Свадьба удалась!

                    Маленький приземистый кактус стоял на столе и совершенно, ну вообще никого не трогал. Однако почему-то он вечно выслушивал мысли вслух разных подозрительных личностей, крутящихся вокруг него и початой бутылки игристого. Неизвестно, во сколько тайн была посвящена несчастная лобивия, но рассказать она об этом никому не могла.       — Я его поцеловал!.. Этого идиота! — бормотал Дима, вцепившись пятернёй в свои тёмные волосы и бессмысленно уставившись на клубок иголок бедной лобивии. — Я сошёл с ума!       С этими словами парень прибегнул к традиционному способу избавления от сумасшествия — алкоголю. Впрочем, что такое десять-двенадцать процентов спирта в шампанском для русского человека? Ничто!       — А ты... мыться будешь? — свежевымытый Тёма робко заглянул на кухню, с опаской наблюдая за тем, как глушит шампанское брошенный не так давно жених. Дима оторвался от своего приятного, но вредного для печени занятия и раздражённо посмотрел на неадекватного хозяина квартиры — слава кактусам, тот был наконец-то одет. Но как одет!       На Тёме красовались домашние пижамные штаны весёлой клетчатой расцветки, напоминая шотландский килт, а на плечи накинута светлая майка, воротник которой намок от мокрых волос. Довершали весь ансамбль пушистые тапочки — те самые, о которые студент буквально несколько дней назад спотыкался, ушибая себе многострадальный копчик.       Дима не сразу вспомнил о том, что ему задавали вопрос, пытаясь решить — смеяться ли или плакать от домашнего вида Тёмы и его смущения на лице. Кажется, студент всерьёз готовился к «тому» самому после попойки. И правда, а вдруг?..       — Нет, не буду! — вдруг решил Дима. Не хочет он никуда мыться. И пить тоже не хочет, но будет. — А ты идиот!       — Почему? — обиделся Тёма. — Вот вечно ты обзываешься! И отдай «шампуньку»! Не тебе одному это нужно!       После некоторых колебаний и борьбы за священную бутыль Дима решил, что всё-таки поделиться стоит. Тёма долил себе в стакан, сел на табуретку и, забыв про налитое, уставился на кактус. Лобивия смущённо позеленела, ожидая внеочередное нытьё о бедной жизни парня-гея, которого никто не любит.       — И всё-таки ты идиот! — бодро заметил Дима, присаживаясь по ту сторону от кактуса. Тёма вновь бросил на парня взгляд, должный вызвать в том хотя бы теоретический минимум сострадания к страданиям гея. Увы и ах, на практике всё оказалось напрасно. — И я идиот. Мой брат отбил у меня невесту, а его любовник меня похитил... — В голову Димы закралась поразительная мысль, и он её озвучил, подозрительно смотря на собутыльника: — А вы это случайно не спланировали?..       Тёма принял вид оскорблённой невинности, на миг забыв о своей нелёгкой доле.       — Ещё чего!..       — Ну да, это просто ты такой везучий... — пришёл к выводу Дима, мгновенно поверив в невиновность своего похитителя. — Ты что, и правда его любил?       — Любил... — жалобно всхлипнул Тёма, опустив глаза на лобивию. — И люблю...       — Идиот, — повторил Дима и подлил шампанского в стакан благодарному за сие действие парню. — Но ты хоть его любил... А меня Настенька, оказывается, нет...       — Найдёшь другую, — буркнул Тёма, выдувая шампанское и тут же давясь пузырьками газа.       — Где?       — В Караганде, — уточнил географическое положение студент. — Тебе-то что? Найдёшь. На таких, как ты, девчонки вешаются только так. Не одна, так другая. А вот я... Как я без Коленьки... — всхлипнул Тёма, вновь погружаясь в пучины своего горя.       — Найди себе девушку и перестань парить всем мозги! — раздражённо посоветовал Дима. — Он тебя не любил даже. Просто попался ему под руку, а ты был и рад. Небось, бегал за ним как собачка...       К изумлению Димы, Тёма поднял на него такой взгляд, что парень понял — всё, что он только что сказал просто от обиды и злости, святая истина.       — Ты прав. Соверш... совершенно прав. Никто меня не любит... — заныл Тёма, устраиваясь вновь на столе в своей любимой позе — руки на столешнице, подбородок на них сверху. Кактус получил всё его безграничное внимание — жалобный взгляд, полный тоски. — Ни Коленька меня не любит, ни дядя Ваня, ни дядя Жора, ни баба Варя... даже Рустам... — При чём тут оказался бедный грузин, лобивия так и не поняла, как и то, кем сей грузин является в жизни Тёмы. — Даже ты считаешь меня идиотом...       — Так ты и есть идиот! — подлил масла в огонь Дима, уставившись на парня, который был целиком и полностью поглощён созерцанием любимого кактуса, который тоже его не особо любил, но терпел. Как и все в этом бренном мире, по мнению пессимистично настроенного студента.       — Знаешь, а иди-ка лучше домой, — неожиданно серьёзно сказал Тёма, подняв глаза. Дима опешил, удивлённый столь резкими переменами и посылом себя по прямому маршруту. — Не надо мне тут... «того» и «этого». Мы с Колей тоже напились однажды и «того», а теперь оказывается, я «этого». Никому не нужен. И не хочу я с тобой.       — Почему?       — Да по капусте! — бросил Тёма и встал, слегка покачнувшись. — Ты меня тоже не любишь. И снова «этого». И вообще, ну тебя... Пойду я.       Куда его собутыльник собрался идти, Дима так и не понял. Он тоже вскочил, успев схватить Тёму за локоть и дёрнуть на себя.       — Ты чего? Какое «этого»?! Я не Коля! И говорил, чтобы ты нас не равнял! — возмутился Дима, тряхнув парня за плечи.       — А всё равно ты лучше... — пробормотал Тёма, покраснев и не поднимая глаз, скрытых чёлкой.       — Что? — опешил Дима, выпучив ясные очи на того.       — Ничего, это я так... — совсем смутился студент, рассеянно пытаясь скинуть руки с плеч. — Зачем ты меня поцеловал?       — Хотел и поцеловал! — раздражённо буркнул Дима.       — Вот! Ты хотел! А Коля меня не хо...       Лучшим способом заткнуть Тёму было лишить его возможности говорить. Ну а раззадоривая разговорами о поцелуях, парень того самого и добился. Дима притянул его к себе и впился губами в открытый рот, постоянно несущий бред уже третий день подряд.       Тёма дрогнул и попытался отстраниться, задыхаясь, так как в лёгких ощущался недостаток кислорода — Дима-то старался на славу, видимо, войдя во вкус после происшествия в ванной. А может, просто следовал собственному решению доказать, что он и правда лучше Коли, хотя студент-гей в этом вроде бы не сомневался, о чём уже упоминал.       Всё-таки Коля целовал его неохотно, а Дима хотел его целовать — он ведь сам так сказал. И разница была потрясающей, когда Тёма мог наслаждаться тем, что делает Дима, как его язык скользит во рту, ускоряя бег крови по венам, заставляя выделяться слюну, а также пробуждать закономерную эрекцию где-то внизу. В общем, всю полагающуюся реакцию на главного внешнего раздражителя, коим являлся для Тёмы Дима.       — Ты же всё равно не сможешь «того»... — пробормотал студент, когда лёгкие взорвались, требуя положенный им по закону «о два». — Пойдём, ещё напьёмся.       — А мы всё выпили, — напомнил Дима.       — А... — Тёма уставился на Диму широко распахнутыми глазами, моргнув пару раз для наглядности своего удивления. — Что? Всё кончилось?! — ужаснулся он.       — Кончилось, — кивнул парень. — Пошли за добавкой.       — Пошли, — моментально пришёл к согласию Тёма. — Водку. Лучше взять водку.       — Ты же пить не умеешь! — Дима припомнил всё то, что творит Тёма навеселе.       — Буду учиться, — пробормотал парень и, спотыкаясь, прошёл мимо своего раздражителя. — Деньги, нужно взять деньги...       Несколько бесконечно долгих минут Дима мог наблюдать за тщательнейшим обыском Тёмы своей квартиры в поисках своей заныканной неизвестно где стипендии честного студента. Стипендия была дана Артёму Смирнову ещё месяца два назад, исправно потрачена на снабжение желудка белком, углеводами, жирами и прочим, включая немалую долю спирта, и в конечном счёте ушла на шарик с осликом из небезызвестного одноимённого мультфильма о страшном огре Шреке.       Кое-как Тёма наскрёб по сусекам сумму, которая включает пол-литра водки по акцизам государства. И тут Дима сказал ему сидеть дома и ждать его, мотивируя тем, что тот вновь найдёт приключения на их задницы или многострадального Рустама. И то, и это, и всё сразу было вполне вероятно, но Тёма был изрядно обижен таким поведением парня, требуя взять его с собой. После короткой перепалки, в ходе которой Тёма оказался четырежды «идиотом» и дважды «ослом», Дима согласился его взять с собой.       Супермаркет оказался недалеко, к счастью. И, к счастью, они оба выглядели на девятнадцать лет, и водка по минимальным ценам была найдена в предназначенном для неё отделе. Впрочем, какое-то время парни посвятили обсуждению марок водки, способам её перегона и не без издевательств над бедолагой продавцом-консультантом пересмотрели все бутылки с сорокаградусной продукцией в магазине. Но, как уже говорилось, вспомнив, что дома их терпеливо ждёт не дождётся кактус, парни выбрали самую дешёвую водку и вполне удачно её купили. Правда, на выходе Дима таки заметил, что его собутыльник так и забыл переодеться, выйдя прямо в домашней одежде на улицу. Но ведь и сам жених ходил всё в том же, на что подозрительно оглядывались здешние и местные, недоумевая, что за парочка прогуливается в их дворе от одного дома до супермаркета и обратно.       — За холостяцкую жизнь! — провозгласил Дима, когда они оказались на кухне, а водка — на столе рядом с кактусом. Тёма, икнув, чокнулся стопариком, выдул свои сто грамм и закусил любимым рассольным огурцом.       — За холостяцкую! — пробормотал Тёма, устраиваясь поудобнее на табуретке, чтобы не упасть. — Я вот никогда и ни за что не женюсь! Буду вечным холостяком. Буду один... Вот заведу кота... Нет, лучше сразу трёх... И будут они меня всегда ждать дома, тёпленькие и...       — Тебе не надоело ныть? — поинтересовался Дима. — Вечно хнычешь, что тебя не любят, что всё плохо... Как ты достал!       — Не нравится — не слушай, — отбил Тёма, надувшись. — Я вообще, может, не с тобой говорю!       И многострадальный взгляд парня обратился к не менее многострадальному кактусу. Пользуясь случаем, хочется вспомнить советские и современные лозунги: «Человек, береги природу!» И кактусы тоже!       — Тогда ты больше не пьёшь, — обрадовал горе-студента Дима. — Если собираешься разговаривать с зелёными человечками.       — Хорошо, буду разговаривать с тобой! — тут же объявил Тёма, получая за это свои очередные сто грамм. С такими темпами Артём Смирнов обещал спиться в ближайшее время, если не перестанет депрессовать. В связи с чем хочется вспомнить ещё один небезызвестный лозунг распавшегося Советского Союза: «Пьянству — бой!»       А вообще, задумался Дима, кому-то не мешало бы отучить Артёма пить лишнего. Но не сегодня. Сегодня — можно.       — А завтра в универ! — вновь заныл Тёма. — Семён Семёныч, ик, меня убьёт...       — А ты на кого учишься? — поинтересовался Дима настолько внезапно, что студент забыл о нытье, в недоумении уставившись на собутыльника.       — На... ик, на экономиста, как и Коля... — прошептал смущённо Тёма, заикаясь через слово. — Мы так и познакомились, ик, на одной лекции... которую вёл, ик, Семён Семёныч...       — Достал ты со своими Колями и Семёнами! — раздражённо заметил Дима. — У тебя, кроме Коли и учёбы, больше жизни нет?       Тёма задумался. Надолго. В попытках вспомнить, что ещё у него есть, кроме учёбы и Коли.       — Ничего, ик, нет, — чуть удивлённо сказал он, понурившись. — И никого нет. Я пожизненный, ик, гей-неудачник...       — Ты просто идиот! — объяснил ему Дима.       — Почему ты меня, ик, так ненавидишь? — обиделся Тёма. — Потому что я гей, да? Фашист хренов! Это дискри... ик, дискрим...       — Ой, идиот, — Дима прижал ладонь к лицу, глядя одним глазом на пьяного в дупель студента. — Я против геев ничего не имею...       — Против меня имеешь, ик! — стукнул по столу Тёма, бурно выражая свою очередную стадию опьянения, как нельзя правильно охарактеризованную неким главным героем кинофильма «Служебного романа»: «Когда я пьяный, я буйный. Гы-гы-гы!.. Вот, а сейчас я тихий». — Вот как только меня увидел, ик, так и имеешь!       — Я бы тебя поимел... — почти неслышно прошептал Дима, злобно уставившись на собутыльника. — Когда я тебя в первый раз увидел, ты размахивал пистолетом!       — Зажигалкой, ик! — поправил его Тёма.       — Тогда я думал, что это был настоящий пистолет! — В воспоминаниях Димы всплыл образ парня, размахивающего пистолетом, с неровными дырками в капроновых колготках, натянутых на голову. Почему-то от этого парня пробрало на смех — очевидно, и его настигла стадия опьянения, характеризующаяся повышенной весёлостью.       — Ты чего ржёшь? — обиделся Тёма, не понимая причин смеха и относя это к признакам дурачины.       — Вспомнил... хо-ха-ха... тебя, с капронками на голове, — сквозь смех выдавил Дима оскорблённой невинности в виде своего похитителя. — А как ты в тазике мылся?.. Хо-хо-хо!       — А как ты храпел всю ночь, ик, не помнишь?! — возмутился Тёма. — Я из-за тебя, ик, полночи не спал! Когда лазал через чердак, ик, чтобы на цепь посадить!       — И как идиот, не подумал, как снимать будешь! — залился смехом Дима, вспоминая, как ползал горе-похититель по полу веранды. При этом память услужливо забыла напомнить, насколько зол был жених своим похищением. — А как тебя баба Варя!..       Тёма вспомнил своё заседание в деревенском сортире, наполненном невыносимыми страданиями желудочно-кишечного тракта. Не самое лучшее напоминание, но оно вызвало у парня полузадушенный смех, плавно перешедший в хохот.       — Жаль, что тебе, ик, пирожки не достались! — прохрипел Тёма, стуча по столу кулаком, отчего кактус и бутылки в количестве трёх штук — пустая из-под шампанского, наполовину полная под водку и один рассол в трёхлитровой бутыли, в котором выловили все огурцы, — подпрыгивали от каждого удара.       — А мне не жаль, — фыркнул Дима.       — И ведь баб Варя подумала, ик, что мы «того»... — смеялся дальше Тёма. — И мы ведь, ик, почти «того»!       — Да, почти «того»... — задумчиво повторил Дима, посматривая на парня и вспоминая незабываемые минуты минета, того, как светловолосая голова двигалась, как исправно работал своим языком и ртом его похититель.       Тёма потихоньку замолк, ощутив, как изменилась атмосфера на кухне. Он удивлённо икнул, потом вспыхнул, очевидно, предавшись тем же воспоминаниям.       — Ты всё равно не «того», ик, а я больше не хочу, ик, «этого»... — пробормотал Тёма, не особо изящно поднимаясь на ноги. Примерно так же, пошатываясь, встал и Дима, не отрывая взгляда от парня. — И вообще, ик, ты не из «наших»... И ты меня терпеть не можешь...       — Потому что ты — идиот! — глухо объяснил ему Дима, и парни одновременно, словно по команде, шагнули друг к другу, словно естественно и вполне логично целуя друг друга. Руки теребили рубашки, не зная, куда их девать и рвать ли одежду с плеч собутыльника или всё же подождать.       В конце концов, видимо, решив, что раз Тёма стопроцентный пассив, а оттого идёт на роль девушки, то Диме стоит взять инициативу на себя, он настойчиво подтолкнул парня в нужном направлении — в коридор и направо. Оказавшись в комнате, которая служила и спальней, и кабинетом, и библиотекой, и ещё чёрт знает чем, Дима не стал зацикливаться на обстановке, а повалил и себя, и Тёму на кровать, так и не заправленную три дня назад и распакованную, то бишь готовую к использованию по непрямому назначению — «спать».       Однако на спине оказался сам Дима. Тёма, несмотря на своё нетрезвое состояние, вполне уверенно справлялся и с пуговицами, и с молниями, быстро обнажая их обоих, неуклюже пытаясь не прерывать поцелуя, который сбивала его собственная икота и движения, а потому основательно занимался целованием именно Дима. Пока он занимался этим, его похититель добирался до паха, игнорируя разные прелюдии и прочее, касающееся сосков, ушей и других частей тела, сразу начиная дрочить и ласкать гениталии собутыльника, исправно наливающиеся кровью, дабы привести себя в состояние готовности для полового акта.       В голове Димы было как никогда ясно и туманно. Вроде бы он чётко понимал, что они собираются делать, вроде бы в нём что-то даже сопротивлялось, однако он уверенно шёл к этому делу, подначиваемый своим похитителем. Правда, куда деть руки и что делать, он нечётко себе представлял, особенно с учётом того, что руки Тёмы делали основную работу, потому он просто по-хозяйски решил немного помять уже обнажённые ягодицы парня, чем явно доставлял удовольствие и себе, и ему.       — М-м-м... ик... Дима... — пробормотал Тёма, радуя тем, что никого не спутал поимённо, в очередной раз икнув, а потом резко оставил своё занятие, вызвав недовольство Димы. Вместо этого парень начал активно выискивать что-то под подушкой, а потом, ничего не найдя, принялся обшаривать тумбочку и её ящики, в конце концов вытащив на свет Божий серебряную упаковку презерватива и неясную бутылочку розового цвета. Пока поисковая система «Артём Смирнов» производила свой поиск, Дима уселся поверх бёдер парня, оглаживая бока, лопатки и широкие плечи, с интересом рассматривая несколько шрамов, оставшихся после грабежа соседской яблони бабы Вари, впрочем только догадываясь о том, в какой заднице, точнее неприятностях, приобрёл их Тёма.       Вновь извергнув из себя звук проходящей икоты, опытный гей-практик перевернулся и повалил Диму, а потом спустился вниз, вновь позволяя собутыльнику ощутить умение и силу своего минета, по ходу готовясь к продолжению банкета. И всё же стоило отметить Тёму как очень хорошего любовника, ибо он знал, что и где помять, где и как поласкать. Удостоверившись, что мужской орган Димы, на который его мысленно не раз и не два посылали, в полной боевой готовности, Тёма с лёгкостью натянул на него латекс, а потом замер, не зная, что делать дальше — устроиться без приглашения или всё же его вежливо попросить.       — Слушай, а может... мы не «того»... — смущённо прошептал парень, неуверенный, насколько далеко зайдёт Дима «того». Слов последний, видимо, не нашёл, так как теперь уже Тёма оказался снизу, уткнувшись лицом в простыню и многозначительно выставив вверх задницу. Приглашающе раздвинув ягодицы, гей вспомнил про подготовку своего анального прохода в мучениях, не предназначенных ему природой, промычав Диме что-то про смазку, валяющуюся рядом. Дима, нетрезвый от испитого количества шампанского, водки и прочего, а также от сексуального возбуждения к парню, чего с ним до встречи с этим самым парнем никогда вроде бы не было, поспешно смазал латекс и немного налил на промежность, растительность которой явно была некогда выбрита Тёмой для лучшего пользования его задницей.       Сфинктер Артёма Смирнова уже не раз сталкивался с мужским половым органом, а потому был хоть и не подготовлен основательно, но довольно мягок и позволял Диме с трудом, но протискиваться в анальный проход. Сначала было трудно и больно, Тёма дёргался, пытаясь уйти, шипя сквозь зубы, а потом раскрывая рот, чтобы вдохнуть больше кислорода в горящие лёгкие, но Дима крепко-накрепко держал его, навалившись сверху.       И вот, первое препятствие было преодолено. И Дима наконец оказался в Тёме, плавно наполняя членом по всей возможности своих скромных сил. Свершилось!       На этом, правда, сам половой акт не закончился. Отдышавшись, Дима начал неспешные фрикции, получая удовольствие, а Тёма повернул на бок голову, подложив ладонь под щёку и закрыв глаза, жмурясь от боли, но терпеливо перенося её, стараясь подстроиться под ритм собутыльника и новоиспечённого любовника. В какой-то момент Дима вышел, позволив ему шире раздвинуть ноги и снять напряжение сфинктера, дабы позволить глубже погрузиться в себя. Тёма приподнял выше ягодицы, зарывшись лицом в простыню, ощущая, как горящие ладони то сжимают бёдра, то скользят по спине, то хлопают по ягодицам, словно проверяя упругость, а сам теребил себе член.       Движения Димы становились хаотичнее, срывающееся дыхание подсказывало, что тот уже близок к оргазму. Несколько мощных толчков ознаменовали сие событие, и Тёма бессильно опустился на простыни, перевернувшись на спину, чтобы дотянуться руками до себя, пока стоящий на коленях между его раздвинутых ног Дима изливался ему на живот, сняв презерватив.       Тёма так и не смог открыть глаза, словно это было наитяжелейшим во всём мире действием, даже дёрнувшись от несильного оргазма, до которого сам себя довёл. Такой же мокрый и уставший Дима упал рядом, прижимая любовника к себе.       Они наконец сделали долгожданное «того»... и заснули.