— Я рад, что ты наконец улетаешь в Египет, — ответил Счастливый Принц. — Ты слишком долго здесь оставалась; но ты должна поцеловать меня в губы, потому что я люблю тебя. — Не в Египет я улетаю, — ответила Ласточка. — Я улетаю в Обитель Смерти. Смерть и Сон не родные ли братья? И она поцеловала Счастливого Принца в уста и упала мёртвая к его ногам. «Счастливый Принц» Оскар Уайльд
Бесстрастным демоном с чужих широт Грядёт непрошено холодный фронт. Страшит порывами слепых ветров, Перерезает льдом артерии дорог. За каплей капля, за слогом слог Уходит бережно хранимое тепло. Затих безродный пёс в глухой дыре, Погасшим звёздам больше некого согреть. «Холодный фронт» Елена Войнаровская В конце октября погода в столице начинала меняться в худшую сторону. Небо становилось темнее, ветер холоднее, дожди шли чаще, а туман и вовсе не выпускал Рееру из своих промозглых объятий. Графу спустя почти год после посещения Земель Отцов основателей в родном городе было неуютно. Тем не менее Шарль сидел в саду особняка на улице Гиацинтов, читал какой-то приключенческий роман, поправляя плед у себя на плечах, да иногда сквозь совершенно прозрачные насаждения деревьев поглядывал на тренировочную площадку, где Совьяр выбивал из Анри глупость. Обладатель Семилучной звезды к сыну графа относился бережно, но строго. Шарль хотел было влезть в эти отношения, но его очень быстро отговорил супруг, а главное — опыт наблюдения. Анри ни физически, ни по возрасту Совьяру противостоять не мог. Тем не менее мечник поблажек не делал, работал чуть ли не в полную силу и на максимуме своих умений. Позже Шарль понял, что это не так, но сначала синяки, гематомы и даже разрывы мышц у сына приводили его в состояние исступлённой ярости. Не имея возможности действовать силой, юный граф полагался на хитрость, ловкость, наглость и… подлость. Последнего Шарль у сына вынести не смог и серьёзно поговорил с Рири, взяв с него обещание больше не бить в поединках со спины. Анри честно перестал, и количество побоев моментально возросло. — Какого дьявола, сеньор?! — Совьяр, как все южане, был страшно вспыльчив, но, кроме того, ему портили преподавание, смущали ум ученика, и учитель просто не выдержал. — Стоило ли нанимать меня за такие деньги, чтобы учить меня учить? Ваш сын талантлив, но он никогда, инэ, никогда не станет мастером меча. Но, я так понял, он метит в военные, а на полях сражения есть такие, как я. Они могут не иметь звезды, но драться не хуже. И моя задача сделать так, чтобы ваш сын мог перерезать им глотки быстрее, чем они ему, а это вполне возможно и не будучи первым фехтовальщиком в стране. — Он может думать о себе что угодно. Но он не будет бить со спины. Совьяр запричитал на языке Парса, возведя руки к небу, а Шарль при всей любви к языкам из потока вычленил только слово «идиот». — Маан! Маан! Инэ! На войне нет рыцарей! Там не осталось мужчин вашей морали! Поверьте мне, я был, я видел! Давайте мы постараемся сделать из вашего сына бойца, а не кусок пушечного мяса. Мне очень нравится его умная голова, ей место на шее, а не на пике! Возможно, они бы не договорились, но на шум в главном зале тогда пришёл Дарсия, и Совьяр тут же замолчал и чуть склонил голову. Южанина в дом привёл лорд. Это была своеобразная взятка Анри за спешное исключение из военного училища. Совьяр коллегу по бриллиантовому знаку уважал и признавал силу чужой школы мечников. Так что учитель вышел, предоставив мужчинам разговаривать самостоятельно. Шарль тогда был ещё на взводе и мужа взглядом натурально опалил. — Ну что, что?! Я не прав и врежу собственному ребёнку? Дарсия мягко улыбнулся и чуть пожал плечами. — Не думаю, моё сердце. Но есть кое-что, с чем ты не можешь смириться. Анри — не ты. Он другой. У него твой цвет глаз и кудри, твоя лёгкая походка в моменты радости. Но тебя отлили из светлой стали Ласка, и ты гибок, как шпаги из тех мест, а Анри из того металла, что добывают на моей родине. Он тёмен и, увы, жесток. Ему нужно то, чего ты не терпишь. Кровь, боль, восторг побед и те, кто пойдут за ним в пекло. Совьяр прав: на войне не пахнет честностью. Рири не откажешь в силе, но мастерство меча — это нечто другое. Он ещё не испорчен твоей совестливостью, ему ничуть не стыдно бить со спины. И, честное слово… Я люблю мальчика. И лично я предпочту, чтобы он выпотрошил сотню соплеменников, но ни один не прервал его жизни. Эту простую мысль Шарлю пришлось вынашивать почти неделю, а потом просить сына слушаться учителя и не принимать близко к сердцу нотации своего отца. Впрочем, Анри не зря слыл умным для своего возраста юношей. Он улыбнулся и заверил родителя, что будет благороден в рамках приличий. Не более, но и не менее. Совьяр на это поворчал, особенно на то, что какие-то оплошности ученик стал ему «позволять», но вынужден был смириться и пересмотреть программу обучения. — Не очень уютное время, — Шарля из воспоминаний выдернул подошедший Эрнест. Будущий дипломат поставил на маленький железный уличный столик поднос с горячим какао и двумя вафельными трубочками для себя и крепким горячим шоколадом для отчима. — Пока дойдёшь от дома до сада — весь отсыреешь. — Осень, родной. Осень… Шарль откинул плед с правого плеча, закутал в него усевшегося рядом пасынка и подождал, пока тот устроится так, чтобы не пролить содержимое кружек и в то же время закрыть пледом наибольший кусок тела. С грехом пополам Эрнест справился. — Как твои занятия? Не собираешься покинуть нас вместе с братом? Иррэ насмешливо фыркнул, сузив искристые голубые глаза, и начал рассказывать. Конечно же, ни в какие Земли он не собирался и сомневался даже в том, что Альфред подастся за границу. Шарль слушал, но больше просто любовался. Эрнест несколько подрос с их первого знакомства, ещё шире раздался в плечах и перестал коротко стричь свои русые волосы. Последнее ему на удивление пошло — чуть сгладило резкие черты лица и убрало общую нескладность. Писаным красавцем в отца мальчик не стал, да и не станет никогда, переняв очень много внешних черт своего властолюбивого деда, но графа это заботило мало. Эрнест всё равно оставался главной доброй душой их «мужского клуба». А внешняя красота… Не самое главное в жизни. Особенно если она есть внутри. — …ри. Пока так. Что расскажите о политическом поприще? Отца я даже трогать боюсь в этом отношении, он здорово напоминает тучу, готовую обратиться в буран. — А я не напоминаю? — Шарль весело хохотнул, хотя тема больно уколола своей актуальностью и непроходящими трудностями. — Ну, не тучу, конечно, этого звания мне у твоего отца не отнять… Эрнест с готовностью рассмеялся, отставил полупустую кружку, положил голову отчиму на плечо и прикрыл глаза. Долго разговаривать ему тоже, видимо, было лень. Шарль поцеловал пасынка в лоб и вернулся к чтению, хотя, по сути, просто водил глазами по строчкам и думал совсем о другом. Год выдался сложным, самым сложным за пару последних десятилетий. В роковой день возвращения из поездки они попали домой уже под утро, уставшие, злые и отчаявшиеся. Открытие второго военного фронта было вопросом времени, но знать очень надеялась на дипломатов и мудрость Князя. Не сдюжили. Анри они забрали из училища в первую очередь. Дарсию туда ноги понесли сразу, как только стала понятна вся будущая политика. Теоретически юного графа никто бы и не тронул, но война, новая, очевидно, затяжная, была для лорда даже не красной тряпкой, а чем-то, что грозило перечеркнуть жизнь всей семьи. Вполне логично, что вторым в списке стала срочная телеграмма Изабелле. Правда, запоздалая: северян на фронт сорвали заблаговременно. Анри с лордом разругался страшно. Шарль вообще не знал, что сын так может, но вопрос будущей карьеры задел его за живое. — Конечно, вам кажется! Вы же не свою жизнь псу под хвост пускаете! — Анри, — Дарсия был бесконечно терпелив и спокоен. — Военное положение — не шутка. И не повод поиграть в солдатиков. Твой отец не выдержит, если одним из таких «солдатиков» будешь ты. Они только по тактической карте ходят легко. — Меня и не заберут! — Вначале да. Если Виест окажется в тисках, первым выдернут меня. Уже бы выдернули, числись я на службе. Инэ Дамиен вот отбыл. И вопрос — вернётся ли обратно. И, если что-то пойдёт не так, хоть что-то, страна, поверь мне, возьмётся за наивных восемнадцатилетних мальчиков, считающих, что они уже всё знают и могут. Анри в бессильной злобе сжимал кулаки. Никакие аргументы не помогали. Возместить его специфическое образование в домашних условиях в полной мере не получилось бы. В лучшем случае он пропускал целый год. В худшем… Впрочем, Шарль старался не загадывать. В итоге юный граф с лордом почти не разговаривал. Размолвка тяготила обоих: Дарсия, несмотря на вечную ворчливость, к сыну своего мужа был привязан, а Анри слишком привык считаться с мнением отчима и уважал его авторитет и взгляды. Главным образом, конечно, отдавал дань выбору отца, ну да какая разница, что было первоосновой довольно тесных и дружественных взаимоотношений? Новые проблемы появились с восстановлением Парламента. Главам партий вернули былое влияние, но Шарль неожиданно оказался один. Трогать Китти он уже не мог, инара совсем скоро должна была поменять социальную роль и, наверное, на какое-то время подзабыть политические амбиции. А Дамиен… Дамиен действительно мог не вернуться. До того вечно воевавшие между собой Синие и Чёрные неожиданно нашли много общего. Так много, что Князь чуть не распустил «палату совещателей» снова: его просто измотали непрекращающиеся требования о прекращении военных действий на втором фронте. Дарсия и инэ Моррис так крепко ухватились за эту тему, что забыли прежние разногласия. Электы их не поддержали: промышленникам война была выгодна, и инэ Дэшем это прекрасно понимал. Он теперь больше всех ругался с недавним если не другом, то приятелем. Противостояние золотого, вечно шестнадцатилетнего чудовища и когда-то невозмутимого лорда-канцлера ужасало своей экспрессией. Шарль, как и маркиз Ингланд, просто не знали, что делать. Алая партия потеряла в количестве участников больше всех. Рабочий класс, чьи интересы отстаивала Зелёная, просто не выбирался домой с предприятий. Проекты разваливались. Всё, на что теперь хватало Парламента, — непрекращающаяся грызня в поддержку и за порицание войны. Одним словом, год был ужасен. Так ужасен, что даже новый крупный теракт на Рыночной площади никого не удивил. Лишь идеально вписался в непроходящий хаос. — …сможете? — А? — Шарль даже вздрогнул и чуть повернулся к Эрнесту. Тот, против ожиданий, не задремал, а смотрел куда-то между деревьев — видимо, на чужую тренировку. — Извини, ойси, я всё прослушал. — Говорю, что вы тоже потрясающе фехтуете. И вы, наверное, могли бы победить мастера Совьяра. — Меня радует твоя высокая оценка, но мой максимум — продержаться минут пятнадцать, пока меня не проткнут рапирой и дагой. — Двадцать пять. А мог бы и выиграть, научись ты дышать. Шарль схватился за грудь и с подлинным возмущением посмотрел на мужа. — Последнее время у меня заячье сердце. Хоть ты не своди меня в могилу. — Я ещё не привык к твоей новой манере уходить в себя и закапываться в мыслях, как крот. Но я прошу прощения. И повторяю: ты мог бы победить. — Мне льстит твоя… — При чём тут лесть? — Дарсия сел на свободный край лавки и закинул одну руку за спинку, всем корпусом поворачиваясь к слушателям. — Ты чисто физически сильнее очень многих. В том числе меня. Не забывай об этом, пожалуйста. Фехтование — всего лишь навык. К нему есть предрасположенность, но самого умелого фехтовальщика можно раскатать грубой силой. — Это не этично. Лорд фыркнул и легонько покачал головой, тонко, прозорливо улыбаясь. — Сказал бы, что за это и люблю старую аристократию, но старой аристократии плевать. Мораль и этика из всего моего окружения трогает только тебя. — Ты не прав. Роярн и Эт… — Этелберт десятикратно жёстче тебя. Я думаю, что как раз на этом и держится ваша дружба. Ты можешь сколько душе угодно играться в благородство, пока в твоей тени есть злая цепная собака. Друга ты в этой его роли сменил на мужа, только и всего. Роярн и подавно, мы с ним исполняем нечто подобное: он может казаться романтичным, честным и порядочным, сверкая белизной натуры на моём фоне, но, когда будет надо, он неожиданно окажется кусачим и грозным. И я эту его природу люблю. — Говори уж лицемерие. — Ну что ты. Лицемерие — это про казаться святым, заправляя в чистилище. Но, живя в чистилище среди демонов и ежедневно видя за улыбками клыки, чистейший идиотизм этим маскам верить. У меня нет претензий к нашей истинной хищной натуре. Думаю, у тебя тоже. Просто порой ты позволяешь себе роскошь забывать, что любой твой собеседник — опасная тварь, и видишь за ним порядочную личность. — Это ужасная логика, Дар. Безнадёжная, жестокая и, наконец, просто неверная. Лорд пожал плечами, не опровергая чужих слов и просто продолжая внимательно вглядываться в карие глаза напротив, не замечая сыновьего внимания. — Не так страшно жить среди чудовищ, будучи при зубах, а тем более имея семейство или содружество таких же монстров. Кровожадных, но своих. — Среди тех, кого вы считаете за чудовищ, может действительно оказаться добродетельная душа, — Анри закончил тренировку, более того, видимо, давно подошёл и слышал разговор, а Шарлю дорогого стоило вновь не вздрогнуть и не испугать облокотившегося на него Эрнеста. Граф приход сына не отследил. — Что же теперь, растерзать её? Дарсия, в который раз не споря, улыбнулся, перевёл взгляд с пасынка на мужа, и синий взгляд тут же потеплел, подтверждая дальнейшие слова. — А это моя добродетельная душа? Она, будучи добродетельной, принимает меня и любит? Тогда я тысячекратно сделаю для неё исключение. Глупо не верить чутью, если оно кричит, что за чужой вежливостью скрывается наточенное оружие. Но отдавать этому миру на растерзание редкие золотые проблески подлинной доброты — вот это действительно идиотизм, граничащий со слабоумием.***
— Сильно опоздала? Китти вышла на лестничную площадку и тут же шмыгнула Дарсии под бок. В другой ситуации это было бы странно, но на литературных вечерах в особняке района Неба Древних лорд и баронесса предпочитали держаться рядом. — Нет, они только закончили со стихами, — лорд подал инаре бокал, заботливо прихваченный с подноса служки. — Будут клянчить — не отдавай. Это последняя партия пунша. Кто хотел — должен был приходить раньше. Инара насмешливо сморщила носик и отпила горячее и пьянящее варево. — Покажи мне смельчака, что подойдёт к нашей компании. Ты столь грозен, что даже твои подчинённые все внизу. — Все подчинённые внизу потому, что состоят в клубе и готовятся декламировать прозу. Это мы тут для декора, — Дарсия поймал сердитый взгляд мужа и тут же прижал ладонь к сердцу, не до конца и не совсем церемониально, но Шарль жест извинения увидел. — Всё, сердится. Придётся прекратить шушуканье. Но сына ты, конечно же, сбросила на его отца? Инара тихонько клокотнула и сделала ещё глоток. — Я пользуюсь вашим советом и припираю мужа к стенке. Он, к слову, пока не роптал. — О, докатился ваш проклятый феминизм до Виеста. Никакой жизни теперь мужчинам. «Замолчали оба! Выгоню к чертям, и не надо потом жаловаться, что не пускаю!» Дарсия и Китти одновременно чуть поморщились, но замолчали. Вдоволь поиздеваться над любителями литературы они смогут и после заседания книжного клуба. Шарль зажал меж пальцами переносицу и, выдохнув, вновь обратился к присутствующим с радушной улыбкой. Литературный салон сжирал много сил, но совершенно вымотанным и измождённым от плохих новостей аристократам хотелось разгрузки, так что графа почти умоляли продолжать, пусть и снизив периодичность встреч. Китти приходила изредка — поглазеть на знакомых политиков в неформальной обстановке, тем более что консерваторы, так яростно нападавшие на Шарля в Парламенте, у него дома перевоплощались в ласковых котов, готовых мурчать и тереться об ноги по первому слову хозяина клуба. Дарсия просто расширял список «на почитать» и иногда, после всех посиделок вечерами, что-то такое неочевидное шутил о книгах, а главным образом о тех, кто их выбрал, так что Шарль очень чётко осознавал реальный объём литературы, которую лорд поглощал в свободное время. — Вы вновь порадуете нас северной классикой? — Вильгельм де`Вра полистал свой принесённый томик, видно, не нашёл нужного и начал сначала. — Или нашли что другое? — Нашёл на удивление похожее, но на другом континенте, — Шарль развернул к присутствующим обложку своей книги, где золотым тиснением значилось: «Песни Красной Материи». — Литература Касса? Вы умеете удивлять, граф. Честно говоря, знал, что северяне и пустынники один вид, но никогда не думал, что у них сохранилась общая литературная традиция. Не совсем понимая опус барона, Шарль невольно полуобернулся к мужу и поднял глаза на «бельэтаж». — Вы не знали? Не переживайте, мы совершенно перестали отслеживать видовые предрасположенности. Зря, как по мне, ну да это дискуссионный вопрос, — барон окончательно отложил книгу и, закинув ногу на ногу, стал вещать. — Среди присутствующих, вероятно, вида три, самых распространённых в центральной части Виеста: ночницы, кожаны и листоносы. Север почти целиком занимают летучие лисы, на западе — нетопыри и вечерницы. А что до жителей пустынь… Большая часть северян подалась в своё время к вершинам Ледяных Игл, уж не знаю почему облюбовав этот хребет. Но часть спустилась ниже по проливу Китов, который вы ныне не найдёте из-за отсутствия полоски земли, его создавшей, и ещё ниже, через океан и море, до берега Белого Песка, где в эти самые пески и ушло. — Занимательная теория, — барону, судя по всему, не до конца поверил не только Шарль. — Но верится с трудом. Северяне потому и северяне, что лучше переносят холод. — Да, их к этому приспособила эволюция, наградив густым подшёрстком, а у пустынников та же эволюция его забрала. Ну правда, господа, мне незачем вам врать, вы можете сходить в городской университет зоологии. Это один вид. Внешне разный лишь в расцветке да в типе шерсти. Но у них одна и та же конституция, то же строение тела. Да и, право слово, вас удивляет, что они живут в полярных климатических ситуациях, но ведь главная особенность летучих лисиц как раз в адаптации к экстремальным температурам. А к экстремально холодным или экстремально жарким — так ли велика разница? Шарль невольно выпал из повествования и крепко задумался так, что почти пропустил свою очерёдность чтения. Если отбросить внешние факторы, тот же Амир и Дарсия были похожи. Идентична поджарость и даже сухость тела, длинные конечности. У людей внешность так не зависела от видовой принадлежности, но у людей её как таковой и не было. Нет, они, конечно, как-то отличались и имели наглость говорить об отдельных группах как о народах, но по сути… Люди были людьми. Не самые развитые существа, как на них ни глянь. В итоге свою часть Шарль прочёл, с удовольствием послушал других и стал инициатором нового витка дискуссии. — Никак не могу отпустить мысль, инэ Вильгельм, — граф перебрал пальцами по корешку книги и отложил её на столик. — К чему нам знание видовых особенностей? В наш век это вообще не актуально. Мы магию-то почти забыли, гораздо большего добиваясь железом и паром. — В этом и беда. Вы так уверены, что это знание не нужно? А разве не оно привело нас на вершины современного прогресса? — А разве не гений мысли? Я как-то привык думать, что мы так хороши ровно потому, что уделяли должное внимание развитию разума. — Отвергнув свою природу? Недолго мы в таком случае будем совершенны. — Мы и так несовершенны. Дарсия вступил в беседу неожиданно и сразу с громового раската. Вряд ли сам ожидал такого эффекта, но акустика зала сделала своё дело. Да и «трибуна» у лорда была что надо. — Знание преимуществ видов не делает нас лучше или хуже. Мы всё ещё конкурентны исключительно в своей среде. И отнюдь не в физическом плане, что и достигается принадлежностью к виду. — Ой ли? Шарлю взгляд барона на Дарсию не понравился, но инэ Вильгельм был старше, умнее, а главное — хорошо воспитан, поэтому, буквально мельком глянув на хозяина вечера, тут же погасил нездоровый огонёк в собственных глазах и на неожиданного оппонента в дальнейшем смотрел хмуро, но без затаённой угрозы. После окончания вечера, попрощавшись со слугами (свой особняк Шарль больше не закрывал и не отчаивался уговорить мужа пожить в родных для себя стенах хотя бы неделю), мужья взялись провожать Китти до дома. — Маан ради, вы оба хуже квочек. За рубежом и то не так пасли. Дарсия невесело хмыкнул. — Позволь напомнить, в Землях Отцов основателей не гремят теракты, не падают пассажирские цеппелины и не появляются заголовки в газетах о нападениях на экипажи. Так что позволь мы сдадим тебя в руки мужу и он порадуется, что блудная мать наконец вернулась к сыну. — А ты и рад, что меня нагрузят ребёнком. Впрочем, ладно, Оливера я готова терпеть до конца дней. Главное, чтобы не внутри себя. То ли все мальчишки страшно пинаются, то ли мне так повезло. — Наверное, все, — Шарль невольно вспомнил замученную Ивет и её сетования на неродившегося Анри. Впрочем, Китти на последних месяцах беременности выглядела куда свежее. — Анри так точно. — А то сейчас, конечно, перестал, — лорд вроде бы хохотнул, но Китти тут же придержала его за локоть, вынуждая посмотреть в свою сторону. — Вы так и не помирились? — Да мы не ссорились. — Ну конечно… Лорд помолчал, глубоко вздохнул, но всё же ответил. — Я понимаю мальчика. Я был на его месте. И тогда мне тоже казалось, что жизнь и карьера закончены. А он на моём месте ещё не был и не побывает, пока у него не родятся собственные дети. К тому же лучше я, чем Шарли. Обида на меня вообще не страшна, а на отца он не дуется, пусть тот и открыто поддерживает это решение. — Зачем вообще было забирать документы? Война и так не заканчивалась. — Война не приобретала такого размаха, девочка. Виест завяз в болоте и имеет все шансы потонуть. Впрочем, мы это закончим. Тут уже к мужу повернулся Шарль. Он и так слушал, но теперь был вынужден развернуться всем корпусом, конечно же, налетел на камень и почти разбил нос о мостовую. — Кто «мы»? Можно, пожалуйста, подробно и с планом? — О Маан, я ничего такого не имел в виду. Или ты «за» военную кампанию? — Я против, но давай без революций. — А ты как это видишь? — Дарсию чужое предположение здорово развеселило. — Тут такое дело, Шарли… Я целиком обязан правящей династии своим положением. Я даже за мужа этой самой династии должен быть благодарен и за чувствительную натуру твоей матери. Мне не нравится политика нынешнего Князя, но у меня есть то, чего нет у него — молодость и время. Я могу позволить себе подождать. И всё же чужие слова не уняли тревоги. Шарль стиснул ладонь мужа и вгляделся в синие глаза. «Дар… Что ты делаешь?» «В каком смысле, сердце моё? Ты о чём вообще?» «Но ты ведь что-то делаешь?.. Я не понимаю — что, но я чувствую такие вещи. И меня пугают твои шутки про Белую Башню. Что происходит?» Дарсия, не стесняясь присутствия Китти и вообще, кажется, про неё забыв, наклонился к Шарлю и быстро поцеловал его в губы, а после в щёку. Сердце у графа лишь сильнее заболело от этого знака нежности. «Шарли, сейчас не происходит ничего страшного непосредственно со мной. Правда. Если это изменится — я скажу тебе. Клянусь». «Ты не ответил на вопрос…» «Ну ты же от меня какое-то время прятал свою карту, м-м-м? Не тревожься. Я достаточно умён, чтобы не делать глупостей». Шарль не стал комментировать, только глубоко вздохнул и отвернулся. Что-то вся происходящая ситуация ему напоминала. Что-то безрадостное… — А эрцгерцог Вирриан будет править как тебе нравится? — Китти на локте лорда почти повисла, правда, не по своей вине: за широким шагом Дарсии, который попросту забыл, что идти надо бы помедленнее, она бы физически не успела. — Или как это работает? — Эрцгерцог будет править не как отец. И это уже много. — Да, но он не обязательно будет пацифистом. — Верно, Китти. Но, если он решит развязать ещё один конфликт, как только кончатся нынешние, то останется без севера страны. Даже если вдруг Изабелла решит быть верной короне, а не народу, а она не решит, я знаю свою сестру, взбунтуются простые вояки, притом всех трёх народностей, вмиг забыв, кто там кого притеснял. Виест так часто расплачивался солёной кровью Севера, что Север может и разгневаться от такой непомерной дани. — И смысл? Очередное кровопролитие… — О, кровопролитие под лозунгом свободы легко и дорого продаётся. Уж поверь выходцу из военной династии. — Вообще-то Шарли тоже выходец из такой династии. — Отнюдь, — Шарль даже головой тряхнул, словно отмахиваясь от предлагаемой «чести». — Славный род де`Кавени много кто, но давно уже не военные. Иначе мой дед не поссорился бы вкрай с бывшим наместником Севера. Лорд насмешливо фыркнул. Весь разговор его удивительно веселил. — Поссориться с моим отцом — нетрудная задача. Ты умудрился сделать это, только войдя в дом. — Ну полно. Я умудрился, оформив дарственную, до этого момента со мной не ссорились. Кто вообще ссорится с пылью под ногтем? Китти перевела взгляд с одного провожающего на другого и обратно, и по итогу тонкие девичьи брови встали жалостливым домиком. Инару до дома всё же благополучно довели. И сдали бы в руки мужу, но Китти, проигнорировав супруга, бросилась к нянькам в саду, достала из люльки нечто маленькое и закутанное и совершенно забыла всех и вся в бесконечном ворковании. — Я отказываюсь понимать женщин, и делайте со мной что хотите. Собеседники лорда и такие же невольные созерцатели никак не стали комментировать такое заявление. Сами мало что понимали и не брались судить.***
— У вас какой-то конфликт? — О Маан, ты не можешь выкинуть из головы этого сноба? Дарсия со спины подошёл к Шарлю, сидящему за маленьким столиком, и ласково прошёлся пальцами по участку шеи, видимому за вороными кудрями. Хотелось, конечно, немного помочь халату, почти сползшему у графа с правого плеча, но Шарль устал, так что приставать было бы невежливо. Ему не откажут, но он прекрасно потерпит до утра. Тем более впереди целый выходной день. Лорд поставил на столик свой бокал с почти чёрным вином и упал в кресло в несколько фривольной форме, перекинув ноги через подлокотник. — По поводу одного из завсегдатаев твоего книжного салона. Инэ Вильгельм тоже немного историк. Знакомился я с его опубликованными трудами, и вот он-то куда больший реформатор, чем я, хотя заботит тебя в этом звании неожиданно моя персона. Я, знаешь ли, нигде не писал о чистоте синей крови и её преимуществах над более фиолетовой. Шарль напрягся и поправил халат, лишив мужа радостей созерцания кусочка обнажённого тела. — Он такое писал? — Он, как и ты, отпрыск княжеской ветви. Не самый близкий, но и не без шансов сесть на трон. — У Князя три сына. — Пф. Наш нынешний правитель не был первым в очереди. Это быстро «исправили». — Ты циник, родной. — Я реалист в условиях, когда за окном сгущаются тучи. А сгущаются они во всех смыслах. Грядёт нечто нехорошее. Стоит ли говорить, что меня это не радует? — Он правда поехал? Шарль сам не понял, как сменил тему, да ещё и на такую, но после телеграммы от Даффина невозможно было не спросить. Он и так держался два дня. Дарсия опустил взгляд, разглядывая свои длинные тонкие пальцы, и бокал с вином в стену запустил спустя добрых три минуты. Шарль вздрогнул от звона разлетевшегося хрусталя, но встал, подошёл к нормально севшему и уронившему голову на ладони супругу и обнял Дарсию за плечи. Лорд не дрожал, но Шарль не взялся бы толковать этот признак как положительный. Тристан де`Рэссаре поступил как считал нужным и не посчитался с мнением своих детей. Как там новость восприняли Изабелла и Ричард — графу было не то чтобы плевать, но мало его трогало. А вот тихое отчаяние мужа выводило на чувства бешенства и бессилия. Бывшего наместника хотелось за косу приволочь в Лир`Арнгаса и запереть в подвалах, чтобы не лез на старости лет в пекло, но его не остановила даже просьба дочери — то единственное, чего он хоть как-то брал в расчёт. Что мог сделать нелюбимый зять, который к тому же напоследок наобещал дряни и отказался лечить давнишний недуг? Самое ужасное, что всё это: характер лорда Тристана, его манера общаться с окружающими, сцены в Лир`Арнгаса и за его пределами — не имело никакого значения. Дарсия по-своему любил отца. Как минимум не хотел бы, чтобы тот сложил голову где-то на равнинах Рахана. А старший лорд имел все шансы ровно на это. Шарль вздыхал вместе с мужем и гладил его по широкой спине, не решаясь трогать голову. Иногда гордость в Дарсии брала верх над разумом, и он не мог принять чужую заботу, почему-то считая себя слабым и уязвлённым. Шарль не торопил. Они так уже чего только не пережили вместе, переборют со временем и эту глупость. Если у лорда, конечно, будет время… Воспоминание о роковой глупости болезненно укололо сердце, и Шарль почти улёгся на мужа со спины, вздыхая уже от собственных тягостных мыслей. Ужасный выдался год. Просто ужасный…***
— Иди к дьяволу! — Сам туда прогуляйся. Роярн уже не лез в ссору и не пытался просить своего Главу и Шарля сбавить обороты. Инэ Моррис и лорд Дэшем смотрели за бесплатным спектаклем со ступеней и даже не думали мешать. Им весьма нравилось, как грызётся молодежь. Шарль был в ярости и одновременно жалел и радовался, что рядом нет Дамиена и Китти. Они бы оттащили его от супруга, а Дамиен и вовсе принудил бы замолчать, и, возможно, это что-нибудь да спасло. Но никого не было, а Дарсия… Дарсия был политиком чуточку больше, чем хорошим мужем. И это «чуть» оказалось ужасающим. Осень прошла в дурмане, а зима перевалила за середину. Шарль с огромным трудом справлялся с партией. У кого ему было спросить совета? Куда нести свои тягости и горести, как не домой? Он и нёс. Вот только теперь всё шло прахом. Виест увяз в войне, а Традирсы и Регниумы соплеменников любили больше, чем людей, и решили в горнило кинуть их. Возможно, Шарль бы и сам согласился на такой расклад. Он бесконечно любил человечество, но, конечно, не больше, чем свой вид. Он бы согласился, согласился, поговори с ним Дарсия заранее. Но лорд почему-то не стал, и оттого было больнее, чем даже от факта краха собственных начинаний. Все привилегии людей за последние годы забирались. Консерваторы всеми силами хотели сохранить мирное население инарэ занятыми, а для этого нужны были должности. Электы ничего не могли поставить в противовес: больше рабочих, больше выпускаемого продукта, выше прибыль. Граф отошёл в дальний проём внешней анфилады Малой Ратуши и, выдохнув облачко пара, хмуро осмотрел заснеженное поле. Из столицы заседания Совета вынесли по соображениям безопасности. Центр города окончательно утратил статус мирной территории. Теракты сменились антивоенными протестами, людскими митингами (не единожды жёстко и кроваво подавленными), протестными выступлениями среднего класса. Князь обещал народу быструю войну и победу, но «быстро» у власть имущих и тех, кто лил кровь за чужие интересы, было разным. На поле выскочил заяц. Человеческий глаз его нипочём бы не различил, но Шарль видел даже то, как потешно зверёк шевелит ушами. Поразительная беспечность: бояться лис, но прибежать к месту, где заседают высшие хищники. — Инэ, на тракте буран! Это орут снизу, со двора Малой Ратуши. Сюда, в отдалённое от всех здание посреди Малого Серебряного леса, так просто не добраться. Только на экипажах да, видимо, санях. Впрочем, сани для столицы диковинка. Разбалованная мягкими зимами аристократия не подумала заготовить транспорт для неожиданно суровой. Шарль поднял повыше меховой воротник и с некоторым злорадством отметил, что господа просто не бывали ранней весной на севере страны. Быстро бы поняли разницу между истинным холодом и холодком столицы. Дарсия мягко коснулся его сознания и получил удар наотмашь. Позже графу непременно станет стыдно. Ему даже сейчас было немного совестно (вот так получить по нежному незащищённому сознанию больно. Может даже кровь носом пойти). И всё же говорить в спокойном тоне он ещё не готов. — Там экипаж подали. От появления Роярна Шарль натурально подпрыгнул и схватился за грудь. — Маан! Вам что, по золотому платят, когда вы так делаете?! Баронет чуть склонил голову, но на приятеля глядел строго и без сочувствия — слишком устал гасить сегодняшнюю перепалку. — Подали экипаж. Иди и садись, там как раз на четверых. Повезло, что инэ Ингланд приболел, иначе бы не влезли тесным кружком Главенств. Шарль перевёл дух, да и в целом поостыл. Поэтому спросил уже с искренней заботой. — А ты? И другие заместители и секретари? — Может, влезу. Но, если ты будешь стоять тут и гордо мёрзнуть, мы никогда этого не узнаем. Граф вздохнул и пошёл куда сказали. Можно, конечно, перекинуться в истинное обличье, да и дело с концом, но как-то… Зябко. Лучше уж в экипаже, пусть и с Дарсией под боком. У экипажа его ждут. Инэ Моррис неприкрыто смеётся. Не хохочет, но чёрные глаза так и лучатся озорством. — Ну давайте, шутите. Не то, чего доброго, разорвёт от невысказанного остроумия. — Ой, как страшно… Мальчик, доживи до моих лет — и твои нынешние страсти покажутся недосягаемой роскошью. А уж повод, так и вовсе… Ладно, это только после двухсот понимается. Шарль надулся, как мышь на крупу, ещё и на лорда-канцлера и сел к окну. Рядом удалось примоститься Роярну, последним на их сторону кое-как влез Дарсия. Лорд Дэшем и лорд Моррис заняли противоположное сиденье, предназначенное для комфортной поездки двоих пассажиров. — Пересядешь, Рори? — лорд-канцлер никак не мог унять веселья и похлопал ладонью подле себя. — Мы старые и тощие, между нами не тесно. А кто-то вообще дохлая шестнадцатилетняя кобра. — Да уймёшься ты сегодня, щипаный скворец?! — лорд Дэшем настроение Шарля полностью разделял, хоть и по другой причине, и веселье собрата его раздражало. — Благодарю, мне и здесь нормально, — Роярн попытался сесть поглубже и остался на месте только благодаря удержавшему его Дарсии. Экипаж тронулся. — К тому же, чтобы тут не зашипело от соседства вулкана и айсберга, должна быть перегородка. — У тебя в боку может зашипеть, — Шарль коснулся открытой ладонью бока баронета и продолжил, понизив голос. — Хочешь, вскипячу тебе кровушку? — Не трогай его, — о, вот теперь Дарсия вышел из себя и засверкал злыми синими глазами. — Это я тебя раздраконил, со мной и разбирайся, Шарль. Ашэ́? Граф замолчал и отвернулся к окну. Роярна он бы и не тронул. Даже угрожать было непростительно, но уж очень кипела в душе обида. Лес за окном сменялся таким же лесом, только с чуть другими деревьями. Туи пропали среди сосен. Их медные стволы с растрескавшейся корой на белом фоне выглядели как освежёванные исполины с открытыми ранами. Шарль не мог оторвать взгляда, настолько его гипнотизировал цвет, поэтому сразу заметил, как между деревьями появилась чернота, но сознание не успело распознать силуэт. А потом в окно прилетел камень и грянули выстрелы. — На пол! Шарль не понял, кто грубо схватил его за воротник и швырнул вниз, зато, когда кони понесли, а после то ли сломали ноги, то ли напоролись шеями на пули и экипаж наехал на ржущих в агонии животных, ломая рессоры и оглобли, граф приложился о лорда Дэшема и так ударно припечатал его к стене, что у вечно юного чудовища что-то щёлкнуло в шее. — Инэ? Шарль дрожащей рукой коснулся белой щеки золотоволосого инарэ, но то ли от удара, то ли от испуга не ощутил пульса. Его оттолкнул лорд-канцлер. — Жив. О, Маан ради, живее, вытаскивайте! Шарля за полы шубы из экипажа вытянули Дарсия и Роярн. Баронету рассекло щёку, но от шока он пока не очень соображал, а вот Глава Синей партии был собран и сосредоточен. Именно он утянул друга и мужа за экипаж, когда грянула вторая волна выстрелов. Лорд-канцлер из экипажа выбрался боком, с лордом Дэшемом на руках. — Инэ, ваша нога… Шарль потянулся было, но инэ Моррис легко и быстро шагнул вперёд, зашвырнув кусок силы куда-то за экипаж. Там взорвалось тьмой и раздались крики. — К дьяволу. Вон в тот овраг, живо. Дар, на тебе эти увальни. Лорд-канцлер подкинул бессознательное тело коллеги, как кидают мешок, и, перехватив поудобнее, бегом бросился туда, куда и сказал своим младшим подопечным. Шарль рванул наравне с Дарсией. Роярн чуть замешкался, но, видимо, и он отошёл от первого впечатления, и мозги у баронета наконец заработали в должном режиме. Третья волна выстрелов с криками догнала беглецов, когда те уже шли по дну оврага, стремительно приближаясь к его противоположной вершине. — Забери, — лорд-канцлер протянул свою ношу Дарсии. — Их должен кто-то задержать и проредить в количестве. — Явно не вы. Дарсия крутанулся на месте, взмахнув обеими руками вверх, взрастил по дну оврага ледяной лес. Инэ Моррис посмотрел на стену синеватого бритвенно острого льда и, довольно хмыкнув, помчался дальше, пусть и припадая на одну ногу. — Кто это вообще? — Роярн обернулся было, но был схвачен другом за капюшон. — Эй! — Давай проинтервьюируем их попозже? Например, в выпотрошенном состоянии. Перепрыгнув гребень обрыва, Шарль аккуратно выглянул через заснеженный край. Преследователи не отставали. Парочка в истинном обличье пёрла прямо через лёд. — Не легче ли перелететь?.. — Не легче, — Дарсия упал рядом. Синие глаза превратились в сплошное сплетение голубого огня. Лорд смотрел внимательно и чутко, взрывая снег ледяными пиками очень прицельно, так что скоро они стали красными от крови. — Им принципиально нас пристрелить, а не растерзать. И я пока не знаю, как это толковать. — Явно не как что-то хорошее, — задумчиво заметил лорд-канцлер. — Шарли, дотянешься до них и скольких уложишь? Граф вгляделся внимательно, но Дарсия властно опустил ему голову за земляной вал, лишив обзора. — Эй! — Я справлюсь сам. Они идут по моей силе. — Ничего не имею против, но предпочёл бы сангиэ гласиру. Он работает тоньше, а ты истратишь кучу силы. — У меня её достаточно. — А вы не можете? — Роярн к лорду-канцлеру обратился почти умоляюще. — Вы же тэнбрисс… — А сам-то? — баронету лорд-канцлер попенял почти нежно. — Не, не выходит? — Я не умею… Инэ Моррис тяжело вздохнул и возвёл очи горе. Шарль двумя ногами пнул супруга в бок и, тут же вскочив, пронёсся по земляному валу вбок и вниз. Ему нужен был обзор и кровь, оставшаяся на ледяных пиках. Грянули выстрелы. Железная пчела прожужжала у самого уха графа, но он вовремя занырнул за новый земляной выступ, приложился к нему спиной и стал дышать. Важно было сосредоточиться и очистить разум. — Идиот! Дарсия не просто отвесил пощечину, он, видимо, поскользнулся на бегу и в Шарля врезался со всей силы, всем весом, вжимая в земляной вал и погребая под снегом, насыпавшимся сверху. Шарль хотел возмутиться, но он вздохнуть-то смог, только когда лорд «поднялся» на руках и отстранился, дав хоть как-то пошевелиться. — Я сам мо… Не договорив, Шарль получил по второй щеке. — Их там до черта, они вооружены и каждый старше нас! Что ты можешь? Подставиться и лбом словить пулю?! Мне твой героизм и за золотой не сдался, мне жизнь твоя нужна! — Так помоги! — Шарль оправился и ухватил супруга за грудки, крича ему в лицо. — Я могу достать их через твои пики, мне только твоя жила нужна. Граф распорол ладонь о клык, и горячая алая кровь, дымясь, полилась на снег. — На! Возьми меня за руку и взывай к своей силе. Я дотянусь до всех и каждого, кто там рядом! Лорд со вздохом зажал чужую рану своей белой перчаткой, беря руку мужа в свои, но и не думая обращаться к силе. — Ты — сангиэ. Твоя сила в твоей крови, ты можешь дотянуться до других, только черпая из себя. Просто не высовывайся. Здесь сейчас всё моё. Это всё лёд. Десять минут, Шарли. Я оставлю парочку в живых, и вот там нам очень пригодится твой дар для развязывания языков. Лорд боком припал к насыпи и, аккуратно выглянув из-за неё, пошевелил пальцами. Правую руку Дарсии охватило еле видимое голубоватое сияние, но куда ярче засияли глаза. Шарль честно постоял минуту без движения. Стоял, даже когда оттуда, откуда они пришли, раздалось рычание и крики боли, а потом брызнуло чернотой, как спрут, распустивший щупальца и поползший к нападавшим. Он стоял, даже когда что-то крикнул Роярн. Но потом выстрел пришёлся рядом с головой лорда, оцарапав ему лоб, и стоять дальше Шарль просто не смог. Он высунулся с другой стороны насыпи и вцепился пальцами в землю. Слушать чужое сердцебиение с такого расстояния было до невозможности сложно. Оно двоилось, троилось в ушах, множилось и множилось, грохотало, не желая сливаться в единый ритм. Тысячи тугих кровяных струн пронизывали картину бытия, но Шарль не стал на них играть и приводить в гармонию. Он рвал те, до которых дотягивался, и больно тянул те, что были «недостижимы». Тянул и рвал, рвал и тянул, смотря, но не видя происходящего, а потом в бок прилетело чем-то или… Кем-то. Шарль кубарем скатился вниз. Корни сосен отбили ему рёбра и живот, а приземлился граф спиной на ствол дерева, болезненно вскрикнув и пролежав с полминуты, пытаясь собрать двоящееся в глазах небо в одно. Первым делом он потянулся сознанием вовне, «прощупывая» тех, кто был за оврагом. Там еле-еле билось четыре сердца. И то одно мерцало, как свечка на ветру. Он мог бы легонько подуть, но не стал. Жандармерия наверняка покажет этим молодцам, что смерть — не худшее, что могло с ними приключиться. Шарль самодовольно улыбнулся и хмыкнул в нос. Он достал их всех. — Дар, всё кончилось. Я сумел! Шарль поднялся на четвереньки и огляделся. Он был уверен — снёс его Дарсия и сам скатился следом. — Дар? Дарсия? Держась за ствол дерева, в которое и впечатался, Шарль встал на ноги и сделал пару шагов. Он всё оглядывался и не находил мужа взглядом. Потом нашёл колею, вспаханную чужой спиной. А после капли фиолетовой крови. …Лорд лежал на боку, откинув голову и глядя на небо спокойными синими глазами. Белые волосы сливались со снегом, но малейшая краска из кожи уходила столь стремительно, что совсем скоро лорда в целом можно было не отличить от ледяной скульптуры. — Д-дар? Дар! Шарль бросился вперёд, запнулся о корень, да так, что ударился всем телом и лицом, и, не поднимаясь, пополз на руках. — Дар! На груди у лорда уже распустились кровавые хризантемы. Две чуть левее центра груди, одна повыше, другая пониже и одна под ключицей, так что кровавые дорожки затекли в ложбинку ключиц и омыли длинную шею. Из раны у центра груди кровь изливалась ритмичными толчками. — Дар-Дар-Дар! Шарль выкинул руку, сжал мех чёрной шубы, а в следующий миг мех рассыпался под пальцами, а в лицо графа ударились обезумевшие летучие мыши. Стаю не держало коллективное бессознательное, безумная свора рванула в разные стороны, унося с собой то, что ещё оставалось от тела. Шарль не смог поймать даже самого мелкого мышонка, они лишь расцарапали острыми коготками ему лицо. Больше не пытаясь встать, граф на руках подполз к ямке от чужого тела, к горячим мазкам крови, быстро замерзающим на ветру. — Эгей! Дарсия! Шарли! Вы где? Эгей! Граф, не понимая, водил руками по снегу. Миг назад он был тёплым, грелся от тепла живого тела. А потом нестерпимо заболело левое предплечье. Не соображая, граф распорол рукав шубы и рубашки, задел когтями собственную кожу, и всё только для того, чтобы увидеть, как с кровью на снег потекло золото. Брачная вязь мерцала и распадалась, стекала с его плоти и оставляла девственно чистую кожу, которую он успел забыть. Ильвэ мигнула в последний раз и пропала навсегда. Шарль молча лёг на лужицу чужой крови и, уткнувшись в неё носом, свернулся калачиком. Запах Дарсии ещё не пропал. Его кровь ощущалась совсем живой, хотя уже успела схватиться в ледяную корку и больше не дымилась. — Да где вы, чёрт дери! — Роярн и лорд-канцлер вывалились на крохотную полянку и замерли, ничего не понимая. В тот момент баронет по-настоящему испугался. Вот только он ещё не знал, что страшно в полной мере ему будет через десять минут, когда лорд-канцлер не сможет поднять Шарля из кровавой лужи, потому что он застонет, а потом станет хохотать так отчаянно и страшно, что даже птицы сорвутся с деревьев и предпочтут убраться из леса, где сходит с ума от боли инарэ.