Настоящий

Саша Саша не любил вспоминать своего бывшего, но без него ничего бы не вышло, должен был признать хоть сам себе парень. Их отношения не были идеальными, да и расстались они не лучшими друзьями, но, когда стало понятно, что вместе им не быть, Ярослав повёл себя как мужчина и предложил ему помощь. Любую и когда угодно. Он прекрасно знал, о чём мечтает парень. Очень долго Саша был слишком горд, но мечта не могла осуществиться на пустом месте. Для этого были нужны деньги, связи и реабилитация. Он слишком много вложил в это сам, чтобы остановиться на полпути. Ещё в бытность их отношений, Ярослав был крупным бизнесменом, намного богаче и влиятельнее Ивана, теперь же он проник и в политические круги. С его пристрастиями ему приходилось поддерживать полуустрашающие, но, по большей части, хорошие отношения с парнями, которые когда-либо ложились в его постель. Из-за этого он никогда не брал мальчиков по вызову, его любовники были всегда приличные юноши, из хороших семей и до боли юные. Самому Саше было всего шестнадцать, когда они впервые переспали. Он учился в школе с его сыном, и они дружили. Мать Саши приходила в бешеный восторг от одного имени Ярослава — его семья не была состоятельной, и для них было честью, что умный, а Ярослав умел себя подать, успешный человек, так прикипел к их дому и дорожил дружбой его отца. Он даже помогал иногда, но всегда тактично, без высокомерия. Саша обожествлял Ярослава, и тот всегда с интересом относился к парню. А потом произошло то, что он предпочёл бы забыть. Первый раз Ярослав даже не уговаривал его, просто пригласил в свой дом, когда сын был в отъезде, и изнасиловал. А после уже объяснил, чего ему будет стоить, если он сболтнёт кому-то о том, что произошло. Больше он его не принуждал, но стоило ему надавить, и Саша сдавался сам. Ярослав умел всё, чего бы ни хотело тело и что было недоступно ему в отношениях с Ваней, но он пытался воспитать в парне ненасытную шлюшку, ввергая его с головой в те вещи, которые он никогда не хотел признавать. Ярослав часто признавался, что так долго не был ни с кем: покорность и закрытость Саши способствовала комфорту мужчины, но уж никак не делала счастливым его самого. Парень никогда не был инициатором секса, но любовник считал своим долгом заставить его кончить. Для этого он даже купил пару игрушек, которые Саша возненавидел, как и таблетки, которыми Ярослав кормил его, чтобы он подольше напоминал томного мальчика. Всевозможные стимуляторы, которыми он накачивал его, чтобы у него постоянно стояло, и он мог раз за разом доводить его до оргазма. Саша долгое время отрицал, что он гей, это бесило мужчину, который видел в нём страсть. Во многом их отношения напоминали войну, только Саша боролся молчаливо, а Ярослав бил напрямую. В девятнадцать он не выглядел на свой возраст и, рассматривая себя в зеркале, не узнавал. Просто не мог поверить, что существо с длинноватыми волосами и нежной кожей лица без единой волосинки — это парень. Почти мужчина, но всё ещё девственник, хоть его задница принимала такое, о чём стыдно было говорить вслух. Ещё одним фетишем мужчины была женская одежда, он наряжал Сашу в кружевные штучки и шёлковые платьица, заставлял ходить перед ним, как на показах мод, и, наблюдая за его лёгкими грациозными движениями, возбуждался. Хватал, повалив на пол или ближайшую горизонтальную поверхность, нащупывал член. Без смазки и растяжки входил в него, подрачивая его ствол.  — Что тут у моей девочки? Ты плохая, плохая, детка? Скажи, дорогая… Ему было больно, но когда ласковый шёлк тёрся о кожу, а голос на ушко называл его девушкой, внутри что-то сладко пело.  — Да, — стонал он, не в силах держать это в себе. И в один из их маскарадов парень выразил сожаление, что он не девушка, тогда всё было бы намного проще. Ярослав отмахнулся, но чем дальше, тем сильнее эта идея завладевала Сашей. А потом он уже не мыслил свою жизнь иной. Их отношения Ярослав держал в строжайшем секрете, но если бы Саша стал другим, то смог бы быть рядом открыто. Тогда он ещё хотел остаться с Ярославом. Мужчина честно признался, что женщины его не слишком возбуждают. Но даже это не отвело парня от идеи, которую он обдумывал вот уже больше шести лет. **** На очередном приёме доктор назначил точную дату операции и снова спросил, уверен ли Саша в своём решении, ведь это навсегда. Он смотрел прямо в глаза парня, стараясь уловить хоть тень сомнения, у него на руках была справка от психиатра, но кто знает, не куплена ли она?  — Вы слишком худы, Саша, вам нужно хоть немного поправиться. Парень кивнул. Ему было неуютно в слишком светлой комнате, потолок которой словно давил на голову.  — Вы понимаете, что таблетки, которые вы принимаете, это химия? Что наносите здоровью непоправимый вред? Вам никогда не избавиться от них, иначе ваша женственность уйдёт.  — Это значит, что я скоро умру?  — Нет, но вы не переживёте сорока.  — Я хочу прожить все те годы, что мне остались, нормальным. Доктор тяжело вздохнул.  — Саша, вы и есть нормальный. Посмотрите на себя в зеркало, вы красивы и желанны, вы можете легко найти себе мужчину.  — А если мой мужчина не хочет меня таким?  — Это не моё дело, но может он не стоит вас? Саша отвернулся. Хотелось возразить, наорать на врача, подчеркнуть его бесчувственность и наглость, но он не хотел залететь на ещё одно психиатрическое освидетельствование.  — Хорошо, — сдался доктор. — Вы осознаете риск умереть на операционном столе? Может открыться кровотечение, которое приведёт к летальному исходу.  — Какой процент, что так получится?  — Один к десяти, но вы должны понимать…  — Это хороший шанс выжить, — перебил его Саша. — Скажите, как долго будет проходить реабилитация?  — Ваш друг уже договорился обо всем. Парень кивнул. Конечно же, Ярослав всё сделал.  — Что нужно от меня?  — Хорошенько подумайте, прежде чем прийти к нам, — он назвал число. — Я вас прошу, пожалуйста, примите взвешенное решение.  — Вы так внимательны, жалеете таких, как я?  — Скорее не одобряю, в своей анкете вы написали, что любите мужчин и никогда не спали с женщиной, и это настораживает, осознаёте ли вы, от чего отказываетесь? Саша поёрзал и грустно улыбнулся.  — Вы напомнили мне слова одного моего знакомого, возможно, вы просто повторяете сказанное вам, но я не создан для любви и желания. Мне нет от них толку.  — А боли вы не боитесь?  — Я боюсь всего доктор, но в первую очередь себя, помогите мне стать тем, кто я есть — настоящим собой, и я никогда об этом не пожалею.  — Вы читали об операции? Знаете, что вас ждёт? Саша растерялся, конечно же он просматривал буклеты, читал рекомендации, но сама технология перемены пола вызывала у него страх.  — Я не идиот и знаю чего ожидать, вы вырежете мне яички и остальное. Вы сможете сделать это за один раз?  — Наиболее распространённая техника для создания вагины — инверсия пениса. Мы удалим не всё, если вы понимаете? — проговорил доктор. — Покровы мы преобразуем в стенки новосозданного влагалища. В некоторых случаях дополнительную ткань можно взять из кожи нижней части живота или мошонки, а также использовать часть толстой кишки. Мы предпочли бы разделить операцию на две части, но если вы настаиваете, вынуждены пойти вам навстречу. Из части головки пениса мы сконструируем клитор, малые половые губы будут сформированы из тканей пениса. Большие половые губы зачастую делаются из кожи мошонки.  — Это всё?  — Иногда требуются дополнительные операции для придания новым половым органам естественной формы. Поскольку мы хотим сохранить как можно больше чувствительности и возможность испытывать оргазм — мы укоротим и сместим уретру. Так же нам потребуется укрепить мочеиспускательный канал.  — А простата?  — Её не рекомендуется удалять.  — Будет ли при проникновении понятно, что это нео-вагина?  — Мы проработаем этот момент, но для этого тоже потребуются дополнительные операции. На ваше тело упадёт интенсивная нагрузка, плюс заживление, возможно вы не ожидали такого? Саша устало откинулся на спинку сиденья.  — Нет, всё в порядке.  — Саша, у вас ещё есть время, используйте его с толком.  — Я постараюсь. Парень встал, уже намереваясь уйти, но остановился.  — Доктор, а как долго будет идти процесс заживления?  — Это длительный процесс, не думайте, что всё кончится, как только вы откроете глаза, отойдя от наркоза. Парень закусил губу, всё сказанное не поколебало его, но тот оттенок укоризны, с которым говорил врач, сжимал ему горло.  — Если вы до сих пор не передумали и всё-таки придёте, до операции прекратите принимать гормоны. Это предотвратит тромбообразование, — Саша машинально кивнул.  — Больше никаких советов?  — Вы придёте, — грустно констатировал он. Парень не ответил.  — Я буду вас ждать, Саша. — Его голос потеплел, и внутри что-то тревожно заныло.  — Спасибо и до встречи.  — Прощайте. Саша шёл по коридорам медленно, словно в бреду. Это будет больно. От него, как мужчины, не останется ничего, большие надежды он возлагал на вагинопластику, но произойти может что угодно. Будет ли Ваня доволен им или преисполнится ещё большим отвращением? Ему хотелось верить, что этого будет достаточно. ****** Вернувшись домой, Саша пытался сконцентрироваться и подумать. Разговор с врачом хоть и не переубедил его, но всё же сильно отрезвил. Когда он придёт на операцию, то в нём не должно быть и тени страха. Эмоции, которые бурлили подобно водопаду раньше, напрочь застилали глаза. Тяжело было, что его никто не поддерживал: Иван не знал, Ярослав не одобрял, родители не поняли, а больше никого и не было. Последние два месяца, проведённые с Иваном, Саша твёрдо верил, что можно ещё что-то изменить, но каждый раз натыкался на эгоизм и бесчувствие партнёра. Если бы Ваня принял хоть частичку его самого, но всё, что он любил в парне, — не было настоящим. Ни его грудь, ни смягчённая действиями препаратов внешность, и даже фигура у него была выточенная хитрыми приёмчиками фитнеса и диет, а не природой. У него не было постоянного дома, к которому он мог бы привязаться, только комнаты в коммуналках на пару месяцев, и снова в путь, чтобы не запомнили, не увидели лишнего. После того, как Саша обратился к Ярославу, ему стали приходить цветы. По букету в день — двенадцать белых роскошных цветков и тринадцатый красный, соседи уже начали коситься на него и советовали не мучить парня, но он и сам не понимал, чего Ярослав хочет. Всего один телефонный звонок дал ему столько надежды, но в то же время навсегда изменил будущее. И когда тоска по Ване стала нестерпимой, решил хоть как-то взбодриться и не нашёл ничего лучше, чем позвонить своему бывшему. Ярослав предложил тут же встретиться, его голос был холодным и отстранённым, но он хотел увидеть парня, это было заметно по тому, как он был настойчив. Когда угодно, где угодно и на каких угодно условиях. Иван Как победить любовь? Вырвать это чувство из сердца, словно всё это было не с ним? Его тело жило воспоминаниями о нём, каждая вещь напоминала его, самый короткий сон возвращал в прошлое. Сейчас Иван с удовольствием убил бы предателя, лишь бы так не страдать. Саша ушёл. Смог уйти, не прощаясь, и Ваня должен так же просто его забыть, если не может найти. Его не одолевала ностальгия, скорее это было похоже на ярость. Как мог Саша так просто бросить его, как мог не считаться с его чувствами? Но самое главное, как мог он сделать то, чего не в силах был сделать сам Ваня? Отпустить. После ярости пришла апатия, совершеннейшее равнодушие ко всему. Ничего не имело значение без него. И всё ещё тлеющая крохотная нить надежды — а вдруг он одумается и вернётся? Ваня стал много думать об их отношениях и постепенно понял, что Саше не нужны они. Он дарил себя Ване, не требуя ничего взамен, ну, а он брал без смущения и продолжил бы так же, без зазрения совести. Но где во всём этом было удовольствие для Саши? Его тело было проблемой, но не Иван же в этом виноват? И раз он хотел его, подобная расстановка вещей не могла длиться вечно, теперь он понимал это, но не тогда. Когда рядом был Саша, он чувствовал себя королём: его слово, его желание и прихоть были всем для парня. Тот умел покоряться и умел придать важности ему. Ещё никогда Ваня не сталкивался с таким человеком, и всё равно он его упустил. Не смог дать партнёру то, в чём тот нуждался. Иван по-настоящему страдал, осознав, что Саша бросил его навсегда. Всё валилось из рук, а на душе было мерзко. Но он был не из тех, кто тихо плачет в уголке по неразделённой любви. Он был бойцом по природе и все проблемы решал радикально. Нужно забыть — забудь, уйти — уходи, не оглядываясь, ну, а если хочешь убить любовь — нужно чтобы в твоей голове поселилось новое чувство, сильнее и мощнее предыдущего. Иван загулял так, как никогда за свои тридцать с небольшим лет. Были клубы, выпивка, женщины, много доступных и нет дам всевозможных возрастов и комплекций. Были наркотики: от травки до героина, но ничто не помогало ему чувствовать себя лучше, даже когда он не соображал — где и с кем. Даже когда он не мог вспомнить и имени Саши, всё внутри словно сворачивалось пружиной, грозясь разорвать его на части от безысходности. По утрам Иван шёл на работу и трудился с нечеловеческим упорством, страшась остановиться на мгновение, чтобы не думать. Зачем всё это? Для чего? Для кого? И где же он, тот самый человек, который отнял у него равновесие? Как он живёт? Что ест, с кем спит? И кто теперь вдыхает запах его волос и прикасается к коже, делает счастливым? С кем же его Саша испытывает то, что не смог дать ему он? Ваня боялся думать о том, что Саша мог чувствовать к нему. Неужели не любил? Тогда зачем терпел? Почему молчал? О чём он думал? Хотел ли его до сих пор? Ваня хотел. Хотел до боли и ломоты в паху, больше, чем когда-либо, и не был уверен, что, увидев Сашу, вновь не рассыпется на осколки у его ног. Его чувства к нему не поддавались объяснению или анализу, но это была любовь. Роковая, немыслимая, ломающая все запреты и правила в его голове. А потом он увидел их, возвращаясь домой поздно вечером. Крикливые куклы на обочине, жуткие в своей ненатуральности и дешевизне. Они были похожи на проституток, но не на женщин. Ваня и раньше видел это всё, но ему не было до этого никакого дела. Уличные трансвеститы — шлюхи, они не были похожи на его Сашу ни капли. Ваня притормозил у обочины и рассматривал их. На улице уже выпал снег, и дешёвые лаковые сапоги на немыслимых каблуках неловко елозили по утрамбованному снежку. Широкие плечи зябко подёргивались в тонких узких курточках, а на лицах светилась гордость так, словно люди, которые тысячи раз ломали эти души, не подступятся к ним вновь. К его автомобилю подплывает один, как гордая птица: уставший, накрашенный до ужаса и немного неуверенный. Но Ваня не спешит опустить стекло, просто смотрит в лицо мужчине, а то, что это мужчина сомнений не было. Его глаза немного слезятся от ветра и яркого электрического света фонарей, но он ждёт, покорно и отрешённо. Нога сама собой ложится на газ, и вот уже никого нет рядом, только улицы мелькают, дома за домами и так до бесконечности. А в голове одна мысль: где ты? Саша Ярослав очень изменился за прошедшие годы: погрузнел, состарился и исполнился неуловимого лоска. Но это все шло ему, делало неуловимо привлекательным и весомым. Его сопровождала высокая девица лет двадцати пяти. Красивая и предположительно немая, потому что она за весь вечер не сказала ни слова. Саша понял, что это своего рода часть нового образа Ярослава. Он относился к ней, как к предмету мебели или ненужному портфелю. Ресторан он выбрал самый дорогой, людей за столами почти не было, поэтому говорить можно было спокойно. Ярослав долго рассматривал Сашу с ног до головы, и он неловко морщился, ощущая этот взгляд, как касание.  — Ты изменился.  — Я сообщал тебе.  — Нет, помимо тряпья и внешности. Твои манеры стали другими.  — Я сам стал другим. Ярослав кивнул.  — Ты красив. Ещё лучше, чем раньше, но ты не остановишься?  — Нет.  — А если я тебя попрошу? Если предложу тебе вернуться? Саша глянул на девушку, но она была совершенно невозмутима. Её глаза с интересом рассматривали его.  — Зачем?  — Мне интересно, каков ты?  — Всё такой же, жизнь не была для меня сексуальной прогулкой.  — Но ты не можешь сказать, что у тебя никого не было?  — Не могу.  — И кто же он?  — Это неважно. Ярослав нахмурился.  — Дорогая, иди, припудри носик, — отправил он девицу, и Саша был уверен, что она не вернётся раньше, чем через полчаса.  — Кто это? — кивнул в её сторону Саша.  — Моя жена. Саша только удивлённо приподнял брови.  — Я не изменяю своим вкусам, но у меня есть и обязанности. — Он выпил красного вина и покачал бокал. — Я рад, что ты попросил меня, а не нашёл какого-то мясника. Ты бы погиб.  — Я все равно могу умереть.  — Ты выживешь, я уверен. Сколько на тебя не дави, ты не ломаешься, только гнешься.  — Зачем ты хотел меня видеть? Почему слал эти цветы?  — Я хочу, чтобы ты передумал. И я все ещё хочу тебя. Мы могли бы попробовать жить, как ты хотел.  — Я вырос.  — Дело же не в возрасте, Саша, я любил тебя.  — Ты меня бросил.  — Ушёл ты по собственному желанию.  — И только теперь ты обо мне вспомнил, как удобно. Ярослав накрыл ладонью его руку.  — Саша, не делай этого с собой, я прошу тебя.  — Ты можешь забрать свои деньги, и я не сделаю.  — Я не хочу запрещать тебе. Это не повлияет на твое желание, я хочу, чтобы ты понял, осознал, что проблемы твои намного глубже, чем может проникнуть в твоё тело хирург.  — Я хочу стать женщиной.  — Ты никогда ей не станешь. Ты мужчина. Наличие вагины не сделает тебя ею. Никогда. Саша опустил глаза.  — Подумай сам. Ты не сможешь родить ребёнка, у тебя не будет месячных, твоё тело постоянно будет нуждаться в подпитке женскими гормонами. Единственное, что ты обретёшь, не будет значить ничего. Какая разница, куда тебя будут иметь? Разве в этом вся суть — быть женщиной, или просто тебе ненавистно быть собой? Парень не сдержался и глотал слёзы. Ярослав видел, что смог нажать на больную мозоль.  — Сашенька, я могу сделать тебя счастливым. Я сделаю это. Откажись. Саша вырвал у него руку.  — Я никогда не был счастлив с тобой, — уже произнося эти слова, Саша понимал, что рискует всем. Своим будущим, операцией, судьбой, возможностью вести другую жизнь и быть когда-либо с этим мужчиной. Но сдержать горечь и боль просто не смог. Ярослав никак не отреагировал, только пару раз моргнул.  — Возьми свои слова обратно, ты же так не думаешь? Не можешь так думать.  — Я… — Саша запнулся, слёзы всё ещё лились из глаз. — Прости меня, я прошу, прости, но я больше не могу врать, не должен.  — Саша?  — Я не могу быть с тобой. Никогда. Даже если стану собой, если сделаю операцию.  — Почему?  — Я…- Саша не смог договорить, просто смотрел в глаза своего бывшего любовника и кусал губы.  — Ты любишь кого-то? Ты любишь урода, который отправил тебя отрезать себе член? — рассердился Ярослав.  — Он не знает. Он любит женщин.  — И трахал тебя? Хороший же любитель женщин. А ты в курсе, что у натурала на мужика и не встанет?  — Я не похож на мужика. Ярослав с жалостью посмотрел на Сашу.  — Не будь идиотом, тебе нужно решить все свои проблемы прежде, чем наживать новые. Ты должен разобраться с ним, рассказать ему. И, если он тебя поддержит, идти на это. Но я думаю, что ни о какой операции речи не пойдет, и ты это знаешь. Что он будет против, поэтому и не сказал. Ты надеешься на чудо, но его не случится.  — Не говори так.  — Ты злишься, потому что я прав. Разуй глаза, Саша, и осмотрись, жизнь не сосредоточена на боли.  — Я знаю.  — Я поговорю с врачом, и направим тебя к специалисту.  — Нет, я не хочу.  — У тебя психоз и депрессия, ты доведешь себя до ручки.  — Со мной всё в порядке. Я справлюсь сам.  — Я тебе не верю. Понимаю твою позицию, и отказ вернуться ко мне, но я тоже имею право на условия со своей стороны. Саша поёжился.  — И какие?  — Ты пойдёшь к моему психиатру, и если он даст добро, то сможешь сделать операцию, — Саша кивнул и свободно выдохнул. — И ты познакомишь меня со своим любовником. Это было невыполнимым условием, Саша понимал это. Прийти к Ивану, признаться ему, было выше его сил. Ярослав понял, что попал в точку и расслабился, ему хотелось спасти Сашу от себя самого, даже если он больше не будет принадлежать ему. Он знал его без малого пятнадцать лет, ещё когда парень ходил в шестой класс, и всегда испытывал тягу к нему. Рассматривая его теперь, мужчина не мог не винить себя в том, что произошло. Возможно, если бы они расстались раньше или не встречались вообще, этой проблемы не возникло. Но теперь уже поздно жалеть о том, чего не следовало делать. Саша был слишком большим искушением, чтобы от него отказаться, и глядя на него теперь, Ярослав ощущал лёгкий трепет, вспоминая их совместное прошлое. Ему хотелось затащить его в постель, и женственная внешность играла роль афродизиака, развернуть конфетку и увидеть там парня, ласкать его тело — этот симбиоз черт, которые нравились ему. Ярослав хотел бы довести Сашу до оргазма, он всегда любил видеть, как тот сдаётся, как покоряется удовольствию. Парень никогда не закрывал глаза и не смотрел на свой член, когда сперма выплёскивалась из него, и в этом было что-то дико извращённое — наблюдать за его глазами, играть с его телом. Заставлять его получить удовольствие любой ценой. Но всё это было невозможно. Он не имел права рушить равновесие Саши, слишком неустойчивым он был в данный момент, слишком ранимым, чтобы можно было не бояться разрушить его.  — Хорошо, — выговорил парень. — Я попробую. И не сдамся. Ярослав кивнул. Он дал шанс исправить всё другому, но если тот не сделает ничего, это уже будет не его вина. ****** Саша старался держать себя гордо и независимо рядом с Ярославом, в надежде показать, насколько он изменился и вырос. Но вся его бравада была напускной, ему поставили условие, которое он не сможет выполнить никогда. Как бы он себя ни убеждал в том, что Ваня не значит для него так много, как подумал сам Ярослав, что точку нужно поставить тем или иным способом, но у себя в голове он почему-то представлял, как заявится к Ване уже после операции, чувствуя себя на все сто процентов желанным и неотразимым, потому что он достиг своей цели, и то, последнее, что их разделяло, ушло. Но Ярослав был прав, это слишком наивные мечты, чтобы стать реальностью. Он ничего не знал об отношении Вани к транссексуалам, да и не мог знать, ведь никогда не говорил ему об этом. Не потому, что боялся, а потому, что считал дело решённым, и обговаривать его не считал нужным. Ни с Ваней, ни с Ярославом. Но если Ваня не имел на него никакого влияния, помимо его патологической любви к подчинению, то Ярослав мог требовать всё, что угодно. Он даже мог приказать ему лечь и подставить свою задницу в очередной раз, и Саша, возможно, сделал бы ради своей мечты, ради операции. Но тот не стал, и Саша был ему благодарен за это. И вот теперь он не знал, как поступить с Ваней. Саша не мог просто привести Ярослава в его красивую и просторную квартиру и сказать: «Знакомьтесь!». Слишком непредсказуемым был его любовник. И Саша даже не представлял, как эти двое будут беседовать друг с другом. Два совершенно разных мужчины, которых связывает единственное — он сам. Оставалось лишь одно — подготовить почву. Нужно было встретиться с ним. И Саша просто замирал от страха перед этой встречей, ведь он даже не сказал ему: «Прощай». Иван Иван привык уже просыпаться на рассвете. Иногда после попоек от того, что ему ужасно плохо, после долгой и упорной работы, когда мозг просто отказывался отдыхать, как ему положено, мучая его бессонницей или головной болью. Но в этот раз его разбудил телефон. И даже спросонья Ваня мельком подумал о том, что это может быть Саша. Что ему не спится, и он думает о нём, хочет вернуться, и снова всё станет как раньше. Он презирал себя за эти мысли, но не мог избавиться от них, как ни старался… Это был не Саша. Ваня понял это с первого же произнесенного сухим визгливым голосом слова. Звонила соседка его матери в общагах. Этим утром его мать умерла. Темнота словно обступила со всех сторон, а голое тело под лёгкими простынями покрылось мурашками. Он ощутил себя таким беззащитным и открытым в этот момент, словно кто-то наблюдал за ним. Его электронные часы ярко горели, показывая пятый час утра, в ухо ему причитала совершенно незнакомая женщина, которая назвалась подругой его матери. Но Ваня знал, что у мамы никогда не было подруг, чаще всего это были люди, с которыми она пыталась сосуществовать, но от этого они не становились автоматически друзьями. В голове не было ни единой мысли, кроме того, что он почувствовал неловкость от того, что не может выдавить из себя ни слова. Глаза горели, но не от слёз, а, скорее, от недостатка воздуха, потому что он просто не мог протолкнуть его в горло и дальше, сквозь гортань, втянуть носом и погрузить его в свои лёгкие, чтобы в голове прояснилось. Чтобы стало как раньше, как всегда. И когда в мозгах, наконец, прояснилось, он начал дышать и слышать статический квартирный шум, своё собственное тяжёлое сопение, которое было наполнено жадностью и хаотичностью.  — … я положила её ровно, закрыла рот и глаза. Вы же знаете, что они дубеют, и если не положить их правильно… — донеслось до него.  — Кто?  — Мертвецы. Если тело застынет неправильно, придётся ломать кости, чтобы положить её в гроб. Ваня, я всё сделала правильно, не волнуйтесь, она лежит, как будто спит. Спокойнее при жизни не была. Ваня выронил трубку из рук, потому что его вырвало, вырвало прямо на дорогие простыни, на которых он ещё недавно трахал Сашу, которые впитали в себя частички его семени, кожи, а теперь и рвоты. Потому что он не мог слышать о том, что его мёртвая мать лежит там, как постамент смерти, на глазах у общажной нищеты, холодеющая и никому не нужная. Он знал, зачем звонила эта бабёха, она знала о том, что у него есть деньги, и плясала на лапках, чтобы он поблагодарил её, и впервые его объял такой тотальный ужас и отчаянье, что можно было смело свести счёты с жизнью. Кому он нужен, кроме матери, которой не стало, и которую он ненавидел за нищенскую жизнь, что она вела. Сорокину? Блядям, которые трахались с ним, ради возможности закрепиться в его жизни? А дальше, что дальше? Кроме денег, одиночества и злости? Кроме работы? Пустоты его жизни, которую он раньше не замечал. Ведь он мог бы сейчас плакать на чьей-то груди, не стыдясь, а не сглатывать ком в горле, смаргивая навернувшиеся на глаза слёзы. Ваня не знал, сколько просидел в тёмной, пропахшей его собственной рвотой комнате в надежде вскочить и осознать, как всегда, свою силу и непобедимость, с которой он штурмовал эту жизнь. Её просто не стало, она оставила его совершенно обессиленным и несчастным. ***** Два дня ушло на то, чтобы она исчезла, просто испарилась из его жизни. Два дня на вскрытие тела, яркие венки и горькие фальшивые слёзы людей, которые пришли просто пронаблюдать за тем, как он хоронит её. Два дня на то, чтобы выбросить все её вещи, мебель, всё то барахло, которое она не хотела менять и копила годами, чтобы позвонить риелтору и выставить эту конуру на продажу. Два дня на то, чтобы справится с собой и не дать слабину. Это были самые долгие два дня в его насыщенной до отвращения жизни. И когда дверь квартиры закрылась за ним, он всё ещё ощущал мягкую могильную землю под подошвами своих дорогих итальянских туфель. Прямо в коридоре Ваня разделся догола и бросил вещи в мусорное ведро на кухне. Ему не хотелось ничего, и он просто залез под душ и простоял там до тех пор, пока его ноги не начали подкашиваться, а кожа жалостливо не сморщилась на пальцах, и ему не стало наплевать на окружающий мир. На Сорокина, который похлопал его по спине и начал рассказывать об итальянцах в тот момент, когда купленный на его деньги поп отпевал его мать, жадную соседку, которая украла всё золото его матери, пока он ехал. Людей, которых он позвал, лишь бы не хоронить её самому, словно она не человек, а нелюбимое домашнее животное. У него не осталось других родственников кроме неё, а друзей и подавно. Она жила, как хотела, не ему её судить. Но между ними была не такая уж большая разница. Мать заперла себя в этой берлоге, он — на работе и в квартире. К нему не приходили друзья, потому что он общался только с теми, кто был ему полезен по работе, остальное не важно… Исключением из всех правил был Саша. Но думать о нём Ваня не мог. Слишком больно, слишком тяжело. Жалость к себе и тоска готовы проглотить его, нужно лишь немного…