Дай мне тебя понять

POV Ваас Проходит около минуты и, кажется, наркотик начинает действовать. Она пошатывается, оседает на пол. Да, конечно, ей не по себе. Вряд ли она раньше принимала подобные препараты. Тяжело дышит, слишком тяжело. Надеюсь, я не переборщил с дозировкой. Может, все же не стоило давать ей целую таблетку? Сажусь напротив и начинаю наблюдать. Начинаю ждать. Нервный стук пальцев по деревянным доскам. Она смотрит в одну точку, обхватывает себя руками и медленно раскачивается взад-вперед. Ничего, сейчас уже отпустит, сейчас успокоится… Наверное. Может, стоило ее связать? Средство сильное, может и крышу снести… «Оно сносит все барьеры, все рамки, в которые человек себя вгоняет, оно освобождает разум…» - слова Эрнхардта эхом звучат в моей голове. Наконец, она переводит взгляд на меня. Да, наркотик, определенно, действует, зрачок расширился. Ух, сейчас ее понесет. Хотя, не страшно. Если начнет буянить – кольну морфий. Это весьма жестокий способ, но по-другому не получается. Иначе я никогда бы не смог вытрясти из неё всю эту хрень, что она держит в себе. - Сигарету можно? – тихий голос выводит меня из раздумий, я вновь сосредотачиваюсь на этой реальности. Что? Сигареты? Не подумал бы, что она курит. Нашариваю пачку в кармане, протягиваю ей. В полумраке вспыхивает огонек зажигалки, и вот, под потолок уже тянется струйка сизого дыма. Она закашливается, но продолжает курить. - Крепкие. - Ты курила? – нужно начать разговор. Девушка разглядывает сигарету прежде чем сделать еще одну затяжку и выдохнуть: - Бросила. Давно. Тяжело вздохнув, достаю еще сигарету, закуриваю сам. Давно я так не волновался. - Расскажи мне о себе. -Что именно ты хочешь знать? Я на секунду задумываюсь. Действительно, что я хочу знать о ней? - Для начала, расскажи о семье, – я не хочу знать это, но нужно заходить издалека. Нужно знать, как закалялась сталь, нужно проявить терпение. - Я из Москвы, но это ты и так уже знаешь. Жила с матерью и старшей сестрой в обычной квартире, каких много. Обычная семья. - А отец? - Он был пожарным. Пять лет назад погиб в огне. Странно. Она так спокойно об этом говорит. Словно ее это даже не трогает… - А что с учебой? - Мама настояла на том, чтобы я поступила в медицинский вуз. Тогда мне это еще не было столь интересно, как сейчас, но я старалась, училась… - То есть, - я делаю еще одну затяжку. Никотиновый дым проникает в легкие, помогает расслабиться, сбросить напряжение. – Как я вижу, ты потом втянулась? Что тебя заинтересовало? Ведь есть куда более интересные профессии. Я вижу, как ее взгляд затуманивается, она что-то вспоминает. Тонкие пальцы скользят по запястью, очерчивая длинные белесые шрамы. В комнате повисает тишина, я уже хочу повторить вопрос, но ее голос вновь разносится по комнате: - В моей жизни было два больших косяка. Два огромных косяка, которые я стараюсь не повторять, – она говорит тихо, практически шепчет, но я отлично слышу каждое слово. Не знаю, почему, но мне кажется, что я окажусь первым человеком, который услышит эту исповедь. Что-то с ней случилось, пробило брешь. Я кое о чем догадываюсь, но мне нужно подтверждение. - У тебя шрамы на запястьях. Ты резала вены? Она не спешит говорить, взгляд снова падает на пачку. Без лишних слов, протягиваю еще одну сигарету, помогаю прикурить. Ловлю ее благодарный взгляд, руки сами собой отчего-то сжимаются в кулаки. Ей тяжело говорить, это видно. Слишком уж она правильная, слишком принципиальная, сейчас вынуждена мною вспоминать явно не самые приятные моменты своей жизни. Я заставляю её вновь переживать те моменты. Жестоко? Возможно. Но и по-другому ей язык не развяжешь. Препарат действует так, как должен. Она не сможет молчать. На ее лице сменяются эмоции, от грусти и обиды до ужаса, страха и омерзения. Я вижу, как она нервно передергивает плечами. Длинная затяжка, судорожный выдох. - Да, за что до сих пор себя ненавижу. Один из самых глупых поступков в моей жизни. «Оказывается, правильные девочки далеко не всегда совершают правильные поступки…» - И что же случилось с тобой такого, что ты пыталась наложить на себя руки? Она смеется. Тихо, слегка истерично. Она проводит рукой по волосам, поднимает голову. В ее глазах блестят слезы. - Я просто влюбилась. Слепо. Глупо. Наивно… Она говорила много, порой переходя на русский, тогда мне приходилось ее обрывать, и она вновь переходила на английский. Рассказывала о том, как красиво он за ней ухаживал, куча ненужных соплей, от которых мои уши сворачивались в трубочки, но я старался уловить суть. А суть оказалась совсем простой. Любовь – всего лишь жестокий, бессмысленный и беспощадный наеб. - Я согласилась перевести отношения на новый уровень лишь через полгода, - Кира лежала на спине и, куря черт знает какую по счету сигарету, смотрела в потолок. – Он был моим первым, я не имела опыта в подобных делах… Но тогда я была уверена в том, что это судьба, в том, что мы всегда будем вместе… Хах, наивная дура… Поделом мне… Я лежу так же рядом, на спине, и пытаюсь понять, что же она высматривает на этом гребанном потолке… Что в нем такого интересного? Хм... Может быть, та трещина в виде оленя? Или это крокодил? Еще один окурок летит в сторону, она вытягивает из пачки последнюю сигарету и уже сама закуривает, беспардонно вытянув из моего кармана зажигалку. У нее ничего не треснет столько курить? - Мы провели вместе ночь, все было замечательно… Пока я не проснулась. - Неужели, сеньор решил уйти по-английски? – я не удерживаюсь от сарказма. Классическая трагедия, разве нет? Повернув голову, натыкаюсь на пристальный взгляд. Он обжигает. Обжигает скрывающейся в нем болью, безысходностью. - Если бы, Ваас… Если бы это было так… - видя, что я жду объяснений, она вновь принимает сидячее положение и обхватывает себя руками. – Утром я услышала телефонный разговор из коридора. Он рассказывал другу о том, как трахнул меня, сказал, что выиграл спор… Нет, ты понимаешь, в чем прикол? – ее тон становится выше, в нем звучит злоба и обида. – Абсолютно все, каждое слово, каждый взгляд… Каждое чертово прикосновение было пропитано ложью! Ух ты. Необычно, весьма… Да, это действительно подло. Даже не знаю, презирать мне этого парня, или восхищаться его терпением... - И что ты сделала? - Довольно-таки глупую вещь. Я устроила ему скандал, а он меня изнасиловал. Я не знаю, что меня поражает больше. То ли то, что она сказала, то ли то, каким тоном она это произнесла. Так спокойно… Неужели, она так легко об этом говорит? Нет, я определенно ее не понимаю… Оказывается, ей сделали больно. Весьма. Даже больнее, чем я ожидал. - Знаешь, мне нужно было сразу понять, что так не бывает. Не может быть все так хорошо, как складывалось у меня с ним. Он был идеалом. Красивый, умный, сын влиятельного человека… Да еще и учится на врача, жизни спасать собирается… Вот только я не поняла, что идеалов не бывает. Мы сами их придумываем… Я отбираю у нее сигарету и сам делаю затяжку. Хватит с нее. Накурилась уже. - Ты из-за этого вскрыла вены? – я, наконец, приближаюсь к главному вопросу, к цели этого разговора… Девушка смотрит на свои руки, чуть склонив голову набок, словно маленький зверек. На секунду ее губы трогает улыбка, но в следующее мгновение я вновь вижу каменное выражение лица. - Да… Нет. Не поэтому. В смысле, и из-за этого тоже, но… Не это было главной причиной… - она опускает глаза, нервно сцепляет пальцы в замок. Ей явно не хочется об этом говорить, но измученное сознание не может больше глушить весь этот кошмар, который она заперла внутри себя. А я просто слушаю. Я близок к отгадке, осталось совсем немного. Я должен ее понять, иначе не смогу ее сломать… - Что было дальше? Он сел в тюрьму? С ее губ срывается истерический смешок, они растягиваются в горькой улыбке. - Нет. Он выкинул меня из машины на обочину, посреди леса. Надеялся, что я не вернусь. Потом выставил все так, словно я на него наговариваю из-за того, что он решил со мной расстаться. - Но разве на тебе не оставалось синяков и следов... Побоев? Она усмехается, стирает покатившиеся по щекам слезы. - Да, я пыталась его засудить. Но, знаешь, потом, когда майор Боровов прямо при мне сжег документацию с результатами, пришедшими от судмедэкспертизы... Я поняла, что мир - то еще говно и справедливости даже пытаться искать не стоит. Легко откупиться, когда твой отец - депутат Федерального Собрания... Понимаешь, они даже уголовное дело не стали заводить... А мне приходилось каждый день видеть его рожу на учебе, находиться с ним в одном помещении... Терпеть на себе его насмешливый взгляд... В такие моменты руки опускаются... Но я выдержала. Я оправилась физически и морально. Не я первая, не я последняя, кто оказался в такой ситуации. Я... Пыталась жить дальше, хотела забыть, но ... Ты понимаешь, в чем прикол... В какой-то момент я поняла, что у меня пропали эмоции. Как будто отключили свет в комнате. Это была депрессия, очень тяжелая. Мне было по хрен на все. Я делала всё на автомате, ела, двигалась, имитировала жизнь, но ничего не чувствовала. Абсолютно. Ни радости, ни злобы, ни ненависти, - она нервно проводит рукой по волосам, зарывается в них пальцами. - Но я не хотела сдаваться так просто. Стала искать ярких ощущений, адреналина... Были ночные клубы, вписки с кучей алкоголя и пьяным перепихоном... - По-моему, та трещина все-таки похожа на кабана... - Но я быстро осознала, что все это не вызывает у меня ничего, кроме отвращения,- продолжала свой монолог Кира, не обращая на меня внимание. - Тогда я стала бродить ночью по улицам. Не знаю... Хотелось, чтобы нашелся хоть кто-нибудь, кто воспользовался бы ситуацией и закончил дело. Но, увы, ничего. Никто не нападал. Ни разу. Даже близко не подходили... И опять же, ноль эмоций. А потом, в какой-то момент в моих руках оказался кухонный нож. В тот момент мне казалось что для меня это был единственный выход, чтобы перестать быть " трупом". Хм, объятия Смерти теплы и надежны, ты и сам это знаешь... Вот только врачи вытащили меня, и... И... Ты знаешь, тогда я и поняла, что нужно просто жить дальше. Ведь у Бога должна была быть веская причина для того, чтобы вернуть меня сюда. Я поняла, что нужно делать, я окончательно решила, что стану врачом. Буду вытаскивать людей из этого говна. Ведь смерть - это то еще дерьмо, как ни посмотри. Хотя, - ее голос неожиданно дрогнул, она вновь перевела на меня глаза. - Я все равно понимаю, что сколько бы жизней я ни спасла, мне вряд ли удастся добиться искупления. Мне нужно покурить. Много информации, мне нужно все это обмозговать. Хотя, черт подери, о чем тут, блять, еще думать? Здесь нет никакой стали, ничего нет. Я не смогу ее сломать. Не смогу потому, что это уже сделали за меня. Нихуя у нее там внутри не осталось кроме принципов, а чтобы понять это, мне пришлось накачать ее наркотой. Хм, неужели, мне ее жаль? Докатился! Прислушиваюсь к собственным ощущениям, пытаюсь понять, какие эмоции испытываю сейчас. Они довольно редки, если нет ширева, а тут... Резко захотелось кому-нибудь въебать. С ноги. По лицу. Раз пять. Или даже шесть... - Ты держишь меня здесь, как пленницу, чтобы заставить отдать свою жизнь, когда придет нужный момент... Вот только тебе не понять, что я и так ее отдам, если потребуется, - она вновь проводит рукой по волосам и ложится на спину. Опять на оленя уставилась? Правильная какая, блять, аж тошно... Странно, что она так спокойно сидит, все же амфетамин... Редкость. Однако, я, в любом случае, узнал то, что хотел. Пусть это мне ничего и не дало. Теперь я многое знаю о ней, пусть это знание и крадено, вырвано из нее силой. В реальности потребовалось бы годы совместной жизни и близости, чтобы добиться хотя бы части тех откровений, которые я услышал. Но я не жалею о том, что провел здесь с ней больше пяти часов... - Ваас, - ее голос вновь вырывает меня из размышлений. Перевожу взгляд, смотрю в ореховые глаза, покрасневшие от слез. - Мне холодно. Поцелуй меня, пожалуйста... Что ж, вот и настал час расплаты. Сейчас я понял, что чувствовала она, когда я выдвинул ультиматум насчет поцелуя и снотворного, которым она хотела меня накачать. Интересно, она вспомнит об этой просьбе позже? Кажется, пора применить морфий. Ее начало "отпускать", значит, сейчас начнутся истерики и слезы. Много слёз. Одно из не самых приятных побочных действий. Кто мне тогда все эти лужи на полу вытирать будет?! Тянусь к тумбочке, стоящей рядом и вытаскиваю из ящика заранее приготовленный шприц со снотворным. Кажется, мы обменялись ролями... Она замирает, когда я протыкаю вену и ввожу препарат. Остается еще несколько секунд. Я склоняюсь и, вглядываясь в зрачки, касаюсь ее губ. Соленые от слез, горькие от сигарет. Поцелуй весьма целомудрен, не помню, когда в последний раз кого-то так целовал. По обычаю, уже повелось, что после этого я обычно их... Ее глаза медленно закрываются, я понимаю, что она в отключке. Несколько часов забытья это все, что я могу ей сейчас предложить. Перекладываю ее на кровать и выхожу из прокуренного помещения. От свежего воздуха немного кружится голова, но я не обращаю на это внимания и окликаю стоящего неподалеку Карлоса: - Есть сигареты?