Ограбление

      Квонни было решено похоронить. Зико наотрез отказался оставлять тело в том месте, где оборвалась жизнь его адепта. Поэтому мы вновь отправились в путь на третьем уже по счёту краденном мерсике, который Чжэ Хё взломал на задворках хостела и перетащил туда деньги и необходимое оружие, покуда Кён и Чи Хо утрамбовывали конечности Ю Квона в багажник. Выглядело жутко. И вообще вся наша жизнь в одночасье сделалась одним большим криповым кошмаром.       Я ехала бок о бок с Зико на заднем сиденье, стараясь не вдыхать воздух из его пространства слишком глубоко, потому что пах он, как долго не выносившийся мусорный бак. Лидер был совсем плох. Его лихорадило, и он тщетно кутался в толстовку, в то время как стук его зубов был слышен даже на первом ряду. Несколько раз он терял сознание, и я поняла, что ему срочно нужна медицинская помощь. Но в больницу было никак нельзя. Оставалось надеяться, что он как-нибудь выкарабкается сам. Сзади в багажнике что-то постоянно ударялось о стенки на крутых поворотах. Тяжело было осознавать, что это могла быть рука, нога или голова моего искромсанного Квонни. Стоило мне закрыть глаза, как передо мной вновь и вновь всплывал его предсмертный окровавленный облик, и я впивалась зубами в собственный кулак, чтобы не позволить истерике выплеснуться наружу.       Когда мы резко затормозили у леса, находившийся в обмороке Чи Хо повалился на меня. Невольно дотронувшись до лоскутка его кожи, я почувствовала, что он весь горит. Щёки пылают, а из-под подрагивающих ресниц виднеются белки закатившихся кверху глаз.       — Эй. У него жар, — я похлопала Кёна по плечу, чтобы обратить его внимание. — Он уже давно такой, — я попыталась привести Зико в чувства, пошлёпав его по лицу, но он не приходил в себя.       — Может быть это даже к лучшему, — Кён, не обернувшись посмотрел на друга, отрегулировав зеркало заднего вида в салоне. — Сделай что-нибудь, пока мы возимся с Ю Квоном. Принеси хоть какую-нибудь пользу.       На этих словах злобный карлик вылез, хлопнув дверцей мерседеса, а Чжэ Хё, раскрыв багажник, первым делом выудил оттуда лопату и резиновые перчатки.       — Замотаем его в чёрные мешки? Здесь должно хватить…       Меня передёрнуло от услышанного. Но также задела брошенная Кёном фраза. Вот, значит, как мы заговорили. Выходит, я бесполезная. Ни разу не доставила им неприятностей, вела себя тише травы и н-на тебе под дых за это! Между прочим, я не подписывалась на такие «выходные». Вы сами придумали взять меня в заложницы, эй. Сглатывая подкатившую к горлу обиду, я принялась обыскивать салон на предмет того, что могло бы помочь. Перебравшись с заднего сиденья на водительское, я изо всех сил старалась не слушать того, о чём переговаривались эти чёртовы гробовщики за моей спиной, и силясь заглушить звук рвущихся пакетов, перематываемых хозяйственной изолентой, собственным протяжным «ммммм», грозящимся даже сложиться в какую-то жутко прилипчивую мелодию, я нажала пальцами на бардачок, откуда на мои колени вывалились использованные одноразовые стаканы, початая пачка полузасохших влажных салфеток и что-то вроде косметички на молнии. Вскрыв мини-сумочку, я вывалила её внутренности на соседнюю сидушку, и стала копаться в них, как хирург в воспалённых кишках. Так, что у нас здесь? Лента из трёх презервативов, пара тампонов без упаковки, пудреница с выпавшим зеркальцем, неоднократно бывшая в употреблении помада жвачно-розового цвета, истёртая наполовину и о, счастье — нарезки из таблеточных блистеров.       — Эй, Чи Хо, будешь противозачаточное? — на всякий случай я глянула на него — не реагирует. Внутренне ликуя, насколько это вообще было возможно в подобной ситуации, я обнаружила пару обезболивающих таблеток, что-то от несварения желудка и, наконец-таки, средство от жара. Нащупав бутылку воды, которая каталась по резиновому дну авто, я бросила в неё жаропонижающее, которое тут же зашипело, превращаясь в газировку, и до кучи опустила туда болеутоляющее. Мы все сейчас нуждались в нём. Отхлебнув первой и найдя вкус собственноручно приготовленного коктейля омерзительным, я перелезла обратно к Зико и прислонила горлышко бутылки к его пересохшим губам.       — Пей. Слышишь? Чи Хо? Тебе нужно помочь мне и выпить это, — я попробовала залить содержимое бутылки в рот главнюка против его воли, но с отрицательным успехом оно покатилось по его подбородку за шиворот футболки.       — Твою мать, как же тебя «очнуть»? — я попыталась ущипнуть его за бок, не жалея на него своей неприязни, а он лишь слегка свёл брови на переносице. Что ж, реакция запущена.       — Эй, парень. Алё, — я ухватила его за щёки, поворачивая лицо из стороны в сторону. — Малыш, ты заболел. Мамочка хочет, чтобы ты принял лекарство, — он раскрыл глаза и простонал что-то невнятное. Воспользовавшись секундным просветлением, я влила порцию жидкости в его рот. Зико поперхнулся и всё потекло через нос.       — Недоразумения кусок. Пожалуйста, не отключайся. Ты должен выжить, чтобы вытащить всех нас из этого дерьма, — я покосилась на его штаны, куда пролилось несколько струек моего чудотворного средства и это натолкнуло меня на мысль. Наверное, я сошла с ума, потому что где-то совсем рядом закидывают холодной землёй почившего Квонни, который относился ко мне как к ВИП-персоне в рамках сложившихся событий, а я собираюсь сделать такое. Наверно, это мой ад.       Потянувшись рукой к его этим мужским причиндалам, я нащупала то, что искала, и сжала в кулак. Где-то в мозгу обрывочными воспоминаниями крутилось нечто когда-то прочитанное или подслушанное. Мол, даже когда человек парализован ядом или ещё что, эта часть тела, рабочая мышца, всё равно остаётся восприимчивой к раздражителям. Но не она была моей целью. Максимально подобравшись к шарам Зико, я с опаской провернула их, чуть не оторвав от плоти хозяина, и здесь случился настоящий трэш. Чи Хо взвыл, как сбитый лесной олень в предсмертной агонии, вдохнул в лёгкие больше кислорода, чем они могли вместить, и вылупил на меня по-болезненному блестящие глаза, одновременно сцапав меня за глотку.       — Ебанулась что ли? — такого страдания на его лице я не видала за все проведённые с ним рядом дни. Правду говорят: страшнее смерти, бывает только нестерпимая боль. — Сука бешеная. Ты… оторвала… мне… член? — признаться, он очень удивился, когда нашёл его на месте.       — З-заткнись и… п-пей, — просипела я, протягивая ему бутыль с намешенным в нём лекарством нашего всеобщего спасения, после чего расцарапала ему ногтями руку, стиснутую у моего горла. — У тебя лихорадка, идиот. Выпей это и усни. Лучше навсегда. Уродец несчастный.       Пока он глотал горечь из бутылки, я искоса наблюдала за тем, что творилось за окном. А там Чжэ Хё деятельно орудовал лопатой, пока Кён указывал ему места, где ещё необходимо набросать земли. Я всхлипнула и больше не смогла сдерживаться. Я плакала до икоты. Зико ткнул в меня бутылью:       — Выпей.       Я отпила и подавилась. Закашлялась. Он допил остатки и утёр свой мокрый подбородок.       — Слушай, прости меня. За то, что ударил. И за то, что втянул тебя в это. Если не подохну в ближайшие сутки, обещаю вернуть тебя родителям. Даю слово.       Я махнула рукой на данное им обещание. Извинения приняты. Когда я повернулась, он уже отключился. Забавно. Он ведь почти бредит. Значит не вспомнит об обещанном.       Когда Хё с Кёном вернулись, смазливый потерял свой бутылочный запас воды:       — Тут была… почти целая. Мне бы умыться, а то я как трубочист. Не видела?       — Да её ваш Зико прикончил.       — Потом вымоешься. Заводись, — теперь Кён, временно исполняющий обязанности отошедшего от дел лидера, был здесь за главного.       Мы уже подъезжали к Тэгу через северный въезд в Кёнсандо, когда напоролись на пограничный дозор. Мы встряли в целой веренице машин и автобусов, никто не мог свободно миновать этот досмотр с вооружённым полицейским заслоном.       — Это конец, мужики. Что будем делать? — глаза Хё перебегали с затылка Чи Хо на затылок Кёна, который был за рулём.       — Собирай деньги в рюкзак и линяй с девчонкой, — на Зико нельзя было смотреть без слёз, но он хотя бы перестал терять сознание.       — Что? — Чжэ Хё переспросил, не веря своим ушам.       — Что слышал, еблан. Бери, сука, ранец и складывай туда грёбанное бабло. Потом бери девку и сматывайся. Ты что, блять, совсем тупой? — видимо такой нецензурный слэнг Зико Хё понимал лучше, поэтому, кипишуя, бросился исполнять приказ.       Кён и Чи Хо, эта интеллектуальная парочка, о чём-то спорили. Я видела, как они активно предавались мозговому штурму, но не могла уловить сути, потому что не умею читать по губам. К тому же Чжэ Хё, вываливая новенькие пачки денег в рюкзак, причитал, как заведённый:       — Так не годится. Нет. Нет… Не верю, что всё так закончится. Никуда ведь не годится. Плохой… плохой план.       Затем он нацепил ранец, сделавшись очень похожим на туриста, схватил меня за руку и, пригнувшись, запутанными путями мы стали пробираться через скопище автомобилей в самый конец затора. Там мы наткнулись на междугородний автобус, следующий до Пусана. Пока я следила за тем, как мерседес всё ближе подъезжал к полицейскому посту, Чжэ Хё беседовал с водителем и, ужасно шепелявя, сбивчиво врал ему, как мы поломались в дороге и можем теперь опоздать на свадьбу его брата в Пусан. Понимающий дяденька одобрительно кивнул Хё и сказал, что готов нам помочь за смешную сумму в 75 000 вон и мы можем занять любое свободное место. Спустя пару минут обмена билетов на деньги дрожащими руками, мы сидели в комфортабельном автобусе с кондиционером.       Где-то впереди нас раздалось несколько выстрелов. Три подряд и четвёртый, не вписавшийся в ритм. Чжэ Хё в ужасе зажал уши руками, а презрительная любопытствующая публика прилипла как мухи к окнам, чтобы поглазеть на то, из-за чего весь сыр-бор.       Место происшествия оцепили, а весь транспорт стали пропускать через одну свободную полосу в час по чайной ложке. Когда, наконец, мы сравнялись с постом и пограничник принялся просматривать водительские документы, какой-то неравнодушный ачжощщи прокряхтел:       — Интересно, за что его так изрешетили? Молодой ведь совсем парнишка. Одного в голову было бы достаточно…       — С документами всё в порядке. Можете проезжать, — дежурный полицейский жестом запустил прогон нашего автобуса.       Мы с Хё не хотели видеть того, что увидели. Но мы не могли не смотреть. Посреди дороги лежал Кён весь в огнестрельных ранениях. Он вне сомнения был мёртв, поскольку в его височной части лба зияла дырка от пули. Рука его по-прежнему сжимала его боевой ствол. Что-то мне подсказывало, что последнюю пулю он пустил в себя сам. Прямо рядом с ним распластался Зико с его этими непропорционально длинными конечностями. Ранений на нём я не заметила. Но был ли он жив… Не знаю.