Я буду ждать тебя

Её жизнь была вывернута, перевернута с ног на голову, разрушена в один миг. Один маленький миг. Она даже не успела понять, когда всё это случилось. Вот только она с Диего стояла на крыше небоскреба и кричала от всепоглощающей любви, которая захватывала каждую частичку её тела, а вот она уже сидит за ужином напротив своего будущего мужа, которым точно не был Диего. Как же быстро всё перевернулось вверх дном. Как же быстро чуть ли не все её мечты накрылись не то, что медным тазом, титановым, таким, чтобы ни одна мечта проворная не просочилась. Она невзлюбила его, ещё как только он переступил порог их дома. Сначала девушка долго оценивала его, бегая взглядом от его чёрных лакированных блестящих туфель до слегка взъерошенных тёмных волос. Она знала его, как сказал отец, но явно не помнила. Знает только, что видела его на страницах газет и журналов, но вживую всё совсем другое. В журнале он улыбается, сверкая белоснежными зубами, а вживую на его лице зависла гримаса то ли отвращения, то ли чего-то ещё. Мартина никак не могла понять, что он чувствует сейчас, но одно она решила совершенно точно — он напыщенный индюк, который думает, что ему должны все в этом мире. Мартине казалось, что весь дом наполнился его надменностью и ароматом его донельзя раздражающих Мартину духов. Пусть это и самые дорогие духи, какие только можно найти, но даже дешевый одеколон Диего пах в тысячу раз приятнее. Да и вообще, в Хорхе всё раздражало. Возможно, это всё из-за подсознательной враждебности и отвращения, которое испытывала Мартина. Она прекрасно понимала, что Хорхе не виноват в том, что отец женит его, но ничего не могла с собой поделать. Когда Бланко только вошел в дом, Мартина уже поняла все причины того, почему отец так рвется женить его на ком-нибудь. Она сразу увидела всю его испорченность. Вроде и внешность идеальная, и манеры хорошие, вот только из него будто бы фонтаном вырывалась вся та грязь и муть, в которой он был испачкан по самое горло. — Добрый вечер, мистер и миссис Стоессель, — бросил он и нехотя пожал руку её отцу, а затем поцеловал руку её матери. Мартину чуть не вывернуло наизнанку, когда он повторил это и с ней. Она усилием воли сдержалась и не скривила лицо, зато присела в неглубоком реверансе и натянула на лицо улыбку, за что поймала на себе злой взгляд отца. Мартину всё это бесило, раздражало, они же не в средневековье, какие к черту династические браки. В тот момент повисло неловкое молчание, а затем все легко засмеялись, кроме Мартины и Хорхе. Да и этот смех был каким-то нервическим, напряженным, и Мартину передёрнуло. Они прошли за стол, Мартину и Хорхе посадили напротив друг друга. Хорхе отодвинул стул для Мартины, но она демонстративно, смотря прямо в глаза Бланко, села на соседний. И сейчас они сидели и сверлили друг друга взглядами. Хорхе изучающе разглядывал свою будущую жену, а Мартина — будущего мужа. Хорхе что-то привлекало в Мартине. Она была обычной девочкой из богатой семьи. Ухоженной, красиво одетой, уверенной в себе, наверняка отличницей, умницей и гордостью своих родителей, любимицей всех их знакомых и родственников, готовая всегда помочь. Чистая, непорочная. Ангел во плоти. Наверное, это его бесило в ней — идеальность. Она даже казалась чересчур идеальной, будто она и неживая вовсе. Но её карие, шоколадные глаза, искрящиеся ненавистью к нему и злостью, были точно живыми. Они-то и привлекли Бланко. Он помнил эти глаза, не помнил, откуда и где их видел, но они казались такими знакомыми. Мартина видела в Хорхе лишь эгоистичного, избалованного мальчика, обиженного на весь мир. Девушка совершенно точно решила, что он бабник и козёл. Она долго всматривалась в него, буравила взглядом, но вскоре, не найдя ничего привлекательного в своём будущем супруге, кроме разве что зелёных глаз, в которых было что-то странное, перевела взгляд. Хорхе усмехнулся, думая, что выиграл игру в гляделки. Мартина улыбнулась, лишь больше убеждаясь в своем мнении об этом человеке. — Тиночка, а на кого ты учишься? — неожиданно спросила Стефания, и Мартина посмотрела на неё. Это была внешне приятная, милая женщина с назревающими морщинками на лбу и добрым взглядом. Она смотрела на неё с теплотой и лаской. Ей не хотелось грубить и увиливать от ответов на её вопросы тоже не хотелось. — Я учусь на факультете журналистики, — улыбнулась Мартина, вертя в пальцах хрустальный бокал из-под сока. — Отец хотел, чтобы я стала юристом или экономистом, поэтому я пошла на журналиста. Ответ Мартины на секунду застал всех врасплох. Руджеро аккуратно пнул сестру под столом по ноге, а она пнула его в ответ. Он же просил её. Не за себя просил, за всю семью. Вдруг не понравится, вдруг не примут они её такую, девочку с характером. — Профессия журналиста — это весьма интересно, — сказала Стефания, нарушая молчание. Все чувствовали себя неловко. — А ты умеешь петь или ещё что-то? — Отец всегда был против пения и хотел, чтобы я играла на скрипке, — начала говорить Мартина. — Я пела на школьных концертах и пою в академии. Мы выиграли не один конкурс. И я играю на пианино. И не только. На многом, кроме скрипки. Хорхе еле подавил смех. Он поймал себя на мысли, что ему определенно нравится эта выскочка, бросающая вызов собственному отцу. Он вспомнил, как отец говорил, какая Тини прекраснодушная, добрая и покладистая, и совсем не ждал, что ангелок покажет когтки. Хорхе поймал себя на мысли, что он бы даже мог бы полюбить её, если бы не сложившаяся ситуация. Хотя, кто знает. — Мартина! — крикнул Алехандро, зло взглянув на дочь, которая в свою очередь оставалась спокойна и непоколебима. — Да, папочка? — невинно произнесла она и получила ещё один пинок от брата. — Руджик, если ты не перестанешь пинать меня, я дам тебе пиздюлей. Последнее она не сказала, но её взгляд, направленный на брата, говорил это за неё. — Перестань! — крикнул отец, отчаявшись вразумить дочь. Идеальная фарфоровая кукла заиндевела, покрылась льдом, покрылась желтыми пятнами, перестала быть идеальной, и сколько бы он её ни тёр, пятна не отходили, сколько бы ни грел, лёд не таял. И это сводило Алехандро с ума. — Папочка, не кричи за столом, это неприлично, — последнее слово Мартина сказала грубо, и было видно, что чаша её терпения переполнена. Всё выглядит так мило, по-семейному, аж блевать хочется. Ведь на самом деле почти все здесь переубивать друг друга готовы. По крайней мере, она точно готова наброситься на отца за предательство, а на Хорхе за его высокомерие и насмешливую ухмылку. Как же её всё бесит. Этот "семейный" ужин сдавливал все её внутренности так сильно, что она уже еле дышала. — На какое число назначим свадьбу? — Стефании хотелось разрядить обстановку. Обстановка вокруг так давила, и казалось, что сама комнатка медленно, но неизбежно уменьшается в размерах. Становилось душно. Мартине хотелось заорать, что ни на какое, что свадьбы вообще не будет и что бы они искали своему кабелю другую сучку. Но она промолчала и её уже трясло от злости и собственного бессилия. — Может, через две недели? — подхватила её Марианна, и все сделали вид, будто ничего не было. Мартина горько усмехнулась и откинулась на спинку стула, обиженно взглянув на отца. — Да, пожалуй, — ответил Дон, отпивая из бокала вино. Этот маленький концерт, устроенный семьей Стоессель, поколебал его уверенность в своих действиях, но разговор о свадьбе вновь вернул всё на свои места. — А нас здесь никто спросить не хочет? — впервые за ужин голос подал Хорхе. Мартина отметила, что голос у этого парня тоже просто жуть. Чересчур грубый и хриплый. Возможно, при других обстоятельствах она сочла бы это весьма сексуальным, но сейчас её буквально всё раздражало в этом парне. Вплоть до венки, пульсирующей у виска. — Нет, — буркнула себе под нос Мартина. — Наше мнение здесь никому не интересно. Остаток ужина прошёл за разговорами о свадьбе Мартины и Хорхе, в которых ни Мартина, ни Хорхе не принимали ни малейшего участия. Они лишь продолжали смотреть друг на друга и изучать, ведь больше ничего не оставалось. О Мартине больше ничего никто не спрашивал во избежание дальнейших ссор. Закончив ужин, все собрались в гостиной. Тини еле дышала и еле стояла на ногах. — Было приятно познакомиться, Тини, — улыбнулся Дон и поцеловал невестку, как дочь. — Взаимно, — бросила Мартина, отстраняясь от мужчины. Она терпела это всё из последних сил. — До встречи, женушка, — прошептал Хорхе, наклоняясь к её уху, а потом поцеловал девушку в щечку. — Будущая женушка, — прошипела Мартина и оттолкнула парня. Ей почему-то стало так противно, захотелось поскорее пойти и отмыть щеку с мылом, будто на ней только что оставили не лёгкий поцелуй, а кучу грязи. После того, как всех проводили, Алехандро схватил дочь за руку и повёл в кабинет. — Мартина, — начал он, закрыв за собой дверь. — От этого брака зависит вся наша судьба. Будь повежливее. — А ты думал, что сможешь вот так просто распорядиться моей жизнью, а я и слова не скажу? — прошипела девушка, встав перед отцом. — И ты разве ещё не понял? Что бы ты не говорил, я всё сделаю наоборот. — Почему ты так относишься ко мне? — печально произнёс отец, опускаясь в кресло, попутно беря с полки коллекционную бутылку коньяка. Мартина вдруг вспомнила, как отец орал на неё, когда она просто коснулась бутылки, мол она её испачкала. Тогда девушка очень обиделась на отца, ведь бутылка коньяка была для него дороже дочери. — Ты всю жизнь решал всё за меня. Ты даже представить не можешь, как это меня бесило. Но я была слишком правильной, чтобы сделать с этим что-нибудь, пока... — тут Мартина остановилась. Если она напомнит про Диего, отец взбесится и обязательно сделает что-нибудь такое, о чём потом пожалеет. — Пока что? — Неважно, — бросила Мартина, прежде чем выйти из комнаты. Ей нужно было на воздух. В этом доме больше нечем было дышать. Здесь ещё остался аромат одеколона Хорхе, и девушку чуть не вырвало. Мартина выбежала на улицу и столкнулась с вечерней прохладой. Она тяжело вздохнула и медленно поплелась по направлению к парку. К их с Диего месту. Скамейка в самой глубине парка, спрятанная за ветвями ив. У Мартины возникло непреодолимое желание идти туда, ведь там так тихо и спокойно. Идя по ночным улицам, Мартина не чувствовала ни капли страха. Она уверенно шла вперёд. Почему отец так распоряжается её жизнью? Всегда распоряжался. Правильно он её в детстве куколкой звал. По кличке и отношение. Как звал куколкой, так и играется с ней теперь. Слезы душили Тини. Она завизжала пронзительно-громко и в истерике затопала ногами. Сбивчиво дыша, Мартина упала на колени, её руки тряслись, губы тоже, сердце порхало внутри и разбивалось о грудную клетку. Когда внутри ураган успокоился, Тини встала и продолжила идти. Теперь она чувствовала внутри пустоту, пустыню, а легкий ветерок ярости и обиды вздымал кверху песчинки боли и разочарования. В отце, в матери, в брате, в себе и в людях. Дойдя до места, Мартина увидела там Диего. Тепло разлилось по её телу, и девушка побежала к любимому. Тепло лучше пустоты, и пускай пустота — выжженная пустыня, тепло никогда не помешает. — Диего, — прошептала она, захватывая парня в объятия. Она прильнула к нему, запуталась в хитросплетениях его рук и облегченно выдохнула. — Тини, — ответил он и начал снимать с себя куртку, а потом накинул её на плечи девушки. Его голос успокаивал. Он был бархатным, немного хриплым, но таким чертовски приятным и сводящим с ума. Впрочем, как и весь Диего. — Как тебе Хорхе? — взволновано спросил он, прячась в волосах девушки. Не хотел давить, сыпать соль на незажившую рану, но сдержаться не сумел. — Жуткий нарцисс, — прохрипела Тини. Горло сдавливало от вновь подступающих слёз. — Я люблю тебя, Диего. Ты сможешь помочь мне? — Конечно, Марти. Всё, что угодно, — он подарил ей легкий поцелуй в макушку и взглянул ей в глаза. Такие чистые и невинные. Этим глазам нельзя было отказать, запрещено просто. — Не бросай меня, — осторожно прошептала Мартина. — Никогда. Диего лишь улыбнулся и поцеловал любимую. — Никогда, — ответил он и углубил поцелуй...