Смертельная игра

Еще чуть-чуть и я убью тебя. Ты злишь меня, раздражаешь всем: своим по-детски наивным, но таким по-взрослому злым, холодно-голубым, будто бы сам лед во время твоего рождения застелил своей кристальной пеленой глаза, взглядом, своими белесыми бровями, которые при каждом неаккуратном взоре на меня изгибаются так надменно и гордо, так брезгливо и заносчиво, что мое сердце начинает биться в приятной истоме предвкушения того, как они двумя дугами взметнуться к верху, умоляя меня остановиться. Прекратить мои жестокие действия. Но я не буду не останавливаться, не прекращать, не думать. Ты сводишь меня с ума одним своим запахом яблок, который ароматным шлейфом тянется за твоей миниатюрной фигуркой. Таких кроваво-алых, которые растут только в Асгарде, яблок. Сочных, сладких, твердых, как ты. Ты сводишь меня с ума своими пухлыми, бледно-розовыми губками, что частенько растягиваются в волшебной улыбке, которая завораживает всех и все вокруг. Ты улыбаешься всему: асам, деревьям, снегу, всей природе. Ты затмеваешь солнце своим сиянием белокурых и таких длинных волос. Ты сама становишься солнышком. Ты радуешься всему, но не мне. А этим бесишь сильнее. Я смотрю на тебя, сам того не желая. Смотрю и не могу оторвать взгляд. А ты дергаешься под ним сильнее. Дрожишь и мне так нравится наблюдать за тем, как ты нервно оглядываешься на меня, пытаясь унять бешено колотящееся сердце и скрыть страх за маской злобы и холодного безразличая. Возможно, ты даже внутри не осознаешь того, что боишься меня, ибо эти маски плотно приросли к твоей тонкой бледной коже, порабощая мозг. Они - твой панцирь, и, знаешь, ты не менее меня искусно ими владеешь. Ты также утратила свое естество, как и я. Ты забыла, кем являешься на самом деле. Не хочешь, что бы я помог тебе? Нет? Жаль. Ибо правда так бы сильно резанула по твоему самолюбию, так бы сильно разрезала на кровавые ошметки маленькое сердечко, оставляя на нем свои метки, что мои уши просто расплавились бы, имея радость слышать твои душераздирающие крики. Я кровожаден. Беспощаден. Я сошел с ума. Я был всегда сумасшедшим, Солнышко, но умело прятал это за тысячью масками. Но ты... Ты заставила меня выползти наружу. Скорчиться в муках от яркого солнечного света этого мира. Не считай мое влечение к тебе - любовью, просто, я непредсказуем, я - настоящий монстр, милая. Ты не представляешь, как я люблю мучить маленьких девочек. Если наши отношения и будут носить хоть какой-то характер, кроме вынужденного брака, то это только ненависть. А ты ведь не на что больше и не рассчитываешь? Нет. Оно и верно. Ты понимаешь, насколько я ужасен. Я - безумец, а безумцам всегда все прощали. Мне простят и твое изломленное, израненное моими издевками и упреками тельце. Твою раскромсанную, разрезанную душу. Прости, но я не могу сдержать своего злорадного смеха. Вся эта ситуация кажется мне немного комичной. Просто представь, кем будут наши дети приходится Одину и Фригг. Внуками или правнуками? От этого я невольно улыбаюсь. У нас же не будет детей, верно? Такое Солнце, такое сокровище не может родить ребенка от такого, как я. А он нам и не нужен. Он будет только мешать. Не думай, что я не люблю детей. Я их обожаю и иной раз позволяю себе немного позавидовать тем парочкам, что позволили себе эту роскошь, снизошедшую на них в награду за любовь. Я действительно верю, что толковые дети рождаются только в результате сильной любви. В остальном это - мусор. Этому прямым доказательством служим ты и я. Я, рожденный по ошибке, и ты, воплощающая в себе любовь. Но у нас нет любви. Нет и никогда не будет. Я знал твою мать и ты похожа на нее до мозга костей. Всем. И характером и внешностью. Все в тебе напоминает Далию. И осанка, и белые волосы, чей цвет вызывает немое восхищение, и ледяные глаза, и правильные, тонкие черты лица... Ты - ее воплощение. И иной раз язык сам поворачивается назвать тебя ее именем. Но вот только веснушек у нее никогда не было... Ты росла в любви и, знаешь, тебя невозможно было не любить. Милее существа я не встречал за свою жизнь никогда. Белый, голубоглазый комочек с восхитительными, притягательными ямочками на бледно-розовых щечках, что проступали каждый раз, когда ты начинала улыбаться. Демон в шкуре ангела. Тебя любили все и даже я, не относящий себя к сентиментальным личностям, не мог не проникнуться к тебе нежными чувствами, кои всячески пытался задавить в себе, тем более, что от такой милой девочки никак не могли отлипнуть Тор и компания. Ты отвечала им тем же, все время следуя за ними по пятам и полностью игнорирую мое существование. Думаешь, я не пытался привлечь тебя? Да, пусть это и было с подачи Фригг и сильного пинка Одина по одному месту, но я пытался и раз за разом терпел сокрушительные неудачи в виде очередного психоза малютки-племянницы. Ты меня ненавидела уже тогда и, знаешь, я отвечал тебе взаимностью. До одного вечера, когда ты, тихо шлепая босыми ногами по холодной плитке широких коридоров, пришла под покровом ночи ко мне в комнаты, недовольно и не в меньше степени непонятно выказывая свое возмущение по поводу того, что наш громовержец так бессовестно решил не брать тебя с собой на охоту. Я помню, что ты, недовольно бурча себе под нос какую-то неизвестную этому миру ерунду, нагло залезла ко мне на колени, заставляя выронить из рук старинные рукописи, и не менее нагло возвестила меня о том, что я должен показать тебе магию, которую от тебя так упорно прячут. Первым порывом было выкинуть тебя далеко-далеко, так еще и помочь пинком под попу, припоминая все твои выкрутасы и истерики, но, когда твои глазки так умоляюще воззрились на меня, а губки изогнулись в маленькой улыбочке, от сладости которой сводило зубы, я, не понимая, какие такие не свойственные мне чувства овладели мной в тот момент, обнял тебя, прижимая к себе сильнее, и тихо, прикрыв глаза, зашептал на маленькое ушко старые сказки, вспоминая их на ходу, при чем, коря себя за свою память, и сопровождая это бледно-изумрудными танцами огненных языков в своей руке. Магия была простой, однако, именно это ты соглашалась смотреть, отрицая более сложное волшебство. В тот вечер я поклялся, что это произошло первый и последний раз в моей жизни. Ты тянулась теперь ко мне и на людях. Да, твой полет в кусты произошел именно из-за этого. Никто не должен был узнать про тот случай. Никто и не узнал, кроме Фригг, которая тебя же и отправляла ко мне, надеясь на то, что во мне проснуться какие-то там человеческие инстинкты. Но я не человек. Однако, скоро у нас это стало маленькой традицией. Ты прибегаешь ко мне, а я баюкал тебя своими сказками и легендами, в душе проклиная и тебя, и себя. Но я не мог тебя скинуть с рук, ибо тогда бы ты проснулась и убежала. А я не хотел, что бы ты убегала. Никто, включая и меня, этого не понимал, уже в то время свято веря в то, что ничего толкового из наглого Царевича, чей язык просто пропитан ядами сарказма и иронии, не выйдет, и всячески пытались выразить свое беспокойство о том, что ребенок чуть ли не сутками пропадает в комнате Бога лжи. Разрешала лишь Фригг, недовольно осаживая обеспокоенных. А ты все бегала ко мне, иногда оставаясь на ночь. Тогда мне приходилось уходить в кресло, недовольно, но тихо возмущаясь себе под нос, и просто наблюдать за тем, как ты сладко сопела, ворочаясь под теплым одеялом. Тогда мне приходилось недовольно откладывать в сторону книги, тушить пламя свечи, которое могло помешать тебе заснуть, и всю ночь довольствоваться лишь бледным светом серебристой луны. Огромные жертвы, правда? Я смотрел на тебя и ненавидел. Ненавидел за это милое личико, за звонкий смех, за большие, небесно-голубые глаза. Я тебя ненавидел и мысленно, каждый божий вечер убивал тебя. Я ненавидел эти вечера. Ненавидел, но привык к ним настолько сильно, что не представлял ни единого дня без твоих тихих шагов по холодному полу Дворца, без маленьких надутых губок и сонного бормотания в полудреме. Я это ненавидел. Я это презирал. Я это обожал. Но не признаюсь в этом ни тебе, ни себе, ни кому-либо еще... Так продолжалось до тех пор, пока Тюр, до глубины души расстроенный смертью Далии, не увез тебя из Дворца. Не скажу, что я грустил по тебе, даже напротив - я был счастлив избавиться от твоего надоедливого бормотания, абсолютно нелогичных и таких наивных рассуждений о самых банальных и раздражающих вещах. Кстати, именно с того момента, благодаря тебе, я стал ненавидеть конфеты. Но когда в твоих глазках блестели слезы, а щечки становились ярче утренней зари, то я был готов перевернуть мир, лишь бы маленькое чудо не рыдало. Я люблю детей и иногда завидую беспечности некоторых, что позволяли себе такую непозволительную для меня роскошь. И часто ловлю себя в такие моменты на мысли, что хочу стать отцом. От этого я их ненавижу. Они - слабость людей. Как стала ты для меня. Так что, дабы избавиться от этого наваждения, ты была жестоко мной схвачена под локти и посажена в позолоченную карету. В тот день между нами осталась только ненависть и, знаешь, я благодарен всем Богам, что ты не помнишь те моменты. Понимаешь, почему я задушу нашего ребенка в его же колыбели? Я не хочу любить. Я не способен любить. Признай, мы - сумасшедшие. Мы - животные. Мы были выпущены на кровавую бойню Одином. Мы - волки. И, клянусь, я разгрызу тебе глотку. Ты грациозно вышла из кареты, восхищенным взглядом окидывая рассвет. Капюшон, с которым ты минуту назад вела ожесточенную борьбу, сейчас окончательно сполз с белоснежных волос, на коих солнце, без всякого зазрения совести, разливало свой огненный свет. В Асгарде самые красивые рассветы. Алые, золотые. Завораживающие. Как и ты. Я не спешил присоединяться к тебе, издали наблюдая за тем, как ты, явно недовольная идеей небесного светила разрисовать тебя всю солнечными зайчиками, откинула назад длинные белокурые волосы и запрокинула голову вверх, глубоко вдыхая в легкие ядреный, до одури холодный, зимний воздух. Ты заставляешь меня вспоминать тебя маленькую, опять зарыться в воспоминания. Я не знаю, как ты умудряешься это делать. Будто бы магия, древняя, темная. Будто бы волшебство, великое, сложное. Но ты не ведьма. Не колдунья, хотя, способна околдовать любого лишь недовольным, убивающим взором. Но и я не хочу этого. Не хочу и перевожу свой взгляд на шипы белой розы, которые лед сковал в свои цепи. Мама всегда любила эти цветы и с какой-то мне непонятной грустью переносила этот жестокий и беспощадный к ее любимым растениям период. Глупо, правда? Глупо переживать за цветы, которые уже весной будут также благоухать, невзирая на холода. Иногда мне кажется, что она так сильно не переживает за меня, как за розы. Ты, наверное, до конца насладившись видом раннего Асгарда и все еще держа на губах слабую, радостную улыбку, прошла мимо меня, пальчиками задевая концы золотистых рогов и принося с собой в воздух легкий запах спелых яблок, будто бы сама несколько секунд назад их ела. - Это тонкий намек на то, за кого меня собираются выдать замуж? - тихо хмыкаешь, пробуждая во мне маленькую волну гнева, и проходишь чуть дальше, сильнее кутаясь на холоде в мех своего плаща и опять окидывая оценивающим взглядом восхитительные пейзажи. Ты дрожишь и как я был бы счастлив, если бы ты окоченела насмерть. Ты была бы рада также. Все лучше, чем становиться моей женой, так ведь? Твой ответ будет положительным и ты можешь мне не верить, но из-за этого желание убить тебя возрастает в разы. Свернуть шею и оставить гнить в сугробах, а после благосклонно разрешить червям съесть твое тело, утопающее в грязи и гнили. Ты заставляешь меня медленно сходить с ума, а я не понимаю причину этого. И этим ты заставляешь меня гореть. Пока я копался в своих мыслях, ты, акууратно обходя самые глубокие сугробы, отходишь дальше ко Дворцу, однако, цепкие руки Фандрала обвивают твои плечи и тащат к своей компании, которая, заприметив меня, так и сверкала в мою сторону убивающими взглядами. Посмотрим, как они будут выказывать к тебе почтение, когда узнают, что ты - моя невеста. Как я и ожидал. Они боятся. Боятся, злятся, ненавидят. Тебя. Моя репутация автоматически накладывается на Ваши хрупкие плечики, принцесса. Хотя, какая ты принцесса, дрянь? Никакая. Я убеждаюсь в этом уже сотый раз, когда ты протягиваешь этим горе-воинам руку. Позоришь меня. Меня и мою гордость. Когда до твоей бошки дойдет, что ты и я - одно и то же с момента, когда Один вынес наш жестокий приговор? Это не нравится ни тебе, ни мне, но ты - это я, так, будь добра, включай мозги. Если они, конечно же, имеются. Казалось, мое предупреждение благополучно прошло мимо тебя, впрочем, как и вышеупомянутые мозги, и ты все еще упорно махала рукой перед носом Фандрал, который не то, что посмотреть на тебя не смел, боялся дышать с тобой одним воздухом. Однако, они хорошо смотрятся на коленях. Такие покорные, тихие, загнанные в угол. Придавлены моим авторитетом. Моим эгом. Придавлены моей невестой. Не это ли истинное унижение? Хотя, какое там унижение... Это их место. Законное, принадлежащие по праву. А ты просто должна указать его им. И если понадобится, то с моей помощью. Ухмыляюсь, лениво наблюдая за ними. Такие смешные. Не смешнее тебя. Нервно оглядываешься на Тора, умоляя того помочь тебе. А ты не в курсе, девочка? Они должны это делать. Должны стоять на коленях. Должны молить твое прощение. И пусть ты и дрянь, но принцесса. Какая ирония, правда? Насмешка судьбы, не иначе. А ты, все еще жалобно хлопая глазами, мысленно умоляешь нашего громовержца помочь тебе. Такая жалкая. Видела бы ты себя со стороны. Теперь смотришь на меня. Какие у тебя в этот момент смешные глазки. Большие-большие, голубые-голубые, жалкие-жалкие... Так бы и вырвал их. Надеешься, что помогу? Не в этот раз, дорогуша. Давай-ка сама. А я посмотрю. Посмеюсь. Но ты все еще стоишь и настойчиво тыкаешь своей чертовой ладошкой ему в лицо, питая надежды на то, что он все-таки встанет. Господи, когда же до тебя дойдет?! Нет, придется делать все самому... И чему тебя вообще учили?! Где все эти манеры, образование, которые так восхваляют все?! Медленно подхожу к тебе и ты прекрасно это видишь, наблюдая краем глаза. О, Великие Боги, не начинай трястись. Я не такой страшный. Пока что. Эти мысли заставляют меня усмехнуться. Да ты боишься меня. Где твоя хваленая храбрость? А была ли она вообще? Была. Но была трусость. А это ли не одно и то же? Я опускаю свои руки на твои тоненькие плечи и ощущаю даже через плотную ткань плаща твою дрожь. Я чувствую, как ты начинаешь покрываться мурашками с ног до головы. Однако, сама напросилась. - Не нравится? Ты отчаянно вырываешься, будто бы я убью тебя. Не отрицаю такой возможности, но это, к сожалению, будет не сейчас. Мой шепот обжигает твое нежное ушко, а черные пряди едва уловимо касаются шеи. Боишься щекотки? Прекрасно. - Не нравится... - хрипло посмеиваюсь над тобой, убирая с шеи оставшиеся белые пряди волос и отправляя их к остальным локонам кружиться на ветру. Поистине странный цвет, - А мне нравится. Удивительно, правда? - начинаю скользить пальцами по твоей миниатюрной фигурке, которую я в самом ближайшем будущем собираюсь разломить, и перекладываю их на твою холодную ладонь. Дергаешься то ли от тепла моей руки, то ли от столь близкого контакта. А может быть - от того и от другого, но я все равно не могу удержаться от едкого комментария в твою сторону: - Что же ты так дергаешься, родная моя? Это всего лишь невинные движения, а ты уже дрожишь, как бедный лист на ветру. Не делай из меня монстра, все будет после свадьбы, - опять смеюсь, наблюдая, как ты снова вздрагиваешь под моими руками, - В таких вещах я привык слушаться законов и традиций... - Что уже удивительно само по себе, - шипишь и что-то мне подсказывает, что будь твоя воля - моя шея давно бы была свернута. - Не дерзи, а то хуже будет. Ты фыркаешь, недовольным и небрежным жестом руки возвращая свои волосы на свое законное место, прикрывая уже заалевшую кожу шеи. - Что-то может быть еще хуже? Прости, но с тобой уже ничто не сравнится... Я опять тихо смеюсь тебе на ухо и ты снова возобновляешь свои попытки вырваться. Ну что же ты такая упертая?! Моя рука вновь возвращается к твоему запястью и я медленно тяну ее вниз, убирая от лица аса. Не в этот раз, дрянь, ты будешь поганить мою репутацию. - Они не достойны этого, дуреха, еще не поняла? - еле-еле подавляю в себе желание перегрызть твою шею, которую даже волосы не могут прикрыть, ибо ветер уж очень сильно обожает играть с ними, - Ты принцесса, Солнце мое, а они - никто. Понятно? Не говори, что ты прониклась к этим отбросам сочувствием... О-о-о, да ты злишься, девчонка. Смотри не сожги все вокруг огнем своего праведного гнева. Так быстро разворачиваешься ко мне, что мне на секунду почудилось, что ты можешь сбить меня с ног, словно грозный ураган. Ты встречаешься со мной глазами и в твоих ледышках не на шутку разбушевался огненный вихрь. Щеки горят не только от мороза, но и от ненависти ко мне. Ну давай, ненавидь дальше... Ты так меня забавляешь, девчонка. Так забавляешь и так злишь одновременно... - Зато, ты достоин, да? - гневно сужаешь глаза и задираешь голову так сильно, что сама чуть было не упала на меня, - Они - асы. А ты - ётун. Чувствуешь разницу и мое расположение к вам? - подходишь ближе и твой подбородок касается холодного железа доспехов. Что б он и остался там же, прирастая к ним кожей, ибо разозлила ты меня сильно, тварь такая... Ётун, говоришь? Ётун? Да ты-то, дрянь, будто бы чистокровная Богиня! Напомнить, кем была твоя мамаша?! А ты все продолжаешь гнуть свою палку, приближая момент своей смерти: - Они - в сто крат лучше тебя, вшивый, так что не обольщайся и убери, наконец-то, свои лапы с моей руки, - убираешь мою ладонь в сторону и разворачиваешься на пятках, гордо проходясь волосами по моему лицу. Дрянь. Не уйдешь далеко. Тяну тебя за локоть назад, и ты, шатаясь, возвращаешься ко мне, касаясь спиной железа доспехов. - Ты что творишь, ётун?! - шипишь, пытаясь вырваться и подогревая мое желание свернуть тебе шею. - Что-то не устраивает? - изгибаю надменно бровь, наблюдая за тем, как твои щеки розовеют сильнее. Ну давай. Злись сильнее. Ненавидь меня. Презирай меня. Видишь, как это мне нравится? Видишь, какое садистское удовольствие ты доставляешь мне? - Не слышал, Царевич? - голос Фандрала раздается рядом с моим ухом и ты, дрянь, оказываешься за его спиной. Надо же, проснулся герой? - А ты вдруг стал защитником дам, Фандрал? - губы изгибаются в кривой усмешке, наблюдая за гневным взглядом дружка Тора. - Почему же вдруг, Высочество? Всегда им был, - хмыкает, все еще закрывая тебя, раскрасневшуюся и готовую уже расплыться по земле лужей, своей спиной. Да тебе понравился этот идиот? Ох, какие же гормоны в твоем возрасте плохие друзья, правда? - Ну да, как же я так оплошался. Всегда знал о твоей любви абсолютно ко всем представительницам слабого пола, - победоносно ухмыляюсь, обнажая белые зубы, и смотрю на то, как этот горе-защитник пытается что-то там мне еще доказать. Ну давай-давай. Видимо, вы все решили сегодня все довести меня до белого каления? - А я вот недавно узнал о твоей любви к... животным, Локи. Нам Тор поведал о том, что смертные сочиняют о тебе. Конь. Настолько все плохо с личной жизнью? Ах, ты ж тварь... Шумно выдыхаю, переводя убивающий взгляд на Тора, которому точно надо было заткнуть рот еще тогда. Сзади слышатся смешки и чертова леди Сиф, самодовольно ухмыляясь, будто бы она сама лично сейчас остановила Рагнарек, подходит ближе к нам, окидывая меня ненавидеще-оценивающим взглядом. - Не твое дело, Фандрал, - начинаю шипеть сквозь зубы, всеми силами удерживая на лице бесстрастное выражение, но он только лениво ухмыляется, зарываясь рукой в свои длинные патлы, раззадоривая меня сильнее. - А чье? Не хочешь предупредить свою невесту о возможных конкурентках? Или конкурентах? - Сиф скрещивает руки на груди и задирает голову чуть ли не выше небес, - На мальчиков потянуло, Локи? Что же скажет папочка Один? - Следите за языком, леди Сиф, - голос спокоен. Господи, спасибо моим феерическим способностям. Расцеловал бы тебя, ни будь сам Богом. Наш излюбленный громовержец подошел к тебе, укутывая в свой плащ. Да лучше бы ты насмерть замерзла и сдохла, как блохастая сучка. Хотя, почему "как"? А ты, дрянь, все сверлишь в Сиф дыру, практически не моргая. Просто сверкаешь своими голубыми глазками в солнечном свете, иногда щурясь от слишком уж настырных лучей. На сантименты потянуло, дорогая моя? Все еще молчишь, стоя чуть ли не по колено в снегу и позволяя достаточно морозным порывам зимнего ветра проникать под мех плаща и играть с длинными прядями белых волос. Уж не померла ли? Но моим мечтам было не суждено сбыться, ибо уже в следующий момент Одинсон, разрушая гневную тираду Огуна, Фандрала и Сиф, ну, еще изредка вступающего в диалоги Вольштагга, встряхнул твою восковую фигуру за плечи, заставляя тебя растерянно захлопать глазами. - Что, Лив, узнала? В мыслях опять убеждаясь в твоих умственных способностях, еще раз окидываю тебя презрительным взглядом и решаю обратить свое внимание на заснеженные цветы. Все лучше, чем любоваться на твое красное от ветра и злобы лицо. - Лив? - переспросила асинья, растерянно окидывая тебя взглядом карих глаз с ног до головы, - Тор, прошу тебя, только не говори, что она - это... это она. О, а ты не веришь, Сиф? Признаться, я сам шокирован всей этой ситуацией и мог бы тебя просветить, но, знаешь ли, не хочу замараться от общения с тобой. - Поверьте мне, сама бы ни за что не оказалась сейчас на этом месте, так еще и в роли невесты этого... Ну вы поняли, - иногда поглядываешь на меня из-под полуопущенных пушистых ресниц. Да ты хоть понимаешь, какая честь выпала тебе, дрянь?! Хотя, не буду скрывать, сам бы тебя ни за что не выбрал. Но ты боишься меня? Оно и правильно. Бойся, злись, ненавидь. - Лива? - тихо переспрашивает Сиф, неверящим взглядом буравя то меня, то тебя. Оглохла, барышня? - Да Лива-Лива, - Тор, улыбаясь, явно был согласен с моим предположением, - А ты и не признала, Сиф? Вон, какая красавица выросла... Ага, безумная. Безумная, сумасшедшая, дуреха-красавица. И куда Тюр смотрел во время твоего воспитания?! В это время асинья уже успела налететь на тебя, принцесска, с жаркими объятиями, чуть не сбивая с ног. А очень жаль, что совсем не сбила. Глядишь, голова бы отлетела... Мой взгляд сам собой устремляется к тебе и впивается в твою тоненькую спину. Наверное, кожа под плащом белая. Мраморная. Как снег. Нежная. Как шелк. Нетронутая. Словно пустой холст, манящий художника. Манящий оставить на нем свой небрежный росчерк. Может быть, мне также расписаться на тебе? Холодным острием своего ножа? Чтобы неповадно было нарушать запреты. Хотя, что за ирония... Я наказываю тебя за нарушение правил, сам срывая все запреты. Может быть, по-другому? Как-нибудь изящнее. Более гуманно. Но по отношению к тебе не должно быть ни жалости, ни гуманности. В голове уже зреет план по отмщению, учтиво дожидаясь момента явить себя миру. До жути неприятный для тебя план. И такой пьяняще-соблазнительный для меня. Я же говорил тебе, что ты сама приближаешь свою смерть... Нет? Не беда, мы можем и просто так поиграть, да, Солнышко?

***

Впивается своими ногтями в шею, цепкой хваткой тянет за волосы, наматывая их на кулак. Голова сама взмывает вверх, ударяясь о твердую поверхность стены и разнося по телу неприятные всполохи боли. Дышать невозможно. Рука сильнее сжимается, выбивая из меня глухие хрипы, а воздух комом застревает где-то в горле, не решаясь пройти дальше, в высоко вздымающуюся грудь. В голове вихрь мыслей давит на виски, пробуждая внутри паническую дрожь. Только не это... Ётун, одним волевым и небрежным движением руки, что держала мои волосы в своем кулаке, заставляет меня пасть на колени. Ладонь вокруг шеи размыкается позволяя мне наконец-то вдохнуть спасительный в эти минуты кислород, судорожно ловя его ртом. Ненадолго. Волосы все еще лежали у него в руке и он, нагло этим воспользовавшись, поволок меня к кровати, заставляя проехаться по холодным полам коленями и содрать тонкую кожу штанов, обнажая порозовевшие колени, и резко опрокидывает на нее. - Ну что, Солнышко мое? - холодные пальцы проходятся по щеке, грубо, как тогда, в замке, будто помечая свою собственность, поглаживают кожу, и опять смыкаются на шее, перекрывая всякие возможности дышать, - Зачем же ты дергаешься? - Отпусти... - царапаю ногтями его руки, оставляя за собой алые следы, - Отпусти, тварь... Задушишь... А ему все равно. Лишь притворно-вопросительно изгибает бровь и садится на мои бедра, перехватывая и резко отбрасывая взметнувшуюся вверх ногу, с целью прикончить этого трикстера мощным ударом по голове, в сторону. - Тварь? А ты кто же тогда? - хрипло смеется на ухо, чуть ли не перемалывая шею на две части, - Ведешь себя, как смертная продажная девка. Думаешь, я не видел, как ты растеклась по земле при виде этой смазливой рожицы? О, Солнышко, - добавил он, видя, как мои губы изгибаются в кривом оскале, а ноги опять начинают без толку стучать по белым простыням, взывая к совести ётуна, - не удивляйся так. Еще чуть-чуть и ты застонала бы в голос... - Ты... что несешь?! - цепляюсь в его широкую ладонь двумя руками и, со всей силы впиваясь в бледную кожу ногтями, до кровавых, темно-алых следов, пытаюсь оттащить ее от своей шеи. В глазах все расплывается, а легкие разрываются изнутри. Господи, пожалуйста, не дай воздуху закончиться... - Что? - зло сверкает глазами и опять хрипло смеется, опаляя щеки своим дыханием, - То, что ты чуть ли не в ноги им кланялась, дура! - кричит на ухо, заставляя меня поморщиться и провести по его руке очередную и весьма глубокую царапину. Ей-Богу, будто бы знала, что ногти пригодятся... Воздуха все нет. Глухо и хрипло, из груди вырываются тихие стоны, мешающиеся с раздирающим глотку кашлем. Отпусти, отпусти! Опять бью ногами по кровати, скидывая с ног промокшие насквозь сапоги. Вою. Скулю. Нет, нет, нет! Я не могу задохнуться. Я не хочу задыхаться. - Да ты втоптала меня в грязь, дрянь. Ты еще не поняла?! - он шипит, наклоняясь к лицу все ближе, и касается своим острым носом моего, - Не поняла, что ты теперь моя?! Моя собственность?! Ты - принцесса, тварь, моя невеста! Ты не можешь себя так вести... - холодные пальцы проходятся огрубевшими подушечками по бледной коже, смыкаясь на подбородке, чем он тут же воспользовался, презрительно отбрасывая голову вверх сильнее. Горло наконец-то отпустило и я судорожно ловлю ртом воздух, ощущая в легких приятную тяжесть холода. Глаза блаженно закрываются, позволяя облегченному стону сорваться с губ, и лицо, с красными щеками и сведенными к переносице бровями, отворачивается от вшивого. Морщусь. Морщусь и вырезаю этим действием на лице трикстера поганую ухмылку. - Страшно? - хрипит, шипит, - Страшно быть рядом со мной? Противно? Все еще нависает надо мной и цепко ухватывает щеки, не забывая впиваться в них, как я в его руку, ногтями, разворачивая лицо к себе. Глаза, ядовитые, неестественно-зеленые, врезаются в мою лицо выжидающим взглядом. - Противно - не отрицаю, ётун. Он скалится, являя свету свои слегка заостренные клыки, и опять ухватывает меня за шею, заставляя резко подавиться воздухом. - Дрянь. Какая же ты дрянь, девчонка... - Отпусти... - рука сама собой тянется к его волосам, оттягивая голову от себя. Морщится, скалится и опять сжимает горло сильнее, подавая глазам сигнал вываливаться окончательно. Ноги поочередно взмывают к верху, предпринимая хоть и неудачные, но настойчивые попытки сбить эту мразь с себя. Воздуха все нет и силы уже на исходе. Как же смешно я уйду из этого мира... - Ваше Высочество, Вас ожидают... - служанка замолкает, прикрывая рот ладонью, от чего на лице, разрезанном темными прядями слегка кудрявых волос, что торчали из-под серого платка, виднеются только два глаза, больших, карих, испуганных.