***
Ву не стал удерживать убежавшего Чанёля, прекрасно понимая, что тот уйдет и до завтра они точно не увидятся. Натянув боксеры и застегнув брюки, Ифань облокотился спиной о стенку кабинки, прикрывая глаза. Он частично достиг своей цели, но это не принесло ему долгожданного облегчения, разве только наслаждение. В памяти всплывал полный откровенной злости взгляд Пака, и это Ву не нравилось. Он не хотел видеть в нем злость, но черт знает, почему. Быть может, просто привык, что в такие моменты на него смотрят с каким-то благоговением, обожанием. А может, хотел, чтоб так смотрел на него именно Пак Чанёль. Несмотря на то, что тот нарвался на его некую угрозу и встал на колени, у Ифаня не пропал к нему интерес, напротив, возрос, и это действительно становилось проблемой, потому что он переставал желать отыметь младшего просто так. Он желал уже другого — заполучить его себе, заставить его сердце трепетать и убрать эту чертову ненависть, отражающуюся в темно-карих глазах. «Чонин будет изрядно мешать», — вдруг подумалось китайцу, он вспомнил недавний звонок. Поганец, казалось, чувствовал, когда с другом было что-то не так. — Что ж, Чанёль, ты говорил, что я не заставлю твое сердце трепетать, — тихо сказал сам себе Ифань, выходя из кабинки и проворачивая кран, чтобы умыться, а то тело просто невыносимо пылало. — Посмотрим, как ты заберешь эти слова назад.4.
4 февраля 2018 г. в 14:50
Прохладная вода, которой он ранее умылся, перестала действовать вовсе, стало слишком жарко. Чанёль напрягся, невольно вцепляясь пальцами в край раковины и подаваясь вперед в попытке избежать близости. Решимость куда-то улетучилась, он почувствовал себя загнанной в угол котом мышью — слабой, маленькой, беспомощной. Собственные ощущения путались, мешая понять, чего же он хочет. Тело прекращало его слушаться.
Ифань, как выжидающий нужного момента хищник, замер за спиной, опаляя дыханием нежную кожу на шее. Он мало когда спрашивал разрешение, но, учитывая обстоятельства, решил посмотреть, как младший попытается выкрутиться из этой ситуации. От поцелуй же он не смог, правда, тогда на кону не стояло выполнение желания и лишение девственности.
Пак дурманил его. Дурманил своим взглядом, близостью, манил своим телом. Чувствовать интерес к нему было одновременно и неожиданно, и приятно. Ифаню нравилось, он хотел большего, но когда подбирался ближе, то Чанёль делал все, чтобы вывести его, переключив внимание на злость. «Когда-нибудь ты доиграешься, — подумал Ву. — И я буду вынужден наказать тебя за каждую провокацию».
— Ну? — нетерпеливо позвал китаец, скользнув ладонью под чужую рубашку.
В этот момент, словно желая спасти, зазвонил телефон. Ифань вернул обе руки на талию, чтобы не сбивать дыхание юноши, а Чанёль дрожащими пальцами нажал на кнопку принятия вызова, стараясь говорить ровнее.
— Да?
— Вы где? — поинтересовался в трубке Чонин. Видимо, решил вернуться.
Пак хотел было сказать правду, но Ву до боли сжал его талию пальцами, заставляя поморщиться. И Чанёль не смог сказать правду.
— Мы уже разошлись, мама позвонила мне и попросила помочь, — нервно сглотнув, произнес Пак. — А что? Что-то случилось?
— Думал украсть тебя и погулять вдвоем, но ладно, в другой раз. Пока!
— Пока.
Чанёль убрал телефон в карман, думая о том, что уж лучше бы ему и правда позвонила мама, тогда бы старший воспринял все серьезнее и отпустил бы его, и эти пальцы бы сейчас не обжигали так талию, а прижимающийся к нему парень не заставлял дыхание сбиваться.
— Твой друг всегда лезет не в свое дело…
— Я не буду здесь заниматься с тобой сексом, — холодно обронил младший, беря себя в руки.
— Что?
Чанёль со всей силы наступил на ногу Ифаню, перехватывая его запястья и отводя их в стороны, чтобы спокойно обернуться.
— Я сказал, что я не извращенец, чтобы зажиматься в туалете, потому отвали.
Парень попытался обойти китайца и вернуться за столик, но Ву положил руку ему на плечо, сжимая то пальцами и надавливая, будто желая заставить его опуститься вниз. Чанёль полуобернулся, выразительно на него посмотрев, и в этот момент свободной рукой был схвачен за предплечье и утянут в кабинку туалета, видимо, на случай, если кто-нибудь зайдет. Темно-карие глаза Пака недобро сверкнули, он ухватился за руку, опущенную на его плечо.
— Ты знаешь, что я играю, и ты принял эту игру, а значит, я могу особо не скрываться, — с легкой усмешкой произнес Ву. — Моим словам все равно поверят, и ты будешь числиться очередной моей «жертвой». Только это повлечет скорее унижение для тебя, чем ненависть в мою сторону, — он немного помолчал, проведя кончиком языка по нижней губе. — Ты станешь для всех легкодоступным и наивным парнишкой, а я не закончу унижений. Ты слишком много себе позволил и сейчас можешь это исправить, — Ифань склонился к уху младшего. — Я сохраню это втайне и даже не буду снимать на камеру. И, когда ты проиграешь, умолчу об этом и ничего больше не придумаю, просто обойдясь как со всеми.
Чанёль поежился, отводя взгляд. Неизвестно, выиграет ли он. И если нет, то лучше… Не подставлять себя под ряд унижений, который не позволит ему спокойно доучиться два года. Даже после выпуска Ву Ифаня, вся школа будет это помнит, а разве может он переводиться в другую перед экзаменами? Тут у него есть хотя бы Чонин, который знает о том, каков Ифань, и не поверит сплетням, не отвернется от него. А если он выиграет? Получается, что это будет зря. Хотя. Что-то подсказывало Паку, что он все равно бы это сделал, просто это не было бы так по гордости, как бьет сейчас. Гордость бесновалась, считая себя задетой, и Пак стиснул зубы.
— Что ты хочешь? — глухо произнес юноша, поднимая взор.
— Чтобы ты встал на колени.
Младший не успел удивленно спросить: «что?». Ноги подкосились, Ифань надавил ему на плечи, опуская на колени, с каким-то превосходством поглядывая на него сверху вниз. Молния на его брюках расстегнулась с характерным звуком, Чанёль вздрогнул, не в силах поднять взгляд. Старший провел кончиками пальцев по контуру его подбородка, пока вдруг не ухватил его двумя пальцами, слегка сжимая и заставляя поднять голову.
— Смотри на меня. Не смей опускать взор.
Чанёль промолчал, сглотнув, наблюдая за тем, как Ифань освобождает член из плена брюк и боксеров. Стоило ли ему подняться, толкнуть старшего и уйти? Наверное, стоило, если это могло сохранить его гордость. Все только начиналось, чтобы бояться за то, чем это закончится. Пак осознавал это, но не мог двинуться с места, не мог перестать смотреть в чужие, такие насмешливые и холодные, глаза. Не мог или не хотел? Гордость — то, что он всегда упрямо сохранял, что позволяло ему идти вперед, что в какой-то степени сделало его таким дерганным от прикосновений. Прошлое, которое создало ему эту гордость, стало вовсе каким-то принципом, и сейчас, стоя на коленях перед Ифанем, он вдруг понял, что перестает им жить. Он погружается в настоящее, которое также скоро станет прошлым, и сформированные глупые принципы и глупые дерганья от прикосновений останутся там же, сменятся новым прошлым, которое сформирует его заново. Затеянная игра оказывала вовсе не виртуальное влияние, Пак мог лишиться многого, он словно прыгал в бездну. И был уверен, что когда прыгнет, то не сможет захватить с собой Ифаня.
Ву Ифань уже в бездне. Он ждет его с распростертыми объятьями, чтобы закинуть еще дальше. Дальше, чем находится сам.
И Чанёль, осознавая все это, шел за ним. Ведясь на эту игру, он знал, чем она закончится. Он знал, что с ним будет в итоге. Но он захотел сыграть, чтобы нарушить все правила. Он захотел сыграть, чтобы заставить Ифаня ощутить хоть что-то помимо безразличия, увидеть на его лице хоть что-то помимо насмешки. Поэтому он так его злил и провоцировал, поэтому не давался ему, зная, как тот привык заполучать все быстро. Он хотел заполучить его и бесился только больше, потому что Пак увиливал. Грань, на которой Пак балансировал, обрушила его вниз. Он полетел в бездну, потому что связался с тем, кого никогда не стоит злить. Неуважение. Забавно, что именно его так ненавидит Ву, что именно его он хочет компенсировать, что именно из-за него это все вообще началось.
Неуважение сделало так, что Пак Чанёль повстречался с дьяволом. Он и правда недооценил Ву Ифаня, но даже если так, он еще не рухнул в самый низ. Он уже нарушил несколько правил, и пока падает, то продолжит это. Он сделает все, чтобы дьявол понял, что люди тоже стоят хоть чего-то.
— В твоем взгляде столько ненависти, что мне становится жарко, — произнес Ву, усмехнувшись. — Не смотри так свирепо, ты уже на коленях, и ты сам на них встал. Передо мной.
Ифань протянул ладонь, проведя ею по каштановым волосам парня, взъерошив их, поведя рукой дальше, чтобы сжать волосы у затылка. За это парень заслужил гневный взгляд Чанёля, который вынужденно вытянул шею, чтобы так сильно не тянуло. Юноша еще немного поколебался, Ифань его не торопил, наблюдая за тем, как сомнение в его глазах сменяется принятием ситуации. Младший подался вперед, придвигаясь ближе на коленях, и придержал пальцами член, обхватывая губами головку. Ему стоило больших усилий не прикрыть глаза, потому что видеть насмешку в чужих было невыносимо. Раздражение закипало в нем, он ненавидел, когда на него так смотрели сверху вниз.
Пак лишь немного вобрал член в рот, как вдруг волосы на затылке сжали еще сильнее, в висках застучала кровь, он носом уткнулся в мошонку, а горло засаднило — чертов дьявол «засадил ему по самые гланды», продолжая удерживать, не давая отстраниться, будто желал, чтобы он прочувствовал то, как все сильнее саднит его горло; на глазах невольно выступили слезы, дышать стало труднее и он судорожно принялся втягивать воздух носом. А Ифань все чего-то ждал. И Пак понял, чего он ждет от него. Злость в его глазах сменилась некой просьбой, выступившие на глазах слезы никак не стекали по щекам, обжигая. Ву свободной рукой стер их, облегчая хоть что-то в данном положении, а заметив изменение во взгляде, отпустил его волосы вовсе.
Чанёль подался назад, выпуская член изо рта, заходясь хриплым кашлем и проведя ладонью по горлу, как-будто пытался так убрать это саднящее ощущение.
— Какого черта?!
— Не вопи ты так, горло же болит, — покачал головой Ву, покосившись в сторону двери кабинки и прислушавшись. — Да и мы все же в кафе, будь тише.
Чанёль понял, что более дельного ответа на свой вопрос не получит, потому просто вернулся к своему занятию. Расслабив горло лучше, пряча зубы за мягкими и горячими губами, чтобы не повредить нежную кожу, парень подался вперед, постепенно и осторожно вбирая возбужденный орган полностью, вновь утыкаясь носом в мошонку. После, мстя за недавнюю выходку старшего, он медленно, обводя кончиком языка каждую венку, каждый участок чувствительной кожи, подался назад. Не прекращая смотреть в глаза Ифаня, что было не очень удобно, Чанёль, не ускоряя свои медленные манипуляции, время от времени надавливая языком на головку, принялся делать поступательные движения головой. Вновь оказавшаяся на его затылке рука дала ему четко понять, что заданный темп не приходится китайцу по душе. Избегая повторения недавней пытки, Чанёль ускорил движения, скользя языком по члену неожиданно старательно. Одну руку сжимая в кулак, другую Пак протянул к яичкам, принимаясь аккуратно их разминать. Он видел, как губы старшего приоткрылись, и слышал, как тот глухо простонал, после шумно выдыхая и стискивая зубы — они по-прежнему были в туалете кафе и кто угодно мог зайти. Избежать резкого насаживания на член парню, несмотря на все старания, не удалось, и он все-таки зажмурился, запоздало ощутив, как сперма почему-то обжигающе прошлась по саднящему горлу. Чанёль проглотил ее, ему захотелось выпить чего-нибудь холодного, чтобы горло прекратило так саднить.
Младший получил свободу, подаваясь назад, тяжело дыша и вытирая кончиками пальцев сперму с губ. Пак поднялся на ноги и как ошпаренный выскочил из кабинки, покидая туалет и стремительно достигая стола, где его ожидал уже остывший чай — он залпом выпил напиток, взъерошивая собственные волосы и сдерживаясь, чтобы не завопить на все заведение: «черт!». «Почему я не смог оттолкнуть его и просто свалить? — сетовал на самого себя Чанёль. — Что за фигня?! Почему мне так хотелось сделать то, что буквально означает в его глазах мое унижение?». Пока юноша не мог ответить на этот вопрос, потому что не мог разобраться в себе.
Оставив деньги за заказ на столе, Чанёль покинул кафе, не желая даже ожидать возвращения Ифаня. Он не понимал, хочет ли он его прибить или общаться, как ни в чем не бывало.