В чём тупил канон

Отметьте ошибочки, пожалуйста) ================= - Просыпайся, Нанами-чан, в школу опоздаешь! Голос матери раздался в открытых дверях, пробуждая Момодзоно ото сна. Раскрыв глаза, девушка медленно зевнула и с чувством потянулась на кровати, слыша, как прохрустывают все суставчики, залежавшиеся за ночь. Хихикнула и, спустив ноги на пол, нашаривая тапочки, призадумалась. Отец был в командировке, старшие братья – отсыпались на законных каникулах, младший досыпал в кроватке, а мама уже доготавливала для обоих младших детей завтрак. Все как и должно быть, но казалось, что чего-то не хватает. Глянула за окно – там стояло прекрасное сентябрьское утро, прохладное, но ясное, и восходящее в голубом небе солнце обещало хорошее настроение и погоду на весь день. «Точно, - подходя к шкафу-купе и рассматривая свое отражение, - сегодня за мной зайдет Кирихито». …На кухне уже была только мама. Младший братик был накормлен и отправлен в свою комнату лениво играться с игрушками. - У ворот твой жених уже минут двадцать прохаживается, - Кумими лукаво улыбнулась. – Хочешь, можем позвать его сюда, пусть позавтракает нормально. - Еще чего, - фыркнула Нанами. – Пусть подождет, ничего страшного не случится. - И то верно – и так видел тебя последние полгода чаще, чем мы, - в шутку посетовала женщина, на что Момодзоно лишь улыбнулась. Откусывая бутерброд и запивая его чаем, Нанами не могла вспомнить, где провела последние полгода, в голове была такая черная дыра, словно кто-то вырезал все воспоминания за последние шесть месяцев жизни. И это… пугало. Закончила завтрак, под изумленным взглядом матери вымыла за собой чашку и, подхватив сумку с тетрадками, пошла к дверям. Но была перехвачена крепкими объятиями Кумими. - Я так рада, что ты снова с нами, - горячо зашептала та, едва сдерживая слезы. – Пожалуйста, не покидай нас больше. Я прощаю тебе все, можешь даже переехать к своему Кирихито-куну, только не обрывай с нами связь, ты же знаешь, как мы тебя любим. Нанами стояла, чувствуя руки матери, и смотрела невидящим взором на стену, ощущая, как слова женщины достигают самого сердца. Зачем она так сделала с ними? Почему так жестоко обошлась со своей семьей? Что произошло за эти полгода? Что она за тварь такая? И Нанами не была уверена, что хочет знать ответы на эти вопросы. - Я больше никуда не уйду, мам. Обещаю, - обернулась и порывисто обняла Кумими, прежде чем обуться и выйти за дверь. …Как будто чего-то не хватает… Момодзоно прошлась по дорожке к калитке, находя взглядом Мори, который тут же широко и радостно ей улыбнулся. Вышла к нему и как ни в чем не бывало подставила щечку для поцелуя. Кирихито, обрадованный ее расположением, не преминул схватить ее за руку, перед этим перевесив ее сумку себе на плечо. И все же как будто чего-то не достает. Нанами обвела взглядом пространство, словно пытаясь зацепиться за какую-то деталь, которая бы помогла ей вспомнить, но так ничего и не обнаружила. И все же… Увлеченная болтовней Кирихито, Нанами отвлеклась от мыслей, шагая вместе со своим парнем в школу. Соранраку потрясенно глядел ей вслед, бессильно опустившись на колени, потому что не сумел ее дозваться. Проведя ночь в доме людей, Нанами Момодзоно перестала быть связанной с миром богов, и ее судьба больше никак не касалась другого мира. «Сбылась мечта Лины», - Соран вытер глаза и встал с колен. Нанами больше не их проблема. *** Иномирянка открыла глаза, чувствуя, что не может нормально вздохнуть, как будто на ней лежит десятитонный пресс. Комната была залита неярким рассветным светом солнца, и легкий прохладный ветерок колыхал прозрачную занавеску балкона. Лина лениво положила руку на грудь и обнаружила там чью-то тяжелую голову, мешающую нормально вздохнуть. Романова задержала дыхание, замерев на долгое мгновение. Первой мыслью было схватить за волосы несносного лиса и спихнуть на пол, придав пинка для ускорения. Но, успокоив себя, Лина осознала, что пришла пора привыкать к Томоэ. Если не смириться с прикосновениями, ни о какой близости речи быть не может. Медленно выдохнула, душа порыв едва не начавшейся истерики, и осторожно положила руку ему на голову, нашаривая пальцами неожиданно нежное ухо. С мыслью о том, что поглаживание уха можно отнести к той самой «ласке», о которой все говорят, Романова, сурово нахмурившись, принялась очень осторожно поглаживать большим и указательным пальцами эту странную часть тела, надеясь, что для Томоэ это будет приятно. Уставилась в потолок, глубоко задумавшись над тем, как серьезно закрутилась история вокруг ёкая. Вспомнила о том, что пантеон безжалостно стер всю ее защиту, которую она с таким трудом выстроила вокруг города. Люди остались без защиты перед миазмами и падшими духами, которые с радостью принялись заново терзать вычищенные дома, только теперь в разы сильнее, приведя с собой более мощные и злые силы. А карта? Карта, по которой легко можно было отыскать любые неполадки в защите, ведь только с ее помощью удалось найти потерянную дочь тэнгу, - уничтожена. Красноречивое доказательство, что пантеону плевать на людей. «Как так можно?» - поджав губы, Лина шумно вздохнула и замерла – Томоэ под ее руками (когда только успела вплести пальцы в его волосы?) пошевелился, приподнимаясь, опираясь руками в матрац по обе стороны от нее и глядя совсем не сонными серыми глазами в ее. - Я тебя разбудила? – нахмурилась Романова, убирая руки. Лис качнул головой и, протянув руку, разгладил суровые морщинки между бровей. Склонился, вглядываясь в ее глаза, и очень нежно коснулся губами ее плотно сжатых губ, заставив напряженно сжать кулаки. Отстранился, наблюдая, как иномирянка пытается справиться с паникой и ошеломлением, не мигая таращась на лиса. - Доброе утро, Лина-чан, - произнес тот и медленно пропустил между пальцами русые пряди ее волос. – Я не спал. В тишине ночи твое сердцебиение показалось мне музыкой, которую хочется слушать вечно, и я приложил голову к твоей груди, чтобы лучше его слышать. Неискушенная во флирте, Лина серьезно выслушала его мотивы, хмурясь и анализируя. - И мне были приятны твои прикосновения, - опустив тон голоса до интимного шепота, проговорил Томоэ. – Я счастлив тому, что ты первая решила меня коснуться. Возможно, у меня есть шанс на то, что когда-нибудь моя драгоценная богиня меня полюбит. Лина настолько сурово проявляет свои чувства, что Томоэ даже не понимает, что уже завладел ее сердцем. Романова прикусила внутреннюю сторону щеки и решила, что есть вещи поважнее чувств. - Ты чем-то обеспокоена? – мгновенно отреагировал на смену ее настроения лис. - Барьер от злых духов, который я создала, исчез. Я беспокоюсь за людей, которых теперь некому защищать. И я не знаю, имею ли на это право, будучи вне закона, - присела, подтянувшись к спинке кровати, и вопросительно посмотрела на лиса, ища ответа. Томоэ, заражаясь ее серьезностью, тоже присел на постели, ловя ее взгляд. - Человек и дикий лис всегда были вне закона в пантеоне. Но я не знаю, как они отреагируют на людей, которых мы спасем. – Лина вскинула брови. – А ты думала, я отпущу тебя одну? – ухмыльнулся лис. – Ты теперь от меня не отвяжешься. - Ты правда думаешь, что они способны уничтожить тех людей, кому мы поможем? – стараясь не смущаться словам ёкая, иномирянка постаралась сосредоточиться на главном. - Несмотря на то, что ты носила метку бога, ты оставалась человеком, но вспомни, что Окунинуши с тобой сделал, - серебристый хвост в ярости мазнул по воздуху. – Я ничего не забыл, и он поплатится за каждую каплю твоей крови. - Ты хочешь развязать войну? – сделала логичный вывод из его слов Романова. - Не совсем, - лис как-то незаметно перетек поближе к Лине и, кладя руку ей в ладонь, сплетаясь пальцами, чтобы в это свежее сентябрьское утро ей не было холодно, отметил, как сбилось дыхание девушки. Чувства, возникшие при таком интимном касании, напугали ее, потому что напоминали ей о том, что случилось в детстве. Резко вывернув пальцы из его ладони, Лина сжала кулаки, прижав их к груди. В комнате воцарилась тишина. Иномирянка, пытаясь справиться с собой, злилась на себя за слабость. Томоэ, сощурившись, вдруг схватил ее и сжал в объятиях, прижимаясь со спины. Так крепко, чтобы его богиня и не думала рыпнуться. Лина только моргнула. - Лучше? – сухо поинтересовался лис. - Как… ни странно, - удивленно отозвалась девушка, выдыхая и успокаиваясь. – Так что ты имел в виду? – напомнила она, ощущая себя в полной безопасности. - Есть судилище богов, на которое собираются великие боги семи континентов. Если мы соберем достаточно свидетелей беззакония Окунинуши, он будет свергнут с поста бога, пантеон распущен как некомпетентный орган, и будет назначен новый глава. - Звучит просто. В чем подвох? – озадаченно нахмурилась Лина, пытаясь посмотреть на него через плечо. - В жертву приносить никого не нужно, - сразу развеял опасения Лины Томоэ, хмыкнув где-то рядом с ее ухом. – Судилище богов – сложное и серьезное мероприятие. Нужно найти как минимум четырех свидетелей с убедительными аргументами, доказывающими преступлений Окунинуши и подвластного ему пантеона. Тот, кто выиграет суд, выиграет в первую очередь свою жизнь. А тот, кто проиграет, лишится ее. И я не хочу рисковать твоей жизнью, - мрачно произнес лис, взяв ее руку и нежно поцеловав пальчики, все еще сжатые в кулачок. - Значит, нужно сначала найти тех четырех свидетелей, - стараясь абстрагироваться от волнующих мурашек, пробежавших по спине, проговорила Лина. В теплых объятиях ёкая было так надежно, что, казалось, можно пережить все. Аккуратно разжала кулак, подавляя детское желание зажмуриться. Выдохнула, стараясь примириться с новыми ощущениями. – У тебя есть кто-нибудь на примете? Томоэ растянул губы в улыбке и наградил раскрытую ладошку поцелуем прямо посередине, вызывая глубокий судорожный вдох и медленный выдох. - Ни ты, ни я ими быть не можем, - заговорил он, - потому что в противовес у нас есть по преступлению. Ты незаконно проникла в этот мир – и им будет неважно, что это не твоя вина. Я – когда-то убил человека, и для них нет срока давности преступления. - А нам не предъявят за эти преступления, если мы придем туда? - Нет, потому что, строго говоря, мы будем выступать посредниками между свидетелями преступлений Окунинуши и им самим. А посредники – лица третейные. - То есть, ты все же хочешь это сделать? - Я не исключаю такую возможность. Но сначала нужно собрать этих четверых. И беречь их, чтобы с ними ничего не случилось. Окунинуши не побрезгует самыми грязными методами, чтобы убрать нас. – Томоэ, опустив ее руку, посмотрел ей в глаза. – Ты уверена, что хочешь в этом участвовать? - Я хочу поставить точку в твоей истории разбирательства с синтоистским пантеоном во что бы то ни стало, - серьезно сказала Романова, абстрагируясь от других чувств. Ёкай вгляделся в глаза Лины, рассматривая серую радужку с едва заметными зелеными прожилками. Скользнул взглядом к рассыпавшимся по плечам прядям – парочка коротких завились в колечки на кончиках. Поднял руку, приглаживая и расправляя прядки волосок к волоску. Опустил руку и, поднявшись с постели, отошел к балкону, глядя поверх деревьев вдаль. Обнял себя за плечи, словно ему стало холодно, и, подрагивая чутким ухом, сжал губы, собираясь всю волю в кулак, чтобы задать самый главный вопрос. - Ты правда этого хочешь или в тебе говорит божественное чувство справедливости? – ровно спросил Томоэ, не оборачиваясь. - Почему ты об этом спрашиваешь? – жестко спросила Лина. – Это слишком туманная формулировка. Не нужно ходить окольными путями, скажи прямо, чем ты недоволен… - богиня осеклась, когда лис обернулся и посмотрел на нее. Сжала кулаки и, беря себя в руки, выдохнула. Заговорила, глядя в упор в стальные глаза. – Мое чувство справедливости не только божественное, но и врожденное, а значит, воспринимать нас порознь – не лучшая идея. Посему – я, - интонационное ударение, - хочу поставить точку в твоих с пантеоном отношениях, чтобы ты, - снова ударение, - жил спокойно. Я ясно излагаю свою мысль? - А для чего это тебе? – снова задал вопрос ёкай, не отходя от балконной двери, и ветер, залетевший через тюль, рассыпал волнами серебристые волосы. - Потому что ты мне дорог, - сурово сдвинув брови к переносице, ответила Лина. – И то, что беспокоит тебя, причиняет неудобство и мне. Ведь она никогда не говорила ему даже о своей симпатии. Томоэ продвигался на ощупь во тьме ее страхов и чувств, интуитивно понимая, что можно, а что нельзя, и никогда не знал наверняка, стоит ли ему надеяться на нечто большее со стороны его богини, или она, не изменяя себе, поможет ему, а потом исчезнет в свой мир. Он мог сколько угодно целовать ее руки и смотреть ей в глаза, но это было лишь тело. Слишком пугливая и правильная богиня закрыла душу на тысячу замков и выбросила ключи. Как узнать, что там внутри? - Насколько я тебе дорог, Лина-чан? – задержав дыхание, произнес Томоэ, чувствуя, как страх обдал его холодом с головы до ног. Романова криво усмехнулась, не ожидая такого прямого вопроса. Заправила прядь русых волос за ухо, оглядывая деревянные полы их комнатки в Фунбари. Нанами нет. Юкидзи канула во тьму времен. И Лина может позволить себе примириться с собственным сердцем, которое отчаянно рвется к лису. И по старой русской женской традиции можно простить ему глупость тех снов, незнание ее боли и травм. Он давно искупил свою вину, а для нее и вовсе никогда не был диким лисом, что бы она ни говорила. Томоэ ждал ее слов. Ему на секунду показалось, что он перестал ощущать собственный пульс. Время словно замерло, а Вселенная сузилась до размеров девушки, сидящей на постели в пене шелка покрывал. Может, он не чувствует пульса, потому что сердце не у него в груди, а в ее руках? - «Дорог» - это не то слово, которым можно выразить чувства, которые ты у меня вызываешь, - медленно проговорила Романова. – Я… - она помедлила еще, подбирая слова. – Я не совсем понимаю их, - призналась она. – Потому что они больше моего сознания или того, к чему я привыкла. И если отвечать на твой вопрос, то степень твоей дороговизны, - фыркнула, - мне неизвестна. Но ответ – однозначно, да, дорог. Насколько? – и пожала плечами, давая понять, что время покажет. Томоэ застыл мраморной статуей самому себе, пытаясь переварить ею сказанное. Она его любит – вот, что главного вычленил он из всех ее слов. Вот, почему так отчаянно стремилась помочь ему все это время, прикрываясь каким-то непонятным долгом перед Нанами. Почему защищала его, когда их из храма выгнала богиня грома. Почему всегда вставала на его сторону. Лина любила его всегда, еще задолго до того, как попала в их мир. И его счастье было для нее важнее ее собственного, и… - Я пойду приготовлю что-нибудь на завтрак, - не дождавшись от него никакой реакции, проговорила Лина, сползая с кровати и стягивая за собой постель. Потом оглянулась, ойкнула и принялась поправлять обратно. Томоэ припомнил, что в храме она всегда так делала и поправляла всегда неуклюже, делая только вид порядка. Когда он приходил прибираться в ее комнату, даже в шкафах был беспорядок, хотя, казалось, в дальнем верхнем углу ей точно не могло ничего понадобиться. И это было так мило до щемящего чувства в сердце – осознавать, что суровая и до мозга костей праведная русская богиня не может совладать с нарядами, которые как живые ускользали из шкафа и сами раскидывались по комнате, ровно как и постель. В этот момент, глядя, как Лина пытается справиться с непокорным одеялом, трусливо сбившимся на одну сторону пододеяльника, лису казалось, что он любит в ней каждую частицу ее характера – от острого в работе ума до кривых в домашнем хозяйстве рук. Фыркнул, решительно пересекая комнату и отбирая у нее из рук одеяло. - Боюсь представить, что будет с кухней, если ты начнешь готовить, - с улыбкой заметил он ей, с легкостью встряхивая пододеяльник, в котором как по волшебству все встало на место. В другой момент иномирянка разозлилась бы, что он указывает ей на ее слабость, но сейчас Романова понимала, что ёкай не враг ей, а значит, просто шутливо подтрунивает. - Ладно, - хмыкнула она, - намек понят. *** Наруками сидела на подушках перед низеньким столиком и небрежно обмахивалась веером, сворачивая и разворачивая его, чем жутко раздражала. Микаге сидел напротив нее и, разглядывая чаинки в пиале, невозмутимо пил чай, не обращая внимания на внешние раздражители. Мидзуки, преодолевая внутреннее отвращение к гостившей у земного бога особе, прислуживал у их стола, мельком ловя на себе долгие задумчивые взгляды богини. Его знобило от этих взглядов, словно они могли физически его касаться, и навязчивое желание помыться накатывало сильнее с каждой секундой. Сам альбинос уже умоляюще косился на замершего у стены Хицу, чтобы он разорвал их с этой богиней непонятную связь. Хикиханацу холодом янтарного взгляда прожигал богиню, словно пытаясь выжечь ее из храма, на что та кидала насмешливые взгляды и продолжала обмахиваться веером.. - Рада, что ты наконец-то вернулся, - без оной заметила Наруками. – Девчонка, которой по слухам ты доверил свою метку, была – неслыханно! – человечкой! – она презрительно поморщилась, обвинительно ткнув веером в сторону Микаге. – Не зная всей тонкости бытия богом, пыталась управлять целым храмом. И смотрела на все со своей человеческой точки зрения, - возмущенно выговаривала она наболевшее. – Осквернять такое прибыльное место своими обрядами очищения, фи! Мидзуки незаметно глянул в сторону Хицу, который утроил свое внимание, сжав руку на эфесе катаны. - Я уже почти выгнала эту наглую тварь из твоего храма, но тут заявился Отохико-кун и сказал, что благодаря ее усилиям, прихожан станет больше. Я подумала и отпустила ее на время, - самодовольно фыркнула богиня грома, желая привлечь внимание к своему великодушному поступку. – Ну, признайся, съел ее как нормальный бог? – лукаво блеснула глазами, делая вид, что знает все. Хранители замерли, решив, что им послышалось или у ее слов было другое значение. – Окунинуши не добил ее, сказал, что она успела сбежать до казни. Но я чую здесь человечий дух – наверняка она здесь была. – Наруками, уже не делая вид незаинтересованности, вперила взгляд в Хицу. – Как же все-таки прекрасны юные боги, незамутненные ядом понимания, - хохотнула, почти облизав взглядом самурая. – Какой сильный хранитель у нее получился… Я слышала, их было двое? – глянула на Микаге, на что тот молча сёрбнул чай. – Не бойся, малыш, - быстро теряя интерес к возможному ответу своего собеседника, богиня грома кивнула Мидзуки. – Я научилась выпивать хранителей быстро – ты ничего не почувствуешь, - озорно подмигнула. Альбинос спал с лица и, несмело улыбнувшись, отодвинулся к двери, чтобы ускользнуть в коридор. Перед визитом гостей Микаге предупреждал их, чтобы они ничему не удивлялись и не ужасались, оставались равнодушными к происходящему, как и полагается настоящим хранителям. И сейчас стало ясно, почему. - Только ты, Микаге-кун можешь возиться со всяким мусором, - поморщилась от отвращения Наруками и брезгливо отодвинула наполненную Мидзуки пиалу саке. – Чужой хранитель – это такой геморрой, - и, хлопая свернутым веером себе по ладони, начала перечислять: - Сотри ему память, обучи служить тебе, привяжи к себе, подпитывай силой, а он в итоге все равно дохнет от тоски, потому что сердце предано тому, кто его создал, и кто вложил в него часть души! – с ненавистью оглядела хранителей. Угрожающе тихо прошипела: - Выпить, и дело с концом. Потенциальный предатель не нужен в храме. И хотя смотрела она на Хицу, скрещивая с ним взгляд, словно катану на поле боя, не по себе стало Мидзуки, который поспешил прикрыть за собой створу сёдзи и побрел в сторону кухни, потерявшись в собственных мыслях. Остановился, когда почувствовал на плече руку, чувствительно сжавшуюся. Поднял глаза, встречаясь с обеспокоенным взглядом Соранраку. - Что случилось? – тревожно разглядывая его лицо, спросил он. Вместо ответа Мидзуки обнял менестреля, утыкаясь лбом в белый кафтан. - Спрячь меня в своем свете, - закрыв глаза, прошептал змей севшим голосом. - Кто здесь? – машинально прижав его к себе, успокаивая, сурово спросил Соран, даже не осознавая, как был похож на Лину в этот момент. - Наруками, - был тихий ответ. - Вот стерва, - зло бросил Соран и, отодвинув к стене альбиноса, решительно двинулся к кабинету земного бога, срывая с пояса флейту и поднося ее к губам. Менестрель почти с ноги раскрыл дверь и, глядя в лицо сидевшей напротив Микаге богини, выдул протяжный мотив, похожий на скандинавский, отчего ошеломленную Наруками выгнуло, словно она была одержима. Аккуратный рот некрасиво разинулся, словно в беззвучном крике боли, и наружу показалась скверна, зависнув посреди комнаты, такая темная и густая, словно эта масса была душой богини, а не паразитом, надолго засевшем в ее сердце. Соран изменил мотив и сыграл что-то легкое и душевное – Лина слышала такую песенку у славян на празднике Ивана Купалы, оттого вложила этот мотив в росшего в яйце шикигами. В тот же миг очищающая волна вихрем снесла все темное, что успело наследить на территории храма за время отсутствие бога, бесследно забирая с собой темную массу, исторгнутую и Наруками. Богиня грома упала без чувств, закатив глаза и не подавая признаков жизни. - Мерзость, - сплюнул Соран и негодующе посмотрел на Микаге, который соизволил перестать прятаться за пиалой с чаем и тоже посмотрел на него. – Что за цирк? - Почему ты здесь? – спокойно спросил земной. - Нанами переночевала в доме людей и лишилась божественного прошлого, - криво усмехнулся Соранраку, мысленно поражаясь иронии судьбы. – Она ничего не помнит и меня не увидела, спокойно приняв свою жизнь среди людей. Микаге снял очки и потер переносицу, словно обычный человек после трудного рабочего дня. - Может, оно и к лучшему, - проговорил он. – В этом случае для Окунинуши она окончательно перестанет представлять интерес, и он о ней забудет. В раскрытых дверях показалась мордашка Мидзуки, который после обряда очищения чувствовал себя значительно лучше и морально, и физически. - Лина-сан хотела именно этого, - пожал плечами Микаге, вновь водружая очки на место. – Простого человеческого счастья для Момодзоно. - Не говори так, словно ты приложил руку к этому счастью, - ядовито прервал его Соран. - Ты забываешься, хранитель, - холодно осадил его Микаге, напоминая о своем втором Я. - Ни в коем случае, - выступил Хицу, отделившись от стены. – Мы помним, кому мы служим, как верно сказала Наруками-доно, и благодарны вам за то, что вы не стерли нашу память. Прошу простить моего эмоционального друга, - в устах Хицу извинения звучали требованием, и Микаге лишь хмыкнул, собравшись дать ответ, как вдруг пошевелилась Наруками, приходя в себя и садясь обратно на подушки. - Она выжила? – не сдержал удивления Мидзуки, тут же ловя на себе скептический взгляд всех присутствующих. Богиня грома, щурясь, словно от головной боли, оглядела собравшихся и сжала пальцами виски, словно силясь физически выдавить из себя мысли. - Не думала, что когда-нибудь сама поучаствую в обряде очищения, - глухо заговорила она. – Только это все зря, - пустой взгляд остановился на Соране. – Никакой обряд очищения не поможет, если очищаемый сам является источником скверны. - Почему? – нахмурился менестрель. – Лина показала, что богам под силу справляться с любой скверной, и я тому доказательство. - Ваша Лина, - невесело хмыкнула Наруками, - была настоящей богиней, несмотря на свое человеческое происхождение. Прилежно исполняла свои обязанности, хотя и не была обязана. Помогала другим и спасала тех, кого могла. – Замолчала, словно что-то вспоминая. - Разве это не нормальное поведение всех, кому даровано столько силы и власти? – хмурился Соран. - Синтоистский пантеон забыл, что значит защищать и оберегать тех, кто вверен его защите, - медленно проговорила Наруками. - Йономори-сан помнила! – не выдержал Мидзуки. – И Н… Лина-чан! Богиня грома наткнулась на него взглядом, словно только что увидела. - Да, ты прав, малыш-змей. Йономори помнила о людях и своем предназначении до самого последнего вздоха. Ты должен был унаследовать ее волю, ведь ты видел ее смерть. – Наруками посмотрела в глаза Микаге, договаривая: - Видел, как мы казнили ее. - Чт… - Мидзуки подавился словом, потому что его голова словно взорвалась от невыносимой боли, подкосившей его, заставив рухнуть на колени. - Мидзуки! – кинулся к нему Соран. - Что ты имеешь в виду? – холодно вопросил Хицу, угрожающе двинувшись в сторону богини. - Лишь то, что сказала, - равнодушно пожала она плечами, мазнув по нему пустующим взглядом, и снова посмотрела в карамельные глаза за стеклами очков. – Кажется, у тебя тоже есть тайна, Микаге-кун, - криво улыбнулась. – Я ее уже не узнаю, но пока я здесь, хочу сказать спасибо за то, что у меня появился выбор. Теперь я выберу смерть, потому что в новой системе вещей, которую ты собрался строить, мне нет места, - она исчезла, оставив после себя веер и разбросанные подушки. - Не я, Наруками-чан, - с горечью проговорил пустоте Микаге. – Не я… - Куда она исчезла? – строго вопросил Хицу. - Груз прошлого не позволит ей жить, - ответил хозяин храма. – Она уйдет за грань и сольется с рекой душ. - В чем же тогда был выбор? – недоуменно спросил самурай. - В свободе принятого решения. Обряд очистил ее разум, позволив ей самой решить, стоит ли возвращаться к прошлому образу жизни. И, признаюсь, - сверкнул взглядом Древний, - пожелай Наруками другого, я бы сделал выбор за нее. Хицу сжал кулаки, искренне желая, что Рин-сама была отсюда как можно дальше и счастливо жила свою жизнь с лисом, не зная ни о чем. В руках Сорана всхлипнул Мидзуки, приходя в себя и привлекая внимание остальных. - Сора, - альбинос ухватился слабыми пальцами за отворот его кафтана, - я все вспомнил. Йономори-сама не умерла, всеми забытая, в храме воды. Ее казнили за отказ следовать новым правилам пантеона. Они убили ее… Убили Йономори-сама…