В чём тупил канон

Отметьте ошибочки, пожалуйста) ================= - Я знала, что ты придешь рано или поздно. - А как, по-твоему, сейчас рано или поздно? Изанами отвела взгляд от мужа, стоявшего перед поднятой ширмой. Скандал в пантеоне столетия назад расколол прежних богов, заставив их удалиться в свои обители и оставить все в руки подрастающего поколения. - Шутить изволите, мой господин, - негромко произнесла богиня, не поднимая взгляда на него. Изанаги, сверкая в темноте нижнего мира, сиял истинной силой древнего бога, внимательно вглядываясь в лицо все еще любимой жены. - С тобой – никогда. Женщина вновь посмотрела на него, чувствуя, как знакомые черты пробуждают прежнюю боль, казалось бы, давно забытую и пережитую. - Ты ведь пришел не просто так, - она постаралась насмешливо усмехнуться, но получилось неуверенно и горько. - Разве я ушел сам? – Изанаги шагнул ближе. – Разве не ты прогнала меня, добровольно решив запереть себя в темных чертогах? - Ты знаешь, почему я так сделала, - горечь ядом просочилась в ее словах. – И я бы сделала так еще раз, потому что ты сам говорил, что прошлое неизменно. А теперь приходишь, - глаза богини сверкнули, - и хочешь что-то потребовать! Тени, плетьми скользнувшие к Изанаги по мановению ее руки, оказались разрубленными мечом, холодно сверкнувшим во тьме. Мгновение – и бог прижимал к горлу Изанами клинок, вглядываясь черными глазами в ее темно-карие. Черные волосы, скользнувшие с его плеча, коснулись ее рук, лежавших на коленях. - Чего ты хочешь? – тихо, словно сдерживая слезы, спросила она. - В храме земного бога служит человеческая девушка, - не убирая клинок, ответил Изанаги. – Пантеон сегодня собирает совет, где Окунинуши вынесет ей обвинительный приговор. - Девушка… - по щеке богини звездой мелькнула слезинка. – Как ты смеешь приходить ко мне после стольких лет и говорить о девушке. Изанаги протянул руку и нежно стер слезу с ее щеки, приласкав бледную кожу большим пальцем, вспоминая все ночи, проведенные с этой женщиной. - Кто я, по-твоему, - мягко заметил Изанаги, - человек? Богиня отвела взгляд. - Чего ты хочешь? – тихо повторила она. Рука медленно скользнула с ее щеки, осторожно провела по шее, опускаясь ровно на запах кимоно. - Отдай его ей. Изанами горько усмехнулась. - Если ты хочешь забрать, бери сам, а не чужими руками. Древний подцепил пальцами ее лицо за подбородок и заставил посмотреть на себя. - Оно и так мое, - улыбнулся он, наблюдая, как искрящиеся от слез глаза щурятся на него. – И мне нет нужды его отбирать. А ей нужнее. - Я не пойду против Окунинуши, - поджала она губы. - Этого и не потребуется. Просто будь собой. Он посмотрел на ее губы, и Изанами судорожно вздохнула, умоляюще взглянув на него. - Пожалуйста, - прошептала она, - не надо… Изанаги убрал меч в ножны и, склонившись, запечатлел поцелуй на лбу. - И все же, - мягко произнес он, отстраняясь и приглаживая ей волосы, - мне не хватает тебя там. - Я не изменю своего решения, - стараясь не реагировать на ласку, ровно произнесла богиня. - Я знаю, - улыбнулся он и, шагнув с постамента, исчез. Женщина опустила голову, закрывая лицо руками. Это оказалось тяжелее, чем она себе представляла. И все же никто не имел над ней такого влияния, как он. - Госпожа-а, - мурлыкающий голос раздался из тени. – Бу-удут какие-нибудь распоряже-ения? Изанами, плавно раскрыв веер, разок обмахнулась им, превращаясь снова в лукавую богиню нижнего мира, и скосила снисходительный взгляд на фамильяра. Приманив ее пальцем, женщина оторвала ей ус, вызвав возмущенный мявк. Сделала пас рукой в воздухе, и ус превратился в тонкое серебряное колечко, вычурно изогнувшееся в виде славянского узора. - Наведайся в храм Микаге. – Кольцо опустилось в руки фамильяра. – Передай это лично в руки богине-человечке. - Да-а, госпожа-а, - мурлыкнув, она исчезла. Изанами, снова обмахнувшись веером, лукаво улыбнулась, тягучим взглядом оглядывая пространство. - Ну, разумеется, я буду собой, дорогой муж. *** «Грудь в блинчики превратилась, - ворчала Совесть, пока Лина, сонно зевая, разматывалась после сна за ширмой перед зеркалом. – А все потому, что Томоэ постеснялся снять с тебя бинты. Цени это, неблагодарная!» «Ценю», - просто ответила иномирянка, полностью освобождаясь и с удовольствием потянувшись, с завистью думая о том, что в своем теле такой роскоши, как маленькая грудь, не наблюдается, как бы иронично это ни звучало. Обойдясь без опостылевшего бюстгальтера, Романова медленно облачилась в нижнее кимоно и сверху накинула коричневое хаори, наверняка оставленное здесь кем-то из хранителей или даже самим Томоэ. Система работает как часы, сложных случаев после брошенных детей тэнгу не наблюдалось, к тому же Кураме Лина позволила самому найти всех обманутых женщин. Непонятно, правда, как он собрался совмещать это со школой и карьерой поп-звезды. Но твердый и уверенный взгляд ворона говорил о том, что он теперь костьми ляжет за счастье горы и ее обитателей. Иномирянка, разглаживая пятерней волосы, вышла из храма, остановившись на крыльце и глянув на шелестящую под ветром рощу. Кажется, зверья там еще прибавилось: даже волк откуда-то пришел и поселился в самой чаще, иногда поздно вечером выходя из укрытия и доверчиво приветствуя сидящую у первых деревьев богиню. Томоэ материализовался у опорного столба, привлекая внимание девушки. Та мельком обернулась на него и снова посмотрела на город, над которым мыльным пузырем переливался барьер. - Как спалось? – мазнув хвостом по воздуху, поинтересовался лис, оглядывая фигурку богини. - Плохо, - сказала она в пространство и, обернувшись к нему, неожиданно мягко пояснила: - Я в этом мире вообще плохо сплю. Томоэ изумленно замер, чувствуя, как сердце пропустило удар. Лихорадочно размышляя, в чем подвох, ёкай произнес: - Почему? - Не знаю, - пожала плечами иномирянка, разворачиваясь и собираясь уйти в храм. - Хочешь, я свожу тебя на горячие источники? – выпалил Томоэ ей в спину, решив воспользоваться хорошим настроением богини. Лина остановилась почти в дверях. Да, очень хотелось бы. Посидеть в горячей воде, слушая, как через стенку хранители наперебой устраивают нападки на Томоэ. А потом Соранраку, конечно же, соберется подловить хозяйку так, чтобы они с Томоэ наткнулись друг на друга, будучи в одних банных халатах. Потом тот же Соран подстроит поход в горы, где богиня с лисом, разумеется, потеряются. И долго-долго будут искаться. И ёкай, конечно же, забудет, что он самый сильный, и соберется преодолевать до гостиницы все расстояние пешком, таща на руках, естественно, обессилевшую богиню. Это все, банально ожидаемое и до глупости милое, было, безусловно, приятно и желаемо. Обернулась, кинув на него снисходительный взгляд. - Дождись Нанами, - в голосе послышалась усталость. – На нее и сольешь всю свою нежность. Ёкай уже собрался простонать в голос, как вдруг в ворота влетела маленькая птичка, несущая в лапках что-то блестящее. Лина обратила внимание на нее и подошла к краю крыльца, всматриваясь в пичужку, которая летела прямо к ней. Опасности от нее не ощущалось никакой, но лис настороженно проследил ее полет, готовясь в случае чего тут же спалить невзрачную вестницу. Птица же подлетела к Лине и кинула ей в руки свою ношу, тут же осыпаясь пучком перьев на крыльцо, который тут же подхватил ветер, унеся куда-то в небо. - Хм… - Романова недоуменно взвесила на левой ладони серебряное колечко. – Странная диверсия. Но ободок кольца вдруг растянулся змеей и скользнул к указательному пальцу девушки, обвиваясь вокруг него и замирая узором. В тот же миг яркое сияние ослепило Томоэ, а когда он смог что-либо разглядеть, то увидел пушистую белую с серыми подпалинами кошку с огромными серыми глазами, сидящую в куче тряпья, похожего на хаори, чтобы было на иномирянке. - Рин? – потрясенно выдал Томоэ, моргнув. На лапке кошки было то самое кольцо, впившееся в шкурку узором. Кошка повернула в его сторону голову. - Мр-р, - вскочив на мягкие лапки, пушистая красавица подбежала к ёкаю, принявшись доверчиво тереться о его ноги, ласково мурча. Изумленный ёкай нагнулся, подхватывая кошку на руки. Та дотянулась до его лица и принялась тыкаться мокрым носом в его щеку, оглушительно мурлыча. Лис приласкал кошку, почесав под подбородком. На крыльцо выбежали хранители, чуть не покатившись кубарем по ступеням. - Линочка! – взвыл Соран, ударяясь оземь коленями рядом с одеждой богини. - Рин-сама, - нахмурился самурай. Мидзуки, не мигая, уставился на притихшего ёкая вместе с ластящейся в его руках кошкой. - Не хочешь рассказать, что здесь происходит? – ядовито и очень тихо осведомился альбинос. – Заодно и поведать, почему Нанами-чан превратилась в кота. Шикигами обернулись. - Что это значит? – потребовал ответа Хицу. Соран же оценил ситуацию и заметил: - Ну, зато теперь точно ясно, что Линочка все-таки полюбила этого лиса. Глядя, как стекленеют взгляды остальных хранителей, Томоэ еще нежнее пригладил кошку, чуть плотнее прижав ее к себе. Оскалился в улыбке, не в силах сдержать радость, и все-таки спросил: - С чего ты взял? - Съешь лимон, а то уж больно рожа лоснится от удовольствия, - мрачно пробурчал Мидзуки. – Не знаю, кто тебя надоумил так сделать, но животная суть (даже если и превращенная насильно) отбивает человеческое и оставляет только инстинкты и чувства. - Да, - подтверждающе кивнул Соран, разводя руками, искренне пытаясь не улыбаться. - Тише, тише, девочка, - лис поудобнее устроил кошку на руках и почесал пальцем за ушком, ласково проворковав: – Я теперь никуда не уйду, даже если ты будешь заставлять. – Перевел взгляд на шикигами. – Есть способ снять заклятие? - Этот браслет на ее лапе – откуда он? – кивнул змей на блестяшку. - В нем не было ничего опасного, даже барьер пропустил легко, - пожал плечами ёкай. - Значит, это дело рук одного из богов, - нахмурился Мидзуки. – Просто сними браслет, и Нанами к нам вернется. - Лина, - поправил его Соран, недовольно нахмурившись. – Но я бы не советовал, - заметил он. – Не думаю, что Линочке захотелось бы очутиться здесь без одежды, - менестрель красноречиво указал на кучу белья, где также находилось и нижнее белье девушки. - Но нужно поспешить вернуть ее обратно, - Мидзуки вдруг посмотрел в небо. – Браслет вытянул метку Микаге, и барьер может истончиться и исчезнуть в скором времени. Менестрель придвинулся к лису и протянул руку к кошке, но та, заметив его, вдруг зашипела и, оцарапав ёкая, спрыгнула на крыльцо. - Линочка, это же я, - растерянно пробормотал Соран. Недовольно хлеща хвостом по доскам, кошка что-то ворчала на своем кошачьем. А когда шикигами попробовал подойти к ней, пригнула уши и, вскочив, рассерженно сбежала с крыльца, садясь на траве и грозно шевеля длинными усами. - О да, это точно наша Линочка, - проныл Соранраку. – Лис, теперь только ты способен с ней совладать. - Как будто раньше было по-другому, - пробурчал Мидзуки. Хицу поджал губы. - Я не одобряю выбор Рин-сама, - заговорил он. – Жестокий лис, истязавший госпожу причинявшими ей боль видениями. Своенравный, гордый и глупый. - О да, они явно стоят друг друга, - пробормотал альбинос, поглядывая в сторону кошки, которая подставила под осеннее солнышко мордочку и наслаждалась ветерком, играющим ее длинной шкуркой. - Но если Рин-сама выбрала тебя, пусть так и будет, - закончил свою речь самурай. - Как будто я у всех вас позволения стал бы спрашивать, - насмешливо осадил их Томоэ, направляясь к кошке, которая, заметив приближение, игриво припала к земле. *** Свобода… Сколько же всего в этом слове. Разум, уместивший в себе квинтэссенцию душ, звал в просторы леса и полей, подальше от затхлых помещений и душных комнат. Хотелось играться с падающим листиком, как с мертвой мышкой, давая ей остыть. Хотелось валяться на травке, подставляя пушистое пузико под еще теплое осеннее солнце. Хотелось, перескакивая с ветки на ветку, взобраться на самую верхушку дерева и сидеть там, наблюдая, как мимо летят птицы. Ох… Ветер донес до носа запах чистоты и стирального порошка. «Это он…» «Мужчина…» «Мы его любим…» «А мы его любим?» «Он наш…» «Он наш…» Отголоски смутных мыслей с трудом помещались в маленьком разуме, превращаясь в инстинкт. Хотелось добраться до тех самых ласковых рук и обтереться запахом чистоты, чтобы им полностью пропахла вся шкурка от кончиков ушей с серыми подпалинами до мягких подушечек лапок. И руки так приятно ласкали, совсем не причиняя боли и не вызывая омерзения. От нахлынувших чувств захотелось стереться об эти руки в порошок и раствориться в этом запахе чистоты. Но оставалось только громко мурлыкать, изнывая от наслаждения. И все-таки свобода. Руки, протянувшиеся к ней, пахли противно. Запах чистоты был перебит запахом птицы, и вдруг захотелось сбежать к травке и солнцу. Хотелось играть, бежать, охотится на еду. Не было никаких обязательств, никто не тревожил сердце просьбами, не нужно было волноваться насчет каких-то барьеров – все было далеким и таким неважным, по сравнению с чувством свежего ветерка на шкурке или запахом чистоты или лесных непонятных шорохов, привлекающих любопытные серые глазки. - Рин! – огорченный голос раздался ей в спину, когда она уже устремилась в чащу. - Лина, - суфлерским громким шепотом подсказал кто-то. - Лина! – срываясь сказать вместо «л» — «р», крикнул голос, и ветер донес до уходящей в лес кошки запах чистоты. «Лина…» «Лина – это мы…» «Лина – это я…» Но простор был милее любого имени, даже если оно твое. Сердце хотело свободы, чтобы душная деревянная коробка не стесняла движений. - Лина! Голос принес с собой знакомый запах чистоты. Мурлыкнув, кошка потерлась об источник чистоты и, вильнув хвостом, все же пошла дальше в чащу. Томоэ двинулся за ней, раздумывая о чем-то своем. Кошка, словно впервые его заметив, снова вернулась, и ёкай, присев, приласкал ее, слушая ее громкое мурчание. Оголенные чувства вдруг коснулись Томоэ так, словно он испытывал их сам. Изумленно выдохнув, лис словно другими глазами посмотрел на нее. - Зачем же ты хочешь уйти туда, где будешь несвободна? – зарываясь пальцами в белый мех, проговорил он. – Если ты так хочешь свободы, зачем возвращаться туда, где ты будешь заперта? Лина, зачем тебе обратно в твой мир? Кошка, сердито дернув хвостом, вдруг цапнула его за палец и, распушив шерстку, с ворчанием взобралась по дереву, где уселась на ветку, принявшись умываться. Томоэ, лизнув палец, пострадавший не так уж и сильно, посмотрел на пушистую красавицу. - Возвращайся, Лина. Я подожду. Та словно не услышала его. Присев у корней дерева и наблюдая за голубым небом, проглядывающим сквозь красноватую листву, Томоэ прикрыл глаза. *** «Я могу играться листиком! Я могу размозжить лапой голову воробья или мыши! Я всесильна и свободна!» Белая кошка плясала на ветках деревьев, перескакивая с одного на другое, играясь с ветром, листьями, попавшимися на пути замешкавшимися птицами и прочей мелкой живностью, в изобилии водившейся в роще храма. Пьянящее чувство всесильности и вседозволенности кружило голову, и маленькой кошке казалось, что она может все и ничего никому за это не должна. Пробежаться по песку, поваляться в нежной зеленой травке, последней в этом году. Легко вспрыгнуть обратно на дерево, цепляясь маленькими крепкими коготками. От переполнявшего счастья хотелось громко кричать, и восторженное мяуканье разносилось по чаще, распугивая мелких зверьков. Звуки, запахи, шорохи… Хотелось раствориться во всем этом многообразии и остаться навсегда такой, но больше всего хотелось вернуться к тому источнику чистоты с запахом стирального порошка и втереться в мягкие одежды, сливаясь с ним. Оголенные чувства твердили, что только рядом с ним ей место, и привыкшую душу тянуло к этому источнику, который не вызывал опасности, омерзения и даже страха. …Граница прихрамовой рощи наступила неожиданно. Кошка остановилась как вкопанная у края обрыва и взглянула на город, над которым блекло переливался барьер. «У меня есть обязанности…» Сквозь толщу запахов и чувств протиснулась какая-то важная мысль. «Забудь… Мы ничего никому не должны…» «Обязанности к невинным людям…» Лина моргнула пару раз; серые глаза кошки осмысленно посмотрели на город. Барьер, видимый в просвете листьев, казался тоньше. Солнце зашло, так что над храмом сгущались сумерки. Богиня, сердясь на свою забывчивость, развернулась и помчалась к тому дереву, где оставила Томоэ. Едва не срываясь с гладких веток, успевая схватиться острыми коготками, Лина бежала к нему. А вот и то дерево. Кошка встревожено пробежалась по шершавой коре, смотря вниз на дремавшего лиса. Ветка была достаточно широкой, но как спуститься обратно – непонятно. «Нужно срочно превратиться обратно, - паникуя не на шутку, туда-сюда забегала по ветке кошка. – Чертово кольцо!» - присев на задние лапы, попыталась содрать с себя кольцо клычками, за что чуть не поплатилась сломанным зубом. - Мяу! – расстроено озвучила свои мысли иномирянка. – Ми-а-у! - Лина? – рядом с веткой показалась знакомая голова с серебристыми волосами. «Томоэ! – вне себя от радости воскликнула Лина, в нетерпении начав снова бродить по ветке. – Сними меня отсюда!» Ему, конечно же, слышалось только возбужденное мяуканье, но лис, и так поняв, что к чему, протянул к ней руки, снимая с ветки, и снова присаживаясь у корней дерева. Кошка вырвалась из его хватки и, растерянно мяукая, уперлась лапками ему в грудь, заглядывая в глаза. - Лина, я тебя не понимаю, - мягко заметил Томоэ, погладив ее по голове. Отозвавшись на ласку довольной мордашкой, богиня опомнилась и тряхнула ушастой головой, сердито дернув хвостом. Ёкай тихо рассмеялся, с умилением наблюдая за ней. Кошка сунула ему лапу с браслетом, едва не замахнувшись по носу. – Хочешь снять? – догадался он. - Мяу! – требовательно отозвалась та. - Тогда иди-ка сюда, - Томоэ откинул запах хаори, укрывая им кошку. – Ты поймешь, зачем, - прерывая ее ворчание, кивнул ёкай. Затем, осторожно взявшись за хрупкую лапку, выкрутил серебристый ободок, который тут же растаял в воздухе дымкой, словно его и не было. Едва он это сделал, как вместо кошки на его груди лежала иномирянка все же в теле Нанами, со свистом втягивавшая в себя воздух сквозь сжатые зубы. Медленно осознавая свое положение, Романова собралась рвануть подальше, но Томоэ крепко прижал ее к себе, плотнее запахивая хаори. - Тише, тише, девочка. Все хорошо. - Что ж тут хорошего, если я голая на тебе лежу, - змеей прошипела иномирянка, изо всех сил ерзая на нем. - Я не отвечаю на столь компрометирующие вопросы, - улыбнулся в темноту ёкай, и Лина замерла. Всхлипнув от смеха куда-то ему в ключицу, словно вспомнив что-то смешное, затихла, устало уткнувшись лбом ему в плечо. Совесть, потерявшая сознание от обильной кровопотери через нос, кажется, не подавала признаков жизни. Лис осторожно положил руку ей на голову и пригладил волосы. Романова напряглась. - Не бойся, - негромко проговорил ёкай. – Просто волосы растрепались немного, - слукавил он, снова улыбнувшись. Лина снова притихла, ощущая, как под грудью бьется сильное сердце, отдаваясь пульсом на синей жилке у основания шеи. - Лина, - позвал снова лис, и девушка опять напряглась. Ёкай улыбнулся, забавляясь ее реакции. – Не бойся, - он снова провел ладонью по ее волосам, на этот раз зарываясь пальцами в каштановые пряди. - Не обещаю, - мрачно отозвалась Романова. – Ты сильнее, и мне нечего тебе противопоставить – это мы доказали опытным путем и не один раз. Звук ее голоса вибрировал у шеи, и хотелось растянуть это мгновение уединения надолго. Задумавшись над ее словами, Томоэ покрепче запахнул хаори, чтоб под ткань не проник прохладный воздух, и сложил ладони на пояснице богини, отчего та медленно попыталась отползти. - Скажи, Лина, - заговорил лис приглушенным голосом, отчего иномирянка замерла, прислушиваясь. – Ты любишь меня? И тут Томоэ ощутил, как часто-часто забилось маленькое сердечко. А Лина молчала, медленно наливаясь румянцем, потому что вместо твердого «нет» в голове было малодушное «не знаю». И ему оставалось надеяться на ее хваленое благородство, которое не даст ей соврать ему. Лис медленно скользнул рукой по ее спине вверх, зарываясь пальцами в ее волосы. - Но прежде чем ты мне солжешь, - негромко предупредил он, - я скажу тебе, что знаю правду. - Какую ты там правду знаешь, - начала хриплым голосом Романова, мгновенно вскипая, и приподнялась на руках, чтобы взглянуть в наглые серые глаза. Волосы ровными рядами упали на оба плеча, закрывая от обзора то небольшое богатство, выращенное непосильным трудом Момодзоно. – Ты ходишь по краю моего терпения уже очень давно! - Боюсь, все совсем наоборот, - притворно вздохнул лис, хитро-хитро взглянув на нее. А Лине словно красную тряпку показали. Не помня себя от ярости, она зашипела ему в лицо: - Хочешь это тело? Надоел! Бери и отстань уже! – съехав ногами по обе стороны, седлая его, иномирянка с остервенением потянула в разные стороны ткань кимоно, силясь содрать. Лис даже опешил. Совесть что-то слабо пискнула о романтике и шелковых простынях, но Романову уже несло. - Ну! – иномирянка, возясь и толкаясь, рывками раздирала на нем кимоно, злясь на ткань. – Бери уже свое и катись на все четыре стороны, кобель ушастый! – в воздух взлетел один пояс, а за ним и второй. - Ус…по…койся, - с трудом зажав как в тисках беснующуюся богиню, Томоэ неподдельно грустно вздохнул. Потом, подняв ее лицо за подбородок, вгляделся в глаза. – Глупая женщина. Я не хочу это тело. - Да что ты говоришь! – яростно прошипела она ему в лицо, пытаясь вырваться. - Я хочу эту душу, - словно в глазах можно было рассмотреть эту самую душу, ёкай всматривался в них, словно силился растопить лед. – Сколько бы ни было тебе лет, сколько бы ран тебе не нанесла жизнь, какие бы травмы ты ни получила – я принимаю тебя такой, какая ты есть. - Врешь, - в глазах заблестели слезы, и голос осип. – Ты не знаешь, о чем говоришь! Томоэ лишь усмехнулся, снова прижав дикую богиню к себе поплотнее. Лина, сердито фыркая, ощутила прикосновение к обнаженной коже и смутилась, пытаясь подобраться, как паучок. - Вот я в жизни ничего не боялся, - притворно вздохнув, заметил лис. – А тут едва не оказался жертвой изнасилования. Кому рассказать – не поверят. Травма на всю жизнь. - Дурак, - сердито пробурчала смущенная Романова, силясь сползти с него. Томоэ вдруг приподнялся, одновременно ссаживая с себя девушку и снимая хаори, накрывая ее им. Иномирянка, поплотнее закутавшись в ткань, отползла поближе к дереву, оглядываясь по сторонам и пытаясь определить, в какой стороне храм. Лис неспешно поднялся на ноги, так что ветер разметал полы кимоно, обнажая тело. Романова вытаращилась, силясь врасти в шершавую кору дерева. Выдержка, толстой броней защищающая разум, пошла трещинами, грозясь выставить иномирянку обычной маленькой истеричкой. - Я тут подумал, - вильнув хвостом, лис скосил на девушку масленый взгляд. – Если уж моя богиня так хотела видеть меня без одежды, я не могу отказать ей в этом удовольствии. Ёкай повернулся к ней, нарочито медленно стягивая с плеч льняную ткань, оголяя стройные плечи с гладкой бледной кожей как у аристократа. Романова затравленно посмотрела по сторонам, силой воли сохраняя остатки выдержки. Ветер разметал длинные серебристые волосы, тяжелым водопадом вновь упавшие ему на спину. Лис спустил кимоно до пояса, загадочно удерживая его в запахе чуть ниже талии. И когда он сделал вид, будто собрался отпустить ткань ручьем стечь к его ногам, Лина взвизгнула, закрывая лицо руками. - Дурак! – сердито возмутилась она, еще и зажмурившись для верности. – Что ты творишь вообще! Немедленно оденься, сумасшедший! Томоэ, широко улыбаясь, запахнул кимоно, подхватывая с земли пояса и повязывая их безукоризненно идеально. Подошел и подхватил ее с земли. Иномирянка, пунцовая то ли от смущения, то ли от злости, сложила руки под грудью, сердито уставилась в пространство перед собой. Ёкай, взглянув на нее, осторожно коснулся губами ее макушки, заставляя девушку замереть. - Хватит меня целовать, - сквозь зубы отозвалась Романова. - Что поделать – хочется, - беспечно отозвался лис и тут же добавил, видя, что она снова пытается что-то сказать: - А еще раз вспомнишь о Нанами, так поцелую, что думать забудешь о чем-либо другом, кроме меня. Богиня замолчала, поджав губы. Томоэ, желая продлить приятное мгновение, решился пройти пешком до храма, поддерживая на руках иномирянку и наблюдая, как она мучительно о чем-то думает. - Это ведь не может быть правдой, - пробормотала Романова, опуская голову. - Что именно? – участливо поинтересовался ёкай. - Ты не можешь меня любить, это невозможно, - краснея еще сильнее, пробурчала Лина, не поднимая на него глаз. - Отчего же, - пожал плечами Томоэ и усадил девушку на руку, чтобы посмотреть в ее смущенное лицо. Остановился, серьезно рассматривая карие глаза. – Я нахожу в тебе привлекательным то, что при первой встрече меня раздражало: упрямство, сила воли и, - он усмехнулся, - дикий темперамент. Легонько касаясь его плеч, чтобы не упасть, Лина снова опустила взгляд, сердито краснея. - Просто ты бесишь, будто специально. - Ну, сейчас, когда я нахожу это забавным, и правда неслучайно, - широко ухмыльнулся ёкай. Богиня раздраженно цыкнула, и Томоэ счастливо рассмеялся, запрокидывая голову. Отсмеявшись, лис поймал взгляд иномирянки. – Я сказал тебе правду. А теперь жду, что и ты сможешь сказать, что любишь меня. - Отстань, - сердито отозвалась Лина, стрельнув взглядом в сторону. - Будем считать, что это «да», - угадал ёкай, перехватывая девушку поудобнее и возобновляя шаг. Та промолчала, пытаясь восстановить душевное равновесие. Внезапно перед лисом выросли стражи, впереди которых стоял сам бог войны. Мгновенно ощерившись, лис спустил богиню с рук, задвинув ее себе за спину. - Можешь не прятать эту женщину, ёкай, - громогласно возвестил посланник пантеона. – Земной богине-человечке, замещающей Микаге в его храме, сегодня был вынесен обвинительный приговор. Я послан забрать Момодзоно Нанами и доставить к Окунинуши-сама. Томоэ услышал, как за спиной довольно фыркнула иномирянка. Непонимающе нахмурился: чему тут можно радоваться? Потом ощутил едва ощутимое прикосновение к руке – Романова тронула его за рукав. - Не волнуйся, Томоэ, - выходя из-за его спины, мрачно произнесла Лина. – Если я что-то нарушила, я за это отвечу. - Мудрое решение, смертная, - сурово похвалил ее бог войны и протянул руку. – Идем. Романова твердо подошла и встала перед ним, упрямо не касаясь протянутой руки. Кивнув, бог махнул рукой, и вся процессия исчезла. Следом за этим барьер, окутывающий город, пронзила молния, будто посланная с неба, и он рассыпался, снова впуская миазмы и злых духов. Что творилось на горе тэнгу, представить было несложно. Но можно было надеяться на братьев Курама и их силу. Томоэ кинулся в храм, где потрясенные хранители не знали, за что взяться, глядя, как осыпается пеплом карта, с таким титаническим трудом сделанная богиней. - Лину забрали в храм Окунинуши, - появившись в кабинете, сказал лис. Ощерившиеся было шикигами переглянулись, и Мидзуки удрученно присел там, где стоял. - Окунинуши-сама рассержен политикой Нанами-сама! – возбужденно проговорил Котетсу. - Поставив барьер не только над городом, но и над горой тэнгу, Нанами-сама посягнула на территорию пантеона, - закивал в подтверждение Оникири. - И теперь ей вынесут наказание! - Перед этим полностью лишив прав на создание барьеров над любой территорией, кроме собственного храма! - Как ее накажут? – холодея, спросил Соран. - От тюремного заключения до выполнения сложной и грязной работы, которую обычно не поручают богам, - пожал плечами Оникири. - Но убить ее не имеют права, - едва слышно выдавил Мидзуки. – Нам придется только ждать. Томоэ, раздраженно пройдя к рабочему столику богини, опустился на подушку и коснулся белой вязи метки, прислушиваясь. Спокойствие и немножечко раздражения – значит, с ней пока все хорошо. И правда, оставалось только ждать. =============== https://sun9-60.userapi.com/c543107/v543107143/1b8e1/EgovHr83wwA.jpg для атмосферности