The fear inside you.

Вчера она проявила слабость, сегодня будет платить. Воспоминания всплывают. Новым поток. Атакуя сильнее. Черви, скользкие противные, разъедают стенки мозга, причиняя жгучую боль. Она ходит по комнате, кусая кожу на костяшках пальцев. Сдерживаемый крик сводит челюсти, разрывает грудную клетку. Она нуждалась в ком-то, проявляла слабость. Слабачка. Ты слабачка, Джерри Гиллан. Мыча, давит большими пальцами на виски, готова взять нож и продолбить дыру в черепе. Проникнуть в мозг и уничтожить. Избавиться. Забыть. Идёт в кладовую, зная, что там её успокоение. Рубашка Джейка, которая уже даже не пахнет им, но Джерри всё равно. Она помнит, что он носил её, этого достаточно. Дрожащими руками, роется в коробках, маниакально ищет вещи дяди. Паника подбирается ближе, впитываясь в каждую клетку тела, не даёт здраво мыслить. Гиллан нужно успокоение. Ей нужна эта гребаная рубашка. Быстрыми шагами направляется в гостиную, где мать спокойно смотрит телевизор, не подозревая о приближающемся шторме. - Где рубашка? Джерри стоит на пороге, нервно сжимая кулаки. Она уверена, что мать что-то сделала с его вещами. То, что, по мнению миссис Гиллан больше не используется - является мусором, и ей плевать на мнение остальных. Вещь лежит без дела, значит нужно выкинуть. - Какая рубашка? – женщина хмурится, смотря дочери в глаза, не понимая в чём дело. - Ты прекрасно знаешь, какая рубашка! – Джерри с трудом дышит через нос, облизывает пересохшие губы, не мигая, смотрит на мать. - Да, не трогала я никакую рубашку! – дёргает плечами и отворачивается обратно к телевизору, давая девушке понять, что разговор окончен. Гиллан нервно усмехается, чувствует, как дрожь проходит по всему телу. Не верит. Знает, что мать лжёт, для неё это не в первой. Эта женщина фальшивка, которая скрывает свою прогнившую натуру под маской идеальной хозяйки. Горечь заполняет грудную клетку, Джерри надоело молчать, надоело притворяться, будто ничего не происходит. Шаркая ногами по паркету, идёт на кухню, которую мать так идеально обставила: дорогая резная мебель, стол в викторианском стиле, техника последней модели. Фарфоровая ваза с искусственной орхидеей. Женщина пытается окружить себя чем-то прекрасным, совершенным. Тошнит. Джерри тошнит от понимания, что мать стала как этот сраный цветок в вазе. Искусственной. Гиллан выдыхает, пальцами касается холодного фарфора и толкает его. В этом долбанном мире нет ничего идеального, а то, что нам кажется совершенным, всего лишь иллюзия с хорошо скрытой гнилью. Звук разбитого фарфора прорезает идеальную атмосферу кухни. Ваза раскололась на кусочки, так удачно разрезав искусственный цветок пополам. - Блять! - тут же появившаяся на пороге мать всплескивает руками. - Ну, молодец. Сердцебиение приходит в порядок, но грудную клетку всё равно разрывает. Гниль рвётся изнутри, прожигает кости, ища путь наружу, и Джерри её выпускает. Она запрокидывает голову и громко смеётся. Больше не сдерживает себя, запускает пальцы в волосы и с силой тянет. Истерично, надрывая глотку, продолжает смеяться, желая избавиться от фальши, от морального дерьма внутри себя. Хочет быть пустой. Абсолютно ничего не чувствовать. Опускает голову, делает глубокий вдох и поднимает взгляд на мать, которая ошарашено, с испугом в глазах смотрит на неё. - Джерри? Дочь не слушает, смотрит пустым взглядом, из-за которого миссис Гиллан не по себе. Джерри перешагивает через осколки вазы, обувает кеды и берёт куртку. - Ты куда? – женщина спрашивает отрешенно, стараясь держать эмоции под контролем. Дочь не должна видеть, что она сбита с толку. - На фиг. Младшая Гиллан закрывает за собой дверь, натягивает куртку и быстрыми шагами покидает дом.

***

Вдох. Выдох. Холодный воздух проникает внутрь, обжигает лёгкие. Натягиваю рукава куртки на пальцы, не знаю куда идти. Хочется раствориться, провалиться на месте, исчезнуть. Смешиваюсь с толпой людей, растворяюсь среди них, позволяю городской суете накрыть меня с головой. Смотрю себе под ноги. Сигналы машин, человеческие голоса, смех, всё как будто на заднем фоне. Я потерялась во всём этом дерьме, что происходит со мной, запуталась в гнили, что находится во мне. Останавливаюсь, из-за чего прохожие задевают меня плечами. Не обращаю внимания на их недовольные лица и возгласы. Буквально впиваюсь взглядом в силуэт человека на противоположной стороне улицы: русые волосы, худое тело, но широкая спина, та же походка. Сердце пропускает удар, грудную клетку разрывает от сдерживаемого крика. Вытираю вспотевшие ладони о джинсы и судорожно выдыхаю. - Джейк? – шепчу, чтобы осознать реальность происходящего. Облизываю обветренные губы и уже громче, увереннее произношу: - Джейк. Срываюсь с места и бегу за ним. Сердцебиение учащается, адреналин бурлит в крови, а в груди просыпается забытое чувство. Надежда. Протягиваю руку и хватаю парня за плечо. - Джейк, - губы невольно расползаются в улыбке. Не знаю, чего мне хочется больше, вмазать ему или обнять. Эмоции взяли надо мной контроль, превратили в беспомощное существо. Он оборачивается, а я отступаю. Свожу брови к переносице и отдёргиваю ладонь, в то время как кареглазый парень с улыбкой изучающее смотрит на меня. Не тот цвет глаз, другой нос, слишком тонкие губы, нет родинок на лбу. Другой. Абсолютно. Проглатываю ком в горле. Приоткрыв дрожащие губы, делаю глубокий вдох, чтобы остановить подбирающуюся панику. - Извините, - нервно тереблю рукав куртки и опускаю взгляд. - Ничего страшного. Выдыхаю. Глаза начинает щипать, подношу кулак к губам и, сжав челюсти, скулю. Проклинаю себя за то, что дала слабину. Повела себя как наивная идиотка. Всё хорошо, Джерри. Всё. Хорошо. Тру лицо ладонями. Мне нужно успокоение, поэтому иду в единственное место в этом городе, где чувствую себя спокойно.