Газетные вырезки

О грязи Под бледной кожей выступают тонкие струйки вен, отчего кажется, будто у молодой королевы действительно голубая кровь. У Испании, напротив, грубые руки, и сколько ни старайся, уже никогда не будут такими чистыми – грязный налет, оставившие после себя те, против кого он воевал столетиями, останется с ним навсегда. Под запястьями Антонио течет по разбухшим венам кровь, но уже никогда она не будет чистой, как прежде. О стойкости — А помнишь, как ты мне их подарил? Куба указывает рукой на автобусы конца пятидесятых, высланные ему Иваном еще в те времена, когда он был уверен в своей всесильности. Еще в те времена, когда маленький остров казался менее надежным союзником, чем многонациональный Социалистический лагерь. — Хорошо сохранились. Бурчит себе под нос Россия, понимая, что молчание выглядит как-то неубедительно в данной ситуации. Куба хоть не скрывает, а Иван теперь мечтает забыть о собственном беспокойном призраке, без которого и вовсе бы погиб. Но разве могут подобные мелочи помешать ненавидеть себя прежнего? Куба по-прежнему дружелюбно улыбается, но взглядов своих не меняет, даже когда все закончилось. «Мы еще посмотрим, кто продержится дольше» - Россия бурчит под нос, открещиваясь от того, кто и не был в полной мере его детищем. Но автобусы конца пятидесятых, подаренные им новому другу, продолжают колесить по улицам, залитым южным солнцем. О жертвах Легионы идут на восток, твердой рукой окрашивая обозримые горизонты в красный. Закатное солнце склоняется низко, и проклятия из уст побежденных убаюкивают в победителях человечность. Бог войны собрал жатву безликих душонок, и смотрит с неба довольно, отражаясь в гладко начищенных шлемах легионеров. За спинами остаются пепелища, надрывно кричащие женщины, чуждые боги, падшие с пьедесталов. Древний Рим умывает руки – дескать, так принято, а Бог войны требует новых жертв. Скоро приедет наместник, и слезы обратятся ненавистью порабощенных к своей доле. Но Древний Рим от убеждений своих не отказывается, клянется Богу-покровителю в верности, и, возвращаясь домой, рассказывает детишкам о Марсе лишь сказки. О расстрелянном Яркие плакаты, громкие лозунги, палки, автоматы – над островом раздались выстрелы. Немой укор за проведенную в пользу Ивана границу резко сменился топотом армейских сапог и выстрелами из карабинов, обоюдной руганью на границе. Увеличение приграничных гарнизонов, кровь, потери, о которых Китай не говорит до сих пор, и цитатники Мао в карманах убитых – Яо ничего не жалеет ради восстановления справедливости. Артиллерийский огонь, обстрел противоположного берега, переговоры, тающий лед. Брагинский жмет руку Яо и удаляется, вроде как, сохранив все, как было. На деле – согласившись отдать остров Китаю. Начало марта, потасовки на границе и дружба, расстрелянная из пулеметов, затерялась в прошлом, на маленьком заснеженном острове посреди замерзшей реки. О любимом Бельгия любит красоту: именно здесь творили художники, имена которых гремели в Европе. Маковые поля, знаменитые на весь мир шоколад и вафли, холодное северное море, омывающее берега и шрамы с мировых войн – ничего из этого выкинуть нельзя, как бы ни хотелось. Взгляды, друзья, враги – поменялось многое, но теперь она смотрит на это с улыбкой, иногда, впрочем, жалея о прошлых грешках. И еще Бельгия любит бриллианты: обрабатывает, ограняет, шлифует. Но себе не оставляет – продает, потому что, как и брат, любит деньги. Особенно в кризис. О Веселом кладбище Еще давно, когда Греция была красивой женщиной, а не апатичным бездельником, Румыния верил в бессмертие и отправлял посланников к верховному богу на смерть – иначе молитвы не будут услышаны. С тех пор он изменился, как изменился и его народ под влиянием Рима, в напоминание о прошлом осталось несколько слов в новом языке да пыльные страницы истории. И еще старые счеты со смертью и поверья о том, что может быть после нее. И создав Веселое кладбище, где смерть переплелась с иронией, где на ярких могильных плитах – веселые эпитафии и рисунки, он вспомнил об этом не раз, но виду не подал. Покойники изображены живыми, и само кладбище не слишком располагает к трауру. Но что не менее важно – притягивает туристов. О том, что случится вновь Холодный серый океан, грязные бетонные блоки, опустевшие небоскребы под ногами – слишком быстро все остановилось и пошло под откос, и деньги закончились совершенно некстати. Глупая улыбка, намертво прилипшая к лицу не оставляет его даже сейчас, когда единственное, что действительно ценно – отжатые у кого-то обручальные кольца и золотой зуб, болтающиеся в длинном пустом кармане. Под объемной кожаной курткой – болезненно исхудавшее тело: от него прежнего мало что осталось. Голод сводит судорогами, Альфред не помнит, когда в его рационе последний раз было мясо, а не опостылевший сигаретный дым, ставший туманом в легких. Ему тяжело дышать, еще потому что на шее остались следы от веревки, правда, Америка не знает, вешался он или нет. Совершенно не может вспомнить. Но президент разве что улыбается и трепет по голове – он сделает все, чтобы этого не повторилось. И весь мир будет равняться на Альфреда. Опять. Босс только сказал, что нужно еще подождать – потерянное вернется с лихвой, как только за серым океаном опять раздадутся первые выстрелы. О должном Розовые тряпки и редкая неспособность на осмысление происходящего остались в стенах дома – в такие моменты никак нельзя привлекать внимание к своей персоне. Проворачивать подобное ему не впервой, и Польша легко управляется с отмычкой. Руки совсем не дрожат – вот еще, Феликс точно знает, что соседу теперь не до того, что творится под окнами, Германия все чаще берет работу на дом и ложится спать позже обычного, и упорно не жалуется на головные боли, ставшие теперь особенно частыми. Двигатель заводится. Польша не чувствует своей вины – вот еще, это ведь Германия ему должен, так что все честно. И еще Феликсу должен Брагинский, но к этому лишний раз соваться не хочется, да и не забывать причиненные страдания удобнее на безопасном расстоянии. «Что ж, пока этого хватит» – часы, кошельки, чья-то брошь, распиханные по карманам приятно греют сердце. Машина свернула на скоростное шоссе и стремительно помчалась на север под покровом ночи, хотя, это, конечно, не так романтично, как на закат. Зато надежно, а закат в случае чего, можно и выдумать, для большего драматизма. О путешествиях Норвегия любит путешествовать, что пешком, что на пароме, что на самолете. Полеты к знакомым странам Европы и соседям – обычное дело. Но за штурвалом он невозмутим, несмотря на изменчивую погоду и необходимость быстрых взлетов и посадок среди гор, которые вокруг. Норвегия не выдает волнения и напряжения, не меняется в лице несмотря на риск. Норвегия любит путешествовать и еще – рисковать. Когда-то и риски, и дальние плавания были вынужденными, экономически выгодными в случае удачного исхода, и тогда доставалось Англии, еще не ставшему огромной империей. Но мир изменился, а азарт так и остался. С временами викингов опасность не сравнить, но теперь и не принято пересекать океан на кораблях без двигателей и с помощью грубой силы грабить соседей. Норвегия пожимает плечами, но от рискованных полетов не отказывается: нужен ведь контраст с однообразно-размеренной жизнью.