В объятиях зверя

Джун дико злился. Чёрт возьми, он впервые за всю жизнь был в таком бешенстве: витающий в облаках Донмён кинул его с самого утра, даже не попытавшись проявить интерес к тому, как прошла олимпиада! Перед глазами его всё ещё стоял вчерашний вечер. Он ведь специально вернулся пораньше, чтобы сделать сюрприз, а в итоге увидел то, чего не должен был увидеть. В любой другой ситуации он бы решил, что его солнышка домогаются, и обязательно вмешался, но Донмён позволял это делать, позволял себя трогать, он не сопротивлялся. С утра веселье продолжилось — новенький внезапно воспылал любовью к учёбе, и чтобы выпендриться использовал Джуна. Джуну в жизни не было так стыдно. Видимо, кто-то сверху решил, что недостаточно его наказал, и подбросил очередной подарок в лице Ким Донхёна, который вдруг захотел пообщаться тет-а-тет после уроков. Ещё и приправил свою просьбу фирменной улыбочкой, которую Джун ненавидел. Какого чёрта он вообще здесь делает? Это было первым, что он спросил, как только дверь за Донмёном закрылась (предатель). — Какого чёрта ты здесь делаешь? Дружелюбность и вежливость исчезла с лица, оно демонстрировало только неприкрытую ярость. Джун облокотился о подоконник и рассеянно смотрел в окно. Неожиданно по обе стороны от его бёдер опустились чужие руки, голос раздался слишком близко: — Я скучал, Джуни. — Издеваешься? — Я всегда серьёзен с тобой, — вздохнул учитель, но всё же озвучил то, что волновало его. — Ты не должен бросать музыку. У тебя талант, а ты закапываешь его под учебниками. — Так говорит каждый репетитор, который находит умного ребёнка и жаждет прославиться за счёт него, — выплюнул парень, посмотрев на мужчину напротив, сквозь злость в его голосе проскакивали нотки обиды и разочарования. — Я никогда не лгал тебе, — Донхён наклонился так, что его губы коснулись нежного ушка. — В отличие от того, на кого ты меня променял. — О чём ты? — Джун дёрнулся, отстраняясь и прикрывая ухо, которое точно уже покраснело, даже от такой лёгкой ласки. Вместо ответа учитель указал куда-то за его плечо — окно так удачно выходило на задний двор. Ли слишком быстро повернулся, и увиденная картина его совсем не обрадовала: Донмён стоял рядом с новеньким, а потом пошёл за ним, и даже на таком внушительном расстоянии Джун видел, как его друг словно светился изнутри. Раньше он был только для него, а теперь принадлежал кому-то другому, чужому. — Джун, — губы скользнули по шее вверх, задели скулу и, наконец, достигли цели. Джун ответил на поцелуй. Он сдался, у него не осталось сил сопротивляться, и, боже, он так скучал. Он целовал Донхёна, всё сильнее падая в бездну, из которой так долго пытался выбраться, которую так старался забыть, но каждое движение губ, каждое проникновение языка заставляло вспомнить и желать большего. Джун запрокинул голову, касаясь стекла, позволяя мужчине спуститься ниже, он почти закрыл глаза от удовольствия, но вдруг заметил, как на руке Донхёна что-то ярко блеснуло. Кольцо. Ему словно дали пощечину, отрезвляя: это то, о чём он не должен забывать. — Кажется, такие игры, мы должны были прекратить, разве нет? — парень оттолкнул Донхёна и выпрямился, застёгивая пуговицы, с которыми уже успели справиться умелые пальцы, дарившие такое наслаждение. Зажмурившись, Джун тряхнул головой, избавляясь от глупых воспоминаний. Все взрослые одинаковы. — Если ты серьезно пришёл сюда ради того, чтобы убедить заниматься музыкой, то лучше тебе уйти и забыть об этом. Если поиграться — тем более, скатертью дорога, — бросил Ли, направляясь к выходу, но его схватили за локоть. — Джун, я не… — но парень не дал договорить, схватив за левую руку и поднеся к лицу. — А об этом уже забыл? Неужели возраст даёт о себе знать? — он усмехнулся, чувствуя, как этот маленький кусочек золота застрял у него в сердце, словно льдинка, превращая его в Кая. — Ты мне противен. Схватив рюкзак, Ли стремительно покинул класс, боясь, что сорвётся. Он не знал, что может натворить: убить своего бывшего любовника или броситься в объятия, прося всё отменить. И в первом и во втором случае это будет проявлением слабости, показывать которую Джун не собирался никому, а особенно — Ким Донхёну.