она сразу же подбежала к своему брату, несколько неуклюже в стягивающем ее тело платье. Англия сморщился. Он только вернулся со второго похода, а его рука уже тогда не позволяла ему спокойно спать, ходить и выполнять свою работу в полной мере. По началу он говорил, что все обойдется, пройдет, но дни шли, а вместе с ними боль уходила все дальше, переходя уже с плеча на всю его правую руку. Сестру беспокоило это. Аэрин не могла больше сидеть смирно, как ей полагалось, и ждать. Но Англия слишком настырен и самостоятелен, чтобы позволить ей беспокоиться о себе. — Все хорошо — Он отмахивается от сестры и медленно распрямляется, спешно выходя из зала. Аэрин хочет его остановить, но останавливается, закрывая открытый рот. Брат все равно ее не послушает. Даже не примет помощь, ведь Англия уже давно никому не доверяет, даже собственной сестре. Когда погиб тот человек, которому Англия мог доверять, как самому себе? Поколения три назад… Теперь же прежде мягкие и такие родные глаза казались ей ядовитыми, как змеиный взгляд. Артур сам это понимал, что настраивает свою семью еще сильнее против себя. Раньше Шотландия не столь серьезно относился к нему, считая всего лишь маленьким выскочкой и не такой страшной и сильной помехой на его пути к величию. Теперь же, когда он смог дать отпор его нападкам с севера, дать сдачи в очередном поединке и вынести тяжелый взгляд рыжеволосого, словно твердя, что он сильнее его. От части так и было. Он действительно вырос за все те годы, что прошли после викингов. Но так же быстро все и потерял. Шотландии был знаком тот полный надменности и мании величия, полный презрения и жажды власти независимый взгляд. Теперь его маленький мальчик вырос и представляет большую угрозу для шотландской короны. Уэльс ненавидит его, ненавидит свою зависимость, а Ирландия не понимает, почему ее брат становится точно таким же, как и ее старший. Но не смеет вмешиваться, хуже будет. Кёркленд не спешит к себе в покои. Хоть он и сильно устал, но от чего-то спать ему сейчас кажется самым абсурдным решением, да и рука не позволяет нормально лежать на боку. Стоит ему только ступить на лестницу, как из окна залетает маленькое светящееся создание, маша своими тонкими стрекозьими крылышками. Все присутствующие в воспоминании Артура страны признают в нем ту самую фейри, которая была тогда в лесу с ним, и которой он запретил появляться в городе. Как видно, запрет долго не длился, так как вместо того, чтобы отправить ее обратно домой, в лес, Англия только здоровается с ней и продолжает идти дальше, а она за ним. Шагать по каменным ступенькам приходится недолго, вскоре он уже заходит в свои покои и прямо на ходу, ничуть не стесняясь сбрасывает лишнюю одежду, затем, медленно опускаясь на кровать и опуская голову. Британия не знает, что ему теперь делать с королем, который ничуть не отличается от простого городского мечтателя. Франция… Тот уродец с материка только ухудшает все положение. Насмехается над ним каждую их встречу, показывая всю свою неприязнь, в то время как Артур терпит, стиснув свои зубы. Он не может сейчас терять голову, когда его люди нуждаются в сильной руке правителя. Благо, он заставил Иоанна подписать то, что ему было нужно — хартию. Теперь и он может сказать королю, что ему пора остановиться. Остановиться сдирать деньги с населения на войны, который ничего ему не приносят, кроме убытков и проблем. Артур тяжело вздыхает и осторожно ложится на холодную постель спиной, прикрывая уставшие глаза. Фея же садится с ним рядом, поджимая свои маленькие ножки к груди, внимательно смотря на англичанина. Невольно с ее губ срывается казалось такой безобидный вопрос: «Настолько сильно болит?», на который Артур реагирует пренебрежением, отворачивая свою голову. Он не настроен и не хочет говорить Он хочет надрать морду Франции и Шотландии, а еще спать. Но эту ночь он не может уснуть, как бы не хотел, не ерзал и не ворочался, сминая под собой одеяло. Утром он смог поспать несколько часов, просыпаясь в скверном настроении от слабых тычков маленькой руки в щеку. Любой бы на его месте разозлился, но не Англия. Ведь ему и правда нужно встать рано. Ведь часть обязанностей короля придется переложить на себя вновь. Генрих третий когда-нибудь его погубит, он знает это, но закрывает глаза. *** Религиозные фанатик, сильный воин, тот, кого он хотел бы видеть на своем престоле. Симон де Монфор. Это французское имя резало его слух и радовало сердце. Церковный фанатик, военный и сильная личность. Он общался с Генрихом всего ничего, а уже вошел в совет… Но не вызывал у Англии волнения или недоверия. Он прекрасно понимал, Что Симону нужна власть, а Генриху сильная рука, на которую он может опереться. Даже боли в его правой руке начинали проходить. — Франция… — Германия, наблюдавший за тем, как с неким восхищением, совсем крохотным, смотрит Артур Кёркленд на француза, не мог не заметить и не сказать одного — Ты во всех дворах побывал… — И он был прав. Франция и сам прекрасно знал, его люди, его культура были просто везде. А в особенности — язык. Даже Англия, беседуя с де Монфором использует французскую речь, а не английскую. Иными словами, он получал весьма выигрышное положение в обществе. Немного, но получал. Поэтому он только усмехнулся и кивнул. А вот Италию больше волновала фея, которая, как теперь уже им всем казалось, и на шаг не отходит от Англии, спокойно сидя или порхая вокруг Артура. Англия не волновался сильно по этому поводу, ведь ее тут видит только он, и поэтому ему не стоит волноваться. По крайней мере, если вдруг что, он всегда сможет списать все на лишний выпитый гостем бокал вина. Король, как он успел заметить, вышел из зала. Но Симон остался, вместе со своей женой — Элеонорой Плантагенет, сестрой Генриха… Этого Кёркленд несколько не одобрял. Если бы он выдал свою сестру замуж за кого-то из Европы или Азии, то мог бы получить себе сильного союзника или укрепить отношения. «Брак в никуда». Так негласно он называл их отношения, стараясь не затрагивать эту тему. Симон де Монфор получил уже приличное количество земель. Генрих не жалел их для своего друга. Разбаловал его. За что в скором времени и поплатится, когда ворвется в зал, чуть ли не набрасываясь на Симона. Ведь тот взял большой кредит, вписывая его имя, как поручителя… Артур не забудет ту ссору, когда ему пришлось чуть ли не силком оттаскивать Монфора от своего никчемного, но все же короля… Их дружбе пришел конец… *** — Прошу вас, постойте! — Этот идиот напал на Пуату… Пуату! Плохо вооруженная армия, сжатый на войну лимит денежных средств. Он запретил давать баронам лишнюю копейку… Сестра уже даже не пытается с ним заговорить, теряя надежду получить внятный ответ… Англия, как и его нынешний король становится слаб… Теряет свой внутренний стержень. Надежда только на него, на того человека, который только что вернулся из крестового похода… Симон получил письмо о том, что его старый друг попал в беду и не может справиться самостоятельно с французским королем, на брата которого Генрих напал, рискуя всем и вся. Он бросил всю армию в Пуату. И если их там разгромят… То Англии придется забыть все, что было до этого, стать частью Франции и смириться с тем, что Франциск — теперь его король и господин. Симон же, получив письмо, не смел отказать своему королю и уж тем более, оставить Англию одну. Хоть он и был французом. Но придя в Лондон, увидел лишь Артура, которому король запретил показываться на поле боя, угрожая. Артур был совсем вымотан и плох. Побледнел, исхудал и отказывался есть. Только все тот же огонек был рядом с ним, боявшийся оставлять страну одну даже на мгновение. Генрих сейчас как никогда нуждался в Симоне… Англия нуждался в нем. — До чего вы себя довели? — Он медленно подходил к постанывающей от нестерпимой боли в руке стране, придерживающей свое правое плечо. Прошло не так много времени, но боль ухудшилась, стала острее. Артур уже частенько просыпался ночью в судорогах, глуша свои вскрики подушкой. И он не знал, каким образом довел себя до этого… — Сейчас это не важно… Мой король меня совершенно не хочет слушать и не ставит уже ни во что… — - Он сделал шаг ему навстречу. — Я опасаюсь за него, как и за своих людей. Вы же, сеньор, прекрасно понимаете, что, как бы мне прискорбно не было бы это говорить, Генрих не самый лучший правитель, но теперь он уже перешел все рамки безумия… Вы, прошу простить мою дерзость… Должны… — Пульсирующая боль не давала ему нормально говорить, заставляя дышать чаще и глотать слова, но сейчас она просто пробил его молнией, обжигая мышцы изнутри. Не в силах терпеть, он сжал свое плечо сильнее, чуть ли не до хруста. Симон видел страдания этой страны и не желал более заставлять ее страдать. Француз и не удивился тому, что после стольких неудачных войн у него болит именно правая рука, которой он должен был править… Симон дает свое согласие, помогает Англии, прибывает вместе с ним, по просьбе самой страны, в Пуату, где недалеко от города Сент, куда они потом отступят. Что он видит? Уставших людей, не знающего, что ему делать короля… Симон понимает в тот момент. что если останется Генрих, то Англия не просуществует долго. Он пытается вернуть те французские земли, которые принадлежали еще Генриху второму, но при всем этом забывает то, что может потерять те земли, которые не защищает в силу того, что пытается отвоевать другие и при всем этом еще и расширить их границы! У Артура дергается глаз… Завтра их ждет битва. *** Англия благодарен Симону, что тот взял его, прикрыл перед королем, который пришел в гнев, узнав, что его страна сейчас стоит с ним бок о бок с мечом в руках. Он наотрез отказывался принимать то, что Англия повидал за все прожитые века в разы больше, чем он может себе представить. Даже пытался отправить его обратно, но у него не вышло. Англия поклялся королю, что если тот его сейчас прогонит, то он навсегда лишится его поддержки, что было недопустимо для Плантагенета. Он согласился, хоть и сквозь зубы, оставить его. Артур не надеялся уже на Генриха, он полностью полагался в минуты битвы на Симона де Монфора. Причем, не зря. — И вы его видите? — Обеспокоенный состоянием Англии Америка не мог увидеть своего бывшего опекуна среди битвы, не различая уже французов и англичан друг от друга. Все были обеспокоены, ведь они видели его буквально несколько минут назад. Не зная, как он дерется и держит меч в руках, если одна из них сейчас даже двигаться нормально не может, что уж говорить о том, чтобы выдерживать тяжелое орудие и более того, парировать им в воздухе, наносить и отражать им удары. Волновались все, кроме Франции. Он, с неприсущим ему спокойствием и хладнокровием наблюдал за всем этим, за волнениями других… Словно знал, что сейчас с Артуром или был настолько безразличен к нему. — Его тут нет — Француз мотнул головой — Идемте. — Даже той привычной нотки ветрености и расслабленности не было в его голосе. Он только медленно шагал, между людей, хоть и мог бы пройти сквозь них, спускаясь чуть ниже с невысокого холмика, на котором и развернулось сражение, в котором перевес и выгодное положение были на стороне французских войск. Им не пришлось долго идти, так как стоило им только чуть дальше отойти от всех, как они увидели две сражающиеся чуть поодаль от них фигуры. Они подбежали к ним ближе, чуть спотыкаясь об камни и землю. — Артур, с нашей последней встречи ты из правши превратился в левшу, — Нынешний Франции усмехался, с некой насмешкой смотря на своего врага, которому уже успели покоцать кольчугу, оторвав от нее правый рукав, раздирая рубашку, а вместе с ней — и руку стран. Но Англии, честно, все равно на это. Его сейчас волнует только то, что если он сейчас проиграет, то уже никогда не сможет стать хоть на ступень выше в глазах свих братьев, а в особенности — старшего. «Скотт…» Англия всего на мгновение отвлекся, вспоминая о шотландце, как француз тут же воспользовался этим временем, сбивая его с ног и приставляя к горлу острие, успевая выбить меч из рук англичанина. Англия, не ожидая со стороны француза столь сильного удара, повалился на землю, только и успевая приподняться на руке, смотря в эти ненавистные голубые глаза. — Болит правая ручка, да, Артур? — Франция усмехается, проводя кончиком лезвия по его шее, чуть царапая кожу. Его забавляет эта игра, беспомощность и положение врага в данный момент. Невольно он даже облизывает пересохшие губы, усмехаясь. У Англии болит его правая рука… Рука короля… Та рука, которая собирает в себе всю власть. Франция и не удивляется тому, что она болит у Англии сейчас, ведь Генрих — самый бесполезный человек в государстве. А Кёркленд морщатся, с вызовом смотря на эту французского выскочку, чье внимание было сейчас приковано к его руке, которую уже ничего не прикрывало, даже ткань холщевой рубашки, срубленный кусок которой валялся недалеко от них. — Артур, скажи мне, кто твой король или нет…не так… Кто твой правитель, лидер… — Ответ страны был очевиден, за что он и поплатился, содрогаясь от очередной вспышки боли, падая обратно на землю, на живот, открывая Франции вид на свою спину и плечо, от которого до самого локтя было видно вздутые вены и потемневшую, как огромный синяк, кожу. Все пристально посмотрели, обернувшись на Франциска. Тот предпочел не видеть того, как молодой он высмеивает короля Англии, говорит, что Он смог держать только потому, что верил в Симона. Ведь правая рука болит только при слабом правительстве, голова от проблем народа, а желудок от их голода. Иными словами. Тело страны — отражение всего, что происходит в ней. В данном случае, безалаберность и безответственность Генриха третьего повергли страну в шок, а его глупые поступки заставлют его и всех людей разочаровываться в силе собственного короля. Другое дело — Монфор… Тогда, при их встрече он признал его лидером, своим правителем. Что и помогло ему справиться с дьявольской болью. Теперь же, говоря о Генрихе, он снова вынужден испытывать это. Конечно, рука болела все это время, ведь Симон — не монарх, но вполне мог им стать, что и немного, но облегчало ему боль. Что могли все они дальше видеть? Один точный удар Француза в грудь Англичанина, потом снова в одно мгновение они оказались в его комнате, полностью раздетого, обнимающего себя руками, чуть подрагивая плечами он нескончающихся потоков слез… Этого короля он уже никогда не забудет, дожидаясь нового, отдавая свое предпочтение и доверие Монфору, пока к власти не придет новый окроль.