Искры на закате

      

Молодость Америки — самая старая из её традиций. Ей насчитывается уже триста лет. Оскар Уайльд

      — С псом гулять, кормить, гладить и беречь.        Роярн закатил глаза, уже на автомате прижимая к себе Бьера и наглаживая чуть волнистую шерсть.       — Детей он мне так не поручает, как собаку…       — Дети взрослые и умные, они не будут свято верить изливающейся из вас глупости.        Баронет хотел возмущённо вздохнуть, схватиться за сердце и упасть в чьи-нибудь руки, красиво и трагично, чтобы Дарсии непременно стало стыдно, но планы разрушил Шарль.       — Ну и правильно. Может, Бьера отдать Дамиену? Он воистину ответственный.        Роярн издал возмущённо-булькающий звук и закрыл рот.       — Берегите себя, Маан ради. И не задерживайтесь слишком уж, — Этелберт обнял друга и трижды хлопнул по спине. — Хоть убей, а в Землях нет чего-то такого, чего не было бы в Виесте.       — А пыльные бури?       — Если ты едешь туда только ради них — сказал бы раньше. У меня есть знакомый строитель, мы отведём тебя на песчаный карьер и предоставим всю палитру ощущений. Ну разве что скрип песка на зубах будет чуточку отличаться. Но ты же, надеюсь, не станешь это проверять?        Китти в ответ на эту фразу с наигранным испугом потянула Шарля к трапу.       — Маан ради, не подавай ему идеи. Он же действительно задумается.        Провожающие дружно взорвались хохотом и замахали платками и шляпами над головами. Лорд, граф и баронесса друг за другом поднялись по трапу. При этом Дарсии приходилось держать под локоть Шарля, который, как оказалось, в жизни не боялся примерно ничего, но шатающаяся наклонная поверхность не входила в это «ничего», а графу — поддерживать Китти, и потому что та была девушкой, и потому что к этому обязывало знание об интересном положении.       — Была бы здесь пресса — засмеяли бы до смерти.       — А ты уверен, что её нет? — Дарсия спросил с ленцой и так же равнодушно-спокойно окинул толпу внизу. — Акулы пера тут как будто были. Но больше меня тревожит отсутствие Альдо.       — Ты же сам ему поручений надавал, — налетел ветер, и Китти оторвала руку от перил и придерживала свою широкополую шляпу, рассудив, что страх потерять обновку больше, чем опасение упасть или подвернуть ногу. — И сам же ворчишь.       — Поручения могли подождать. Так что у меня две абсолютно противоположные мысли: или он очень полагается на меня и Шарли и не очень-то тебя бережёт, или, напротив, так за тебя боится, что, если будет провожать, побежит ссаживать с парохода.        Инара несколько высокомерно фыркнула и насмешливо сузила глаза.       — Да, да. Уломать главную грозовую тучу столицы и запнуться о собственного супруга.       — Я бы на твоём месте не был так горделив. Меня «не уломали», и уж точно не ты. Его спокойствие и радость, — лорд не очень-то вежливо указал на супруга, — то единственное, ради чего я могу быть снисходительным.       — О Маан, Дарсия, брось. Я не собираюсь вам портить свадебное путешествие. Начнём с того, что моя каюта чёрт-те где от вас, и закончим, что даже обедать можно за разными столиками. А что до Ка-Ю — я хочу посмотреть город в размеренном темпе, и меня устроит компания девушек. Готова биться об заклад — ты не узнавал, каков их процент в политических кругах. А так как они всё равно будут нас встречать и пестовать, то я чуточку злоупотреблю их гостеприимством. И, уж конечно, не потащу вас по самым модным швейным лавкам.       — А зря, — Шарль вздохнул без капли притворства. — Я с ним переобщался и безнадежно отстал от модных тенденций. А как франтить без понимания, что станет модным в следующие пять лет, я не знаю.        Китти привстала на цыпочки, чмокнула друга в щёку и ободряюще похлопала его по руке.       — Мон дирэ, даже если Виест закроют на въезд и выезд, запретят иностранные газеты и журналы, обрежут провода телефонов, запретят телеграфы и начнут сбивать чужие цеппелины — ты выдумаешь собственную моду, и уверяю тебя, все прочие щеголи будут смотреть на твой светлый лик, прежде чем попытаться это повторить.       — Ты переоцениваешь мои способности.       — Нет, дорогой. Я просто тебя ценю. А ещё твоя радость греет душу не только твоему сердитому и строгому мужу, но и большому количеству столичной знати. Солнце нас, конечно, жжёт, но без его тёплых лучей хоть вешайся. Подумай об этом на досуге.        С этими словами инара развернулась и пошла к своей лестнице на второй этаж.       — Скажи честно, Дар, вы до конца плаванья будете собачиться?       — Нет, родной. Твой секретарь мне почти нравится. Особенно если сдержит слово.       — Ты настолько не намерен меня ни с кем делить?        Лорд вздохнул и привлёк супруга за талию к себе поближе.       — Не единожды было сказано и скажу ещё: я жадный. Особенно до твоего внимания. Пойдём. Нужно ещё проследить, чтобы наши вещи были на месте, и выходить наверх. Отправление лучше пережидать на воздухе.

***

       Свежий ветер с моря ударил в грудь и парусом раздул рубаху Шарлю. Для столь неформального стиля одежды, может, было рановато, но граф в прямом смысле весь потянулся за ветром, так что самые чёрствые поборники порядка простили бы ему эту вольность за одно довольное выражение лица.       — Я, кажется, только что поняла, почему собаки так восторженно задирают нос к небу, — Китти переливчато рассмеялась и похлопала неизменным страусовым веером по креслу рядом с собой. — Чуют свободу.       — Как знать, может, я пытаюсь уловить твои духи? К слову, они чудесные. Кажется, персик.        В кресло садиться граф не стал, зато облокотился на него, как только туда присел Дарсия и положил руку мужу на плечо. Инара на такое положение вещей насмешливо фыркнула и сузила глаза, полные искринок и чёртиков.       — Осуждаешь?       — Что ты, Дарсия. Я чуточку завидую и очень хорошо понимаю теперь Роярна. До меня не очень доходило, чем он любуется. А твой заместитель на самом деле романтик и созерцатель.       — Не без того. Рори — чувственная натура. Но и жёсткая в достаточной степени, чтобы быть моим заместителем.       — Это Роярн-то?       — О, Шарли. Ты ещё не раз удивишься тому, что представляет из себя мой друг. А к слову… Так какой ты говорила процент женщин в правлении в Землях?        Китти разулыбалась просто невероятно и потянулась к своей сумочке.       — Я как чувствовала, что ты не забудешь. Сейчас, минутку.        Газета, первые две и последние две страницы, была сложена вчетверо. Инара их долго аккуратно доставала, Дарсия ещё дольше разворачивал и вертел, пока не нашёл начало статьи. Шарль не спрашивал, не тревожил и даже мельком не смотрел в текст. Ему наконец-таки стало хорошо и спокойно, как было только в дороге. Всё остальное можно узнать и позже, а вот ветер может перемениться, солнце сесть, и он уже не сможет так жадно глотать умопомрачительный воздух воли без копоти и дымки столицы, без её густых утренних туманов и тревожных звоночков о новых происшествиях.        Графу не очень нравился пароход, нервировала даже его мягкая, почти незаметная качка и вид воды за бортом. Он бы и подумать не мог, что травма от потери родителей взыграет в нём так. Тёмные воды пугали. Марра… Они проплывут этот город. Проплывут и тот чёртов пролив, где затонула «Надежда». Взрыв парового котла, тогда ещё не такое редкое явление, но винить некого. Разве что отца, взявшего билеты в каюту так близко к машинному отделению. Вот только старший граф сам любил жизнь, даже когда заигрывался и доводил семейство до нищеты, а ещё больше любил супругу, которую точно не хотел утянуть на тот свет.        Впрочем, у Шарля есть живой и тёплый якорь, который теперь машинально поглаживает руку у себя на плече, а иногда и бедро чуть выставленной ноги. Этот жест, конечно, не для публики, но общественность вокруг не видит, очень уж удачно кресла стоят у борта, а сам Шарль в промежутке меж ними, да и Китти вроде бы не возражает. Лишь посмеивается глазами. Ещё бы! Она так часто видела парламентские распри до, во время и после заседаний, что нынешняя перемена и нежность здорово сбивают её, да и всех остальных с толку.       — …это ждёт и Виест.       — Дай Маан я не доживу. Мне техники-то много. Если в политике появятся женщины в таком количестве — мне там делать нечего.       — Есть у тебя сестра в Наместницах или нет — женщин ты не любишь страшно.       — Не люблю? Окстись, Китти. Я вас не понимаю, а это хуже нелюбви.       — О, лжец, — инара с улыбкой ударила лорда по руке веером, несильно, для острастки, тем более что рука у него уже окончательно переползла на коленку Шарлю и, видимо, «уползать» на пристойное место не желала. — Ещё скажи, что боишься.       — Почему лжец и почему ты думаешь, что я не признаю? Да, Китти, я боюсь. А знаешь чего? Большая часть законов не по нраву барышням. Отбросим Право Ночи, оно и мужчин нервирует, отбросим Минимальный Ценз, хоть он бьёт по женщинам сильнее, это им приходится рожать «недостающее» количество детей. Обратимся к семейному кодексу, к процедуре развода, к праву протекции над детьми и старшими родственниками. Это не так касается аристократии, но женщины из классов победнее да поплоше, те, что работают на производстве, а потом приходят домой, обхаживают, обстирывают, кормят всю семью, содержат дом, платят налог, закупают всё нужное… Мы их никакой силой не заставим выходить замуж, дай им экономическую независимость.        Китти глядела на лорда так долго и с такой сложной эмоцией на лице, что даже Шарлю пришлось посмотреть, почему закончился оживлённый диалог.       — Во-первых, я знать не знала, что у тебя настолько аналитическое мышление и погружение в повестку. Во-вторых… То есть ты понимаешь весь ужас и пользуешься им осознанно?! Не знаю, плакать или восхищаться.       — Ни то, ни другое, — Дарсия откинулся на спинку кресла с бесконечно усталым выражением лица. — Видишь ли, Китти, этому разговору уже много лет. Я вёл его не с тобой, и всё же сейчас мы повторим его в точности. Ты что предлагаешь? Реформу? А что мы будем делать с рождаемостью, которая тут же упадёт? Финансирование от государства не поможет. Рост уровня жизни в прямой корреляции с уровнем образования, а образованные инарэ не торопятся жениться и выходить замуж. Посмотри на Дамиена. Он женат уже очень долго и бережёт себя и супругу. Послушай своего Главу — при другом раскладе он бы и сейчас был бездетным.       — Но ты сам…       — А я то, в чём меня обвиняют, — Северная Кровь. Семья без хотя бы двух детей несостоятельна. Это истина, вбитая в меня с первым вдохом. Чтобы отойти мозгами от этой концепции, потребовались десятилетия и напрочь загубленные отношения с обоими моими мальчиками. Если тебе нужны простые готовые решения — это не ко мне. Я сам в поиске.       — Но разве можно оставлять как есть? Общество — это ведь не механизм. Отношение «не трогать, чтобы не доломать» невозможно.       — Ну, может, мы затем и едем к вашим зарубежным коллегам. Посмотрим, что могут нам предложить они. Может быть, но только может быть, я пересмотрю свои взгляды на женщин в политике. А пока пойдёмте на ужин. Тут становится прохладно, а одна рубаха на голое тело у одного небезызвестного нам инарэ меня здорово смущает.        Шарль фыркнул.       — Не переживай, не замёрзну. Но да, поспешим.        Граф подал руку Китти и показал ей глазами на Дарсию.        «Понимаешь теперь? Он страшно умён и ничего не делает просто потому, что хочет. И да, ты большая умница. Его непросто переубедить. Даже подать мысль о возможном ином пути непросто, не то что добиться вот этого «пересмотрю».        «Да я уже поняла. И всё же ты страшно его любишь и, по-моему… восхищаешься».        Шарль вскинул голову, поймал вопросительный синий взгляд и даже осанку изменил, так, словно только что получил на грудь орден.        «Да разве хоть когда-то я это скрывал?»

***

       Зала, или, как сказали бы истинные моряки, кают-компания, была велика, светла и шикарна. Как, впрочем, и сам пароход — огромный, что скала, вычищенный и выбеленный, изнутри отделанный под самые изысканные и привередливые вкусы знати.        Дарсия вертел в руках хрустальный бокал и щурил глаза, особенно выразительные в сочетании с чёрно-синей подводкой. Ему чуточку резал взгляд цвет и свет от люстр, укутанных в гранёные подвески, как в шелка, от бриллиантов на женских руках и шеях, от столового серебра и позолоченных канделябров.        Китти лениво разделяла салат в тарелке на сегменты и поглядывала на супругов. Их тандем девушку одновременно забавлял и радовал. Лорд предпочитал смотреть на супруга и еле заметно, как будто брезгливо осматривал окружающих. Шарль же, напротив, упивался окружающим великолепием и натурально «кормил глаза».        Инара потянулась вперёд и аккуратно поправила другу смазавшийся уголок подводки.       — Чуточку размазалось. Не думала, что вы решите отметить Перерождение. Вы оба вроде бы не сильно следите за лунным циклом.        Лорд посмотрел за иллюминатор на тёмное небо, на спелый, жёлтый бок луны и отсалютовал светилу таким же жёлтым напитком — Китти не взялась бы определить, что это.       — Перерождение — просто предлог. Мы отмечаем и начало путешествия, и просто хороший день. В этикете нет чёткого регламента на подводку и тени. И, кстати, размазано не было. Я пять минут эту тушёвку выравнивал. Повернись ко мне, родной.       — Да ладно, можно и так… Уй!        Инара еле сдерживала себя, чтобы не рассмеяться. Картина двух серьёзных, а в данный момент безмерно нежничающих мужчин её веселила.       — Смешно тебе, да? — Дарсия скосил на Китти недовольный синий взгляд, но та разулыбалась в открытую.       — Ведь ни одна живая душа не поверит, если мне вздумается рассказать, какой ты аккуратный с мужем. А тем более не поверят в Парламенте, и, уж конечно, не поверят те, кто видел, как вы там грызётесь.       — А, брось, — Шарль махнул куда-то наугад, потому что так и сидел с закрытыми глазами, пока Дарсия что-то там доводил до состояния одному ему видимого совершенства. — Больше, чем инэ Моррис, с нас не ухахатывается никто. Ему, по-моему, тоже нравится наша «текучесть» и то, как резко меняется тон диалога за дверьми Парламента.       — Мне кажется, раньше вы были… м-м-м… посдержаннее.       — Так раньше мы не были в браке тридцать четыре года.        От констатации такого простого факта лорд сам же расплылся в довольной улыбке, словно кто ему шепнул на ухо невероятно приятную вещь. Китти, более не сдерживаясь, захохотала и сжала в ладонях руку Шарля, которой он опирался о столешницу. Граф дал девушке отсмеяться, хотя и смотрел на неё, чуть склонив голову и не совсем понимая причину веселья.       — Я только что поняла, за что ты можешь его любить, Шарли. Ты бы видел, с каким самодовольством было сказано про брак. По-моему, ордена не доставляют столько удовольствия.       — Ордена — сомнительная награда, на самом-то деле. Уж поверь мне, они у меня есть, я знаю, о чём говорю, — Дарсия, ещё, видимо, в настроении и на волне близкого соседства мужа, быстро поцеловал его в скулу и чуть-чуть не в глаз. — А радость тебе будут доставлять совсем другие вещи. В том числе сам процесс получения ордена, но никак не награда. А если вас всех так удивляют мои реверансы в его сторону — так он же невозможно хороший. И я не очень понимаю, почему я не всегда это знал.       — Может, потому что нужно было вступать в брак по любви?       — По какой любви? Китти, умоляю, где я и где любовь? Это какой-то логистический сбой и аномалия в чётко выстроенном процессе. Так просто получилось, и подгадать это специально вряд ли было бы возможным. Но если у тебя в жизни не так, то я, наверное, рад. Хотя давай иначе: у тебя самой факт того, что у тебя по-другому, вызывает радость?       — У меня не совсем не так. Я же замуж за Альдо пошла не на второй день знакомства. Мы были знакомы много лет, и потребовалось время, чтобы как-то «распробовать», что это такое. В любовь с первого взгляда я не то что не верю… Но это как будто не очень возможно.       — Это всё век прагматизма, — Шарль как-то грустно подпёр голову кулаком и стал придирчиво накалывать на двузубую вилку хвосты креветок. — Мы перестали быть романтиками.       — Сказал мужчина, который может подорваться на рассвете, чтобы сварить кофе. Прям растеряли романтиков… Ещё один такой же своей несостоявшейся любви букеты под окна таскал на третий этаж по водосточной трубе.       — О, я такой дурью тоже занимался. Но, как показывает лично моя практика, девушкам приятнее, когда за ними ухаживают менее пафосно, но дольше.       — Маан, я почти завидую твоим бывшим пассиям, — Китти пригубила яблочный сок и заела его тонкой яблочной долькой в карамели. — Мало кто из мужчин умеет красиво ухаживать.       — А толку-то? В супругах-то у меня всё равно вот он, — Шарль мужа жестом «презентовал» с тем видом, с каким показывают книжный шкаф. — Все навыки прахом. Впрочем, я не знаю. Может, какие-то мужчины тоже ценят знаки внимания.       — Я просто ценю другие знаки внимания. Букеты мне можно не таскать, но… А кстати, не хочешь мне стрелицию подарить?        Шарль с наигранным возмущением хлопнул ладонью по столу.       — Вот как знал. Розы ему не нравятся, а эту капризную тропическую ерунду «подари». И я бы подарил, но я же знаю, почему ты сам никак не закажешь. Заходишь в столичный ботанический сад, смотришь цену, вздыхаешь и уходишь. Если бы за каждый твой горестный вздох по этому поводу давали хотя бы серебряную монету, мы бы накопили к концу года.        Супруги абсолютно одинаково сморщили носы, паясничая и вредничая, и Китти поспешила допить сок, чтобы не захохотать совсем уж непристойно. Зря она переживала, что будет мешать. Двум её провожатым помешать было невозможно — они категорически отказывались вовлекаться хоть во что-то кроме своих взаимоотношений. И девушку это, на удивление, не обижало и бесконечно, бесконечно умиляло.

***

      — Пресвятая Прародительница, спасибо! Ох…        Шарль, зеленоватый и сильно помятый, присел у здания порта.       — Ты бы встал, и мы бы ещё прошлись по пирсу. Фиалками там, конечно, не пахнет, но поверь, тебе тут же полегчает.        Граф поднял на мужа совершенно несчастные глаза, и тому стало ещё жальче, что с морской болезнью невозможно чего-то такого сделать. Только перетерпеть и привыкнуть.       — Хорошо, что мы уже на месте и что ты не мучился в дороге, — Китти ласково погладила друга по виску и заправила ему за ухо влажную чёрную прядку. — Да и Джон ещё не приехал, у тебя есть время прийти в себя.       — Только я как всклокоченный и промокший филин и такой же жалкий.        Дарсия сочувственно вздохнул.       — Не говори глупостей. И вообще, у берегов Земель был небольшой шторм. Отсюда и качка, и твоё нынешнее состояние.       — Ну ты-то и Китти в порядке!       — Ага, умница. Сравнил себя, просоленного морем северянина и девушку, всю юность проведшую в приморском городе. Ну вставай, солнце, нужно ходить. Выйдем к пустым причалам, послушаешь, как орут чайки.        Дарсия потянул Шарля вверх и на себя, и несчастный граф поплёлся следом. Китти осталась на чемоданах. Она тоже подустала с дороги, но, в отличие от своего Главы, просто хотела посидеть и отдохнуть.        «Прогулка» и свежий воздух действительно сделали жизнь чуть получше, а самочувствие приемлемым. Шарль не то чтобы совсем не чувствовал «море» за время в пути, но днями старался максимально отсыпаться, а вечерами отвлекали ужины, развлекательные вечера и мужнино присутствие. К бортам граф и вовсе подходил только в присутствии Дарсии, без стеснения сжимая тому ладонь или «легко» придерживая за локоть. От хватки у лорда наверняка оставались синяки, но он не роптал.       — Я, конечно, заметил, что ты не любишь плавать, но чтобы прям так… Ты же любишь воду и к Лютому морю относился неплохо, а оно не местное, тёплое и нежное.       — Может, не в море дело. Может, меня океан укатал.       — Брось. В моменты, когда ты отвлекался от чего-то засевшего в голове, ты только что за борт не лез посмотреть на летающих рыб и марлинов, особенно тех, что с фиолетовым переливом. Не в качке дело.        Шарль не стал отвечать. Сквозь суету, сутолоку и грузовые контейнеры мужчины дошли почти до конца порта, до сырых ржавых доков и кусочка относительно свободного моря. Прибой, заметный, но и вполовину не отражающий шторма в открытом море, разбивался о пирс и волнорезы и выкидывал на берег охапки водорослей, остро пахнущих солью, машинным маслом и какой-то иловой дрянью.       — Лютое море мне нравилось больше. Оно, может, и было яростнее, да только чище, честнее и правильнее, чем это.       — Когда Виест закончит эту невыносимую войну с Исарайем, я займусь вопросом покупки виллы на полуострове Исса. Ясное море — совсем другое. Беловатое, тихое и тёплое. Тебе понравится.       — Ты сам-то на нём был?       — Нет, но ты не забывай, в каких широтах мотается Ричард. И я, в отличие от него, корреспонденцию читаю регулярно и внимательно.        Шарль вздохнул и посмотрел немного на небо, затянутое тучами.       — Пойдём обратно, мне уже лучше. Внешний вид это уже не спасёт, но хотя бы по ощущениям я не напоминаю труп.        Обратно к Китти супруги подошли, когда девушку уже окружила изящная компания из двух инарэ и двух инар. Джона Шарль узнал сразу, тот фотографию прислал чуть ли не с первым письмом, в котором только-только прощупывал почву для будущего обмена. Спутником его наверняка был Итан, секретарь и левая рука, а вот заместителем… Вернее, заместительницей — огненно-рыжая, затянутая в невозможно узкий тёмно-зелёный выходной костюм с драпированной юбкой, таинственная Сессил. То, что это она, а не её коллега, куда более стеснённая в жестах и мимике девушка, выдавал один тон разговора, и графу страшно не понравилось, что пока ещё незнакомка что-то высказывает Китти.       — …корсет. Это вообще того не стоит. Почему вы позволяете им так к себе относиться?       — Потому что Китти не отличается мелочностью и вздорностью, как некоторые.        Шарль даже вздрогнул, не ожидая поистине громового раската чужого голоса. Лорд, видимо, слышал больше, и аргументы рыжей инары ему не понравились. Ещё, Шарль был в этом почти уверен, волна медных волос послужила красной тряпкой для и без того взбудораженного сознания. Дарсия слишком давно ни с кем не воевал, и у Сессил не было шансов на нейтралитет.       — Ох нет, всё в порядке, правда, — Китти голод и азарт в синих глазах испугал, и она попыталась вклиниться между Дарсией и госпожой заместительницей мягко и корректно. — Это всего-то разговор о моде. Она ведь и впрямь не очень удобна…       — Ещё бы ей быть удобной, — Сессил намеренно шагнула вперёд и вскинула голову, впиваясь в лорда глазами чуть ли не с яростью, — она же служит для контроля женщин и привлечения мужчин. Но вряд ли есть смысл объяснять это северянину.       — О, меня будет учить манерам отщепенка с Пернасса во втором поколении?        Сессил, как все рыжие, краснела моментально и массированно. Смотреть за этим спектаклем дальше граф не стал и сам подошёл к приятелю по переписке, протянул руку.       — Доброго полудня, Джон.       — О, доброго… Шарли? — Глава местной партии был так ошарашен перепалкой, обостряющейся у него на глазах, что даже не сразу сообразил, что смотрит несколько сквозь собеседника и руку держит не слишком вежливо. Но, как только опомнился, обе ладони Шарля оказались в замке крепкого рукопожатия, а его самого радостно затрясли.       — О! Я приношу извинения! Как вы добрались? Благополучно? Может, вам нужна помощь и отдых?        Шарль добродушно хмыкнул и чуть махнул головой, без рук поправляя кудри. Всё же привычку франтить не могла из него выбить никакая качка.       — Я боюсь, помощь нужна вашей коллеге. Сразу оговорюсь, что не хочу лишать своего мужа удовольствия с кем-нибудь хорошенько поспорить, но если вам жалко леди, то её бы нужно выручить.       — О, Сессил взрослая девочка, — Итан также подошёл поближе, поприветствовал Шарля и расплылся в мягкой и приятной улыбке. — Она сама прекрасно за себя постоит. К тому же, кажется, ничего совсем уж ужасного пока не происходит.        Между Дарсией и Сессил безрезультатно пыталась вклиниться Китти. Нрав лорда она знала не слишком и неверно расценивала обстановку, а Глава Синей партии именно что упивался, с восторгом кидаясь в безнадёжный спор.       — Но ведь программа у нас будет? — вновь отвлёк Шарль своих новых знакомых.       — Всенепременно! Так, с чего бы начать? Желаете посетить наш Совет? Внутреннее собрание? Может быть, Ратушу?       — Джи, — до того молчавший Итан взял приятеля под локоть, но заговорил, глядя исключительно Шарлю в глаза. — Наши гости только с дороги. И я бы советовал начать знакомство с обеда, а не с Ратуши.        Шарль улыбнулся шире, в открытую демонстрируя клыки.       — Что же, мы только «за».

***

      — Тебе тут точно уютно?        Китти, которая уже устала повторять одно и то же, своего друга и Главу просто поцеловала в щёку и мягко подтолкнула к двери.       — Идите уже, Маан ради. Дар, отведи его в ресторан и напои — невыносимая наседка.       — Именно это я и хотел сделать.        Дарсия церемонно поклонился и, прихватив супруга под локоть, повёл вниз по улице.        Господам приезжим политикам помогли решительно во всём: накормили, напоили, определили багаж, устроили доноров, провели экскурсию по сердцу Ка-Ю и главное — рассказали, где поселиться. Супруги и Китти устроились на одной улице, но в двух разных домах. Лорд настоял на том, чтобы занять целиком третий этаж доходного дома, а Китти уж очень не хотелось стеснять своим присутствием даже на другом этаже того же здания. На её счастье, совсем рядом сдавался целиком одноэтажный домик с садом. Почти кукольный и дивно хороший. Его было чудесно видно из окон третьего этажа, и все: и гости, и инициаторы встречи — остались довольны.        Как только все обустроились, Шарль не преминул нагрянуть в гости и увериться, что всё в порядке.       — Ну что вы все, в самом деле… Мы же правда за неё в ответе.       — Шарли, не разочаровывай меня в первый же день, — Дарсия пророкотал мягко и приятно, но за этим его тембром могла моментально появиться сталь. — На каких условиях я с тобой поехал? Мне обещали приятные и долгие прогулки и ещё более приятные и долгие ночи. Никак не возню с Китти. Очень уважаю девочку, но не намерен целовать воздух у неё над головой. Не маленькая. Я потерплю все ваши балы, заседания, встречи, советы и собрания, весь тот обмен опытом, о котором шла речь, но ещё в свободные часы нянчиться с девами… Нет. Если бы Китти хотела, она уломала бы мужа. Но девочка явно решила отдохнуть. Так и давай же отдохнём друг от друга. Тем более её взялась курировать Сессил.       — И это не вызовет у тебя протеста?       — С чего бы? Дамы чудесно проведут время в узком женском кругу: обсудят новости и сплетни, моду, погоду, детей, на худой конец, мужчин. А если ты про политические воззрения, так Китти и без того твой секретарь и, по-моему, определилась с течением, которое ей нравится. Максимум пагубного влияния нашей новой знакомой: Китти окончательно променяет кринолины на бриджи, но с учётом того, как популярны становятся велосипеды и езда по-мужски, это и так был вопрос времени.       — Иногда ты страшный зануда.       — Только иногда? Ты мне льстишь. Ладно, тут, говорят, есть заведение с «исконной кухней». Вдвойне забавно с учётом того, что местное население оттеснено на север страны, а основная масса — выходцы Старого Света. Сколько ставишь на местные «исконные штрудели»?       — Ни полмедяка. Но, если они уймут твоё плохое настроение и злословие, заплачу полновесный фарт за то блюдо, что вернёт тебе благодушный настрой.        Шарль, конечно, ворчал на мужа, но не слишком. У лорда была специфическая манера адаптации к новому месту, новым знакомствам и языку. Он предпочитал обороняться и словесно нападать заранее, пока не напали на него. Шарль, который вливался в новую среду если не моментально, то быстро, просто не знал, чем мужу помочь.        Первые два собрания, на которые лорда пришлось тащить силком, ситуацию усугубили. Дарсия оказался даже не на вторых ролях, а на задворках — прогрессивное общество желало говорить только с представителем смежного течения из другой страны, начисто отмахнувшись от консерватора. Лишь немного ситуацию скрасила Сессил, в очередной раз поцапавшись со своим северным оппонентом. Это было даже неплохо — в отличие от сопартийцев, инару волновал только Глава консерваторов, и всё её внимание безраздельно принадлежало лорду.        Ситуация глобально улучшилась после званого вечера. Берры собрали не только своих сторонников, но и оппонентов, а также гостей из Рихха и Паклеты. Последние две державы придерживались взглядов не просто консервативных, но даже несколько с налётом диктатуры со стороны просящей элиты. Слушать настолько свободолюбивых коллег они в принципе ещё были не готовы. Но вот Дарсия…       — Шарли, скажите мне честно, — Итан подошёл к графу с двумя бокалами и, когда тот принял подношение, легонько похлопал Шарля по спине. — Мы вам даром не нужны и вы приехали исключительно ради звёздного часа супруга?       — Не завидуй, — Джон был настроен благодушнее коллеги и на чужой триумф смотрел скорее с интересом, чем с грустью или неодобрением. — Чему-чему, а умению излагать мысли и доказывать их у вашего мужа нам стоит поучиться. По-моему, риххцы очарованы. Смотрят в рот, и ещё немного — пойдут оформлять документы на подданство Виеста.        С лестницы вниз на зал Шарль смотрел с чувством успокоения и «правильности» происходящего. Там спорили и дискутировали, но нет-нет и смотрели на лорда, произносящего пару слов, чтобы поддержать градус дискуссии, и она разогрелась с новой силой. Графу эта картина безмерно нравилась, и больше всего комфорт супруга, наконец-то оказавшегося в своей стихии. Полюбовавшись ещё немного, Шарль всё же отвернулся, сделал глоток вина и отставил бокал.       — Господа, я, по-моему, сразу говорил: я не буду мешать ему развлекаться. А если он находит беседу занимательной, ну и славно. Нашим с вами делам это вряд ли поможет или помешает. Потому что мы можем друг другу помочь в ограниченном перечне вещей. Вы же знаете, Парламент распущен. Тем не менее я могу повлиять на устройство ферм и заводов смешанного сырья, которые как раз меня и заботят. И устройство которых у вас мне нравится. Из того, что я могу полезного предложить вам: наш проект поощрения работников и поддержка семей с большим количеством доноров, у вас это тоже актуально, а у нас полная проработанная схема. Тестировалась она, правда, лишь в десяти частных хозяйствах, но среди них три крупных Дома Крови.        Джон и Итан переглянулись и так же синхронно посмотрели вниз, на зал.       — Шарли, не сочтите за дерзость, — Джон ещё раз стрельнул глазами в зал и на собеседника. — Эта ваша манера ведения разговора общая с супругом или общая во всём политическом кругу? Обычно на званых ужинах вот так с места в карьер не начинают.        Шарль вежливо улыбнулся.       — Издержки менталитета. Вы в Землях прямее и проще, а Виест — государство более закостенелое. Мы прямо уже не можем, только по углам и неожиданно, как истинные прожжённые интриганы. Но это не значит, что нам нужно покидать вечер и мчаться подписывать соглашения. Это всего-то предложение. Вы можете его обдумать и принять, либо отказаться.        Господа заседатели вновь обменялись взглядами, после чего Итан пожал плечами, а Джон озвучил идею про «подумать». Шарль всё так же вежливо улыбнулся и попрощался. Он точно знал, что пригласившая сторона согласится. Они-то меняли чужие возможности на свою реальную, уже готовую выгоду. Графа это волновало не слишком. Политика родного государства так часто делала кульбиты, что он отчаялся прогнозировать сценарий этого представления. Виест как минимум выстоит без Алой партии. А как там выстоит сама партия — трогает очень малое число инарэ.        Внизу он только и успевает, что положить руку супругу на сгиб локтя, как Дарсия отставляет бокал и начинает прощаться. С ним любезничают и очень явно огорчаются такому скорому уходу.        На улице тёплые, во всех отношениях, сумерки. От каскадов фонтанов несёт прохладой, а жасминовые насаждения пахнут одуряюще сладко. Шарль такие вечера любит безмерно, но становится ещё лучше, когда его приобнимают и улыбаются носом чуть ли не в макушку. Чужая нежность одновременно неожиданная и ожидаемая: лорду точно есть за что его благодарить, но выражение чувств на публике — не его сильная сторона. Когда на другой стороне аллеи появляются парочки, граф готов к тому, что объятие прервётся и его мягко отстранят, но этого не происходит.       — Тебе наговорить плохо продуманных комплиментов или ты просто поверишь в мою признательность?        Граф насмешливо рокочет, тянется и целует супруга в шею, под самой челюстью и отстраняется уже сам, не думая гасить радость во взгляде.       — Иногда ты не просто умный и проницательный, но ещё и предупредительный. Так что я в твои комплименты верю авансом. Ну что, остаток нашей командировки тебе будет чем развлечься?        В лиловой полутьме, разбавленной золотыми искрами фонарей и звёзд, бездонные синие глаза лорда особенно выразительны. Ему даже не надо ничего говорить — всё и так понятно, даже постороннему зрителю.

***

       Шарль, не разрывая поцелуя, кладёт руки мужу на плечи и позволяет впечатать себя в стену у самой двери в спальню. Чёрта с два у них бы так получилось в родном особняке, где всегда кто-нибудь да есть, а с другой стороны, они оба совершенно не принижают голоса и не стараются быть тихими и аккуратными, так что вряд ли прислуга не в курсе, как часто и сколь страстно они милуются.        Рубашка, скорее всего, безнадёжно порвана, но сейчас это не заботит, потому что по животу графа, спускаясь ниже, гуляют длинные, наглые, но нежные пальцы, а он подставляет шею под чужие, совсем не нежные клыки. Кусает Дарсия неаккуратно, зато долго и бережно зацеловывает и зализывает, от чего Шарлю почти приходится подвывать на одной ноте.        С грехом пополам они справляются с дверью и расстаются с остатками одежды. Кровать скрепит немилосердно, то ли от старости, то ли от напора.       — Чего ты хочешь?        Вопрос рокочущим шёпотом в самое ухо — не то, что способствует спокойствию и трезвому рассудку, поэтому, когда Шарль открывает глаза, почти чёрные и совершенно шальные, и в одно движение меняет позиции, укладывая Дарсию на лопатки, тот почти пугается. Почти, потому что тут же сокращаются мышцы и лорд расслабляется, это прекрасно ощущается через ладони, которые Шарль упирает ему в грудь и левое плечо.       — Лежи и не бей ногами. Буду признателен, если подашь голос, но это на твоё усмотрение.        Дарсия не очень понимает причину требований, но не спорит, пока горячие сухие губы спускаются по его груди и прессу. Не постанывает, но глубоко дышит. А вот потом взбрыкивает.       — Не надо!.. О!        На место Шарль мужа возвращает рывком, сильно и болезненно надавливая ему на внутреннюю часть бедра, и не поднимает голову. Если лорд ещё раз дёрнется — это в лучшем случае кончится случайным укусом или порванной, а вернее, разорванной о нижний клык уздечкой.        Дарсия больше не дёргается. Правда, и не стонет. Но потом еле слышно рычит, и Шарлю приходится поднять глаза, чтобы увидеть, что происходит.       — Я что, так плохо это делаю?        Дарсия отрицательно качает головой, разжимает один кулак, в который сжал простынь до совершенно белых костяшек, и выпускает из зубов вторую руку, в четырёх местах прокушенную до крови и как бы не до мяса.        «Празднично-разудалый» настрой почти пропадает, граф тянется посмотреть чужую пострадавшую конечность, но его сгребают в объятия и целуют, хотя сам он совершенно уверился, что вот так, без перехода, лорд как минимум побрезгует. Куда там.        «Не надо было. Не неприятно, но я не просил».        Чужой голос даже в мыслях не очень связный и несколько… Ошалелый.        «Если бы я не хотел — я бы не делал».        Всё, что дальше, почти классический сценарий. Шарль при всём желании не может сказать, что ему скучно. Потому что ему как угодно, но только не скучно. Жарко, томительно, волнующе. Он тысячу раз выгибался так в ответ на ласку и выгнется ещё столько же и больше. И даже не будет возражать, если с какого-то дня порядок действий станет совсем уж неизменным, потому что ему действительно хорошо и сладко.        Впрочем, «в отместку» за неожиданный вид ласки Дарсия натурально пытает мужа нежностями и не спешит вообще никуда, даже когда Шарль начинает особенно призывно постанывать и гнуться. За деликатными просьбами о продолжении следуют выпущенные когти и болезненные царапины у лорда на спине, так что он прекращает издеваться и отдаёт всё, что у него просили, с авансом.        Немного после, уставший и томный, Шарль откидывает голову мужу на плечо и прикрывает глаза. В положении полулёжа дико тянет в сон, но, если лорду так хочется прощупать ему все рёбра — Маан ради. Для любимого мужчины не жалко. Правда, этот самый мужчина тихонько вздыхает, хотя и пытается делать это незаметно.       — Я сегодня так плох, что ты расстроен? — Шарль даже поднимает голову и лениво гладит супруга по щеке. Пальцы путаются в белом каскаде волос, но так даже лучше. — Или тебя что другое гложет?       — Что вообще может меня тревожить, как не твоя персона? — Дарсия чуть тянет шею, подставляя под чужие пальцы подбородок. — Ты даже слишком хорош, и мне, признаться честно, неприятно думать, что ты так поднаторел не со мной.       — М-м-м… Я тебя за всё, что было до брака, не ревную.       — То, что несколько укалывает моё самолюбие, явно было «выучено» в браке, но не при моём участии. Не тебе в упрёк, Шарло.       — Что тебе в то время мешало принимать такие «жесты» от других?       — Принимать — ничего. А делать я так не умею. Брезглив, — до того, как граф успевает что-то сказать, его целуют в шею и продолжают. — Тебе могу. Если, конечно, потерпишь, пока научусь.        Сон снимает как рукой. Это уже не разговор о сексе. О нём, конечно, тоже, но не это главное.       — Не надо ничего делать в ответ, Дар. Мне не противно, не стыдно и прочее‐прочее. Мне просто хорошо, когда хорошо тебе. Если это так, что ж, некоторое разнообразие в нашей жизни. Мне не нужны твои переламывания себя. Я не оценю.       — Это не переламывания. Я в отношении тебя правда не брезглив. Так что когда я спрашиваю, «чего ты хочешь?», это действительно предложение сказать и, вероятно, получить желаемое.        Шарль невольно иронично хмыкнул.       — Одно из моих желаний тебе точно не понравится, так что и не надо.       — О, моя любимая песня: сказав раз, не говорить два. Можно меня всё же проинформировать, что мне не понравится, а там я сам решу, м?       — Моя ведущая позиция.        Дарсия не удивился, но немного «выпал», и Шарль предпочёл уточнить, чтобы быть совсем уж верно понятым.       — Мне в целом всё равно как, но очень важно с кем. И, несмотря на такие мои вольности, у меня всё же есть некоторые предпочтения. Ничего не имею против своей нижней позиции, оно меня никак не унижает. Что меня чуточку так тревожит с первой нашей ночи, так это твоё отношение к этому. Не хочу врать, но мне вроде как обещали только эту роль, и, судя по всему, именно оттого, что для тебя это ещё некоторый фактор контроля и, не побоюсь слова, превосходства.       — Это не так!       — Ой ли?        Лорд так искренне возмутился, что даже отсел и явно стал подбирать слова для контраргумента, но Шарль опять поспешил вмешаться.       — Если что, я заговорил об этом не с целью тебя унизить, а тем более принудить. И если ты мне откажешь, то я не сорвусь обратно в столицу строчить заявление о разводе. Я вообще заранее думаю, что откажешь. Всё это было сказано скорее как повод над этим подумать. Хорошо, если за тридцать лет твоё такое отношение изменилось. Но если и нет — у тебя предостаточно маленьких слабостей, которые я тебе прощаю. Ещё и эту я вполне потяну. Тем более, думаю, счёт у нас почти равный, м?        Дарсия посидел, просверкал синими омутами и, тяжело вздохнув, встал и стал одеваться. Граф ожидал чего угодно, только не такого.       — А спать? — Шарль на всякий случай мужа даже за рукав рубашки ухватил и глазами на место подле себя указал, всеми средствами намекая, что спать без живой подушки рядом не намерен. — Ну поворчи немного и полно. Там ночь, а мы устали.       — Я при всём желании не усну теперь, — Дарсия притянул к себе мужнину голову и поцеловал того в лоб. Не сердито, не резко и не холодно, и мазнул пальцами по щеке. — Спи. К завтраку вернусь. Устроит?       — Ни черта.        Шарль спустил ноги с перины и стал подбирать предметы бывшего облачения. Рубаха, на удивление, оказалась цела. Впрочем, надевать её граф не думал. Раз уж их несёт куда-то в ночи, можно обойтись чем-то попроще и менее нарядным.        Дарсия не мешал и не комментировал, но на действо смотрел с толикой насмешки. Поданную руку принял и повёл Шарля куда-то по ночным улицам Ка-Ю.        В выборе маршрута граф участия не принимал и следил только за тем, чтобы не отпустить руки мужа да успевать глазеть по сторонам. Город ему нравился. На родную Рееру не походил совсем. Столицу Виеста строили для души и сердца. Она занимала огромную площадь, улицы её были длинны и широки, особняки знати не жались друг к другу, а выдерживали расстояние, обрамлялись садами и фонтанами, площади как будто не кончались, позволяя гулять по своим спинам дни и ночи напролёт. Ка-Ю же стал из портового города индустриальным очень быстро, а политическим прибежищем — и вовсе неожиданно, так что улочки превращались в парадные аллеи и резко обрывались тупиками. Площадь могла кончиться у моря, а затхлый канал вести к Ратуше. И всё же Шарль был под впечатлением. Не так, как в Кэр-Нуаше — городе, фактически отвоевавшем свою красоту у вечных льдов, но всё же. В Ка-Ю была прелесть новизны, где-то неожиданной интимности и даже уюта.        Лорд завёл их куда-то к пирсам, но ещё в жилой части города, на маленькую площадь с памятником, где окончательно остановился.        Только сев на ступени под памятником и глядя на горизонт, где солнце поднималось из моря в почему-то розово-зелёных лучах, переведя дыхание, Шарль осознал: они прошли чудовищное расстояние в темпе фокстрота.       — У тебя очень длинные ноги. Я успел каким-то чудом.        Лорд упал рядом почти со стоном, а белая рубашка местами уж очень облегала его торс.       — Нет, у меня дурная голова. Это хуже. В студенчестве я мог дойти от Уимброка до Каффу. Представляю, как меня ненавидел Роярн, когда решался составить компанию.       — Что так тебя тревожило в это время?       — На самом деле, сущая ерунда, на манер экзамена. Но, с другой стороны, я был гол как сокол, жил на стипендию и роскошь четвёрок, не говоря уж о тройках, позволить себе не мог.        Шарль чуть поднял голову, позволяя ветру ласково взъерошить себе волосы и напиться его свежестью.       — Ты собрался с мыслями? Они больше не будут тебе мешать?       — Нет, не будут, — Дарсия плавно выпрямился и полуобернулся к супругу. — Я не то что против твоей ведущей позиции, но можно мне лет пять «на смириться»? Я, надо признаться, страшно трушу.        Шарль так удивился, что совсем забыл о маске «вежливого внимания» и натурально округлил глаза.       — Кха-а… Ч-что?.. Тебя это в ночь выгнало? Маан ради, Дар! Не надо ни через пять лет, ни вообще! Мне вот это твоё наступание на горло собственной песни даром не сдалось. Ладно бы из исследовательского интереса…       — Кто сказал, что его нет?       — И поэтому ты с собой пять лет будем договариваться? Меня не сроки смущают, я хоть двадцать подожду, меня смущает постановка вопроса. Как будто я, во-первых, тебя заставляю, а во-вторых, собираюсь растерзать до состояния кровавой тряпки. Честное слово…        Лорд перетянул к себе на колени чужие сжатые руки и так настойчиво, но нежно стал расцеплять пальцы Шарлю и гладить по ладоням, что тому волей-неволей пришлось замолчать и перевести дух.       — Почему ты отказываешь мне в банальных слабостях и эмоциональных порывах? Я, может, и льдина, но не совсем, а для тебя так и вовсе берегу самые «тёплые» части моей натуры. Некоторый страх нового в это тоже входит.       — Я не хочу твоего дискомфорта. Вообще никакого, даже чисто мысленного.       — У нас есть общая слабость — гордыня. Играет по-разному, но в целом ты поймёшь. Мне мою придётся поунять.       — Нижняя позиция не делает слабее, хуже и недостойнее.       — Бесспорно. А теперь давай вспомним разницу наших темпераментов. Я тебя «пассивного» порой еле-еле вывожу.        Шарль фыркнул, а после вовсе захохотал.       — Дудки, дифирамбов тебе петь не буду, это совершенно бессовестно с твоей стороны после того, что я еле сижу. Не вывозит он меня, послушайте-ка… То-то я в хвост и гриву укатанный и залюбленный. Шея, между прочим, до сих пор болит. Не уверен, что там «розы поцелуев», а не кусок выдранной плоти.        Лорд посмотрел на мужа, посмотрел, а потом одним движением расстегнул рубашку на груди, являя буйство ало-фиолетовых округлых «соцветий» у себя на груди, особенно над левым соском. Шарль бы зарделся, но он и без того сидел красный вот уже минут пять.       — Лааадно… Один-один.       — Пять лет, Шарли. Больше не надо. Но, если тебе не понравится — я не виноват. Эти свои таланты я даже ради тебя тренировать не готов.       — Вообще-то понравиться или нет должно будет тебе, не наоборот.       — Это мы определим позже, — лорд педантично застегнул все пуговицы до самого горла и поднялся. — Попробуем вернуться обратно?       — А ты не запомнил дорогу?       — Ну… В крайнем случае у меня есть деньги, а кэбы никто ещё не отменил.       — Фи… Но в целом я не против.        Шарль поднялся следом и пошёл. Ноги приятно гудели и хотелось спать, но не слишком, скорее, он бы не отказался от такого удовольствия, но мог и поработать или походить по гостям.        Рыбные рыночки Ка-Ю ожили с первыми рассветными лучами, и в какой-то момент Шарль поймал себя на придирчивом рассматривании устриц. Дарсия даже спрашивать не стал и просто купил два десятка серо-бурых раковин, предварительно вскрыв одну на пробу и распотрошив зазубренным ножом несчастного моллюска.       — Мы не донесём их до дома.       — А мы и не понесём.        В маленьком кафе утренним гостям не удивились, но на устриц обиделись и сообщили, что есть и свои свежие. Лорд положил на стол фарт, и официант тут же проглотил язык, забрал у господ «улов» и умчался на кухню.        Очень простой завтрак из грубой каши на молоке закончился истинно аристократическим баловством с устрицами на ледяном блюде, разодранными лаймами и лимонами, крупной солью и лёгким белым вином.       — Я, по-моему, никогда ими не завтракал, — Шарль сбрызнул моллюска лимоном и фактически слизал из раковины. У людей фокус бы не прошёл, но чуть шершавый язык инарэ изначально природой и задумывался отдирать плоть от костей и лишь с течением эволюции помягчел. — Какая потрясающая гадость.        Лорд насмешливо фыркнул, когтем поддел очередную ракушку и отдал мужу наполненную её часть.        Всё они, конечно же, не съели, но оба были до того странно счастливы, что даже золотого было не жалко.        До улицы Пекарей супруги добрались на своих двоих и как-то очень просто, даже не плутая и не спрашивая дороги. Зайти домой не успели, нос к носу столкнувшись с Китти.       — О, я шла вас искать. Чашку чая и в Резиденцию?       — Без меня, — Дарсия рассеянно прошёлся рукой по волосам и недовольно фыркнул. — Мне нужно бежать на встречу, а я в чаду и мыле, так что сначала я домой и в ванную.       — До этой ванной ближе, — Китти махнула в сторону своего домика. — Свежую рубашку и прочее тебе вполне принесёт ваш служка, он ничуть не хуже Ксана в этом отношении.        Лорд насмешливо сузил глаза.       — С чего такое радушие?       — С того, что за тобой увяжется Шарли. А я его и так долго не видела, а говорить только при собрании наших иностранных друзей не хочу. Даже на гулкой речи. К тому же очень видно, когда на ней беседуют, пока идёт общее обсуждение.        Лорд не стал пререкаться, а Шарль потянулся к телефону. Служка и впрямь был умница, а вот телефоны, даже здесь, в Землях Отцов основателей, пока не могли позволить дозвониться на другой континент. Граф и без того телеграфировал каждый день, но надо было признать: техника разбаловала.       — Вы где-то успели прогуляться с утра?       — Как плохо ты о нас думаешь. Мы и не ложились.       — Ты для сонного очень уж бодрый и свежий. Но от кофе, я так понимаю, не откажешься?        Шарль тут же вспомнил, что кофе действительно не пил, и ему дико захотелось горячего и несладкого варева.       — Выгляжу я почти прилично, но мне бы духи, — Дарсия из глубины дома явился уже при полном параде и даже с вымытыми и убранными к косу волосами. — Ничего свежего нет, наподобие мятного экстракта?        Китти одобрительно похлопала лорда по руке, еле-еле, вряд ли даже докоснувшись толком до длинных пальцев, но чтобы Глава Синей партии наверняка понял, что его внешний вид одобрен, но отрицательно покачала головой в ответ на вопрос.       — Из моего тебе ничего не подойдёт. У меня нет ни одеколона под морской прибой, ни хвойных экстрактов… Разве только ирис. Он тонко пахнет, вполне подойдёт.       — Ирис ему нужен в компании белого табака, — Шарль легко и быстро поднялся с оттоманки и без разрешения стал перебирать пузырьки на туалетном столике, выглядывающем из соседней комнаты. — А это вот… О! Горелое дерево и коньяк. Отлично.        Прежде чем лорд успел что-либо сказать, граф перевернул флакон, смачивая себе пальцы, и аккуратно, но чувственно прошёлся мужу за ушами, в ямочке ключиц и по запястьям.       — …не совсем моё сочетание.       — Это сейчас. Когда выйдешь на улицу — дерево смягчится, а коньяк станет слышнее. Будет потрясающе. Почти жаль тебя такого к кому-то отправлять, — Шарль быстро мазнул губами по губам, хотя лорд явно был не против более глубокого поцелуя. — Иди, ненасытное чудовище. Вечером ещё нацелуешься.        Дарсия поморщился, но скорее досадливо, чем сердито или недовольно. Китти от этого спектакля не переставая улыбалась и качала головой. А когда лорд наконец ушёл, призналась:       — Вы бесконечно… м-м-м… Живые и уютные. На это смотреть можно не отрываясь. И вообще чертовски красиво выглядит со стороны, когда конкретно ты счастлив. Дар как-то… Тише, что ли. Он, в отличие от тебя, очень мягко проявляет своё довольство, зато на контрасте я теперь очень ясно вижу, как он проявляет недовольство.       — Ну, я никогда ни в чём не нуждался и, как всякий раздолбай такого рода, щедро швыряюсь богатствами. Дар всё же чуточку скряга и очень ценит даже малейший комфорт, хотя в жизни не скажешь, если посмотреть на его кабинет и спальню.        Инара невольно хмыкнула.       — А спальня у вас разве не общая?       — А я, кстати, её никак не переделывал. Так что она первозданно полупустая. Мне уже вполне довольно, если эта сушёная треска рядом. Чудовищно плохо сплю без его рёбер под ухом.       — Что ж, понадеемся, что следующие минимум века четыре ты более комфортабельной подушки не найдёшь.

***

      — Скажи мне, Шарли, — Китти откинулась на спинку стула и смотрела куда-то между спинами и поверх голов других посетителей ресторана, — как давно твой муж знает этого кассца? Насколько я знаю Дарсию, не с друзьями он не столь мил.        Шарль вытянул шею и оглядел зал.       — Знаешь, а я не вижу… А! Не знаю. Может, учились вместе? Из друзей мне известно только о Роярне. Остальные в лучшем случае приятели. Но ты права. Маан… Да он смеётся.        Китти насмешливо фыркнула.       — Ты очень забавно удивляешься.       — Я слишком привык к его чопорной личине. Необычно видеть его в обществе без неё.        Дарсия поднял глаза, тоже заметил супруга и чуть кивнул.        «Подойдите, я вас познакомлю. Тут весьма приятный собеседник».        Шарль подал спутнице руку и подхватил свой бокал. Еды принести ещё не успели, но в дорогих заведениях обычно неглупые официанты: гостей за другим местом обслужить догадаются.        За столиком у лорда действительно кассец, самого натурально вида, в тюрбане из золотого шёлка, чуть смуглый и темноглазый, с пальцами, унизанными золотыми перстнями, с мягкими певучими интонациями глубокого голоса. Шарля с порога представляют как «супруга, о котором говорили», и граф удивляется, но держит лицо.        «Твой давний знакомый?»        «Мой неожиданный источник научного знания. Амир — профессор истории в университете Низана. Я несколько раз ему писал по поводу его трудов. Последний раз в телеграмме мне предложили встретиться в Ка-Ю, раз уж нас обоих сюда занесло».        «А его-то как?»        «Новая диссертация, а соответственно — местная библиотека».        Амир оказался обладателем не только приятной внешности и научного звания, но ещё и невероятнейших манер, и чужую беседу начисто не заметил, всё внимание уделив Китти, хотя в его культуре жест бы истолковали неверно. Девушка это тоже поняла.       — Я точно вас не стесняю? Честно, я не обижусь, отсев от мужской компании…       — Преступно поднимать девушку с места. Особенно беременную. Так что если мы вам надоедим, то непременно отсядем сами.        Пока Китти краснела, Шарль кидал полувозмущённые полувопросительные взгляды, так что лорд решил защищаться в открытую.       — Я не говорил.       — О, я смутил? — Амир так искренне приложил руку к сердцу и смиренно склонил голову, что нельзя было не поверить. — Просто я счастливый отец двух дочерей и муж изумительной женщины. Я знаю, как по-особенному они начинают двигаться и даже дышать в период тягости. Кстати, леди должен смущать мой запах.       — По-моему, у вас замечательный одеколон. Напоминает сандаловое масло.       — Это оно и есть.        Амир с улыбкой раскрыл обе ладони и продемонстрировал Китти идентичные татуировки стилизованного солнца. Саарни. Высшая каста, лучшее сословие. Ещё бы сын Солнца не соблюдал традиции.       — В чужой стране, да ещё и такой… м-м-м… раскрепощённой в культуре, — Шарль всеми силами старался не смотреть на рекламный плакат кабаре ровно за спиной кассца, — вам наверняка непросто.       — Люблю свою родину, но иногда приятно пройтись по городу, не набрав в туфли половину песков Сараби, — Амир мелодично хохотнул, окончательно располагая к себе новых знакомых. — Хотя я, разумеется, благодарен Красной Матери за все её дары. К тому же вам и самим должно быть непривычно.       — Разве что мне, — Дарсия подвинул к себе лимонный тарт, — эти двое куда прогрессивнее и гибче.       — О, моя любимая песня, — Шарль совершенно невежливо залез своей вилкой в чужую тарелку, лишив мужа половины пирожного. — «Я стар, я так безнадёжно стар и плохо приспосабливаюсь».       — Так я плохо приспосабливаюсь.       — Только когда тебе это не надо. А сейчас тебе не надо, ты путешествуешь и, неожиданно, учишься. На рауты больше не звать? Ты теперь засядешь в библиотеке?       — Скорее, в моей гостиной, — Амир улыбнулся поверх кружки кофе. — Как истинная улитка, я таскаю свой домик с собой. Хотя бы его часть. А книги — это бо́льшая часть моей жизни.       — А какой конкретно исторический период составляет ваш интерес? Не может же вас интересовать вся история.       — Во-первых, мы можем перейти на «ты», а во-вторых, история — это такой огромный приключенческий роман с тысячью героев. Каждый эпизод проистекает из другого, даже если на первый взгляд это не так. Вот например…        Шарль не пожалел, что спросил, но явственно прочувствовал, что наткнулся на такого же фаната своего дела, каким отчасти был сам. Амир любил свой предмет и звание явно получил не за красивые глаза, густо подведённые чёрным кайалом. В его монолог периодически вступал Дарсия и говорил что-то ценное и верное, отчего граф и Китти часто чувствовали себя страшно необразованными. Но так же в ходе этой долгой и неожиданной лекции Шарль вдруг понял, почему такой сдержанный и отстранённый Дарсия так быстро и легко сошёлся с полузнакомым учёным. Амир был не только умён, вежлив, приветлив и очарователен. Он в чём-то сильно напоминал лорда, ту, тёплую, лучшую её часть, и Роярна, опять-таки с лучшей, нежной стороны. Подобное притянулось к подобному и совсем с неожиданного бока. Мужчин очень уж горделивых, высокомерных и холодных Дарсия не переносил на дух, хотя всеми этими качествами сам обладал сполна.        В итоге расстаться получилось только глубоко за полночь.       — Нет, Амир, конечно, очарователен, но лекция в ресторане…       — Шарли, это зависть, — Китти оступилась третий раз за неполные десять минут, и граф попросту поднял её на руки. — Эй! Спусти меня!       — Тебя уже ноги не держат, а до твоего домика недалеко. Можно я спокойно уверюсь, что ты добралась, не разбив по дороге нос? И почему зависть?       — Потому что мы явно прогуливали уроки истории. И спусти меня, пожалуйста.       — Шарль, не спускай. Может, тогда леди поймёт, как опрометчиво не держаться на ногах в чужой стране, будучи беременной и оставленной на попечении двух посторонних мужчин?        Дарсия вдобавок к словам поиграл бровями и чуть не получил хорошего пинка под рёбра. От расправы мужа спас Шарль, сам уже порядком запутавшийся в чужих юбках и рискующий навернуться.       — Прекрати её злить сию же секунду. Китти, не вырывайся. Вон крыша твоего дома. Не убейте друг друга в эти несчастные пять минут, умоляю.       — Никто никого не злит, — Дарсия смахнул несуществующую пыль с локтя, хотя, скорее, убрал фантомную боль от не прилетевшего в это место каблучка. — С образованием тоже порядок, но есть градация знаний. Более широкая просто доступна не всем.       — История не может быть доступна не всем, — Китти обняла друга за шею одной рукой, а другой собрала основную массу ткани, и Шарлю тут же стало несравненно легче двигаться. — Это общее знание.       — Не совсем, милая леди. Пример из моих же трудов: штурм Северного канала Реры…       — У Реры нет Северного канала.       — О, ещё одна.        Китти обратилась за поддержкой к Шарлю, но тот пожал плечами.       — Я сам не знал, пока у него не прочёл. Это какая-то страшно пыльная книга…       — Третий том «Новейшей истории» авторства Р.Э. Лэйхэ. Хотя с «новейшей» он, конечно, переборщил. Это действительно раритетная книга, более того, экземпляров не так много, а доступ пришлось выписывать лично у Князя. Через секретарей и подобное…       — Говори уж прямо — через эрцгерцога.        Шарль, упоминая будущего Князя, скривил губы, и лорд не стал заострять внимание и злить мужа неугодной политической фигурой, просто пожал плечами.       — …так что историческое знание, как любое знание, Китти, — это привилегия.       — Но так не должно быть! По крайней мере, с историей.        Лорд вздохнул и посмотрел на небо. По нему, как назло, плыли облака, скрывая и звёзды, и месяц.       — В какой-то мере ты права. В какой-то… Мы живём в очень странное время. Некоторые знания становятся оружием, некоторые превращаются в пыль веков. Если разобраться, мы страшно много позабывали. Даже относительно магии, которая течёт по нашим жилам, и способностей к метаморфозам, которые тоже для нас естественны в силу вида. Может быть, наше незнание нас в чём-то оберегает. А может быть, что губит.        До домов все добрались в полной тишине, и даже наедине Шарль не стал развивать чужую мысль и переспрашивать. Что-то такое ему уже не раз говорили в чуть иных выражениях.

***

      — Ты до Рееры не довезёшь эту книгу.       — Поэтому и конспектирую сейчас.       — А может, мы наймём машинистку?        Дарсия на Шарля посмотрел так грозно, что тот примирительно поднял руки и замолчал. Амир, наблюдавший действо со стороны, только беззвучно смеялся да перебирал пальцами по мундштуку кальяна, сверкая чужим бриллиантовым перстнем.        Первые два дня Дарсия разозлился страшно и молча. Передаривание подарка его задело и обидело, и Шарль несколько часов ходил следом и на разные лады пел одну и ту же песню о значимости жеста. Амира действительно хотелось прибрать к рукам и «купить» в пользование семьи. Лучшего способа Шарль просто не придумал. К тому же перстень на смуглые длинные пальцы сел очень правильно и никого не смущал, как на руках у самого Шарля, «потерявшись» среди прочего золота, навешанного на кассце.        Амир честно пытался отнекиваться, но с первого взгляда было ясно, что бриллиантовый ободок ему нравится. К тому же сыграла роль культура: в Кассе бриллианты были символом острого ума, чистых помыслов и благородства. Учёный свою дружбу и всяческое расположение не то чтобы продал, но отдал на откуп. Возможно и скорее всего, он бы и так рано или поздно приобрёл статус друга, но Шарлю было жизненно необходимо, он и сам не понял почему, получить на эту дружбу абсолютную гарантию.       — Машинистка — хорошая идея, но, если кто-то хочет писать, не будем мешать. Шарли, будешь мороженое или фрукты? А впрочем, что угодно, пойдём.        Амир выдохнул в потолок дым и отложил мундштук кальяна. Дальше слуги уберут сами.        Обеды уроженец Касса давал не то чтобы грандиозные, но всегда больше чем на три персоны. Когда в гости забредала Китти, они сидели уютно и чужое богатство не давило. Совсем отказаться от застолий Амиру не давала сила привычки и традиции: пышный стол напоминал ему о доме и долге гостеприимства. Притом гостеприимство иногда приобретало черты фанатизма: несчастная повариха обязана была ежедневно предоставлять на стол рахат-лукум, потому что Шарль имел неосторожность очень уж его похвалить.        Во время обеда лорд их так и «не нагнал». Шарль вздыхал всё более часто и уже не украдкой, к счастью, обстановку визитом улучшила инара.       — Невозможное пекло! — Китти развязала шёлковые ленты шляпки и стала обмахиваться ей, как веером, благо позволял каскад перьев. Переведя дух, она обратилась к Амиру, потягивающему минуту назад кипевший чай. — Я просто не представляю, как вы живёте в ещё более жутких температурных условиях.       — На самом деле, мы не выходим на улицу в полуденные часы, — профессор отставил чашку и, посмотрев улыбающимися глазами на солнце, кокетливо заглядывающее во внутренний двор и на террасу, аккуратно поддел пальцами складку тюрбана, выуживая полупрозрачную широкую ленту. — Она делается из того же материала, что и вуалетки, только технологии чуть другие. Вуаль мы чаще всего вовсе не снимаем вне дома, я спокойно веду в ней лекции, и, уж конечно, она спасает в городе, особенно если прикрыть ещё и горло. В помещениях вполне терпимо, а в подземельях и вовсе замечательно.       — Будет не слишком грубо, если спрошу, сколько подземных этажей в твоём доме?        Амир на вопрос Шарля только улыбнулся. Он вообще часто улыбался, демонстрируя удивительную мягкость характера.       — Маан ради. Два верхних и пять нижних. Как будете в гостях, вам, конечно же, достанется седьмой и ни этажом выше. Как твой супруг защитит нынешний труд — подкинь ему идею конфликта Виеста с Раисом. В наше соседнее государство вас не пустят, но какое удивительное совпадение — у меня найдутся достойные книги об этом событии.        Историк насмешливо подмигнул графу и, аккуратно вынув вуаль, перекинул её через спинку своей оттоманки, почти не видимой за подушками.       — Меня за нынешние труды Белая Башня ждёт. Ещё один столетний конфликт я не потяну. Нет у меня столько времени, чтобы сидеть в тюрьме.        Дарсия положил руки Шарлю на плечи, а тот невольно вздрогнул — не услышал чужого приближения. Но плечи тут же расслабил. На него, может, и сердятся, но хотя бы вновь касаются.       — Историк, хотя бы десять лет не посидевший в тюрьме, — плохой историк. Меня, к слову, пока не угораздило, но есть шансы исправить. Так что приезжайте. Культурный обмен — потрясающая вещь.        Китти на чужую шутку отреагировала удивительно слабо, так что Амир обеспокоенно подался вперёд.       — Леди совсем плохо? Может, в дом? Есть замечательная теневая комната…       — А нет чего-нибудь холодного? Я думаю, меня сполна спасёт холодный узвар.        Дарсия молча протянул девушке руку, и та тут же сжала длинные пальцы.       — Сильно не буду сбивать температуру, Маан упаси от того, чтобы ты простыла, но легче сейчас станет.       — Есть арбуз. И думаю, даже подмороженный, но, пока его порежут, вся прелесть пропадёт, — Амир поднялся на ноги и задёрнул полог, добавляя тени. — Я мог бы предложить некультурный образ поедания, но на леди выходное платье.        Китти отмахнулась.       — К чёрту красоту. Мне во избежание конфуза вполне хватит полотенца на коленях. А этих двоих я знаю достаточно долго, чтобы знать про них компрометирующие факты похлеще того, что они как-то не так ели арбуз. Так что если мы не смущаем хозяина дома…        Амир переливчато хохотнул и заговорщицким шёпотом сообщил, что баловство с вилками в Кассе, как и в Виесте, и в Землях Отцов основателей, существует только на светских мероприятиях.        В итоге арбуз ели сидя прямо на полу. В окружении подушек, конечно, вымыв руки и закатав рукава, но забирая крупные красно-зелёные пирамидальные куски прямо с блюда.       — В Ушэ арбузы — деликатес, — Амир выбирал косточки из своей «дольки» весьма солидным кинжалом, так что картина была милой и жуткой одновременно. В итоге перестарался, и вершина арбузной пирамиды упала на полу его гандиши. — А тут хоть полгода ешь. Эх. Переживёте меня в штанах и рубашке? Позор так-то, но с учётом того, что я по локоть в соке и сам лучшая приманка для пчёл…       — А что зазорного в рубахе? — Китти убрала коварный кусочек с чужого одеяния в тарелку к семечкам и в сотый раз ополоснула пальцы в розовой воде, принесённой господам для омовения. — Я знаю только про то, что ваши женщины постоянно в парандже.       — Чушь, — Амир выбрался из гандиши, тут же помолодев лет на пять, хотя и так выглядел на вечные тридцать. — Эти предрассудки растут из рассказов путешественников, никогда у нас не живших. Начать с того, что мы все закутаны с головы до пят. Иначе можно наесться песка в первую минуту на улице. Дома наши женщины ходят с непокрытой головой. В волосах у них всё состояние семьи, не говоря уж про руки и шеи. И, пока я ругаюсь на стереотипы, никто не выдаёт женщин замуж насильно. Если, не дай Маан, Аниша меня разлюбит и подаст на развод — меня никто не спросит и нас разведут. То есть срок на примирение дадут, но, если она захочет, она уйдёт — хоть коброй я извивайся. Всё имущество её. Приданое тоже за ней. И деловые соглашения женщины с мужчинами соглашают. Да и вообще любые сделки могут инициировать и заключить.       — Звучит как что-то потрясающее для женщин и очень некомфортное для мужчин.       — Звучит как что-то, что нам не мешало бы перенять.        Шарль стрельнул глазами на лорда, но Дарсия преспокойно сплёвывал косточки в блюдце и не спешил вступать в полемику.       — Не выйдет.       — Да почему опять?!       — У вас другая традиция права, — Амир примирительно подвинул гостям арбуз, но Шарль был вынужден отказаться и потянуться к своему тазу с розовой водой. — Законодательство — очень консервативно. Больше, чем любой другой институт. За нормами права стоят очень давние традиции и уклад жизни. Так как мы были кочевниками, а дом блюли жёны, им важно было закрепить имущественное право. Разве у северян иначе? Мне казалось, у вас подобная ситуация.       — У нас — да, — Дарсия ледяным стилетом отрезал мякоть от корки и несколько запальчиво указал остриём на супруга, — но вот он вечно забывает, что мы играем и существуем в другой системе прав. У женщин Виеста, в первоначальных его пределах, не было столько обязанностей, как у наших женщин. Вот и прав меньше.       — Но сейчас-то этих обязанностей предостаточно!       — Сердце моё, сейчас твоих обожаемых женщин никто не неволит.        Шарль был так возмущён, что даже не знал, как обозвать лорда.       — Политик! Хитрая изворотливая змеюка! Сам ты как женился — не помнишь, память отшибло? А как я три, три раза, Дар, вытаскивал из-под венца Китти? У меня порой чувство, что мы живём в разных столицах, если не в разных мирах.        Лорд посмотрел на инару, и та, видимо, ответила, пару раз аккуратно кивнула и робко улыбнулась.       — Извини.       — Пустое, — Китти очень бережно похлопала лорда по колену — куда уж дотянулась. — Всегда легче говорить о том, что не болит. И хорошо, что не болит. Стало быть, Изабелла полностью довольна.       — Да не слишком, но её дела явно получше, чем у прочих. И всё же я категорически против идей и нравов твоей обожаемой Сессил.       — О, они не так страшны. Правда-правда. Если вы поговорите без переходов на личности, ты сможешь услышать много нового, интересного и в чём-то ценного для Виеста. Но вы вряд ли поговорите, уж очень обоюдно болезненная реакция.       — Не вини его в этом единолично, — Амир перешёл на абрикосы и теперь методично «располовинивал» небольшую оранжевую горку. — Сессил — неплохая девочка, но категоричная.        Шарль невольно заинтересовался и подался вперёд.       — Когда ты-то успел с ней поговорить?       — О, я давно знаком с Итаном. Он тоже любитель истории. И близко не как твой супруг, но в чём-то неплох. От Сессил мне тоже прилетело за несвободу наших женщин, но моему рассказу она, по-моему, не поверила. Подозреваю, что это отпечаток культуры Пернасса. Им вечно не везло со свободами.        Дарсия, не сдержавшись, надменно фыркнул.       — Действительно. Ели сыто и спали мягко, пока моя родня лила кровь за их благополучие.       — Вот — это нагляднейший пример того, почему мы как вид ещё долго будем решать собственные проблемы, не говоря уж о человеческих. Не в обиду тебе, Шарли. Сам люблю гуманные идеи, но, видишь ли… История любит повторять сама себя. Мы с грехом пополам научились меньше друг друга убивать, но пока не разучились ненавидеть. Не до людей нам в нынешнем тысячелетии, ой не до людей…

***

       Ручка укатилась с стола. Итан подхватил её в полёте и вернул Шарлю.       — Мне почти совестно, — Джон подлил гостю яблочного сока и приготовился привязывать очередную партию бумаг. — Вы фактически ничего не выгадали.       — Ну почему же? Что-то полезное я увезу. Это не сразу даст прибыль, ну так это вообще нормальная для Виеста ситуация. Не терзайтесь, друг мой.        Джон всё равно вздохнул и, кажется, даже ненаигранно.       — Инэ, мы коммерсанты, но мы не бессовестные торгаши. И я прекрасно вижу, как неравен обмен. Даже ваш супруг толком не «развлёкся», хотя, надо признать, внёс сумятицу своей позицией в неокрепшие умы.        Шарль отмахнулся.       — Дарсия приезжал не за тем, и он славно провёл время. Как и я. Вам правда не о чем переживать. Китти, так понимаю, последние деньки проводит в компании Сессил?       — О, мне кажется, они подружились, — Итан перебрал документы, поданные другом, и прошил копию, подготовленную для Шарля. — Может, Сэс решится заглянуть в вам в гости.       — Милости просим. У нас не так страшно, как расписывает Дар. Может, ей понравится. И я молчу, что у нас есть энное количество холостых мужчин, которых вполне можно перевоспитать.       — Предпочитаю зрелых личностей со схожими взглядами, которых не нужно нянчить, — Сессил вплыла в залу и подала руку Шарлю. Тот, как водится, церемониально поцеловал хрупкие костяшки. — Прощайте, граф. Как ваш дурдом вернётся в рамки приличий — приезжайте снова. Новый Свет любит Старую Тьму. Иногда так сладко заглянуть в прошлый век.        Шарль поднялся и посмотрел на инару сверху вниз. Собственно, превосходство за счёт роста, ширины плеч и возраста неожиданно приятно отозвалось в груди и отразилось на лице чуть надменной усмешкой. Не иначе заразился у супруга.       — Старая Тьма непременно заглянет. Мне приятен наш полумрак, но занимательно иногда погреться под солнцем. Особенно если можешь его проглотить.        Сессил задохнулась от чужой наглости, но Шарль, улыбаясь, вышел из залы, а после и из Ратуши. Он тоже изрядно соскучился по своему обожаемому спруту.

***

       На их этаже доходного дома прохладно и тихо. Букет и несколько подарочных коробочек стоят на низком столике у камина, но граф предпочёл сначала освежиться и, если повезёт, дождаться Дарсию. Смотреть подарки без дарителя не хотелось.        В итоге так и не дождался, пришлось идти к камину с небрежно перекинутым через плечо полотенцем и влажными волосами.        Сначала Шарль воздал должное букету. Розово-белые пионы приоткрывали свои пышные шапки и всю комнату заполняли пьяным ароматом. Густое великолепие еле помещалось в тонкой вазе красного стекла. Но содержимое коробочек было куда интереснее и нетривиальнее.        Шарль на два серебряных браслета смотрел с недоумением. Это было непривычное украшение, да ещё и странной огранки, здорово напоминавшей змеиные позвонки, плотно пригнанные друг к другу. Один браслет Шарль поддел, и тот рассыпался по полу, действительно один в один как позвонки. Только вот с неожиданно острыми шипами.       — Если ты нанижешь их на свою обожаемую плеть — вопросов поубавится.        Граф вздрогнул — отвык от глубины чужого голоса, они ведь почти пять дней не говорили, но быстро сжал и разжал кулак, выпустив когти, и кровавая лента действительно подхватила позвонки.        Шарль прощупал плеть от рукояти до кончика с металлическим наконечником и оценил подарок. Два кнута или одна длинная плеть цепного типа с острыми клинками, чудесно рвущими кожу и плоть. Истинное оружие для кровника. На запястьях браслеты выглядели до неприличия безобидными — острые грани были так плотно пригнаны, что не царапали ни кожи, ни одежды.       — Спасибо. Лучше них только трость.        Дарсия вздохнул, вышел из дверного проёма, явно только с улицы, и сел во второе кресло.       — Я немного отчаялся с тем, чтобы угадать подарок так, что он не отправился бы в ломбард или не оказался на чужом пальце. Видимо, я могу подобрать только оружие.        Шарль покачал головой, но очень мягко, и вытянул руку со шрамом.       — У меня в жилах есть немного твоей крови, если ты ещё помнишь нашу клятву. У меня есть твоя метка. Только незнакомые инарэ не в курсе, чей я муж. Даже надень ты на меня ошейник — ты не выпятишь ещё сильнее мою тебе принадлежность.       — Я не хочу выпячивать. Я хочу, чтобы ты носил её добровольно и она тебя не стесняла. Но да, мне это важно. Мне чертовски важно, Шарли, в том числе вот из-за этого, — лорд указал на перстень со шпинелью. — Хоть что-то.       — Я ношу украшение, которое невозможно потерять.       — Шрамы не украшения.       — Спорный тезис. Но за браслеты спасибо. А это что?        Дарсия отмахнулся. Разговор не исправил его настроения, лишь больше растравил душу.       — Комплимент в довесок.        Вторая коробочка таила флакон духов из цельного флюорита с позолоченной крышкой. Шарль чуть её приоткрыл, махнул на себя эссенцию, как химик дымок из пробирки, и выронил драгоценный сосуд.        Дарсия оказался подле мужа быстрее, чем даже сам сообразил, что уже держит его за плечи и оттаскивает подальше.       — Маан! Голова кружится? Резкие? У тебя аллергия?       — Нет-нет-нет… Нет, — Шарль долго хмурился, сам не понимая почему, и смотрел на пятно на ковре. Всё же он вспомнил и тут же повёл носом, боясь ошибиться. — Дар… Дар, я знаю этот запах. Это фиолетовый запах с площади.        Лорд сначала смотрел на супруга с опасением, тот вроде недавно головой ни о что не бился, а потом в синих глазах проступило понимание.       — Я понял почти всё, но… Фиолетовые?       — У мамы были похожие. Флакон из аметистового кристалла. Это была чуть ли не любимая игрушка в детстве, он мне почему-то казался невероятно красивым, а потом я его разбил. Пришлось выкинуть ковёр и две недели проветривать малый зал нашего особняка в районе Неба Древних. Вот почему он фиолетовый. Вот почему я никак не мог его вспомнить, хотя он мне казался чертовски знакомым.        Дарсия обошёл флакон и достал из коробочки карточку с описанием. Ингредиенты были безобидными и распространёнными.       — На площади инарэ были под чем-то, — Дарсия присел, закупорил флакон и чуть его поболтал. Эссенции осталось буквально на донышке. — И это явно были не духи. Тем не менее запахи — тонизирующие и возбуждающие вещества. И они могут быть признаком кое-чего другого… Если ты одет — пойдём. Нам сейчас очень пригодятся скромные познания Амира в медицине.       — Каким боком…       — А его родовое имя тебе ничего не сказало? Ра`Йшари. Династия медиков. Кстати, его прапрапрадед лечил Людвига Безумного. Ну что ты так удивляешься? Мир — тесное место. Особенно если дело касается большой политики.

***

      — И что же вас так взволновало? — Амир открыл флакон и вдохнул аромат так же, как час назад это сделал Шарль — осторожно и с расстояния. — Очень приличные духи. Ведущая горьковатая нота — листья аши. Опять же — распространённое растение. Не везде, но, кстати, на Севере растут обильно.       — У этого растения есть тонизирующие свойства?        Амир покрутил флакон, закрыл его и внимательно посмотрел на Шарля. Кажется, даже несколько настороженно, но ответил.       — Не совсем. Настойка на плодах аши действует как наркотическое вещество. Очень дурное, потому как вызывает агрессию, провалы в памяти и делает сознание уязвимым для постороннего воздействия. Проще говоря, понятие «берсерков» возникло ровно из-за воинов, принимавших эту дрянь перед сражением. Опоённые не боятся, не чувствуют боли и рвут врагов, пока не падают замертво.        Шарль тут же повернулся к Дарсии, но лорд покачал головой.       — Не похоже. Вернее, не до конца. Они были злы, но, насколько я помню, больше рассеяны и дезориентированы. Пострадали люди, а с другими инарэ так, чуть помяли бока.       — Одного дезориентированного я, помнится, от тебя отодрал.       — Ты и сам был контужен. Но в большем сознании, поэтому и подрал того бедолагу так качественно. Так что… Не всё сходится.       — А можно вы посвятите меня в предмет разговора? — Амир одновременно был напряжён и растерян. — Не люблю подозревать приятных мне собеседников чёрт-те в чём.        Супруги пересказали всё, что помнили о теракте, и всё, что узнали из газет и рапортов.       — Возможно, это действительно аша, но недоваренная. И не исключаю, что эффект подбирается специально. Это специфика терактов. Но вы правда думаете, что за столько лет жандармерия не разобралась?        Шарль пожал плечами.       — Телеграмму я в любом случае отправлю. Это не улучшит моих отношений с княжичем Родериком, но в случае чего можно сказать, что свой гражданский долг я выполнил и сообщил следствию всю известную мне информацию.       — А карту свою ты следствию показать не хочешь?        Шарль от Дарсии только отмахнулся.       — Сам же над ней смеёшься. А княжеского внимания мне хватает и с излишком. Спасибо, Амир. Извини, что потревожили.       — Да обращайтесь, Маан ради. Я даже и не думал, что политическая жизнь в Реере настолько насыщена.        Граф сжал и разжал пальцы некогда покалеченной руки и припомнил письмо с угрозой. Но посвящать профессора истории в то, насколько насыщенная его политическая жизнь, не стал.

***

      — И всё же нужно было раньше.       — О Маан. А можно ты хоть в постели подумаешь о чём-то другом?        Лорд уже не с нежностью, а с раздражением прошёлся руками по мужниной пояснице, не массируя, а почти ломая позвоночник.       — Ох! Дар! — Шарль извернулся и со всей силы удалил лорда по плечу. Болеть стало у обоих. — Ну и чего ты добился? Стоило меня нежить полчаса, чтобы за секунду свести всё на нет? Спасибо, больше не хочу никаких примирительных игр.       — И не надо. И думай дальше о чём угодно во время процесса, когда думать вообще не рекомендуется.        Мужчины ещё минуту посверкали друг на друга глазами, а потом Шарль улёгся обратно. К чёрту. Поимеют так поимеют. Пошлют значит пошлют.        Не послали. Лорд добавил немного масла и вернулся к прерванному делу, а именно к массажу, но не к завершающей «сладкой» части, а вновь к плечам и лопаткам, убирая в миг вернувшееся напряжение. Правда, Шарль тут же расслабился, позволяя делать с собой что угодно.       — Поговори со мной, раз всё равно мнёшь мне плечи, а не задницу.       — Доберёшься тут до твоей задницы, как же… — лорд как-то особенно вмял внутрь ложные лопатки, Шарль чуть всхлипнул, и пришлось заглаживать грубое обращение лаской. — О чём с тобой поговорить, если ты уже всё решил и всё сделал?       — Может, стоило предпринять что-то ещё?       — Что? Записаться в жандармерию и лично патрулировать город?       — Что? — Шарль вновь было встрепенулся, и Дарсия уже по-простому ухватил его сзади за шею и вжал в подушки, продолжая массаж одной рукой. — Эй! Да почему?!       — Потому, что табличку «Убьёт» на воротах электростанции придумали для тебя. Но ты моментально разучишься читать, как только там, внутри, за воротами кто-нибудь заорёт: «Спасите». Ты не бог, Шарло. Даже на четверть не тянешь. И даже то, что ты внучатый племянник Князя, не наделяет тебя необычайными силами, лишь чуть более синей кровью. А теперь расслабь мышцы спины, я попытаюсь хоть немного размять твою совершенно каменную поясницу и мы ляжем спать. Любовью я с тобой уже назанимался — мозги болят неимоверно.        Шарль замолчал. Чуть постанывал, потому что в пояснице колом встала мышца и её расслабление было болезненно и мучительно. Только от мужа так и не отстал, примостившись на чужом плече вместо подушки.       — Если бы у меня был другой характер — ты бы меня не любил.       — Бездоказательная теория, — Дарсия потянул мужа повыше, не протестуя, когда тот улёгся под самое горло, и положил руку Шарлю на бедро. Раз не дали попользоваться, то хоть пощупает. — Но волновался я бы в разы меньше. А теперь, Маан ради, спи. Влезать в неприятности в этом состоянии ты вроде ещё не научился.       — Я буду практиковаться.        Дарсия со стоном перекатился на бок, придавил собой Шарля и, выпустив крылья, закутал в них графа с головой. Возражений не последовало.

***

      — Это вовсе не обязательно.       — Предпочитаю провожать друзей по всем правилам.        С правилами Амир приукрасил, никто не требовал от него заходить на пароход, но он помог подняться Китти, что-то уладил в вопросах со служками, но главное — отвёл супругов в сторону и вручил подарок.       — Возражения не принимаются.       — Очень жаль, потому что они есть, — Дарсия чуть развернул шкатулку к Шарлю, хотя тот и так видел содержимое. — Кольцо тебя ни к чему не обязывало.       — Я и не чувствую себя обязанным. Просто так будет правильно.        Серёжки одна на другую не походили и всё же были парными. На правое ухо длинная, со звёздчатым сапфиром. Не крупным, но огранённым кабошоном так, чтобы игру «звезды» можно было видеть издали. Левая серёжка поменьше, но глубокий красный корунд рассекали множество мелких золотистых жил, превращая его в подлинный кусочек метеоритного неба.        Шарль машинально заправил вороную прядь за ухо.       — У меня нет прокола.       — Это дело нехитрое, было бы желание, — Амир улыбнулся, как, вероятно, умеют улыбаться только пустынники — мягко и загадочно, — но в крайнем случае кому-то идёт красный, чуть потемнее, конечно, ближе к пурпуру, но идёт. И всё же мне кажется, желание есть у прямого адресата.        Они долго прощались. Не только из-за делегации внизу, всех тёплых слов Джона и Итана, прощальных шпилек Сессил, сентиментальных слёз Китти и чарующих пожеланий Амира. Земли Отцов основателей ощущались чём-то чуждым, но подсознательно родственным. Чём-то, где, побыв подольше, можно найти корни родной культуры и задержаться надолго, почти как в гостях у дальнего родственника, неожиданно оказавшегося приятным и близким существом.       — Я жалею только об одном: мы не видели Каньон.        Дарсия подлил Китти сока, и она чокнулась с его бокалом пунша.       — До него два дня поездом. А чтобы осмотреть, по уму нужно гостить дня три и очень желательно облететь его в истинном обличье. Тебе пока такое нельзя.       — Потом будет нельзя ещё лет пять.       — Брось, Китти. Максимум год. Потом тебе никто не мешает приехать ещё раз. Ребёнка можно оставить на отца. Мы тоже что-то да умеем, особенно когда припирает к стенке.       — Неожиданный совет от тебя, — девушка рассмеялась и чокнулась ещё и с Шарлем. — Амир умница. Вам обоим очень идёт.        Шарль машинально коснулся левого уха. Серёжка не мешала, но знать, что теперь она есть, было очень непривычно. Впрочем, лорд смотрел с таким одобрением и наконец-то спокойствием, что графу было не жаль. Он быстро привыкнет. Уже почти привык.        В порту их троих почти сбили с ног. Китти тут же передали мужу и в пять голосов уверили, что с ней всё отлично (больше всех уверял Роярн, которого вообще рядом не было и который даже на телеграммы отвечал преотвратительно).        Соскучившийся Бьер в экипаже забрался Дарсии на колени и уснул, хотя его длинное тело так и норовило куда‐нибудь свалиться. Этелберт чуть осунулся из-за радостей отцовства, Дамиен… Дамиен не изменился. Разве что не приобрёл новых шрамов в добавок к поджившим.       — Новый Свет не баловал новостями с родины, а вы ужасные корреспонденты, — Дарсия потянулся за газетой, но Дамиен передал её Роярну, а тот Этелберту, тем самым спрятал несчастный кусочек бумаги в противоположную от лорда сторону. — А можно мне её всё же вернуть? Я как из санатория вернулся — вообще не в курсе повестки.       — А можно ты войдёшь в курс повестки завтра?        Если бы эту фразу сказал Дамиен, Дарсия бы отмахнулся и расслабился. Но, увы, сказал её Роярн, сказал голосом того, кто не привык юлить, одной интонацией умоляя не делать того, о чём шёл разговор.        Этелберт отдал газету и тихонько забрал скотч-терьера с нагретого места. Маленький пёсик не должен пострадать, когда его хозяин опрометью кинется в военное училище пасынка, прихватив с собой его отца.        Виест объявил войну Рахану и открыл второй фронт. Это обстоятельство никак нельзя было поправить, будучи в Землях Отцов основателей, но кто мог это объяснить двум членам распущенного Парламента?