***
— Ты выглядишь так, словно кто-то сегодня умрет мучительной смертью, — подметил Чонин, опускаясь за парту рядом. Чанёль, все это время глядя перед собой стеклянными глазами, повернул голову в сторону пришедшего друга. — Угу, я умру, — невесело отозвался парень. — Опять плохо спал? В голосе одноклассника ясно послышалось сочувствие, жаль, что оно не могло избавить от тех снов и легкого недосыпа. — Да… — Может, снотворное? — Нет! — с ужасом воскликнул Чанёль, представляя, чем тогда это все закончится, и уже спокойнее, прокашлявшись, добавил. — Потом вообще глаза открыть не смогу. Чонин косо посмотрел на друга, решив не продолжать эту тему, а после увидел входящего в их класс Ифаня и мгновенно пихнул Пака, предупреждая об этом. Тот охнул, не ожидая толчка в бок, и глянул на вошедшего через плечо. — Эй, тебя одноклассники к нам, мелким, не ревнуют? — недовольно поинтересовался Чонин. Вопрос был глупым и Паку показалось, что приятель отводит внимание Ву от него, стремясь затащить в очередной спор с собой. — Может, хоть бьют за то, что за нами таскаешься? Ифань усмехнулся, не поддавшись на слабенькую провокацию. Что-то неуловимо изменилось в выражении его лица, он приблизился к их партам и внезапно приобнял сидящего Чанёля за плечи. Юноша даже дернуться привычно не смог, так еще и румянец появился на его щеках — одно ощущение рук старшего, пусть и на своих плечах, вызывало неоднозначную реакцию, за что младший корил себя. Пак подметил несколько удивленные взгляды одноклассников — все знали, что он даже лучшему другу не позволяет так делать. Видимо, класс ожидал бурной реакции, но тело отказалось слушаться Пака и он не мог привычно ударить по чужим рукам или убрать их со своих плеч. — Думаю, таскайся я чаще с ними, то тогда бы меня ревновал Чанёль, а я этого не хочу, — голос старшего прозвучал как-то бархатно. Чонин и Чанёль в один голос воскликнули: — Что?! Друг посмотрел на него, но Пак уже поднял голову и устремил взор на Ву, поднявшись со стула. И это стало его ошибкой. Чужая рука незамедлительно сместилась на талию, прижимая его к своему обладателю, и Чанёль, которому на пару секунд показалось, что он падает, неловко и сам приобнял Ифаня. — А он тебе не рассказал? — парень деланно удивился и немного повысил голос, чтобы все присутствующие слышали. — Мы с Чанёлем встречаемся. Ребята несдержанно охнули, услышав данную новость. Чанёль четко услышал чей-то вопрос: «Интересно, в этот раз серьезно?». Пак молчал, а друг смотрел на него в ожидании подтверждения или отрицания. — Верно, мы встречаемся, — наконец произнес Чанёль, чужая ладонь одобрительно погладила его талию. На самом деле, Пака распирало непонимание и возмущение. «Он таким образом меня к себе привязал, что ли?» — билось в голове, но юноша не хотел спрашивать. Он думал о том, что ему теперь делать. Одноклассники за перемену разнесут эту новость по всей школе. — Ифань, — натянуто улыбнувшись, начал Пак. — Скоро начнется урок, я хотел бы к нему подготовиться. Давай увидимся позже? — Конечно, — без колебаний ответил Ву, легко и непринужденно ему улыбнувшись, и покинул класс под многочисленными взглядами одноклассников своего «парня». Прежде, чем Чонин зашелся в возмущениях и нотациях, Чанёль вдруг сам ухватил его за руку, сжимая ладонь. И, пока у Кима появился повод замолкнуть от шока, тихо произнес: — Это неправда, Чонин, ты и сам видел мое удивление, — парень отпустил руку приятеля. — Если бы я не подтвердил, было бы хуже. — Ты… — Мы стали меньше общаться. Может, прогуляемся после школы? Без Ифаня, — игнорируя попытку друга что-то сказать, произнес Чанёль. Чонин удивился еще сильнее. Пак никогда к нему не прикасался и едва ли позволял прикасаться к себе, уж тем более, никогда не звал куда-нибудь сам. Иногда Киму казалось, что Чанёль живет в своем мире и ему без разницы, кто есть с ним рядом и кого нет. Но, видимо, это внезапное предложение заключалось в том, что он действительно хотел провести с ним время. Чонин увидел, как в глазах друга мимолетом промелькнула вина. Все его возмущение разом стихло, парень понял, что Паку самому нелегко, пусть он и сам это выбрал, но что-то заставляло его продолжать свою глупость. — Пойдем, — Чонин улыбнулся. На душе кошки скребли, будто Чанёля что-то терзало, а он понятия не имел, что именно.***
Юноша возвращался домой после прогулки с приятелем, глядя себе под ноги на серый асфальт, и думал о произошедшем за день. Что удивительно, он не был зол на Ифаня, напротив, та внезапная новость… обрадовала его? Сложно сказать. С тех пор, как все это началось, он вообще с трудом мог понять свои чувства. Ифань одновременно и чем-то раздражал, и чем-то восхищал, но в основном просто притягивал, заинтересовывал. То, что Пак никогда не делал ранее, он был готов сделать ради Ву. Можно ли считать это желание нормальным, учитывая все обстоятельства и их взаимоотношения? От размышлений его отвлекли пальцы, сжавшие его запястье; кожу очень знакомо обожгло, но не успел Чанёль отшатнуться, как его заключили в крепкие объятья. <i>Он/i> ждал его здесь все это время. — Можешь, прекратишь дергаться так? Я же не бью тебя. Ву не в первый раз замечал подобную реакцию парня, как замечал и то, что направлена она не только в его сторону. Это было не очень приятно, только вот как сделать так, чтоб ее не было, если не знаешь причин? — Мы стоим посреди тротуара… — Пак запнулся, шея почему-то загорела, хотя ее никто не касался. Снова стало жарко. — Отпусти, — осипшим голосом произнес юноша. Ифань проигнорировал просьбу, прижимая Пака к себе сильнее и утыкаясь носом в его макушку. Этакое «дуновение нежности» выбило из колеи Чанёля и заставило растеряться самого Ифаня, пускай он этого и не показал. Шея перестала пылать также внезапно, как и начала, и младший почувствовал себя слишком комфортно, чего и напугался, толкнув старшего в грудь. Ву покачнулся, устояв на ногах и не выпустив его из объятий. Пак чувствовал себя так, словно провалился туда, куда не следовало, раз ему стало уютно в чужих руках, а кожа перестала гореть. Юноше это не нравилось, нет, скорее, его это просто пугало. Пугало, что этот уют сменится болью и его сломает. Даже унижение перед всей школой не так страшно. Если все продолжится, то он не сможет смотреть на Ифаня, как на врага. Нельзя этого допустить. — Когда прекратишь быть недотрогой? — тихо спросил Ву. — Чего ты так сильно боишься, что никого к себе не подпускаешь? Пака словно молнией ударило, воспоминания вихрем закрутились в голове. Парню вновь захотелось оттолкнуть Ифаня, но вместо этого он вдруг устало уткнулся в его плечо и прикрыл глаза, неуверенно приобнимая в ответ. Чанёлю было сложно находиться в постоянном напряжении, вечно недовольно бурчать, отталкивать от себя людей во всех смыслах. Он сам вбил себе в голову, что прикосновения его обжигают, чтобы избегать их как огня, ведь во многом тактильный контакт заставляет проникаться к людям доверием. Пак не хотел никому доверять. Но он не смог удержаться от напора Ву, не смогу избежать его объятий, потому теперь не мог выбраться из них. И то, что они пробуждали в нем, было страшно принимать. — Ифань, отпусти меня, — противореча собственным словам, Чанёль невольно сжал пальцами край его толстовки. Он чувствовал себя слабым и уязвимым, ожидал удара со стороны старшего, но тот лишь крепко обнимал его. — Не хочу, — спокойно отозвался Ву. Ифань прекрасно чувствовал, как младший уткнулся в его плечо, как сам прижался к нему. Он ощутил, как его напряженность и некоторая холодность сменились слабостью и чем-то отдаленно напоминающим тепло. Ифань получил долю доверия, однако, рушить его не хотелось, как не хотелось выпускать насмешки о его слабости. Наоборот, Ву желал получить больше доверия, защитить Пака. Его будоражила и забавляла ненависть к себе, но он не мог воспринимать ее со стороны Чанёля, тогда это просто хотелось разрушить. С его стороны она являлось неприятной и колючей. — Может, переночуешь у меня? — С дуба рухнул? — беззлобно отозвался парень. — Я похожих на того, кто будет ночевать у совершенно чужого человека? Ифань тихо хмыкнул, поднимая голову, однако, уткнувшегося в плечо Пака беспокоить не стал. — Ты вообще-то мой парень. — Это ты так класс одурачил, а мне встречаться никто не предлагал, я независимый и свободный человек, — не сменяя своего положения, лишь повышая голос, чтоб было слышно, отозвался Чанёль. — Не класс, а школу, — поправил его Ву и, помолчав, так как считал это глупостью, все же с легкой насмешкой спросил. — Будешь встречаться со мной, чужим и ненавистным? Чанёль растерялся, явно подразумевая не это, и сильнее уткнулся в плечо старшего, как-будто захотел спрятаться, — у него просто не было ни сил, ни желания отстраниться, — и счесть это за очередной, а самое главное приличный, сон. Ву же не ожидал ничего кроме «нет, отвали уже от меня». — Буду, но ночевать к тебе не пойду. Китаец удивился, но виду не подал. Поступки и слова Чанёля противоречили друг другу во многом, становилось сложно воспринимать их однозначно. — Тогда, может, отлипнешь от меня? Этот порыв тепла пугает. Ифань ожидал, что Чанёль оттолкнет его и пошлет к черту. К счастью или к сожалению, Пак об этом и не думал.***
Ни Ифань, ни Чанёль не знали, как так вышло, но менее, чем через десять минут, Пак уже находился в прихожей Ву, по-прежнему обнимая его, из-за чего по дороге они чуть не поприветствовали забор. Не сказать, что Ифань был против, только вот это становилось действительно странным, а насмешки, которые могли привести Чанёля «в чувства», не желали оказаться озвученными. — Ты же не плачешь? — решил поинтересоваться старший, думая, быть может, в этом причина того, что он никак не отстраняется. Чанёль наконец поднял голову и отступил на шаг, оглядывая дом. Его глаза не покраснели, дорожек слез не было, что означало, что он вовсе не плакал. По всей видимости, Пак считал это ответом на вопрос, потому как сам на него не ответил, а задал свой: — Ты что, живешь один? — Типа того, родители временно уехали, но их контроль действует на нервы, — повел плечами Ву, снимая обувь и поглядывая на младшего. — Что, ломиться домой не будешь? Кажется, приступ нежности тебя отпустил. — Сказал мне человек, который как минимум несколько часов прождал меня на улице, чтобы обнять, — парировал Чанёль. Теперь он был больше похож на самого себя. — Ну и зачем позвал меня? Ифань решил слегка пошутить, чтобы посмотреть на реакцию младшего. — Как это зачем? В туалете ты зажиматься не хочешь, родители по воли судьбы уехали только вчера, я счел это за знак отыметь тебя в нормальной обстановке. Каким будет теперь твое оправдание? — Я хочу спать, от тебя сплошные нервы, выкидываешь всякое с самого утра, а мне, морально неподготовленному, потом шепотки по всей школе слушать, — невозмутимо обронил Пак. Он чувствовал себя неловко в чужом доме, но по тому, как себя вел, это было сложно сказать. — У твоей наглости вообще есть край? — с деланным возмущением отозвался Ифань. — У твоей совести его нет, так почему у моей наглости должен быть? — Когда ты беззащитно прижимался ко мне, то нравился больше. — Конечно, факт того, что можно ударить беззащитного, всегда нравится, не так ли? Последовало неловкое молчание. Чанёль и сам знал, что перегнул палку. Да, Ифань заставлял невольно напрягаться, но он прекрасно осознавал, что он не настолько плохой человек. Точнее, его в принципе сложно было назвать плохим. За все это время он лишь один раз показал свой поганый характер, а после стал вести себя странно и довольно сдержанно. Пак думал, что он хочет его расположить к себе в рамках этой глупой игры, но такие упрямые старания не прилагают для того, чтобы поиграть с человеком. Ему даже казалось, что во многом он переступал через себя, но утверждать это было сложно, так как прошло слишком мало времени с тех пор, как это внезапно началось. За всеми этими мыслями он и не заметил, как Ву уже сбегал за подушкой и вернулся, кинув ее ему. Пак поймал ее в тот момент, когда та почти влетела ему в лицо, и недоуменно посмотрел на китайца. — Ты спать хотел. Я принес тебе подушку, а вот одеялом решил не бросаться, — пояснил вернувшемуся в действительность младшему Ифань. — Я, конечно, звал тебя к себе переночевать, но не думал, что ты будешь только спать. — Завтра, кажется, выходной? Тяжело понять, уточнил Чанёль это или спросил, но Ву решил кивнуть на всякий случай. — Я плохо сплю уже какое-то время, потому чертовски хочу отоспаться. Завтра я на весь день твой, — произнес Чанёль и по-настоящему виновато произнес: — Извини, что так вторгся и тут же завалился спать. — Я сам тебя позвал, — не согласился старший. — Что ж, спи, но завтра ты будешь вынужден весь день быть моим. И Ифань скрылся в комнате, больше ничего не говоря. Чанёль был ему за это благодарен и очень надеялся, что хотя бы сегодня не будет вскакивать всю ночь. Едва парень лег на диван, завернулся в одеяло и его голова коснулась подушки, как сон одолел его. И Ву Ифань со своими прикосновениями был более реалистичен, только вот Чанёль не мог проснуться. Не мог выбраться из этого сладкого и вместе с тем мучительного сна. Юноша тихо прошел к дивану, опускаясь перед спящим на корточки и вглядываясь в его лицо. Губы Чанёля были приоткрыты, щеки горели, глаза были крепко зажмурены. Периодически из его уст вырывалось тихое, тягуче-сладкое: «Ифань». Услышав это в первый раз, старший малость удивился, а после глухо хмыкнул. — Понятно, почему ты плохо спишь. Он собирался вернуться в свою комнату, но спящий Чанёль неожиданно ухватил его за руку, притягивая к себе, и Ифань был вынужден опуститься обратно, уже усаживаясь на пол и вновь вглядываясь в чужое лицо. Пак ничего не сказал, но и хватку не ослабил. Ву немного поколебался, пока не решил чуть-чуть посидеть так. Его шепот послышался в комнате легким шелестом. — По какой-то причине мне не хочется делать тебе больно. Забавно.