The fear inside you.

На протяжении недели сплю всего по два часа в сутки, боюсь, что паралич снова случится. Кофе на завтрак, обед и ужин. Желудок начинает сдавать из-за постоянно поступающей горечи, но без дозы кофеина я не могу. Выйдя из ванной, застаю маму на кухне. - Ой, я думала, ты ещё спишь, - говорит она и начинает нарезать перец. - А ты чего так рано на кухне гоношишь, суббота же, - я опираюсь плечом на стену, не понимая, чёрт её дернул в десять утра взяться за готовку. - Сегодня четырнадцатое февраля, - мама сбрасывает перец в сковороду и берётся за помидоры. Ага, а вчера было тринадцатое февраля, завтра пятнадцатое, спасибо, на календарь смотреть умею. - И? – нахмурившись, спрашиваю я. - День влюблённых, я решила приготовить праздничный ужин. Эмили придёт, и я пригласила Дилана, - «пригласила Дилана», эхом отдаётся в моей голове. – Пусть познакомятся, может у них что-нибудь получится. Я раздражённо закатываю глаза, бесчисленные мамины попытки свести сестру с кем-то отвратительны. Разворачиваюсь и иду в свою комнату. Внутри, что-то гложет, и я останавливаюсь. Грёбанное правило приличия. - Помощь нужна? -Нет, - отвечает мама, чувствую, что она улыбается. – Я сама справлюсь. В чём смысл отмечать четырнадцатое февраля, если это день смерти этого самого Валентина. Давайте тогда пятнадцатого апреля будем отмечать день смерти Линкольна и дарить друг другу пять долларов или семнадцатого апреля день Франклина и дарить уже сто долларов. Хоть какая-то выгода будет. Ближе к часу переодеваюсь из домашних штанов и футболки в чёрные джинсы и майку с крестом. Замазываю синяки под глазами и расчёсываю волосы, Эмили и О’брайен должны прийти минут через двадцать, какая…радость. Сажусь за компьютерный стол и забиваю в поисковике название книжного магазина. Список непрочитанных книг из домашней библиотеки уже пуст, а читать хочется. Дверь в комнату открывается и заходит Он. Прикусываю нижнюю губу изнутри и сдерживаюсь, чтобы не швырнуть в него близлежащим учебником по Гражданскому праву. - Убого выглядишь, Гиллан, - даже не глядя, чувствую его самодовольную ухмылку. - С тебя пример беру, - парирую я. За столом Эмили глупо натянуто улыбается, она всегда надевает эту фальшивую добрую улыбку, когда встречается с новыми людьми. Противно от её желания произвести хорошее первое впечатление и угодить каждому. О’брайен ведёт себя непринужденно, поддерживает беседу с матерью, улыбается. Спрашивает у Эмили, кем она работает, и чём занимается в свободное время. Мама светится изнутри, а у меня образуется ком в горле. Нет, не из-за грусти, боли или чего там ещё, о чём пишут в школьных романах. Меня тошнит от фальши и данный ком это желчь, которая просится наружу. Двуличие парня раздражает, и я пинаю его по ноге. О‘брайен впивается в меня ледяным взглядом. Какая честь, таким взглядом он одаривает лишь меня. - Извини, - ухмыляюсь. – Судорога. Мама с сестрой как будто не замечают изменившегося настроения и продолжают о чём-то разговаривать. Напряжение между мной и О‘брайеном нарастает, брюнет кладёт левую ладонь на столешницу и начинает отбивать дробь. Выдыхаю через нос и стискиваю зубы в ожидании мозгового штурма. Давай, покажи, кто ты такой. Парень хитро как лиса улыбается, берёт стакан с водой и делает глоток. Перевожу взгляд на его шею, с правой стороны проступила вена, адамово яблоко дергается в такт глотания. Я сглатываю в попытке смочить пересохшую глотку. - Джерри, - голос мамы возвращает меня в реальность. – Что с тобой? - Ничего. Всё хорошо. Поспешно встаю, беру тарелку с нетронутым овощным салатом и ставлю её около мойки. - Спасибо, - сухо говорю я и ухожу в свою комнату. Чувствую себя как выжатый лимон, к новой атаки я не готова, поэтому и оставила поле боя. Мне нужен свежий воздух. Достаю из шкафа чёрную худи и надеваю. Через окно выбираюсь на пожарную лестницу и делаю глубокий вдох, позволяя морозному воздуху наполнить мои лёгкие. Облокачиваюсь на перила и наблюдаю. Город живёт своей жизнью, машины проезжающие мимо, прохожие, снующие туда-сюда, как загипнотизированные уставившиеся в экраны своих сотовых телефонов. Кто-то из них социофоб, кто-то социопат, кто-то в депрессии, а кто-то просто задолбался. Они все разные, но их объединяет одно, они могут чувствовать. Они живые. Но, что насчёт тебя, О’брайен? Живой ли ты, и какое мне до этого дело?